По большому счету основной политической площадкой в Татарстане должен быть парламент, где можно обсуждать стратегические вопросы развития республики. Но сегодня фактически весь удар на себя принимает президент РТ, пишет в материале, подготовленном специально для «БИЗНЕС Online», вице-президент академии наук РТ Рафаэль Хакимов. Он считает, что татарстанский парламент стал не органом творческих инициатив, а примером лояльности. Это прилежный, послушный, добропорядочный, во всех отношениях эталонный, всегда единодушный выразитель согласия с курсом Москвы и Казани. На любое обращение он отвечает: «Лэббей» — «Чего изволите?»...
ЗА ВСЕМИ ЭТИМ ДОСТИЖЕНИЯМИ СТОИТ ГРОМАДНАЯ ЗАКОНОТВОРЧЕСКАЯ РАБОТА
Не болтай о том, что знаешь,
Темных тайн не выдавай.
Если в ссоре угрожаешь,
Я пошлю тебя бай-бай.
Милый мальчик, успокою
Болтовню твою
И уста тебе закрою.
Баюшки-баю.
…
Освещу ковер я свечкой.
Посмотри, как он хорош.
В нем завернутый, за печкой,
Милый мальчик, ты уснешь.
Ты во сне сыграешь в прятки,
Я ж тебе спою,
Все твои собрав тетрадки:
— Баюшки-баю!
…
Убаюкан тихой песней,
Крепко, мальчик, ты заснешь.
Сказка старая воскреснет,
Вновь на правду встанет ложь,
И поверят люди сказке,
Примут ложь мою.
Спи же, спи, закрывши глазки,
Баюшки-баю.
Федор Сологуб. Жуткая колыбельная (1913)
Почему мы с тоской вспоминаем 90-е годы и с гордостью смотрим на фотографию, где снят Верховный Совет в момент принятия Декларации о государственном суверенитете Республики Татарстан? Ведь не все из депутатов были довольны окончательным решением, но всех вдохновляло то, что от них зависело принятие решения. Благодаря атмосфере тех лет выросло целое поколение молодых людей, убежденных, что от них хоть что-то зависит в этом мире. Конечно, затем наступили времена, когда началась погоня за деньгами, массовая приватизация, тотальная коррупция и все остальные прелести рыночной истерии. Но в 90-е годы мы научились самостоятельно и ответственно принимать решения, выработали собственную политику в экономике, социальной жизни, культуре, внешних связях. Налоговые послабления не шли на прокорм прожорливых олигархов (от них отгородились суверенитетом), а вкладывались в инфраструктуру. Московским банкам — финансовым пылесосам — был запрет на работу в республике. Адресную социальную защиту направили на спасение от массового обнищания. Сейчас видна отдача от этих мер.
Москва была недовольна своевольной республикой и вводила санкции (не время их вспоминать). В ответ Татарстан принял программу продовольственной безопасности и вывел АПК на уровень, когда он обеспечивает население продовольствием. Мы голодными никогда не останемся, проживем без импорта. Республика приняла программу энергетической независимости. Правоохранительные органы справились с организованной преступностью, что стало важнейшим достижением тех лет. Затем появилась программа экологической безопасности. В самые трудные годы экономического спада в стране руководство Татарстана разработало программу ликвидации ветхого жилья, для чего нужно было принять закон о дополнительном налоге в 1% на прибыль. Несмотря на давление центра, парламент принял и это решение. Строительство жилья стало малым мотором, который запустил большой мотор экономики республики. Субъекты федерации с завистью смотрели на Казань, утыканную башенными кранами, но не решались подражать, чтобы не перечить Москве, которая не понимала регионы и занималась обустройством не страны, а двух столиц. Третья столица появилась не благодаря, а вопреки желанию центра.
Татарстан, казалось, во всем оппонировал центру, парламент судился по судьбоносным вопросом с Конституционным судом, московская пресса выискивала чернуху о республике, но мы шли своим путем. Ирония заключается в том, что центральная власть не замечает слабые регионы, они ей неинтересны, а сильных субъектов хотя и не любит, но считается с ними и по-своему уважает. Это политический закон. Те, кто думает, что, угождая центру, можно добиться его благосклонности, ошибаются. Тому пример Татарстан. Сегодня уже сам центр ставит в пример нашу республику. Несмотря на различие в стратегических позициях в экономике, мы фактически укрепляем страну.
