Семен Игнатьев: что скрывают неопубликованные мемуары экс-главы Татарии?

Семен Игнатьев (фото: archive.gov.tatarstan.ru)

СТАЛИН ГРОЗИЛ НАБИТЬ ЕМУ МОРДУ

Семен Игнатьев после громких событий 1960 года в Татарии, где он сколь решительно, столь же безуспешно попытался провести местную «революцию сверху» в области татарских языка и культуры, завершает свою бурную 40-летнюю политическую карьеру. Ему было всего 56 лет. Даже по закону на пенсию ему еще было рановато, но он твердо ответил отказом на предложение стать послом где-нибудь в небольшой европейской стране. А возможный пост председателя правительства РСФСР после сусловских обвинений в «национальной ограниченности и замкнутости», разумеется, стал невозможным. И в четырехкомнатной квартире в элитной восьмиэтажке в Староконюшенном переулке, 19, неподалеку от Арбата, поселился новый пенсионер союзного значения. Может быть, не так уж кривил душой ЦК КПСС, отправив его в отставку с формулировкой «в связи с пошатнувшимся здоровьем»?

В своем комфортабельном убежище в самом центре Москвы ему на память просто не могли не приходить кошмарные события в его бытность министром госбезопасности, связанные с «делом врачей» и ему подобных. Об этих тягостных размышлениях свидетельствуют строки его секретной объяснительной записки на имя министра внутренних дел СССР Лаврентия Берии от 27 марта 1953 года, написанной им в кремлевской больнице. По некоторым сведениям, Игнатьев лежал там с инфарктом, ожидая расправы. Берия обвинил его в репрессиях конца 1950-х, начал подготовку по этому поводу большого показательного судебного процесса, на котором Игнатьеву была уготована роль главного обвиняемого. Его «пособниками» стали бы Виктор Абакумов — экс-министр МГБ, и Михаил Рюмин — бывший замминистра госбезопасности, уже находившиеся под следствием. Президиум ЦК по предложению Берии обязал Игнатьева представить объяснения по поводу «серьезных ошибок в бытность его министром». Берия затребовал у больного письменных объяснений, которые, скорее всего, могли на суде сыграть решающую роль и стать ему смертным приговором. Эта секретная объяснительная записка из Центрального архива ФСБ опубликована в 2014 году в книге Булата Султанбекова «ХХ век. События, личности, тайны» и дает представление о взаимоотношениях «вождя народов» с подчиненными, обстановке, в которой те оказывались при «первом приближении».

Вот что пишет автор документа «железному наркому»: «Я до конца января 1952 года почти при каждом разговоре с товарищем Сталиным выслушивал в связи с этим не только его резкую брань, но и угрозы примерно такого характера: «Если не вскроете террористов, американских агентов среди врачей, то будете там же, где и Абакумов», «Я не проситель у МГБ. Я могу и потребовать, и в морду дать, если вами не будут выполняться мои требования», «Мы вас разгоним, как баранов» и тому подобные...

Начиная с конца октября 1952 года товарищ Сталин все чаще и чаще в категорической форме требовал от меня, товарища Гоглидзе (Сергей Арсеньевич Гоглидзе с 1951 по 1953 год — первый заместитель министра госбезопасности СССР; расстрелян после смерти Сталина как пособник Берии — прим. ред.) и следователей применять меры физического воздействия в отношении арестованных врачей, не признающихся во вражеской деятельности: «Бейте!» — требовал он от нас, заявляя при этом: «Вы что, хотите быть более гуманными, чем был Ленин, приказавший Дзержинскому выбросить в окно Савинкова? (Очевидно, в запале вождь перепутал даты и факты: руководитель Боевой организации партии эсеров Борис Савинков был арестован уже после смерти Ленина, в августе 1924 года — прим. ред.) У Дзержинского были для этой цели специальные люди — латыши, которые выполняли такие поручения. Дзержинский не чета вам, но он не избегал черновой работы, а вы как официанты в белых перчатках работаете. Если хотите быть чекистами, снимите перчатки. Чекистская работа — это мужицкая, а не барская работа.

