Нияз Игламов: «Сегодняшний татарский театр – живой театр»

Мария Ревякина

ЧТО ТАКОЕ ЛОНГ-ЛИСТ «ЗОЛОТОЙ МАСКИ»?

Идея публикации списка наиболее заметных спектаклей сезона по версии экспертных советов витала в воздухе довольно давно. Активным сторонником и инициатором создания лонг-листа национальной театральной премии и фестиваля «Золотая маска» была Софья Апфельбаум – до недавнего времени директор департамента государственной поддержки искусства и народного творчества министерства культуры РФ, а ныне проректор ГИТИСа. Руководство «Золотой маски» в лице директора Марии Ревякиной живо откликнулось на это предложение, а окончательное конвенциальное решение было принято на расширенном заседании экспертных советов в июне сего года. На том заседании обсуждалось немало и других важных для развития главного театрального фестиваля страны тем, но лишь инициатива лонг-листа нашла безоговорочную поддержку у большинства представителей экспертного сообщества. Другие вопросы, даже такой актуальный, как системные проблемы с номинацией «Эксперимент», остались ждать своего часа. Подобное единодушие, вообще-то говоря, явление в критической среде весьма редкое и потому примечательное.

Своеобразие «золотомасочного» лонг-листа дало о себе знать сразу. Обычно такие списки в рамках премий, например, литературных, публикуются загодя. Через какое-то время становятся известен короткий список главных фаворитов (шорт-лист), а затем и имена победителей. В случае с «Золотой маской» это невозможно в принципе – обилие заявок и необходимость командировок в регионы вынуждают экспертов досматривать спектакли вживую и на видеоносителях до финальных советов. И если какие-то уточнения и изменения коснутся в будущем лонг-листа, то не в этой части. Скорее всего, спектакли-номинанты и спектакли лонг-листа так и будут оглашаться одновременно. Это оправдано еще и тем, что все номинанты также присутствуют в лонг-листе, и это огромный плюс. Так формируется общероссийский театральный контекст.

ПОЧЕМУ ЭТО НУЖНО И ВАЖНО

Закономерно и правильно, что в число номинантов попадают самые-самые, достойнейшие из достойных et cetera. Вместить многие интересные работы конкурсная программа «Золотой маски» просто не в состоянии. В процессе работы экспертных советов идет жесткий, бескомпромиссный отбор, ломаются копья доводов, трещат заслуженные репутации, многие спектакли проходят в номинанты с перевесом в один голос или не добирают оного. Фестиваль как может компенсирует эту досадную разницу. Такие программы, как «Новая пьеса», «Детский weekend» и, разумеется, «Маска+» уже стали традицией и востребованы столичной публикой едва ли меньше конкурсной программы. Вместе с тем общее количество заявок, просмотренных экспертами спектаклей, растет с каждым годом, и большая их часть абсолютно «домашние радости», общенационального значения не имеющие. Многим коллективам, особенно в регионах, с ограниченным количеством театров или пусть и столичным, но ведущим замкнутый на себе самих образ жизни и творчества, бывает сложно реально оценить свой вклад в театральное искусство.

Зачастую этапные для отдельно взятого театра спектакли воспринимаются изнутри как значительные события в масштабе страны. Отсюда непонимание и обиды, сетования на несправедливость. Логика простая и одновременно наивная: как же так, мы ведь пригласили известного режиссера N из самой Москвы, освоили невиданный доселе бюджет, а нас даже в лонг-лист не включили. Серьезным подспорьем для профилактики местечковых амбиций становятся региональные фестивали, активная гастрольная жизнь, приглашение к сотрудничеству ведущих театральных критиков, проведение лабораторий. Это, казалось бы, не должно вызывать сомнений. Увы, часть театров все равно сознательно или неосознанно выбирают путь изоляции. Амбиций, впрочем, от этого не убавляется.

