«В эпохи, когда доверие к центральным СМИ падает, тут же появляются любительские медиа»

В рамках двухдневного книжного фестиваля в «Смене» Анна Котомина прочтет лекцию о любительских советских и российских медиа (фото http://culture.rsuh.ru/)

«ЛЮБИТЕЛЬСТВО И ПРОФЕССИОНАЛИЗМ — ЭТО ГРАНИЦА, ПО КОТОРОЙ ИДЕТ БОРЬБА ЗА ВОЗМОЖНОСТЬ ФОРМИРОВАТЬ ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ»

— Анна, о чем будет ваша завтрашняя лекция в «Смене»?

— Я занимаюсь историей медиа довольно давно, читаю курсы, которые входят в университетские программы. Параллельно работаю в Политехническом музее, где есть большая коллекция индустриальных фотоальбомов. Тематика лекции родилась на стыке этих занятий. Индустриальные альбомы — это странная штука. Все видели семейные альбомы, где отражены рождение, свадьба, смерть людей. Есть точно такие же, которые изготовляли предприятия, как правило, по заказу министерств, чтобы рассказать о своем существовании. Они самодельные, но для публичного потребления. Попытка понять их природу заставила меня обратить внимание на проблему профессиональных и любительских медиа. С одной стороны, эти альбомы официозные, но с другой — рукотворные и передают что-то еще. К тому же можно рассмотреть вопрос не в книговедческом или литературоведческом плане, а вспомнить о радиолюбителях, пиратском телевидении, проблеме любительской и профессиональной журналистики. Если туда же включить нелегальные типографии — народников или большевиков, вырисовывается интересная картина, она уничтожает многие клише, которые есть в голове почти у всех современных людей, начиная от подозрительности, что нами манипулируют, заканчивая тем, что интернет разрушает книгу, журналистику, кинокритику в традиционном понимании. Постановка привычных способов говорить об этом в историческую перспективу показывает, что воспринимать эти феномены, возможно, стоит иначе.

Любительство и профессионализм — это граница, по которой между обществом и государством идет борьба за возможность формировать общественное мнение. Моя лекция представляет собой серию кейсов, которые показывают, как это происходило в разное время. Сам процесс связан не только с политической историей, но и с развитием технологий. Появление фотоаппаратов «Фотокор» или детекторных приемников, новых приемов письма текстов в интернете — каждый раз история борьбы за границу разыгрывается по-разному. Конечно, это связано и с колебаниями в обществе — степенью доверия к государству, уровнем свободы.

— Почему вы также интересуетесь такими странными для современности видами медиа, как диафильмы?

— Я больше всего интересуюсь оптическими медиа. История студии «Диафильм» привела меня к оптическим медиа XIX века и публичным чтениям, одним из инициаторов которых был Казанский университет. Из-за того что в России специфический климат — темно и холодно зимой, к тому же большинство людей в XIX - начале XX века не умели читать, диафильмы стали особенной русской историей. Обычно считают, что «Волшебный фонарь» — это протокино, а для XX века — удешевленный вариант кино.

На самом деле это другое медиа, со своими возможностями, дешевое и легкое в производстве. Они использовались в публичных народных чтениях, которые проводились с 1866 года по начало Первой мировой войны, каждые выходные, в главном городском здании, скорее всего, в Казани тоже. Через это в некоторых поколениях люди прошли по многу раз, эти «Волшебные фонари» могли охватывать аудиторию до 1200 человек. Для либерально настроенной интеллигенции это была прекрасная возможность обратиться к народу, потому что ее цензурировали меньше, чем печатное слово. Диафильмы — вид масс-медиа, который сегодня забыт.

Из-за того что в России специфический климат — темно и холодно зимой, диафильмы стали особенной русской историей

— Сейчас появляется очень много маленьких медиа, которые притворяются блогами, с чем связан этот феномен?

