Личный враг и конкурент Берии, потенциальный преемник Сталина в его последние годы, руководитель следствия по «делу врачей», министр МГБ СССР — он входит в число самых загадочных политиков СССР. Семен Игнатьев, первый секретарь Татарского обкома КПСС в 1958 - 1960 годах, стал в свое время героем книги профессора-историка Булата Султанбекова «Семен Игнатьев: свет и тени биографии сталинского министра». Его политический портрет — в цикле «БИЗНЕС Online» о советских руководителях Татарстана.
Семен Игнатьев (фото: archive.gov.tatarstan.ru)
САМЫЙ ТАТАРСКИЙ РУССКИЙ
Недолгую, трехлетнюю работу Семена Денисовича Игнатьева на посту главы республики (6 июня 1957 года - 28 октября 1960 года) вполне можно назвать если не эпохой, то, по крайней мере, «временем Игнатьева». Это была стартовая позиция для многих современных достижений Татарстана, считает Булат Султанбеков. Игнатьев добился начала строительства таких гигантов, как завод «Оргсинтез» в Казани и комплекса нефтехимических предприятий на Нижней Каме, ставших, как в свое время «Татнефть», а впоследствии КАМАЗ, своеобразными визитными карточками республики. При нем получило значительное развитие сельское хозяйство, которому он не дал превратиться в полигон для хрущевских сомнительных экспериментов. С ним связано смелое выдвижение молодых лидеров, ставшее традицией, продолжающееся в Татарстане уже в наше время. Наиболее заметными из выдвиженцев были возглавлявшие партийную организацию республики Фикрят Табеев, Рашид Мусин, Гумер Усманов, Минтимер Шаймиев.
Но особенно запомнился Игнатьев своей деятельностью по восстановлению престижа татарского языка и развитию национальной школы и культуры. Писатели Гумер Баширов и Наки Исанбет, композитор Назиб Жиганов отмечали эти его заслуги. Но самая исчерпывающая и лаконичная оценка роли Игнатьева в духовной жизни татар принадлежит народному поэту Татарстана Сибгату Хакиму. По словам его сына, вице-президента АН РТ Рафаэля Хакимова, отец неоднократно говорил: «Этот русский человек сделал для татар больше любого руководителя-татарина». За что и поплатился карьерой. Его обвинили в том, что проводимые им меры якобы приведут республику к «национальной ограниченности и замкнутости». По некоторым версиям, инициатором его отставки и автором жестких обвинительных формулировок стал сам Михаил Суслов. В 56 лет Игнатьев ушел на пенсию, отказавшись от предложения стать послом где-нибудь в европейской стране. Ушел, как водится, «в связи с пошатнувшимся здоровьем», которое не помешало ему прожить еще 23 года, посвященных научно-исследовательской работе, результаты которой весьма впечатляющи.
Автор книги «Семен Игнатьев: свет и тени биографии сталинского министра» профессор Булат Султанбеков работал в 1954 - 1961 годах инструктором Татарского обкома КПСС, по долгу службы общался с его руководителем. В издании он приводит несколько эпизодов, характеризующих человеческие качества Игнатьева и манеру общения с окружающими. «Мой отец Файзрахман Султанбек, член партии с 1918 года, активный участник революции, Гражданской войны и национально-государственного строительства в Средней Азии, Башкирии и Татарии... В 1937 году он был исключен из партии, формулировка была двусмысленной и не сулившей ничего хорошего: «Не доказано, что сам враг, но допустил засорение аппарата треста врагами народа». Однако арестовать его не успели, он попал в больницу...
В октябре 1957 года меня неожиданно пригласил Игнатьев и спросил: «Почему не подаешь заявление о восстановлении отца в партии?» Выслушав в ответ, что мне до сих пор это не мешало, заметил: «Это нужно твоей маме, она будет получать персональную пенсию и небольшие льготы. Пусть она напишет, я проконтролирую». Потом, взглянув на какую-то бумагу на столе, добавил: «Посмотри в архиве протоколы партийного собрания и узнаешь, как твоего батьку мордовали. Слышал о нем еще в Бухаре, он был настоящий коммунист». Тогда я не спросил, откуда он знает об отце. И понял это только сейчас, узнав о «бухарских страницах» жизни Игнатьева. В течение двух месяцев вопрос о восстановлении в партии отца и назначении матери пенсии был решен. Мне известно и о других случаях, когда Игнатьев по своей инициативе решал подобные вопросы».