Как бы там ни было, экспертами сезона 2013/14 годов было просмотрено 636 спектаклей в театрах и в записи. Цифра колоссальная. А в номинанты реально имеют шанс попасть от силы 7 - 8% от этого количества. Однако слишком уж велико расслоение среди оставшихся. Одни спектакли оказываются в шаге от номинации, другие не выдерживают никакой критики. Все, кто работал в экспертном совете «Маски», какую бы театральную веру не исповедовал, по какую бы сторону театральных баррикад не находился, знакомы с этой проблемой. Поэтому идея с лонг-листом не нашла противников. Хотя споры о деталях идут и по сей день. И хорошо, что идут – лиха беда начало.

УМИРОТВОРЕНИЕ ИЛИ ПРОДВИЖЕНИЕ?

В России очень разные театры. Существование огромных столичных театров и коллективов в малых городах, небольших частных театров Москвы и Питера и крупных театров в городах-миллионниках, проектных театров, традиционалистских, поисковых, национальных, социально ориентированных, музыкальных, драматических, кукольных, пластических и т.д и т.п., всего того величавого монстра, который принято называть «русским репертуарным театром», колоссально разнится. Вполне поэтому объяснимо, что одни коллективы воспримут свои спектакли в лонг-листе как унизительную попытку подсластить пилюлю, другие – как серьезный прорыв и возможность заявить о себе на общероссийском уровне, третьи – умеренно благосклонно, без трепета и содрогания.

Право, как могут отнестись в театре «Сатирикон» к факту попадания спектакля «Отелло» Юрия Бутусова в лонг-лист, не обнаружив себя в числе номинантов? Что нового узнает о себе Вахтанговский театр с «Улыбнись нам, Господи» Римаса Туминаса в лонг-листе премии? Вряд ли в театре Маяковского согласятся с решением экспертного совета относительно спектакля «Кант». Зато совсем иначе воспримут это в Омском ТЮЗе, Прокопьевском театре, в Ельце, в Театре.doc и прочих. Словом, логика здесь проста: столичные театры и художники, уже не раз громко заявлявшие о себе в конкурсной программе «Маски», наверняка отнесутся к лонг-листу премии прохладнее, чем коллективы театральной периферии, и незачем пытаться убеждать себя в обратном. Но…

Есть надежда, что со временем у большинства коллективов и деятелей театра сформируется понимание театральной общности, сообщаемости театральных сосудов. Лонг-лист – театральный барометр сезона. Он необходим для отстраненного взгляда со стороны на театральный процесс. В нем представлены и номинанты, и не номинанты, все спектакли, которые, по мнению экспертов, стали заметными событиями года. Дело еще и в том, что «Золотая маска», как бы ее ни ругали, ни троллили, ни обвиняли в предвзятости оценок, в недостаточной ротации экспертных советов, в реальных и надуманных грехах, – это фестиваль уникальный, с единственной в своем роде миссией создания общенационального театрального контекста. Все остальные фестивали, а их у нас в стране великое множество, даже не ставят перед собой подобной задачи. Миссия эта сложная, и потому чревата, когда субъективными перекосами, когда объективными компромиссами, но в целом за 20 лет существования фестиваль, так или иначе, изменил, перенастроил театральную реальность, задал систему идейно-эстетических координат современного российского театра. Появление лонг-листа – еще один уверенный шаг в заданном направлении.

Сцена из спектакля «Однажды летним днем»

«БАНКРОТ» БИКЧАНТАЕВА…

Несмотря на немалые суммарные достижения в постсоветский период, Татарский государственный академический театр им. Галиасгара Камала до апреля текущего года ни разу не участвовал в конкурсной программе «Золотой маски». Разные находились причины. Часто театр сам не проявлял должной активности, еще чаще – так объективно складывались обстоятельства. «Три сестры» Фарида Бикчантаева вполне себе могли оказаться в числе номинантов, но в тот год театр Камала встал на капремонт и был вынужден играть спектакли в театре оперы и балета, огромная сцена которого вкупе с необъятной оркестровой ямой нивелировала полутона и оттенки спектакля. «Рыжий насмешник» «совпал» с вручением премии Марселю Салимжанову, и было принято благородное и справедливое решение «не путать карты». «Кукольная свадьба» не была заявлена, и мне сейчас даже не вспомнить почему. Скорее всего, из-за внутренних сомнений «стоит-не стоит». Но у всего на свете есть своя логика, согласно которой в конкурсной программе прошлого фестиваля оказался спектакль «Однажды летним днем». Принципиальное высказывание режиссера, работа, выстраивающая качественно иные способы коммуникации со зрительным залом, ломающая традиционные представления о татарском театре.

