Эльмир  Низамов: «Наш огромный недостаток, что у нас нет музыкального театра. У нас есть прекрасный оперный театр, у него своя ниша, он ведет свою работу, ставит классику. Но этого дня Казани мало!»
Эльмир Низамов: «Наш огромный недостаток, что у нас нет музыкального театра. У нас есть прекрасный оперный театр, у него своя ниша, он ведет свою работу, ставит классику. Но этого дня Казани мало!»

«ЧЕРНЫЕ ПАЛАТЫ» ПОЙДУТ В ТИНЧУРИНСКОМ ТЕАТРЕ

Эльмир, начнем с не очень приятного. В прошлом году ваш проект — рок-опера «Черные палаты», которую должны были ставить в Болгаре open air, так и не увидела свет. Сильно разочарованы?

— Ничего страшного не случилось, Написана музыка, есть либретто. Конечно, создать произведение — это часть работы, но воплотить его на сцене — это не менее трудоемко. Тем более если это опера, то есть сплав музыкальных идей. Трудности всегда бывают. Но я пережил прошлогоднюю историю легко, потому что всегда теплится надежда, что проект реализуется. И у этой надежды есть реальные шансы воплотиться в жизнь. Уже запланировано, что в будущем году «Черные палаты» будут поставлены на сцене театра драмы и комедии имени Тинчурина. Постановщиком, как и предполагалось в проекте в Болгарах, выступит Георгий Ковтун. Так что все хорошо, просто много работы впереди.

— Каким образом рок-опера пойдет на сцене драматического театра? Там что, много поющих актеров?

— Главные партии исполнят приглашенные солисты, но декорации, массовка — это все будет из тинчуринского театра.

«Я очень люблю фольклор, очень люблю духовную музыку, мне кажется, в них скрыто все, что может быть в музыке»
«Я очень люблю фольклор, очень люблю духовную музыку, мне кажется, в них скрыто все, что может быть в музыке»

— Вы уже знаете, кто исполнит титульные партии?

— Я планировал, что это будут Рузиль и Ильнора Гатины. Эти певцы уже исполняли отрывки из «Черных палат» в концертах, так что они первые исполнители. Они знакомы с музыкальным материалом, горят этой идеей, и я надеюсь, что все у нас получится и мы сделаем спектакль.

— Наверное, проще писать песни для эстрады — и слава быстрее придет, и денег больше будет. А вы беретесь за такой серьезный жанр — оперу. Почему? Любовь к опере или лавры Алексея Рыбникова не дают покоя?

— Я родился в Ульяновске, в городе, где нет оперного театра. Конечно, в музыкальном училище нас знакомили с операми — в записи. Ничего скучнее для меня не было, я все время думал: «Боже мой, ну кто это слушает?» В 2006 году, когда я поступил в Казанскую консерваторию, я многое для себя открыл впервые. В декабре студентом первого курса я решил сходить в оперный театр. Первая опера, которую я в своей жизни посмотрел в театре, была «Пиковая дама». Это был потрясающий спектакль, он просто меня изменил. Я тогда понял для себя, что тоже хочу научиться это делать, я дал себе слово, что моей дипломной работой в консерватории будет опера. Потом я послушал «Кармен», посмотрел балет «Шурале». И с тех пор я не пропускаю ни одной премьеры в оперном театре. Я вообще люблю человеческий голос. К балету отношусь спокойно, пока меня еще ничего не потрясло в этом жанре, наверное. Но поющим людям, которым Бог дал голос, я завидую. Голос для меня — один из любимых инструментов. Кстати, у меня много вокальной музыки, и хоровая есть, и романсы. А опера — в ней голос можно использовать по максимуму. Это драматургия, характеры, динамика. На пятом курсе консерватории познакомился с поэтом Ренатом Харисом, у нас возникла идея делать национальный спектакль.

«Я подумал, может быть, приземленно, что я — татарин, и если в Казани есть консерватория, почему мне в нее не поступить?» (выступление на кафедре)
«Я подумал, может быть, приземленно, что я татарин и, если в Казани есть консерватория, почему мне в нее не поступить?» (выступление на кафедре)

«МЫ ПОЗНАКОМИЛИСЬ В МОЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ»

— А как вы познакомились с Ренатом Харисом?