В ряду руководителей республики Игнатьеву принадлежит особое место. Никогда до него у руля Татарии не стоял человек, ранее занимавший столь высокое положение. Депутат Верховного Совета СССР, министр МГБ СССР, секретарь ЦК КПСС и член Президиума ЦК КПСС, глава трех республик: первый секретарь обкома ВКП(б) Бурят-Монгольской АССР (1937 - 1943), первый секретарь Башкирского обкома партии (1943 - 1946, 1953 - 1957), первый секретарь Татарского обкома КПСС (1958 - 1960), а также секретарь, второй секретарь ЦК КП(б) Белоруссии (1947 - 1949). За время своей долгой политической жизни Игнатьев общался или тесно сотрудничал со многими личностями, ставшими историческими: Иосиф Сталин, Георгий Маленков, Никита Хрущев, Лаврентий Берия и др. Ему было 20, когда умер Ленин, так что формироваться как политик он начал во времена здравствующего, а не «вечно живого» Ильича. Да и Леонида Брежнева, и Юрия Андропова Игнатьев знал не понаслышке.
Семен Игнатьев в 1930 - 1970-е годы |
ВОСТОК — ДЕЛО ТОНКОЕ
Как человек такого масштаба оказался в Татарии?
В листке по учету кадров написано: «Год рождения: 1904. Место рождения: деревня Карловка Кировоградского района Кировоградской области УССР». Формирование личности Игнатьева происходило в Средней Азии, куда переехала семья, и он десятилетним мальчиком стал возчиком нефти на хлопкоочистительном заводе в городе Термезе. Отсюда и знание узбекского языка, и понимание того, что «Восток — дело тонкое». Революция в Средней Азии происходила в сложнейших условиях, на классовые противоречия накладывались религиозные обычаи и феодальные традиции. Весьма непростыми были и взаимоотношения местного населения и русских, число которых существенно увеличилось в начале ХХ века. Русские, особенно казаки имели значительные привилегии при наделении землей, которую отбирали у коренного населения, и это было главной причиной межнациональных конфликтов. Переселенцы нередко допускали и пренебрежительное отношение к религии, обычаям местного населения.
Нам многие годы рисовали упрощенную схему победы революции в этом регионе. Красные части встречало восторженное население, и только баи и их пособники-басмачи были против большевиков. На самом деле все было намного сложнее. Рассекреченные архивные документы показывают, что лидеры большевиков отдавали себе отчет в том, что только на штыках долго держаться нельзя. Об этом, например, откровенно написал Сталину посланный им с секретной миссией по ликвидации Энвера-паши в Ташкент Серго Орджоникидзе. Поэтому проводилась политика «кнута и пряника». Кнут — карательные отряды, в которых заметную роль играла татарская бригада; пряник — массовое привлечение местного населения в органы управления и партию, заигрывание с исламом.
Во всех этих процессах особенно возрастала роль русской молодежи, выросшей в этих краях, знавшей язык и хорошо понимавшей обычаи местного населения. Характерный пример тому — стремительная политическая карьера украинца Семена Игнатьева, начавшего ее в марте 1918 года помощником слесаря в главных мастерских Бухарской железной дороги на станции Эмирабад. В январе 1920 года в 15-летнем возрасте он переезжает в город Каган, где был принят на работу на должность помощника начальника — сначала отдела просвещения политотдела Бухарской группы войск, затем — отдела милиции в городе Каган. Смелость и знание обычаев местного населения привлекают к Игнатьеву внимание чекистов, и в сентябре 1921 года следует приглашение на должность оперуполномоченного военного отдела Всебухарской чрезвычайной комиссии.
В то время политическим термином «Бухара» обозначали не только город, но и обширный регион, входивший в это недавно ликвидированное с помощью советских войск феодальное государство. Бухара, официальное название «Бухарская народная республика», была одной из самых горячих точек страны, где происходили события, имеющие огромное значение для судеб революции не только в Средней Азии, но и в ряде сопредельных государств. Поэтому там постоянно или временно работали многие действующие и будущие лидеры советского государства. Так что не исключено, что жизненные пути 20-летнего политического комиссара бригады Георгия Маленкова и 17-летнего чекиста Семена Игнатьева пересеклись еще тогда, в 1920 - 1921 годах в Средней Азии, и пересечение это поспособствовало в будущем карьере Семена Денисовича.
ПАРТЫ РЕШАЮТ ВСЕ
Азы чекистской службы Игнатьев начал постигать в 17 лет, но в те грозовые годы юный возраст не был препятствием. Взросление шло стремительно. Наиболее яркие примеры тому — писатель Аркадий Гайдар, в 16 лет ставший командиром полка, или легендарный военачальник Михаил Тухачевский, в 25 лет командовавший армией, а через два года — фронтом.