Значительным событием следующего сезона стала постановка «Банкрота» Галиасгара Камала. Если российскому зрителю лучшая пьеса классика татарской драматургии практически неизвестна, то в национальном репертуаре комедия занимает одно из ведущих мест. Проходя разные этапы становления и развития, татарский театр неизменно обращался к истории аферы находчивого купца Сиразетдина, обаятельного в своем простодушии мошенника. Особую пикантность действию сообщает тот факт, что обманутыми оказываются московские кредиторы татарского предпринимателя. Странное дело, в советские времена драматург и в частности эта его комедия проходили по разряду сатиры, а ведь главный герой, трикстер, выходил сухим из воды и торжествовал победу. Стрелы сатиры, если некритично согласиться с тем, что это сатира, направлены не столько в сторону главного героя, сколько рваческой, купеческой среды, на фоне акул которой аферист и плут Сиразетдин приобретает ореол едва ли не положительного героя. И дело тут не в зыбкости авторских взглядов, не в протеизме главного действующего лица. Генетически и типологически комедия «Банкрот» восходит к плутовскому роману, комедии дель арте, комедиям раннего Мольера. А в такой литературе, как известно, сатирическое обличение не только не является самоцелью, но и, строго говоря, необязательно. Трикстер как тип вне морали.

Сцена из спектакля «Банкрот»

Герой Камала – человек эпохи Возрождения с присущими ему и слитыми в единой натуре положительными и отрицательными свойствами характера. Именно татарское Возрождение начала ХХ века, эпоха преодоления вековой зашоренности и изоляции, неистовая погоня за техническим прогрессом и сверхскорое впитывание достижений европейской цивилизации, колоссальный подъем национального самосознания сделали возможным появление на свет «Банкрота». Рефлексия на сюжеты этой эпохи – одна из магистральных бикчантаевских тем. Кроме этого, режиссер активно вступил в диалог с постановочной и исполнительской традицией. Взгляду со стороны, к сожалению, недоступны мелкие постмодернистские детали, отсылающие татарского зрителя к спектаклям ушедших эпох, игре замечательных артистов прошлого. Режиссер «растворяет» в тексте пьесы сегодняшние реалии, выводя на сцену сегодняшние типы татарских нуворишей и их домочадцев. Не случайно кульминационной для надтекста спектакля становится «брехтовская» проходка двух второстепенных персонажей с рассуждениями о качестве товаров в магазине «Бахетле», массажных салонах, концертах, известных персонах местного пошиба и пр. Не случайно герой Радика Бариева активно играет с залом, доверительно сообщая зрителям, что уразумел, наконец-то, в чем толк от газет на татарском языке – в них можно прочесть об успешных аферах в сводках криминальных новостей. Прогресс воспринимается героем весьма утилитарно. Ничего не напоминает? Все эти постановочные приемы подчинены единой задаче. Прошел век, а что изменилось?

…И R&J САКАЕВА

Альметьевский татарский театр драмы сегодня – один из самых успешных и известных коллективов Татарстана. Непременный участник фестиваля малых городов России, фестиваля «Арлекин» и многих других. До середины 2000-х годов театр с 70-летней историей влачил довольно унылое существование. Был «золотой» период в 1970 - 1980-е годы, когда театром руководил замечательный режиссер Гали Хусаинов. Был легендарный спектакль «Без луны звезда нам светит» с легендарной же актрисой Дамирой Кузаевой и единственная пока в Закамье премия им. Тукая. Были 90-е годы – пора поиска театром своего лица с необщим выражением в постсоветских реалиях, затем наступил некоторый спад. В середине 2000-х на должность директора пришла молодая и энергичная Фарида Исмагилова. Не сразу, совершая извинимые и закономерные ошибки, она опытным путем нашла компромисс между спектаклями для кассы и так называемого «фестивального формата», выведя формулу успешного театра. Довольно важный показатель – приток свежих сил. Ведь ни для кого не секрет, что чем меньше город, тем меньше выпускники театральных школ стремятся туда попасть. В Альметьевском театре нет проблемы с молодежью. Ибо слишком силен соблазн серьезных творческих стимулов.