На самом деле по ряду позиций наше поведение отличается от общероссийского. Россия все силы бросила на добычу сырья, мы же с середины 90-х годов переориентировались на его максимальную переработку, защиту экологии, для чего уровень добычи нефти ограничили 30 млн. тонн в год. На сырьевой базе развивались нефтехимия и химия, а вслед строились заводы, которые доводили сырье до готовой продукции. Одновременно в республике были предприняты самые решительные шаги для спасения КАМАЗа, а российский автопром закрывал один завод за другим, переходя на отверточную сборку. Татарстан сельское хозяйство поднял на уровень самообеспечения, а Россия садилась на импортную продовольственную иглу, при этом сельхозугодия зарастали подлеском. Республика пыталась спасти авиапром, несмотря на сильнейшее давление центра, ориентированного на закупку «Боингов». Это удалось сделать только отчасти. Сегодня внимание к отечественному авиапрому стало актуальным. Россия закрывала свои выдающиеся научные центры, ликвидировала производство элементной базы, переходя на зарубежную электронику, а Татарстан ориентировался на развитие IT-технологий. Мы первыми ввели всеобщую телефонизацию республики, провели интернет во все школы, создали систему электронного правительства и т.д. Социальная политика была ориентирована на полную газификацию, решение проблемы с чистой водой, строительство дорог. Во всех районных центрах появились современные поликлиники. Международные связи, несмотря на противодействие МИДа, приобрели такой масштаб и значение, что стали образцовыми, нам могут позавидовать некоторые независимые государства постсоветского пространства. По модели Татарстана были приняты федеральные законы, регулирующие внешние связи субъектов России, и теперь МИД считает республику своей опорной точкой. Однажды из посольства весьма развитой страны приехали в Институт истории сотрудники и высказали слова удивления: «Мы впервые в Татарстане, и такое ощущение, что мы приехали в другое государство». Сам Владимир Путин Казань назвал европейским городом. И т.д. и т.п.
За всеми этим достижениями стоит громадная законотворческая работа — она в буквальном смысле была творческой, а не приведением в соответствие с федеральными наспех разработанными и наспех принятыми законами.
Мы привыкли по многим направлениям быть первыми. Весь этот творческий дух закладывался в далекие 90-е годы, когда люди с интересом следили за дебатами в нашем парламенте, ведь именно там в опережающем режиме принимались судьбоносные для республики решения и предлагались инициативы для всей России.
Одно из явных достижений нашего парламента — это стимулирование федерализации страны. Тогда еще Россия произносилась с приставкой «Федерация». Наш парламент был в авангарде федеративных отношений. Пример Татарстана был заразителен, нам многие подражали. Все это дало свои плоды в период дефолта. Регионы изолировались друг от друга, вводя пограничные кордоны, не платили налоги центру, выпускали эрзацы каких-то ценных бумаг, перешли на сплошной бартер. Именно тогда федерализм показал свою необходимость — субъекты самостоятельно искали способы выживания, не полагаясь на сырьевые вливания, ведь цена нефти опустилась до $10 - 12, рубль обесценился, а федеральный бюджет был пуст.
ПАРЛАМЕНТ СТАЛ НЕ ОРГАНОМ ТВОРЧЕСКИХ ИНИЦИАТИВ, А ПРИМЕРОМ ЛОЯЛЬНОСТИ
Сегодня каждый может спросить: а знаете ли вы, что делать? Я бы не хотел
сейчас говорить о причинах, что произошло именно вот в это время.
Я не любитель, никогда этим не занимался, это пусть кто-то другой.