После этого товарищ Сталин... дал указание заменить Егорова, отправить в провинцию, а в пути или по прибытии на место арестовать и содержать в наручниках... После этого товарищ Сталин не реже чем через день-два с пристрастием допрашивал меня, как выполняется его указание в отношении Егорова и Василенко (Петр Иванович Егоров — профессор, член-корреспондент АМН СССР, врач-терапевт, ведущий врач Сталина. Владимир Харитонович Василенко — главный терапевт Кремлевской больницы. Оба были арестованы в связи с «делом врачей» — прим. ред.)... Товарищ Сталин много раз обвинял нас, меня в частности, в том, что мы уводим Егорова от ответственности, что болезнь Егорова — выдумка МГБ. Мне не раз было сказано, что я поплачусь головой за выгораживание Егорова. В конце октября Егоров поправился и был арестован, о чем было доложено товарищу Сталину, который тут же спросил: «Надели ему кандалы?» Когда я доложил, что в МГБ наручники не применяются, товарищ Сталин в еще неслыханной мной резкой форме выругал меня площадной бранью, назвал идиотом, добавив, что «вы политические слепцы, бонзы, а не чекисты, с врагами так нигде не поступали и не поступают, как поступаете вы», и потребовал беспрекословно делать все в точности, как он приказывает, и докладывать ему о выполнении...

У меня, как Вы видели, не было никакого выхода из положения, существовавшего в тот период. Я выполнял указания».

А указания, точнее, угрозы и «в морду дать», и в камеру засадить шли не просто от перенервничавшего начальника, а от диктатора-повелителя половины мира, для которого раздавить «саботирующего» Игнатьева было делом таким же несложным, как свою знаменитую трубочку раскурить. Понятно, что с годами подобные воспоминания здоровья Игнатьеву отнюдь не прибавили. Может, это и есть ответ на вопрос, почему профессиональный партработник завершил свой жизненный путь, уйдя в литературу и фольклор. Но мы забежали вперед.

Никита Хрущев в Казани (фото: archive.gov.tatarstan.ru)

ПЕНСИОНЕР СОЮЗНОГО ЗНАЧЕНИЯ

Отставные лидеры нередко развивают бурную общественную деятельность, стремятся чаще бывать на людях. Игнатьев вел активную творческую жизнь, но на встречи персональных пенсионеров с трудовыми коллективами не ходил, пионерам галстуки не повязывал, не призывал комсомольцев и молодых коммунистов брать с себя пример. Но он еще несколько лет сохранял определенное влияние на кадровую политику. Имеется несколько свидетельств его активной помощи «ходатаям» из прежних мест работы.

Из знаменательных событий жизни Игнатьев нередко вспоминал о том, как 20 июня 1957 года, буквально через пару недель после назначения в Татарию, после телефонного разговора с секретарем ЦК Аверкием Аристовым он вылетел на самолете Казанского авиационного завода в Москву, чтобы принять активное участие в работе партийного пленума, подавившего бунт «старой гвардии» против первого секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева. Эта схватка за власть потом получила название «Разоблачение антипартийной группы», неоднократно описана в многочисленных публикациях и воспоминаниях ее участников. Вот что не без иронии пишет главный государственный архивист России Рудольф Пихоя об этом событии: «Закрепляя разгром противников Хрущева, с резкими, грубыми, хорошо акцентированными обвинениями выступил Брежнев, с восхвалениями Хрущева — Беляев. Их поддержал и с бранью набросился на Маленкова и его сторонников Игнатьев — да, да, тот самый Игнатьев, который служил Маленкову в качестве министра госбезопасности, реализуя в жизнь все указания Сталина и Маленкова по делу Абакумова и по так называемому «делу врачей».