Искандер Сакаев

Во многом прорыв Альметьевского театра был обеспечен сотворчеством с питерским режиссером Искандером Сакаевым, человеком порой парадоксальных, порой радикальных взглядов на природу театрального искусства и национального театра в частности. Многие высказывания режиссера отпугивают ревнителей чистоты традиционной татарской эстетики. И однозначно занять сторону режиссера трудно, поскольку Сакаев, декларируя примат действия над словом, понимает собственные заявления порой чересчур буквально. Скажем, текст шекспировской трагедии все же должен звучать внятнее, чем это происходит в спектакле альметьевцев. Это и вообще проблема татарских актеров – выстраивание отношений со сложными, требующими вдумчивого прочтения текстами. Классический репертуар татарского театра в массе своей сформировался из бытовых реалистических комедий и драм, музыкальных мелодрам, национальная трагедия не успела оформиться как жанр, и это, конечно, не вина Сакаева. Однако увлечение формой, иногда в ущерб содержанию, его постановкам присуще. Зато режиссер сумел заразить альметьевцев своей одержимостью тренингами, биомеханикой, идеями абстрактно европейского театра, бедного театра. Это принесло свои плоды. Сегодня труппа театра готова ко встрече с любым материалом как морально, так и физически.

В Альметьевске Сакаев поставил лермонтовского «Ашик Кериба», «Мещанскую свадьбу» Брехта и «Ромео и Джульетту». Последний спектакль завоевал гран-при фестиваля малых городов, а это сегодня один из самых статусных в стране фестивалей. «Ашик Кериб» взял приз «Арлекина» за лучшую сценографию, гран-при пензенского «Маскерада», победил в номинации «Событие года» республиканской премии «Тантана». Меньше всего наград досталось неоднозначному, но, по-моему, очень сильному спектаклю «Мещанская свадьба».

В разыгранной на простом дощатом помосте «Ромео и Джульетте» Сакаева витает дух неизбежной погибели. Собственно, и жанр определен создателями как «игра любви и смерти». Жесткой, холодной атмосферой раздора пронизан спектакль: зловещая световая партитура, ломаные линии пластического рисунка, звуковые диссонансы. И стороны – режиссер педалирует эту мысль – не примирит смерть юных влюбленных. Любовь и красота не могут противостоять первобытной злобе и хаосу. Демонический образ смерти, сыгранной Наилей Назиповой на стыке мистики и истерики, сопровождает героев от завязки к финалу. Безусловной удачей можно назвать исполнение молодыми актерами Эльмирой Ягудиной и Динаром Хуснутдиновым ролей веронских любовников. Остальные актеры спустя год после просмотра вспоминаются с трудом. Их подчеркнутая неиндивидуальность – часть концепта. Спектакль оставляет сильное, тяжелое впечатление и долгое горькое послевкусие.

ИДЕИ БЕДНОГО ТЕАТРА

Оба спектакля демонстрируют тенденции современного татарского театра. Ироничные постмодернистские отношения со своим прошлым и настоящим. Сознательное отрицание национальной специфики и создание метатеатральных конструкций. По-разному понимаемая режиссерами свобода театра по отношению к классическому тексту. Отказ от литературоцентричности. Следование идеям бедного театра в Альметьевске. Ретрофутуризм сценографии казанского спектакля. Разрушение четвертой стены и насыщение зала воздухом театральной эксцентрики. Камерность, если не «казематность», сгущение атмосферы действия. Игровые структуры и акцент на жесто-пластической выразительности.

По-настоящему же объединяет оба спектакля их неподдельная, невымученная современность. Сегодняшний татарский театр – живой театр. Поэтому присутствие «Банкрота» и «Ромео и Джульетты» в лонг-листе «Золотой маски» стало ожидаемой неожиданностью.

Нияз Игламов