ПЕНСИОННЫЙ КАФТАН

«Я, может, только жить начинаю — на пенсию перехожу».

Почтальон Печкин

С определенным удовлетворением я в настоящее время наблюдаю за трогательно аккуратной и нежной работой по, пропагандистски выражаясь, «демонтажу остатков советской системы социальной поддержки населения». Речь в данном случае идет об идее повышения пенсионного возраста, а удовлетворенность проистекает из того, что я это все предсказывал более двух лет тому назад. Уже тогда было понятно, что установившаяся российская пенсионная система не жилец и что с ней надо что-то делать. Сейчас до этого понимания дозрели и власти; впрочем, из этого пока ничего не следует, а предлагаемые даже не меры, а направления работы похожи на лишенные смысла метания. Тем, однако, веселее за этим наблюдать.

Пенсионный вопрос «всплыл» совсем недавно — около двух месяцев назад. 13 февраля Владимир Путин предложил изучить и рассмотреть вопрос о повышении пенсионного возраста. Власть зашла с главного калибра, сам Путин заявил — и сонмы разнообразных экспертов и чиновников принялись на все лады пережевывать это предложение. Через несколько дней появилась гениальная идея прекратить выплачивать пенсии работающим пенсионерам, зарабатывающим более 1 млн. рублей в год; насколько можно судить, данная затея является антиконституционной, не говоря уж о том простом соображении, что такой работник в любом случае продолжает выплачивать взносы в пенсионный фонд — без шанса получить из этих денег хоть копейку. Затем было заявлено о возможном плавном повышении пенсионного возраста — до 63 (пока) лет, равно как и о выравнивании его для мужчин и женщин. Продолжилась же история буквально на днях, во время прямой линии Путина с народом — президент предложил увязать увеличение возраста выхода на пенсию с увеличением продолжительности жизни. Дескать, жить становится лучше и веселее, в смысле дольше, а раз так, то и пенсионный возраст тоже надо повышать. В целом можно однозначно говорить о том, что тема сокращения государственных пенсионных обязательств крепко утвердилась в медиапространстве и что фактически ведется прямая работа по приучению социума к этой мысли, кульминацией же этих трудов будет сокращение казенных трат на пенсии, которое, не исключено, будет подано под соусом «для вашего же блага».

Выглядит это достаточно забавно. Раз пошли такие разговоры, то это значит, что в далекое лучезарное нефтегазовое энергетически сверхдержавное прошлое отправились, скажем, полуторагодичной давности заявления Ольги Голодец, что «у нас нет никаких проблем с доходами пенсионного фонда» и что «пенсионная система просчитана до 2050 года». Память тем временем рисует картины народных выступлений образца периода монетизации льгот 2005 года — вполне вероятное «светлое будущее» во всей своей красе.

Впрочем, хватит ехидства. Вопрос здесь в другом: а что вообще можно сделать с пенсионной системой? Увы, сколько-нибудь приемлемого ответа не просматривается вообще. Для нормальной стабильной работы пенсионной системы, обеспечивающей достойную жизнь пожилым членам социума, необходимо, чтобы приток средств в систему также был стабилен. Но это не просматривается никак.

ПЕНСИОННЫЕ ДЕНЬГИ БЕРУТСЯ НЕ ИЗ ТУМБОЧКИ

Дело в том, что пенсионные деньги, вообще говоря, не из тумбочки берутся. Средства, направляемые социумом на поддержку своих пожилых членов посредством той или иной пенсионной системы, всегда являются изъятыми из текущего объема произведенных товаров и услуг (в денежном эквиваленте). К примеру, в США в 1935 году законом о социальном обеспечении помимо собственно пенсий было установлено введение дополнительного налога — как раз для наполнения пенсионного фонда, он составлял по 1% с работающего и с предпринимателя с увеличением его на 0,5% ежегодно в течение трех лет. Более того, это правило работает и в отношении частных пенсионных фондов. Трудящийся, который каждый месяц отчисляет в свой пенсионный фонд некоторую сумму, теряет эти деньги, он не имеет к ним доступа, он имеет лишь обещание от фонда выплачивать их (с процентами), когда он выйдет на пенсию, а в настоящий момент из этих денег финансируется текущая операционная деятельность фонда, выплата денег текущим пенсионерам, формируется ликвидность, используемая фондом для инвестиций, и так далее. Соответственно, не имеет никакого принципиального значения форма организации пенсионного обеспечения, имеет значение лишь нормальная работа механизма пополнения пенсионной системы деньгами.