Так что с Георгием Маленковым отношения были разорваны еще в 1957 году, после разгрома «антипартийной группы». Но его сын Андрей Маленков, поименно перечисляя в книге воспоминаний «О моем отце Георгии Маленкове» гонителей премьера-реформатора, Игнатьева не упоминает. Впрочем, Игнатьев тоже не мог забыть, как Маленков в апреле 1953 года безропотно выдал его на расправу Берии, так что они «поквитались». Не упоминается Игнатьев и в числе лиц, посещавших или звонивших Хрущеву после его отставки. Да, Игнатьев активно участвовал в спасении Хрущева во время бунта «соратников», а вот постановление ЦК в октябре 1964 года об отрешении того от власти как «волюнтариста» полностью одобрил, считая, что многие его действия подрывали авторитет партии и могли привести к ее ликвидации.

КОЛЛЕКЦИИ КНИГ И АФОРИЗМОВ

Игнатьев всю жизнь приобретал и постоянно читал книги. Теперь времени для этого стало намного больше. Основным «богатством» его московской квартиры являлась библиотека, заставленная книжными шкафами. Известно, что особенно ценил он мемуары политических деятелей, труды историка Василия Ключевского, греческих и римских историков, хорошо знал произведения выдающихся философов, ученых и поэтов — от античности до наших дней, всю жизнь записывал их афоризмы, а также изречения народов Востока, в том числе и малоизвестных, как, например, тангутов. Он наизусть цитировал произведения Фирдоуси, Хайяма, Бабура и других корифеев культуры мусульманского Востока. Но особенно любил Саади (полное имя — Абу Мухаммад Муслих ад-Дин ибн Абд Аллах Саади Ширази, 1205 - 1292; ирано-персидский поэт, философ-моралист — прим. ред.).

Из философов Запада выделял Вольтера, Руссо, Дидро, Спинозу и мало известных широкой публике Шамфора и Фенелона. Всегда умело использовал в беседах и официальных выступлениях афоризмы, пословицы, кратко отражающие суть проблемы, иногда заглядывая в объемистую записную книжку. Был весьма требователен к точности различного рода ссылок, особенно на классиков марксизма, говоря: «Надо не фантазировать, а писать так, как у автора». Именно от него профессор Султанбеков — автор книги об Игнатьеве, услышал афоризм Фридриха Энгельса о том, что нельзя вычитывать из книг то, чего в них нет.

Начиная с 1961 года Игнатьев полностью окунулся в работу по систематизации и обобщению своих знаний, накопленных за многие годы чтения литературы, а также записываемых с юности различных народных изречений и пословиц, которыми так богат Восток. Не ограничиваясь использованием собственных материалов, стал частым посетителем Ленинской библиотеки. Тогда в ее «академическом зале» нередко появлялся и почетный член АН СССР Вячеслав Молотов, однако вряд ли у них были там контакты. Все отношения с людьми Молотов определял их поведением в июне 1957 года, не простив «измены» даже самым давним соратникам вроде старейшей большевички Елены Стасовой, не подойдя к телефону, когда она хотела поздравить его с днем рождения.

Результатом этого труда Игнатьева стала книга «Афоризмы. Мысли и изречения разных времен и народов. Сборник, библиографический указатель и примечания составлены С. Д. Игнатьевым», впервые изданная в 1972 году в Улан-Удэ и там же в дополненном и переработанном виде в 1975 году. Несмотря на большой тираж (75 тыс. экземпляров), она была сразу же раскуплена и стала библиографической редкостью.