— То, что я хочу написать оперу, я еще на первом курсе сказал своему профессору Анатолию Луппову, он воспринял это благосклонно. За полтора года до окончания консерватории мы начали с ним конкретно искать сюжет и думать о жанре. И мой профессор познакомил меня с Харисом. Это было 24 декабря, я этот день помню, потому что это мой день рождения. Ренат Максумович пришел в консерваторию, показал мне свои сценарии, мы очень хорошо побеседовали, и среди показанного был сюжет про зарождение Казани, про золотой котелок. Потом я пошел в гости к Харису, и весь вечер мы с ним разговаривали, я играл, пел, я раскрылся. И Ренат Максумович сказал в конце встречи, что нам надо работать вместе. Для меня это был такой подарок на день рождения! Я буду работать с лауреатом Госпремии России, чьи оперы и балеты ставят в нашем театре... Ровно через месяц у меня в руках было либретто. Девять месяцев я писал музыку, еще три месяца — оркестровку.

— Не все композиторы сами делают оркестровки, увы.

— Это надо уметь делать, это же часть профессии.

«То, что я хочу написать оперу, я еще на первом курсе сказал своему профессору Анатолию Луппову, он воспринял благосклонно»
«То, что я хочу написать оперу, я еще на первом курсе сказал своему профессору Анатолию Луппову, он воспринял это благосклонно»

— Вас называют «татарстанским Уэббером», но выйти на широкую аудиторию с «Черными палатами» и только национальными произведениями вам будет трудно.

— Это не проблема! Сегодня я делаю национальные произведения, завтра буду делать еще и что-то другое. Идеи есть, их много. Я хочу обращаться и к русской классике, и к зарубежной, просто пока не хочу конкретизировать. Хочу сделать оперы и на русском, и на английском. Мы живем в то время, когда замыкаться невозможно. Посмотрите, Рудольф Нуриев или София Губайдулина, они в прямом смысле ничего не сделали для татарской культуры, но для всего мира они татары. Они представляют нашу нацию. Я не боюсь, что «вот это оценят татары, а это не оценят русские». Надо делать то, что считаешь нужным, и делать искренне. Я вырос в русском городе, но воспитывался в татарской семье, мы дома говорили по-татарски. Мой язык, наверное, далек от литературного, но владею я им свободно.

— А как с английским?

— Благополучно. Профессия музыканта — она интернациональна. Два года назад я был на стажировке, в Вене, спасибо ректору консерватории, он меня туда отправил. И нормально общался на английском с коллегами из Америки.

«Первая опера, которую я в своей жизни посмотрел в театре, была «Пиковая дама». Это был потрясающий спектакль, он просто меня изменил. Я тогда понял для себя, что тоже хочу научиться это делать»
«Первая опера, которую я в своей жизни посмотрел в театре, была «Пиковая дама». Это был потрясающий спектакль, он просто меня изменил. Я тогда понял для себя, что тоже хочу научиться это делать»

«ХОЧУ ПИСАТЬ «БОЛЬШУЮ МУЗЫКУ»

— Какие-то шаги, чтобы выйти на российский рынок или на западный, вы уже делаете?

— Я победитель многих российских и международных конкурсов, так что моя музыка там звучит. Я как-то поймал себя на мысли, что в Москве у меня концерты чаще, чем в Казани. В Москве и Санкт-Петербурге много фестивалей и проектов, есть такое объединение «МОЛОТ», я в него вхожу, и там устраивают концерты из сочинений молодых композиторов. В этом году, например, был наш концерт в Ереване. Вот вы упомянули Рыбникова и его лавры, месяц назад встречался с ним. Алексей Львович — пример для меня. Он сумел найти баланс между элитарным и массовым искусством, которое трогает всех. «Юнона и Авось» — это спектакль на все века. В какой-то момент я сделал для себя вывод: есть много жанров и стилей, но вне зависимости от них есть большая музыка. Когда в финале «Юноны и Авось» звучит «Аллилуйя!» — это большая музыка. Как Бах, как баллады The Beatles, изменившие сознание нескольких поколений. Художник должен стремиться писать большую музыку. А какими средствами, это он выбирает сам. У меня мечта, чтобы когда-нибудь о моих сочинениях сказали, что это большая музыка.

«У меня много вокальной музыки, и хоровая есть, и романсы»
«У меня много вокальной музыки, и хоровая есть, и романсы»

— Сейчас обсуждается идея создания в Казани музыкального театра, ходят слухи, что его художественное руководство, возможно, возглавите вы. Это правда? Или без вас вас женили?