Из этого самоочевидного, но не всеми учитываемого обстоятельства следует один далеко идущий вывод. С переводом ресурсов из нынешнего потребления трудящегося на потребление пенсионера у трудящегося, очевидно, их остается меньше. Отсюда следует, что это негативно влияет на развитие экономики: потребление пенсионеров отличается по своей структуре от потребления экономически активного населения, оно является более консервативным, условно говоря, пенсионеру нужны еда и лекарства, а не новый дом; мультипликатор от пенсионерских трат ниже мультипликатора от трат работающих. Но это не особо страшно — механизмы поддержания пожилых членов социума известны практически всем мировым культурам, за исключением тех, которые обитают в совсем уж суровых природных условиях (здесь можно вспомнить хороший японский фильм «Легенда о Нараяме»); иначе говоря, люди живут с ними очень давно. Куда более опасной проблемой, укорененной в пенсиях, является ухудшение демографической ситуации.

В самой примитивной, но оттого не теряющей точности формулировке эта проблема звучит так: «Зачем мне дети, если я все равно буду пенсию получать?» Действительно, всю человеческую историю стариков поддерживали дети — чем больше их родишь, поставишь на ноги (на что, как известно всякому родителю, требуется уйма сил и средств) и выведешь в люди, тем спокойнее и благополучнее будет старость. С введением государственных пенсий (напомню, что первые массовые пенсии — это конец XIX века в Германии, в СССР же пенсии были введены в 1956 году для рабочих и служащих, а в 1964 году — для колхозников) этот механизм засбоил, фактически сейчас ситуация такова, что выросшие дети выделяют деньги не только на своих пожилых родителей, но и на тех, которые детей на свет не произвели. Это приводит к повышению «пенсионного налога» — соответственно, с каждым очередным поколением денег у работающих остается все меньше и меньше, они меньше могут себе позволить — и не только товаров и услуг, но и детей тоже. Устойчивой на длительном промежутке времени такая система быть не может в принципе; социум, существующий по такой схеме, фактически проедает свое будущее.

ПОЛИТИЧЕСКОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ВОПРОСА

По большому счету это приговор российской пенсионной системе. Нынешняя властная реакция — ответ именно на это фундаментальное ограничение, попытка как-то его обойти, при этом по возможности не порушив одну из скреп нынешнего российского социума. Дело в том, что ситуация имеет еще одно измерение, политическое. Всех граждан некоей страны можно разделить на три группы — дети, взрослые, старики. Первая и третья группы находятся на иждивении второй. Но третья отличается от первой тем, что социально активна и в странах, где есть хоть какая-то демократия, имеет право голоса. Т.е. пенсионер является избирателем, и политики, если они не дураки, должны учитывать их мнение. При этом пенсионеры крови властям могут попортить предостаточно — выше я уже упоминал народные выступления 2005 года. Соответственно, ничто не мешает развитию такой модельной ситуации: политик N обещает пенсионерам увеличение пенсии до небес, пенсионеры его избирают во власть, N реализует предвыборные обещания, повышается «пенсионный налог», имеющиеся семьи не рожают столько детей, сколько хотелось бы, и через 25 лет, с очередным циклом, ситуация ухудшается еще и еще. Фактически некое действие происходит сейчас, но аукается через поколение, когда те пенсионеры (а возможно, и политик N) уже переместились в мир иной.

Что будет в среднесрочной перспективе с российскими пенсиями — вопрос открытый. Вменяемой альтернативы повышению пенсионного возраста нет. Повышать налоги на граждан и бизнес (что в текущей экономической ситуации прямо равносильно его убийству; вспоминаем удвоение взносов с ИП как пример) или снижать сами размеры пенсионных выплат — есть решения еще худшие. Можно, наверное, кого-нибудь ограбить, но и это сомнительно. В настоящее время ситуация, однако, определяется не столько возможностями властей, сколько электоральным циклом, через полтора года — парламентские выборы, еще через год с небольшим — президентские. В таких условиях устраивать встряску подобного рода не очень разумно. Но можно гарантировать, что внедрение в социум идеи неизбежного ухудшения пенсионного обслуживания будет продолжаться все это время весьма активно.

Отдельно хотелось бы отметить еще один аспект. По словам Путина, пенсионные изменения следует распространить на «уже зрелых, но еще достаточно молодых людей, которые будут понимать, что их ожидает через лет 10 - 15». Этой фразой Путин показывает, что он либо ничего не понимает в психологии таких людей, либо шутит, либо издевается. Это, вообще говоря, обращение ко мне и моим, с некоторым допуском, ровесникам. Тем людям, у которых сколько-нибудь сознательный возраст начался более-менее одновременно с перестройкой и, соответственно, пришелся на период регулярных потрясений в стране, конца и края которым не видно. В таких условиях говорить о стабильности и ожиданиях на долгий срок можно только применительно к тому, что лично построил и сам же защищаешь. Как там, кстати, поживают обещанные в рамках «майских указов» 25 млн. высокооплачиваемых рабочих мест? То-то и оно.

Пока же можно только посоветовать вкладываться в детей, если есть такая возможность. Рожать, растить и учить. У меня их трое — и я счастлив.