ЛИТЕРАТУРНЫЙ ПОДВИГ КОММУНИСТА ИГНАТЬЕВА

Профессор-историк Султанбеков считает, что небольшое предисловие к последнему изданию народного писателя Бурятской АССР Африкана Бальбурова дает хорошее представление не только о самой игнатьевской книге, но и о личности составителя: «Афоризмы», впервые изданные в 1972 году Бурятским книжным издательством, разошлись с быстротой удивительной, и дело здесь не только в том, что вышел труд, повседневно нужный, призванный удовлетворить насущную потребность нашего современника, советского высококультурного человека, в постоянном общении с образцами мудрости, что спрос на такую литературу у нас практически неутолим. Дело, очевидно, и в том, что читатель видит перед собой явление не совсем обыкновенное: работа создана не ученым-литературоведом, а профессиональным партийным работником. Труд этот сложился из колоссального количества книг, лично С. Д. Игнатьевым прочитанных, из выписок, неутомимо делавшихся автором в течение многих-многих лет. Когда я впервые увидел весь подготовительный аппарат будущей книги в квартире Семена Денисовича, то не мог отделаться от ощущения подавляющей огромности. Воистину: подобное впечатляет! Я полагал, что за прожитые годы мною прочитано и освоено немало книг. Но такой продуктивности чтения я не мог даже представить! Передо мной было убедительное свидетельство того, что чтение для Семена Денисовича являлось в течение всей жизни непрерывным и естественным процессом, и в то же время — творческим поиском, итогом которого и явились «Афоризмы». Мы, писатели из национальных республик, благодарны за то, что и наши книги обильно процитированы в «Афоризмах» С. Д. Игнатьева. И особенно тепло от мысли, что автор книги всю сознательную жизнь проработал в республиках нашей страны — в Средней Азии, Белоруссии, Бурятии, Башкирии, Татарии. Спасибо автору этой книги!»

К этим словам Бальбурова можно добавить, что эта книга, действительно, и сейчас поражает огромным количеством использованных источников и авторов — от античности и до советского периода, от литературных и философских произведений и до перлов народного творчества. Ее библиография насчитывает 749 названий книг различных авторов, сборников афоризмов, в том числе изданий редких или провинциальных, отсутствующих даже в наших крупнейших библиотеках. Как, например, «Мысли ученых, писателей и философов русских и иностранных. Сост. П. Я. Куманев. Конотоп, 1901», «Сборник афоризмов «Пчелка». Сост. Я. И. Горожанский. Орел, 1902», «Женщины перед судом литературы. Сост. Н. Зинченко. СПб., 1896», «Умные речи, красивые слова великих и невеликих людей. Сост. П. К. Мартьянов. СПб., 1890» и др. Вызывает чувство уважения и восхищения своей обширностью и логикой классификация Игнатьевым названий 123 тематических рубрик, по которым распределен материал книги и которые охватывают все стороны и периоды человеческой жизни и деятельности. Они словно представляют видение автором истории и современности, черт общественного и индивидуального бытия человека, являющихся для автора приоритетными при оценке личности. Другими словами, названия рубрик — это своего рода «психологический портрет» самого Игнатьева. Весьма удобен для читателя справочно-поисковый раздел, позволяющий быстро найти источник афоризмов и других цитируемых материалов.

КЛАССИКИ И СОВРЕМЕННИКИ

Надо особо отметить и то, что Игнатьев ввел в научно-общественный оборот имена целого ряда писателей и других деятелей культуры, мало известных широкому кругу читателей, из тех национальных республик, где он работал: Узбекистана, Бурятии, Башкирии, Белоруссии. А они, судя по приведенным материалам, заслуживают внимания и стимулируют изучение их творчества. Есть в ней и цитаты из произведений татарских писателей: Габдуллы Тукая, Мусы Джалиля, Ахмеда Ерикеева, Абдуразхмана Абсалямова. У Джалиля он взял строфы из 10 стихотворений, первым идет: «Если мы необходимы нашей Родине любимой, мы становимся сильней». Тукай же представлен двумя стихотворениями, в том числе и знаменитым: «Родной язык — святой язык, отца и матери язык. Как ты прекрасен! Целый мир в твоем богатстве я постиг». Наверное, включая его, Игнатьев вспоминал и драматические события, связанные с борьбой за восстановление престижа татарского языка в 1958 - 1960 годах, стоившей ему карьеры.

Очевидно, эта книга — единственный труд такого высокого научного уровня, созданный политическим деятелем нашей страны без всякого участия «интеллектуальной обслуги». Она является результатом самостоятельного, многолетнего, добросовестного изучения источников, тщательного критического осмысления и отбора материалов и написания комментариев к ним. Создание сборника вполне достойно назвать научным подвигом и своеобразным «завещанием», дающим представление о высочайшем интеллектуальном уровне Семена Денисовича Игнатьева.

