Казанский театр юного зрителя представил публике новую версию своего многолетнего хита — «Продавца дождя» по пьесе Ричарда Нэша. Историю семьи, живущей в глуши на американском Юге, теперь рассказывает со сцены молодой состав артистов, а режиссером выступил Роман Ерыгин — главная звезда труппы ТЮЗа. Театральный критик Нияз Игламов специально для «БИЗНЕС Online» размышляет об упущенных возможностях и актерских приобретениях постановки.
«ДЯДЯ ВАНЯ» В МЕЛОДРАМАТИЧЕСКОМ ЖАНРОВОМ РЕГИСТРЕ
В казанском ТЮЗе новая-старая премьера — «Продавец дождя» Ричарда Нэша в обновленном актерском составе. Сами тюзовцы называют спектакль-долгожитель легендой, и с этим легко согласиться. Правда, не столько в художественном аспекте, сколько в возрастном. Уж если продержался спектакль в репертуаре почти 20 лет, значит, любят его и в зрительном зале, и за кулисами. Умелый спектакль, добрый, радующий актерской игрой, дарящий зрителям вечер хорошего настроения. Как сейчас модно стало говорить, «качественный театральный продукт». На что-то большее не претендующий. Мыслей глубоких в зрителе не порождающий. И не надо! Когда репертуар сбалансирован, таким вещам всегда найдется место. Зритель любит про любовь и сложности, про семейные отношения, про счастливый финал и что нужно верить в себя, мечтать, надеяться. Пьеса — своего рода «Дядя Ваня» для бедных в мелодраматическом жанровом регистре со счастливым концом. Где Ной — Войницкий, Лиззи — Соня, Файл — Астров, а Старбак — deux ex machina.
Прежнюю версию я видел в начале тысячелетия, поэтому кроме замечательного Александра Купцова в роли отца Карри и убедительного Ноя Романа Ерыгина мало кого и что помню. Да и другие виденные во множестве — от Саранска до Новосибирска — «Продавцы» не способствовали улучшению памяти. Пересматривать не тянуло, не тот случай. Для меня тюзовские легенды — это «Погром», «Буря», «Розенкранц и Гильденстерн мертвы», «Дон Жуан» и «Дядя Ваня». Однако последним я брошу камень в театр, который берется за такой материал. Важно — как берется. Если он делает это с постановочным вкусом и исполнительским блеском, под овации зала, то и говорить не о чем. All’s well that ends well, как говорил Шекспир устами персонажа одноименной комедии! Но это касательно легенды. А теперь вышел обновленный вариант. Отнесемся к нему как к премьере.
Андрей Ясинский, Роман Ерыгин и Арсений Курченков |
ТЮЗОВЦАМ НА СЦЕНЕ НЕ ЖАРКО
В сельской глуши американского Юга живет семья фермера Карри. Его сыновья: Ной — ведущий дела семьи сухарь-правдоруб, и Джимм — романтический юноша, их некрасивая и несчастливая сестра Лиззи, безответно влюбленная в местного помощника шерифа Файла. Стоит страшная засуха. Все изнывают от жары. И тут появляется Он. Неведомый странник, Продавец (в оригинале лучше — «делатель») дождя. И все меняется. Его приход вскрывает застарелые нарывы семейных драм и закрывает гештальты, помогает очиститься и, обретя веру в себя, обрести и саму любовь. В финале все проблемы будут смыты разразившимся дождем. Все будут счастливы. Кроме, пожалуй, шерифа, от которого ускользнет добрейший проходимец, техасский Лука...
Из актеров легендарного состава остался один Роман Ерыгин, который сам себя в качестве режиссера «повысил в звании» до целого отца Карри. Этот персонаж в структуре действия главный. Свое прежнее место, роль Ноя, Ерыгин уступил Арсению Курченкову. Теперь Лиззи — Ольга Лейченко, Файл — Анатолий Малыхин, Старбак — Алексей Зильбер, а младшего сына фермера играет юный и ранее неведомый мне Андрей Ясинский. Есть еще шериф Томас, которого играет Дмитрий Язов. Персонаж на два выхода. Зачем он понадобился драматургу — сказать сложно. Его функции не очень ясны, и режиссер спектакля прояснить их даже не пытается. Однако актер в предложенном рисунке работает точно, и на сегодня это самое совершенное актерское творение спектакля. Оговорюсь: на сегодня. В первый день премьеры судить актеров по гамбургскому счету несправедливо и непрофессионально. Спектакль должен зажить, «задышать», должны устояться партнерские связи, выстроиться отношения с залом. Разнобой талантливых индивидуальностей должен обрести ансамблевое звучание. А делается это только на публике. Поэтому подождем с далекоидущими выводами.