С марта 1922 года Игнатьев работает в Ташкенте: здесь идет его дальнейшее восхождение по служебной лестнице в комсомоле и профсоюзах. Он быстро становится работником республиканского масштаба и с конца 1929 года по август 1931-го занимает довольно заметную должность заведующего массовым отделом Среднеазиатского бюро ВЦСПС. В 1926 году 22-летний Игнатьев, являвшийся уже председателем правления весьма влиятельного профсоюза советских торговых служащих, вступает в большевистскую партию, в рядах которой прошел путь до члена Президиума ЦК. В этом же году у него родился сын Геннадий, впоследствии ставший ученым-историком.
Игнатьев хорошо знал обычаи и бытовую культуру узбекского и других народов Средней Азии. В анкетах всегда называл три языка, которыми владел свободно: украинский, русский и узбекский. Он нередко использовал в беседах и выступлениях пословицы восточных, в первую очередь тюркских народов. Особенно часто употреблял выражение «шайтан ашасын», аналог русского «черт побери».
В рядах ВЧК Игнатьев прошел хорошую школу, включающую приобретение навыков вербовки агентуры, внедрения в местную среду, знание бытовых, религиозных и культурных традиций населения и многое другое, входившее в курс подготовки оперативного работника в мусульманском регионе. Все это вместе взятое рассматривалось как дополнительное позитивное и весомое обстоятельство при его дальнейших кадровых перемещениях и восхождении по служебной лестнице. Как принято говорить, «бывших чекистов не бывает». Это и частичный ответ на вопрос, почему именно Игнатьев был в свое время выбран Сталиным и Маленковым при назначении на должность министра госбезопасности СССР.
Молодому функционеру, уже серьезно продвинувшемуся по карьерной лестнице, конечно, хотелось большего. Но для дальнейшего восхождения становятся необходимыми не только прошлые заслуги или принадлежность к титульной нации, но и образование. Это был период, когда за парты села вся страна, а лозунг Сталина о том, что успех строительства социализма могут обеспечить только кадры, овладевшие техникой, определял главное направление развития образования на всех его уровнях.
ЭЛИТА «ЛИФТА»
В Ташкенте действовали различные вузы, но мечтою для многих провинциалов всегда была Москва. В СССР учеба в Москве и карьера были взаимосвязаны. Тем более что в среднеазиатских республиках представитель «некоренной» нации мог рассчитывать только на второстепенные должности. По направлению ЦК КП(б) Узбекистана, подписанному «главным большевиком» Средней Азии Акмалем Икрамовым, в августе 1931 года Игнатьева зачисляют во Всесоюзную Промышленную академию имени И.В. Сталина — кузницу инженерных и партийно-государственных кадров, скоростной «социальный лифт» для новой элиты.
Контингент Всесоюзной Промышленной академии, как правило, составляли члены партии, имевшие опыт руководящей работы в советских и партийных органах, комсомоле и профсоюзах. Профессорами и преподавателями академии являлись видные ученые, работа в ней была весьма престижной и подкреплялась рядом моральных и материальных стимулов. Одновременно с Игнатьевым там учились многие из тех, кому вскоре будет доверено возглавить предприятия, целые отрасли производства, партийные и государственные органы. В числе слушателей Академии были Надежда Аллилуева и Никита Хрущев. Высказывалось мнение, что, возможно, Игнатьев и познакомился тогда с будущим руководителем партии, но это не подтверждается документами. С Аллилуевой он мог общаться, а так как она рассказывала мужу о своих впечатлениях от коллектива, то фамилия Игнатьева могла стать известной Сталину еще тогда: память у вождя была хорошей.
В ноябре 1935 года Игнатьев завершает полный курс Академии, получив редкую, но весьма востребованную специальность «Инженер-технолог, самолетостроитель». Авиация тогда была в центре внимания советского общества, лозунг «Трудовой народ строит воздушный флот» не сходил с газетных страниц, находил отражение в популярных книгах и кинофильмах. Термин «сталинские соколы» выделял летчиков в массовом сознании из всех военнослужащих. Этому способствовало и увлечение самого Сталина авиацией.
ВЫДВИЖЕНЕЦ МАЛЕНКОВА
Неизвестны все обстоятельства выбора Игнатьевым этой профессии. Может быть, вспомнились среднеазиатские впечатления: там авиация играла большую роль в жизни республик, но попал он, как говорится, «в струю». Производственную практику проходил в Филях, на московском авиационном заводе №22, получившем имя своего директора С.П. Горбунова, погибшего в авиакатастрофе.