И еще один штрих к его политическому и нравственному портрету: понятно, почему в ней нет цитат из Сталина и Хрущева, но отсутствуют и «основополагающие» высказывания Брежнева. А ведь это были времена, когда не только его политические доклады и выступления с выдающимися теоретическими открытиями типа «экономика должна быть экономной», но и коллективные литературные поделки под брендом «Л.И. Брежнев» официально возводились в ранг «классики». Они становились предметом обязательного и повсеместного изучения в вузах, сети партийного просвещения, темами научно-практических конференций и семинаров. Почти каждая публикация, и не только в области гуманитарных наук, начиналась тогда со ссылки на очередное высказывание «нашего дорогого Леонида Ильича». Как удалось Игнатьеву избежать участия в этих песнопениях, неизвестно. Но удалось, и это делает ему честь. Известно, что он весьма скептически относился к стремительной «военной карьере» генерал-майора Брежнева, ставшего в мирное время маршалом, не единожды Героем Советского Союза и кавалером множества как отечественных, так и зарубежных орденов. Награды попадали на грудь генсека как праведным путем, так и не очень. (Чего стоит одна только история с орденом «Победа», которым награждали высший командный состав Красной и союзнических армий «за успешное проведение таких боевых операций в масштабе одного или нескольких фронтов, в результате которых в корне менялась обстановка в пользу Красной армии». Все 20 орденов, кроме брежневского, были вручены не позже победного 1945 года. В 1978 году награда досталась и Леониду Ильичу, 17-му по счету кавалеру ордена. Брежнев попал в компанию таких людей, куда кроме легендарных советских военачальников вошли, например, генерал армии, будущий президент США Дуайт Дэвид Эйзенхауэр, маршал и руководитель Югославии Иосип Броз Тито, король Румынии Михай I Гогенцоллерн-Зигмаринген, фельдмаршал Великобритании Бернард Лоу Монтгомери, маршал Польши Михал Роля-Жимерский. 21 сентября 1989 года председатель Верховного Совета СССР Михаил Горбачев подписал указ президиума Верховного Совета СССР об отмене награждения Л.И. Брежнева орденом «Победа» с формулировкой «как противоречащего статуту ордена».)

Из классиков и видных деятелей марксизма, кроме двух основоположников и Ленина, в книге имеются цитаты из книг Михаила Калинина, Надежды Крупской, Георгия Димитрова, Георгия Плеханова, Августа Бебеля и Карла Либкнехта. Как ни странно, не включил он в книгу высказывания своего наиболее знаменитого предшественника Феликса Дзержинского, которые украшали тогда многие книги, и не только о политике. Ведь его «хрестоматийное» и совершенно правильное требование иметь холодную голову, горячее сердце и чистые руки касается не только чекистов и полностью сохраняет свою актуальность и сейчас. Из современных деятелей коммунистического движения вошел только Морис Торез.

Говоря о литературных «предпочтениях» Игнатьева, а ведь отбор афоризмов, цитат в прозе и стихах отражал и взгляды самого автора на историю и современность, профессор Султанбеков отмечает, что из советских поэтов чаще всех встречается Расул Гамзатов, затем Владимир Маяковский, Муса Джалиль, Мустай Карим. Нет цитат из стихов, бывших «у всех на устах»: Марины Цветаевой, Анны Ахматовой, Осипа Мандельштама и Бориса Пастернака. У Константина Симонова, стихи которого нередко цитировал, он взял только отрывки из военной прозы и воспоминаний. В книге отсутствуют и модные тогда поэты и прозаики-шестидесятники, хотя их книги у него были.