Виктор Черномырдин
В эпоху Бориса Ельцина в парламенте республики была реальная оппозиция, решения порой принимались с перевесом в несколько голосов. Сильная оппозиция позволила сплотиться всему населению вокруг общих задач, каждый остался при своем мнении, но убежденный, что надо вместе строить лучшее будущее. С тех пор межэтническое, межконфессиональное согласие стало и остается самой большой ценностью республики. Не единомыслие, а консенсус породил эту ценность.
Если сравнивать сегодняшнюю обстановку с той, которая выпала на нашу долю, то нынешние условия просто райские. Тогда у советников не было даже секретарши, а сегодня в политическом управлении 35 человек. Мы ездили в Москву и с боем вырывали для себя полномочия.
Не сказать, что все это осталось в прошлом и я просто ностальгирую. Этот дух остался, но он ушел из стен парламента и, похоже, надолго. Парламент стал не органом творческих инициатив, а примером лояльности. Это прилежный, послушный, добропорядочный, во всех отношениях эталонный, всегда единодушный выразитель согласия с курсом Москвы и Казани. На любое обращение он отвечает: «Лэббей» — «Чего изволите?» Наш Госсовет — тихая заводь, где черти не водятся. Он состоит из проверенных и ответственных депутатов. Госсовет возмужал и поумнел.
ТАК ДЛЯ ЧЕГО ЗАКОНЫ И ПРОКУРАТУРА? ЧТОБЫ ПОЖАРОВ БЫЛО БОЛЬШЕ ИЛИ МЕНЬШЕ?
Нельзя отнять ни нашего прошлого, потому что его уже нет,
ни будущего, потому что мы его еще не имеем.
Марк Аврелий
Как-то на заседании Государственного Совета приводили в соответствие республиканский закон по пожарной безопасности с федеральным. Я задал глуповатый вопрос: «Пожаров станет меньше, если приведем в соответствие?» Мне ответили: «Нет, наш закон лучше, но надо привести в соответствие — это требование прокуратуры». Так для чего законы и прокуратура? Чтобы пожаров было больше или меньше? Вопрос, конечно, риторический. Вся система в России построена так, чтобы слушались центр беспрекословно, ибо послушание важнее, нежели тушение пожаров. И мы в этой системе как звено, исправляющее на практике недостатки федерального законодательства.
Не все так уж мрачно, как может показаться на первый взгляд, ведь в России существует традиция принимать жесткие законы, а затем их не исполнять. Госдума просто штампует законы как на конвейере, а порядка в стране не прибавляется, затем депутаты вносят многочисленные поправки в уже принятые законы. Субъекты в спешном порядке приводят свои законодательные акты в соответствие с федеральными. Вслед за этим появляется нагромождение федеральных и региональных подзаконных актов и постановлений, с которыми не всякий юрист может разобраться. Как говорил древнеримский историк Публий Корнелий Тацит: «Чем сильнее падение государства, тем больше у него законов». Одними законами не поправишь дела, нужно еще желание и готовность что-то менять в этом мире, а это зависит не только и не столько от законодателя, сколько от исполнителя.
Республика после бурных 90-х годов пыталась тихо уйти от большой политики в хозяйственные дела. В общественном мнении гуляет стереотип о политике, как деле грязном, а вот, мол, строительство и хозяйствование — другое дело, это, мол, позитив. Могу поспорить, какое из них чище и что важнее... С помощью большой политики тоже можно делать не только большие дела, но и серьезные деньги, но честная политика — это еще и благополучие, надежда на лучшее будущее. Представьте, что вдруг, каким-то чудом, удалось бы ликвидировать коррупцию, это дало бы гигантский скачок в экономике. Если бы удалось остановить воровство, тогда наш уровень жизни был бы как в Сингапуре. Могут же они вести честную политику, которая позволяет всем не только зарабатывать, но и спокойно смотреть в будущее.
Как бы то ни было, а Татарстан в принципе не может существовать вне политики, другие субъекты могут, а Татарстан — никогда, ничего не получится, политика сама затянет в свой водоворот помимо желания. По большому счету основной политической площадкой должен быть парламент, где можно обсуждать стратегические вопросы развития республики, но фактически весь удар на себя принимает президент.