Уже во время учебы в Академии Игнатьев выполнял различные разовые поручения ЦК, связанные с промышленным развитием регионов и созданием авиастроения. Он говорил, что еще в 1934 году побывал в Казани на строительной площадке гигантского производственного комплекса по выпуску самолетов и моторов к ним, создаваемого на северной окраине города, в Караваево. Его усердие и добросовестность были «замечены», и он вошел, как теперь это называют, в «кадровый резерв». Поэтому назначение в ноябре 1935 года, сразу же после окончания Академии, на не особенно заметную, но влиятельную должность помощника заведующего промышленным отделом ЦК ВКП(б) было закономерным.
Последовавшие вскоре события большого террора освободили множество вакансий для молодых функционеров, не имевших длительного опыта руководящей работы, но готовых к беспрекословному повиновению вождю. В октябре 1937 года Игнатьев становится главой первой из трех республик, которыми ему предстояло руководить в ближайшие десятилетия. Его избирают первым секретарем Бурят-Монгольского обкома партии. В этой должности он становится и депутатом Верховного Совета СССР.
Далее служебная карьера Игнатьева складывается весьма благополучно. Войну закончил в качестве первого секретаря Башкирского обкома партии, куда был переведен из Бурятии в феврале 1943 года. Очевидно, учитывалась необходимость квалифицированного руководства авиационными заводами и координация их деятельности. Работая в Башкирии, Игнатьев поддерживал постоянную связь с Маленковым, курировавшим авиационную отрасль. Тот еще раз убедился в надежности и высоких деловых качествах Игнатьева. И в апреле 1946 года его по рекомендации Маленкова вызывают в Москву. Он получает должность первого заместителя начальника одной из самых влиятельных и закрытых структур ЦК — управления по проверке партийных кадров, работавшего в тесном сотрудничестве с органами госбезопасности. Туда выдвигались, как правило, лица, занимавшие крупные руководящие посты. Таким образом, начиная с 1946 года, Игнатьев становится для вождя лично известным человеком, а не одним из многочисленных «первых лиц местного значения».
«ТРЕТЬЕ ПРИШЕСТВИЕ» В СТОЛИЦУ
Однако закрепления в центральном аппарате во время «второго пришествия» в Москву у Игнатьева не состоялось. Сталин, стремясь сохранять баланс сил, время от времени поочередно накладывал «опалу» на ту или иную группировку в своем окружении. В 1946 — 1950 годах таковых было две. В одной лидирующие позиции занимали Маленков и Берия; другую, условно обозначаемую как «ленинградская», возглавляли Жданов, Кузнецов и Вознесенский. Очевидно, позиции игнатьевского патрона Маленкова ослабли в связи с так называемым «делом авиаторов», связанным с проблемами в авиационной промышленности, ему подведомственной. 4 мая 1946 года Маленкова на заседании Политбюро выводят из его состава. А Игнатьев в 1947 — 1950 годах снова попадает «на периферию»: в Белоруссии он был сначала секретарем местного ЦК по сельскому хозяйству, затем — вторым секретарем ЦК КП(б) Белоруссии. В январе 1949 года его направляют в Ташкент сначала секретарем Среднеазиатского бюро, затем — уполномоченным ЦК ВКП(б) по Узбекской ССР. Функции его сводились к информированию ЦК о деятельности местных властей без реальных властных полномочий. Для человека, около десятка лет правившего двумя автономиями, из которых Башкирия не уступала по потенциалу иной союзной республике, это было очевидным понижением.
Но охлаждение Сталина к Маленкову носило, скорее всего, «воспитательный» характер. Его не выводили из состава Оргбюро, а с 1 июля 1948 года Маленков снова становится секретарем ЦК, с 8 августа — заместителем председателя Совета министров СССР, его положение во власти полностью восстанавливается. Этому немало способствовал Берия, в чьих руках находился весь «атомный проект», на который стареющий диктатор возлагал большие надежды. А 31 августа 1948 года неожиданно умирает Жданов. Так что в конце декабря 1950 года за уже хорошо подзабытым уполномоченным ЦК Семеном Игнатьевым в Узбекистан высылают специальный самолет. Так начинается его «третье пришествие» в столицу.
Он еще не подозревает, что в ближайшие два года станет важнейшим элементом многоходовой политической комбинации, которая сначала вознесет его на самые вершины власти, а затем ему предстоит несколько месяцев засыпать с пистолетом под подушкой, ожидая ареста.
Подготовил Михаил Бирин
Продолжение следует.
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 51
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.