Государственные деятели и полководцы дореволюционной России представлены в книге высказываниями Петра I, Александра Меншикова, Александра Суворова, Михаила Кутузова, Петра Багратиона, Федора Ушакова, Алексея Ермолова, Дмитрия Валуева, Никиты Панина. И, что довольно необычно для той поры, трижды процитирована Екатерина II, представленная читателю не только как императрица, но и «автор политических трактатов, издательница журналов и драматург». Да и цитаты выбраны вполне соответствующие этой характеристике и не потерявшие актуальности и для нашего времени. Первая: «Разум имеет свои права, о которые рано ли, поздно ли глупость и предрассудки должны сокрушаться». Вторая — отрывок из «Манифеста», гласящий о недопустимости «злословия и заочной брани», очевидно, имелось в виду политической, «которая ни во что да вменяется и да обратится в поношение тому, кто ее произнес». Что же касается третьего изречения о том, что лучше отпустить десять виновных, чем осудить одного невиновного, то оно, очевидно, парафраз кого-то из античных мудрецов.

Государственные деятели других стран представлены в первую очередь Наполеоном, некоторыми премьерами Англии и президентом США Франклином Делано Рузвельтом. Так что, судя по отбору авторов цитат и афоризмов, взгляды Игнатьева на историю и политику были далеко не «краткокурсными», и он всю жизнь пополнял свои знания. Неслучайно в книгу включены слова Симонова о том, что главное отличие человека образованного от необразованного в том, что первый всю жизнь «продолжает считать свое образование незаконченным».

В истории остались еще две книги Семена Игнатьева. Одна из них — изданная в 1943 году в Улан-Удэ работа «Экономические ресурсы Бурят-Монголии и задачи освоения их в условиях Отечественной войны». Она содержит весьма интересные сведения о природных богатствах республики, таких как уголь, горючие сланцы, молибден, вольфрам, базальт, лес, ягодники, дикие животные и т. п. Из нее можно узнать, что в Байкале насчитывалось тогда 12 тыс. нерп, 4 тыс. из которых можно было добыть без ущерба для популяции, для употребления в пищу и как сырье для использования в промышленности; а в реках и озерах начато разведение осетра, стерляди, сига и других ценных пород рыб. Книга «Партийная работа на селе в новых условиях», посвященная успехам сельского хозяйства Татарии, вышла в 1959 году в Москве в издательстве «Советская Россия» и была рекомендована ЦК КПСС для изучения во всех областях и республиках. В ней автор весьма часто и к месту использует татарские народные пословицы. Обе книги и сейчас представляют интерес для исследователей и несут неповторимый отпечаток личности автора и его аналитического потенциала.

Гумер Усманов (слева), Фикрят Табеев (справа; фото: archive.gov.tatarstan.ru)

УЧАСТНИК «ПЕРВОЙ СОТНИ»

Из казанцев у Игнатьева в Москве несколько раз побывал Гумер Усманов, рассказавший Султанбекову о некоторых деталях его быта, и секретарь Бугульминского горкома КПСС Анвар Ягофаров. Навещали его и приезжавшие в Москву по делам представители Узбекистана, Башкирии, особенно часто бывали бурятские товарищи. Неизвестно, бывал ли у него в гостях Фикрят Табеев, но это не исключено. По крайней мере, в одной из статей он с благодарностью вспоминал своего «патрона».

70-летие Семена Денисовича Игнатьева отметили орденом Октябрьской Революции, до этого был награжден шестью: четыре ордена Ленина получены во время работы в Бурятии, Башкирии и Белоруссии, орденами Отечественной войны 1-й степени и Трудового Красного Знамени. Особенно ценил он медаль «За доблестный труд», учрежденную в 1970 году в ознаменование 100-летия В.И. Ленина, носил ее выше других наград. Гордился и тем, что имел партийный билет №00000028: этот документ с двузначным номером выдавали только высшим руководителям страны, входившим, как тогда говорили, в «первую сотню».