— Одноклассницы моей дочери следят за политическими новостями через видеоблоги. Эти видео корректные и неглупые, хотя в кадре стоит мальчик лет 16. В эпохи, когда по разным причинам доверие к центральным СМИ падает, тут же появляются любительские медиа, а сегодня цифровые технологии дают им бесконечное количество возможностей. Есть такая интересная теория: медиа, как только они стали индустриальными, не доходят до людей напрямую — у каждого небольшого круга людей есть лидер мнений. Сейчас эти лидеры мнений не являются первыми среди равных, они вооружились технологиями и создают свои новости. Традиционные медиа же продолжают существовать, но чувствуют себя гораздо хуже. Забавное наблюдение: мы недавно были на канале «Россия», оказалось, что 85 - 90 процентов сотрудников там женщины. Когда он запускался в 1991 году, ситуация была обратная. Это говорит о падении зарплаты и престижа работы.

«В РАЗГОВОРАХ ПРО СОЦИАЛИЗМ ЕСТЬ СТРАСТНОЕ РАЗДЕЛЕНИЕ НА СТОРОННИКОВ И ПРОТИВНИКОВ»

— Когда вы изучали медиа, не казалось ли вам, что в советской истории много стереотипов и бинарного разделения: официальная культура — неофициальная культура, насилие — сопротивление, конформизм — нонконформизм, пу­бличное пространство — частное пространство — и ничего между?

— О советской истории постоянно проходят конференции, есть мода на ностальгию, выставка, которая открылась в «Смене», тоже часть этого процесса. Об этом прекрасно сказал в одном из своих текстов Борис Гройс. В разговорах про социализм есть страстное разделение на сторонников и противников, что блокирует всякую возможность анализа самого явления. Сейчас в Политехническом музее мы готовим проект на основе индустриальных альбомов, это будет серия вебдоков, виртуальных туров под рабочим названием «Индустриальная Россия». Хотим показать, что эти предприятия значили для нашей истории и культуры. Индустриальной историей заниматься очень трудно: с одной стороны, есть представители заводов, которые любят свою историю, у них Россия — родина слонов, они во всем были первыми. С другой — есть противоположная позиция. А с точки зрения исследователя, архивы не раскопаны, советская экономическая статистика преувеличена, есть огромное количество загадок. Настало время преодолевать ситуацию, хотя не совсем понятно как.

— Почему так происходит?

— Людям комфортно жить в мире, где все состоит из очевидных и тавтологических вещей. Я затрону это в своей лекции — это специфика сознания русской интеллигенции, ей присуща эмоциональность и поверхностность, она не способствует вдумчивому и критическому анализу. Например, есть знаменитый советолог Шейла Фицпатрик. Ее книга «Повседневный сталинизм» считается одной из основных по этой тематике. Когда я начала работать с фактическим материалом и потом перечитала текст Патрик, поняла, что она состоит из штампов. Это объяснимо: книгу пишет пожилая женщина, которая живет в Америке в частном доме с газоном и кредитом. У нее четкая, профессионально выраженная и риторически выверенная картина действительности. Автор накладывает ее на то, что видит здесь, и описывает то, что не совпадает, причем с позиции слегка высокомерного, даже домохозяйского снобизма. Например, повседневную жизнь рабочих Магнитогорска, которые жили в бараках и землянках: узкие койки, абажуры, лампы, фикусы. Ее видение — кошмар, потому что между частным домиком на Среднем Западе и Магнитогорском — пропасть, и она предлагает этому удивиться. Но так было всегда — так жили рабочие в XIX веке или рабы на плантациях, просто на определенной стадии экономики, когда массовое производство вынуждено собирать огромное количество людей, как правило, обустройство быта отстает. Это совершенно неспецифично для советского опыта, зачем же об этом говорить в таком ключе? Вся книга состоит из таких примеров. Это очень опасно, потому что, когда ее читаешь, создается определенная картина реальности. В ее формировании играют свою роль и медиа — в интервью, комментариях обычно воспроизводится то, что и так лежит в общественном мнении. Его крайне сложно пробить, потому что исследования долгие, дорогостоящие и зачастую выдают неожиданные результаты. Советской историей надо заниматься терпеливо и с любовью, по 100 раз проверяя сложившиеся мнения, потому что зачастую они убедняют прошлое. Пока не разберемся — не сможем корректно комментировать то, что происходит сейчас.

— Сейчас много музеев, посвященных СССР, но обычно они просто заполнены бытовыми вещами, которые предлагают посмотреть посетителю, без всякого анализа. Откуда взялась эта тенденция?