Парламент — представительный орган, а значит, носит чисто политический характер. Экономические, социальные, хозяйственные проблемы в нем рассматриваются с политической точки зрения. Это арена для политиков. У бизнесменов, руководителей предприятий существует множество организаций, представляющих их интересы: биржа, Торгово-промышленная палата, любимая партия, СМИ и т.д. У бизнесменов могут быть свои лоббисты в парламенте, но привнесение частных интересов в парламентские дела не лучшая форма политики. Не имеет значения, сколько голосов набрал бизнесмен, его частные интересы всегда будут на первом месте. Если же у него общественный интерес превалирует над частным, тогда предприниматель навсегда уходит из бизнеса в политику, что бывает крайне редко. К сожалению, фактически в Госдуме и региональных парламентах частный бизнес занимает все более весомое место. Это можно квалифицировать как негласное возвращение средневекового имущественного ценза.
Что же касается руководителей бюджетообразующих компаний, то их присутствие в парламенте также двусмысленно, ибо их вес настолько значителен, а престиж их руководителей столь высок, что не нуждается в парламентской поддержке. Кто же станет принимать законы против промышленных гигантов, на которых держится не только экономика и социальная политика, но и само государство?
НАШИ УНИВЕРСИТЕТЫ ОТОРВАЛИСЬ ОТ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ДЕЛ, САМОДЕЛЬНЫЕ ПАРТИИ ДАЛЕКИ ОТ НАРОДА
Истинные слова не бывают приятны, приятные слова не бывают истинны.
Лао-Цзы
Наших депутатов назвать публичными политиками очень трудно. Вообще, публичность оказалась уделом немногих. Если в Госсовете оставить только чистых политиков, то останется очень узкий круг людей, порой плохо представляющих реальную жизнь. Все последние годы в стране создавали и распускали различные партии, что не повышает доверия к многопартийности, о которой говорят для политкорректности. Фактически из-за перманентного переформатирования партий не было нормальных площадок для политического роста подрастающего поколения. Наша молодежь плохо представляет реальную политику. В университетах этому не учат, ведь там дают голую теорию. Да и чему может научить профессура, которая о политике знает из СМИ? А научные журналы забиты хламом. В принципе, парламент мог бы стать неким живым «университетом» для подготовки молодой поросли, но выбирают в депутаты людей проверенных и солидных. У молодежи практически шансов на продвижение не остается.
В Гарварде и Стэнфорде меня удивляло наличие бывших чиновников, министров, послов, которые на своих лекциях ничего нового не сообщают, никаких теорий не преподают, ничего нового не открывают, но они говорят, как устроена скучная повседневная жизнь. Они дают навыки обыденной политической деятельности. В США студент, завершив университет, может спокойно приниматься за дело, а не переучиваться на ходу еще несколько лет. Наши университеты оторвались от государственных дел, самодельные партии далеки от народа, СМИ взахлеб читают хвалебные оды одним и декламируют заготовленные филиппики другим, отсутствует какая-либо система политического карьерного роста, а значит, Госдума и региональные парламенты будут заполнены теми, кто нужен исполнительной власти. Этим, конечно, подрывается принцип разделения властей, но кто же в России вспоминает о нем? Да и что плохо, если исполнительная власть в республике во главе с президентом контролирует процесс законотворчества, ведь именно президент подписывает законы. Вообще, сплоченность нашего многонационального народа выше по значению любого парламентаризма и многопартийности. Не бывает абстрактной демократии и тем более разделения властей в отдельно взятой республике.
Про парламент нельзя сказать, какой он нам нужен. Он отражает общее настроение в российском обществе, а не только в республике. Невозможно искусственно привнести идеальную модель парламента на все времена. В сентябре обновится состав Госсовета, придут свежие силы, и жизнь пойдет своим чередом. Старому составу скажут большое спасибо и с энтузиазмом примутся за очередное законотворчество. Если в стране изменится обстановка, изменится и наш парламент, а пока побережем единство республики.
Сейчас мы твердо знаем, что делать, какие первые шаги надо сделать,
и нам надо на это всем вместе навалиться, и я думаю, что у нас это получится (Виктор Черномырдин).
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 34
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.