Умер он в воскресенье 27 ноября 1983 года на 80-м году жизни, похоронен на знаменитом Новодевичьем кладбище, где покоятся многие его друзья и враги. Известно, что вопрос о месте погребения решал лично Юрий Андропов. В некрологе, появившемся в «Правде» в среду 30 ноября и подписанном «группой товарищей», сообщалось о смерти после тяжелой продолжительной болезни персонального пенсионера союзного значения С.Д. Игнатьева. Подробно перечислены все занимавшиеся им посты, включая должности заведующего отделом ЦК, министра госбезопасности, секретаря ЦК. Отмечено, что везде он работал «с полной отдачей сил и проявлял высокую ответственность». В некрологе был помещен портрет со всеми наградами, из него видно, что после Казани Игнатьева наградили еще орденами Октябрьской Революции и Трудового Красного Знамени. Особо отмечались личная скромность и чуткое отношение к людям. Первое совершенно правильно, а вот насчет второго мнения расходятся, не могут некоторые забыть о злополучном «деле врачей», хотя он и сам мог стать его жертвой.

Некролог о смерти Игнатьева, подписанный первым секретарем Татарского обкома КПСС Усмановым и членами бюро обкома, появился в «Советской Татарии» 29 ноября 1983 года. В нем также дан полный перечень занимавшихся им должностей и содержится положительная оценка его деятельности на всех постах.

ТАЙНА МЕМУАРОВ СЕМЕНА ИГНАТЬЕВА

В книге о Молотове «Полудержавный властелин» его биограф Феликс Чуев написал: «Он не все рассказывал. Но знал все о том, о чем говорил». Эти слова можно отнести и к Игнатьеву в связи с еще одной загадкой последних лет его жизни. По свидетельству общавшихся с ним людей, Игнатьев постоянно работал над мемуарами, но особенно активно начал писать их после октября 1964 года. Нередко он говорил, что раскроет в них «тайны Кремля», которые существенно изменят, а возможно, и перевернут наши представления о некоторых событиях истории России, и не только 1950-х годов, но и тех, что происходили гораздо раньше. По их словам, Игнатьев включил в перечень загадок истории подоплеку Февраля и Октября 1917 года, причину убийства в 1918 году царя и его семьи, а также обстоятельства и цель неожиданной поездки после этого Дзержинского в Швейцарию. Говоря о своем предшественнике на посту руководителя спецслужб, он сказал, что выяснил, почему тот первую годовщину Октября встретил не в Москве, а небольшом уездном городе Казанской губернии Арске, где и выступил перед трудящимися. Перед чекистами же в Москве в этот день выступил Ленин. Более близким временам он собирался посвятить главы «Сталин. 1951 — март 1953 гг.» и «Загадка Берии». Но напечатают все это, добавлял он, только через 100 лет, когда все эти события станут далеким прошлым, как, например, поход Наполеона или Крымская война.

Зная эрудицию Семена Игнатьева, его близкие контакты со многими историческими личностями, особенно возможность доступа к самым секретным документам партии и органов государственной безопасности, Султанбеков полагает, что такая книга действительно могла быть в работе. Есть сведения, что некоторые ее фрагменты он даже зачитывал близким людям. Однако попытки Булата Файзрахмановича выяснить ее судьбу оказались безуспешными, хотя ему довелось беседовать на эту тему с весьма информированными личностями. Этот вопрос в свое время он задал известному историку, руководившему Росархивом в 1990-е годы, Пихоя; тогда тот считал, что воспоминания так и не были написаны. Существуй мемуары, сказал Пихоя, в 1990-х годах их, конечно, опубликовали бы. Но во время недавнего разговора он заявил, что воспоминания все-таки существуют и, возможно, будут обнаружены, высказав предположение о месте их нахождения. Биографическое исследование профессора Султанбекова о жизни последнего и самого загадчного сталинского министра госбезопасности завершается, как и положено ему завершиться, не менее загадочно: «Добавлю от себя: если верить прогнозу самого Игнатьева, осталось ждать их появления в печати еще чуть больше полувека. А может, действительно, «всплывет» этот уникальный документ и раньше?!»

Подготовил Михаил Бирин

Окончание следует.

Читайте также:

• Семен Игнатьев: путь на вершину власти будущего босса Татарии. Часть 1-я
• Семен Игнатьев: самый «бескровный» министр госбезопасности Сталина. Часть 2-я
• Семен Игнатьев: как главу Татарии наказали за татарский язык. Часть 3-я