— Сказать, что я хорошо отношусь к идее открыть музыкальный театр в Казани, — это не сказать ничего. У меня очень много друзей-музыкантов, вокалистов, вот мы делаем мюзикл про возникновение Казани, будем ставить «Черные палаты», есть оперы Елены Анисимовой и Эльмиры Галимовой, есть «Белый волк». Репертуар есть. Есть огромное количество творческих сил. Мы ждем открытия такого театра в Казани.

— Но театр — это не только творчество, но и огромное количество хозяйственных проблем. Вы готовы тратить на них силы и время?

— В данный момент нет. Но хозяйственными проблемами могут заняться другие люди, они это сделают лучше меня. Если будет возможность, я бы хотел осуществлять художественное руководство, это мне ближе и интереснее. Когда я встречаюсь с молодыми композиторами, они часто меня спрашивают о том, когда же у нас будет театр. Казань позиционирует себя как третья столица, люди, которые сюда приезжают, восхищаются городом, но наш огромный недостаток, что у нас нет музыкального театра. У нас есть прекрасный оперный театр, у него своя ниша, он ведет свою работу, ставит классику. Но этого дня Казани мало! Город — это не просто улицы с домами, город — это место, где все время происходит развитие, развиваются культура, наука и спорт. Со спортом, слава Богу, все в порядке, но не должно быть перекоса в одну сторону, все должно развиваться в комплексе. Если есть театр, значит, будут создаваться новые произведения, будут приезжать новые постановщики и исполнители. Я приложу со своей стороны все усилия, чтобы такой театр в Казани был.

«Мне очень нравится Вена. Там все так напоминает о музыке! Ей там все пропитано» (у памятника Моцарту)
«Мне очень нравится Вена. Там все так напоминает о музыке! Ей там все пропитано» (у памятника Моцарту)

«Я НАЧАЛ УЧИТЬСЯ МУЗЫКЕ В 11 ЛЕТ»

— Как вы вообще пришли в музыку? Расскажите про свое детство.

— У нас в семье вообще нет музыкантов, ни одного, хотя мама моя — очень музыкальный человек и мечтала учиться музыке, она любит петь, наверное, это мне передалось. Меня никто не приводил за руку в музыкальную школу, но в 11 лет я понял, что умираю хочу учиться музыке. Я рыдал в подушку, я этим бредил. Я рисовал ноты, изображал, что играю на столе. Очевидно, приближался переходный возраст, все чувства были обострены, я все болезненно переживал. И мама отвела меня в музыкальную школу, сказав, что полгода он там отзанимается и все, это временное увлечение. Я начал учиться играть на фортепиано.

— А пианино дома было?

— Нет, конечно. Дала на время свой инструмент соседка, он у нее стоял без дела. Я начал заниматься в школе с ребятами моего возраста, но они учились музыке уже по нескольку лет. А я делал первые шаги. Но через полгода я всех нагнал! У нас был такой предмет — «развитие творческих навыков», все мы сочиняли польки, вальсы, нам давали пример, а дальше мы сочиняли сами. Потом этот предмет закончился, а у меня эта страсть осталась, я подумал, что я могу играть не только чужое, но и свое сочинять. Потом меня директор познакомил с нашим преподавателем Ольгой Буровой, она ученица профессора казанской консерватории Анатолия Луппова. Возможно, поэтому я и поехал в Казань. Бурова начала со мной серьезно заниматься, на каждый урок она приносила диски — Рахманинов, Моцарт, Шопен... Я слушал. Я учился как пианист, но параллельно учился композиции, я даже победил у нас в Ульяновске на конкурсе «Новые имена» со своим сочинением. Мне дали гран-при. Самое удивительное, что до этого конкурса я, любя музыку, думал, что буду врачом. А музыка будет для души. Но в 14 лет я серьезно задумался. Я решил, что буду композитором. Сейчас мне 27 лет, и я очень хочу быть хорошим композитором.

— Вы легко поступили в консерваторию?