Вместе с тем отметим, что в лице Ясинского театр приобрел перспективного молодого актера нервического темперамента и отменной пластики, но с коротким пока для большой роли дыханием; что у Курченкова проблемы с речью и перспективой роли; что старшего Карри Ерыгин делает в довольно однообразном пластическом и интонационном рисунке; что первый акт, по сути, держится на Лейченко; что Зильбер не дает нам понять, кто он — спаситель иссохшихся душ или и вправду проходимец; что очень сильная работа Малыхина в финале не получает завершающего аккорда; что страшная засуха всеми без исключения актерами оставлена на откуп зрительской фантазии — тюзовцам на сцене не жарко; что, наконец, почти все актерские проблемы спектакля вытекают из режиссуры...
НЕВОЛЬНО ЗАДУМАЕШЬСЯ ОБ УПУЩЕННЫХ ВОЗМОЖНОСТЯХ
И на этом, мне кажется, надо остановиться подробнее. Актерская режиссура на сегодняшнем этапе существования российского театра, вообще-то, явление уходящее. Поставить спектакль, развести его по мизансценам, определиться с темой, дать задания актерам — дело нехитрое. Каждый умный актер несет в себе зачатки режиссера. Каждый хороший актер — режиссер своей роли. Но вот идея, месседж, пресловутая сверхзадача в спектаклях, поставленных актерами, гостит не часто. Режиссура — это не столько набор приемов и методов, но, скорее, образ театрального мышления. Пространственно-временного, идейно-мировоззренческого и формально-эстетического. Это оптика отстраненного взгляда на спектакль как на целое. И в нашем случае здесь есть проблемы. Странное дело, когда Ерыгин работает с другими режиссерами, о качестве ролей не приходится говорить — мастер! Но роль отца Карри вряд ли станет этапной в его биографии. Ерыгин-режиссер подвел Ерыгина-актера, заточил его в блеклом рисунке роли, вывел, вопреки заданию драматурга, на периферию сюжета. Речь о трактовке. Карри-старший слаб, но не мудр, бесхитростен, безволен. А ведь именно он держит сжатой пружину действия! Он вводит в дом Продавца дождя и меняет предлагаемые обстоятельства. Это он — демиург одного отдельно взятого семейства, делатель счастья своим детям. Актер играет любовь к детям, но выглядит не отцом, а старшим братом, словно шинель отца, донашивая роль Купцова, так и не выйдя толком из личины Ноя...
Режиссура — ох какая сложная штука, коварная. Невольно задумаешься об упущенных возможностях. Ведь можно было освежить прочтение старой пьесы Нэша сквозь призму поэтики Мартина Макдонаха, можно было усилить чеховские мотивы, можно было использовать стилистику вестерна или найти иное оригинальное решение и актуальное звучание, попытаться переосмыслить трактовки образов, принципиально отойти от первой редакции... Однако в возрожденной версии постановщик сделал ставку на иные актерские индивидуальности и, похоже, в перспективе не ошибся. Поэтому довольно о грустном! Спектакль, несмотря на огрехи, случился. Он добрый и светлый, он будет любим зрителем. Это актерский спектакль, где слаженная работа ансамбля важнее идеи и сверхзадачи. Актеры и прежде всего Лейченко и Малыхин раскрылись с новых сторон. Курченков подтянется. Обживется в роли и заиграет на полную мощь Ерыгин. Смыслы станут четче, персонажи — ближе. Да, это театр вчерашнего дня, но ностальгия по прошедшему, печаль по уходящей натуре — чувство не менее сильное, чем оторопь от новомодных изысков. Эту светлую печаль спектакль вызывает. С чем мы театр и поздравляем!
Нияз Игламов
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 2
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.