— Легко. Я принес кипу нот, комиссия послушала, но прослушивание заняло меньше времени, чем беседа со мной. Со мной разговаривали, меня спрашивали о музыке, о моих пристрастиях, мне было очень интересно. Я, наверное, мог поехать в Москву, но мне не нравится московская суета. Я подумал, может быть, приземленно, что я татарин и, если в Казани есть консерватория, почему мне в нее не поступить? Когда я приехал сюда из Ульяновска, меня все так радовало, например, названия улиц, написанные на татарском, мечети, для меня это была такая экзотика, я словно дома оказался.

«Мама мне иногда такие вещи говорит, какие музыкант сказать не может. Она очень чувствует музыку»
«Мама мне иногда такие вещи говорит, какие музыкант сказать не может. Она очень чувствует музыку»

— В Татарстане были корни вашей семьи?

— Папа и мама родом из Дрожжановского района, они в 80-е годы переехали в Ульяновск. В Ульяновске родители отдали меня учиться в медресе, с первого по четвертый класс я там учился в татарской гимназии, учил татарский и арабский языки. И религия для меня — не случайная вещь. Я верующий, по пятницам хожу в мечеть. Хотя могу сказать, что уважительно отношусь ко всем традиционным религиям.

— Ваши родители поступили мудро.

— Да, они очень мудрые люди, хотя у них нет высшего образования. Когда я начал учиться в консерватории, то жил в общежитии, но потом родители все в Ульяновске продали и купили квартиру в Казани, ко мне переехали. А в Ульяновске у нас был большой дом с садом, своя баня... Когда я перебрался в Казань, это все мне далось легко, мне все было интересно, но когда переезжали родители, только они знают, как это было им сложно. Но я единственный сын, и они решили, что надо жить всем вместе. Наверное, этот их родительский подвиг я пойму, когда мне будет столько же лет, сколько им.

— Думаю, что в эмоциональном плане им в Казани хорошо, они же гордятся вашими успехами.

— В этом плане, да. Они у меня первые слушатели. Мама мне иногда такие вещи говорит, какие музыкант сказать не может. Она очень чувствует музыку. Однажды мы с ней были на концерте, и сочинения там исполнялись явно не из шедевров. И когда мы вышли, мама мне говорит: «Эльмир, музыку нужно уважать. Не надо писать все, что приходит в голову». Мне было так интересно ее слушать! Мама мне часто приводит в пример Вивальди, она говорит: я не музыкант, а все у него понимаю, все меня трогает.

С Эльвирой Калимуллиной на закрытии Универсиады в Казани
С Эльмирой Калимуллиной на закрытии Универсиады в Казани

«КУМИРОВ У МЕНЯ НЕТ»

— Кстати, какие у вас пристрастия в музыке, что вы слушаете?

— Кумиров у меня нет. Мне близка эстетика Владимира Мартынова, хотя его критикуют за то, что он говорит, что эпоха композиторов прошла. Но мне близко его понимание музыки. Я очень люблю фольклор, очень люблю духовную музыку, мне кажется, в них скрыто все, что может быть в музыке.

— Вы, наверное, любите Рахманинова, его духовные произведения?

— Очень люблю, я его играл все годы в училище. Я сыграл 10 из его 17 этюдов, вот выйду на пенсию и выучу остальные. Люблю Чайковского, он для меня вершина, очень люблю Генделя. Люблю барочную музыку, мне кажется, она недооценена. Я ко всему открыт. Я и эстраду люблю, джаз, соул. Недавно слушал в кремле Тину Кузнецову, Боже мой, как она соединяет фольклор с джазовыми ритмами! Я люблю, когда музыка не умозрительна, а задевает за живое.

С композитором Радиком Салимовым. Kremlin live-2013
С композитором Радиком Салимовым. Kremlin LIVE-2013

— Вы молодой человек, неужели живете только музыкой?

— Клубы не люблю. Бываю, но редко. Когда отдыхаю, встречаюсь с друзьями.

— Друзья, конечно, музыканты?

— В основном да. Очень люблю ходить в театры и в кино. Я театрал. Чаще всего хочу в оперный. А когда учился в автошколе, отдыхал от музыки. Путешествовать люблю.

— А любимая страна какая?

— Я пока ездил не так много, из увиденного понравилась Барселона, а любимая страна, наверное, Австрия, мне очень нравится Вена. Это был мой первый европейский город. Там все так напоминает о музыке! Ей там все пропитано.

— Банальный вопрос: планы на будущее?

— Хочу написать хоровую музыку на татарские тексты.