— Музейный бум охватил Россию. Обычно это музеи одной комнаты, больше похожие на шоу-рум антикварных дилеров. Как профессиональный музейный работник говорю вам: мы не считаем это музеями. Музей — это не только комната с вещами, это коллектив, научные сотрудники, коммуникации, образовательные программы, глубина и ширина. Как это все появилось? Мы пережили перелом от бытового уклада к мелкобуржуазному. Ностальгия в привязанности к вещам — это мелкобуржуазная черта, которая еще не совсем стала рутинной. Это ностальгия к маленьким вещам, мера общения с прошлым, которая вписывается в мелкобуржуазный уклад. Настоящая история требует усилий и может быть травматична.

В советской культуре отношение к быту было истеричное: с одной стороны, он отрицался, а с другой — люди любили те немногие предметы комфорта. Коллекционирование — всемирный феномен, но у нас он местами принимал страстную форму. Эти музеи — скрещение советского уклада с мелкобуржуазным, сегодня каждый может арендовать помещение и, не скрываясь, выставить напоказ свою коллекцию, найти любителей безопасного прошлого, которые заплатят 200 рублей за вход. Вещи сами по себе ничего не говорят. В музее должны быть способы рассказать, но их обычно нет. Мне кажется, в будущем количество таких музеев спадет, они станут лучше.

— У вас нет ощущения, что люди сейчас ностальгируют по временам, которые было совсем недавно? Например, появляются проекты вроде «Остров 90-х», которые становятся вирусными в интернете. Была ли ностальгия по недавнему прошлому прежде?

— Есть шаг, по прошествии которого объекты приобретают ценность. Например, на памяти моего поколения так случилось с архитектурой позднего брежневизма. В 90-е - начале нулевых всем казалось, что это ужасно. А сейчас Юрий Пальмин фотографирует Чертаново, Николай Малинин и Анна Броновицкая пишут книгу об этом. 5 - 7 лет назад это было немыслимо — люди считали, что это либо неинтересно, либо ужасно. И вдруг это стало объектом ностальгии. Как-то я читала газету «Московские ведомости» — условно говоря, городская болтовня 1900-х годов. Нашла статью, где описываются вновь построенные дома, которые тогда назывались барскими квартирами. Тогда людям это страшно не нравилось, а сейчас нам нравится пройти рядом, сфотографироваться — это прямо Москва-Москва, которую ни в коем случае нельзя сносить. Почему теперь это касается недавного прошлого? Во-первых, сохраняется наша физическая память, личная связь, а во-вторых, мы живем в другом мире, прошлое является для нас чем-то безопасным. Это поп-культурное отношение, заказанное переживание. Сейчас говорят, что частично лужковскую архитектуру собираются снести — видимо, она тоже будет смещаться в культурное наследие.

Мы пытались и пытаемся сделать из кинотеатра «Круговая панорама» музей, но для этого нужна поддержка

«ВЫСТАВКА «КИНОТЕАТР ПОВТОРНОГО ФИЛЬМА» — ЭТО РАБОТА С СОВЕТСКИМ ПРОШЛЫМ»

— Выставка «Кинотеатр повторного фильма» переехала в Казань из кинотеатра «Круговая панорама» в Москве, в котором вы являетесь директором по развитию. Расскажите об идее этого проекта?

— Ее организующая тема — кино, каждый из художников выбрал что-то из советского времени с тем, чтобы представить свою форму ностальгии. Выставка «Кинотеатр повторного фильма» — это работа с советским прошлым. Само выражение «Повторный фильм» — это коммерческий феномен. В советское время фильмы прокатывали по второму кругу, чтобы заработать денег. Сейчас же, когда производится множество фильмов и они одновременно доступны через интернет, этот феномен возвращения к фильму вообще не свойственен.

Действительно, до Казани выставка проходила на 6-й биеннале современного искусства в кинотеатре «Круговая панорама» — объекте 1959 года, нашем ответе американским инженерам. Это странная система, которая до сих пор дает эффект полного погружения. Она может показать фильмы, сделанные только специальной для этого техникой, которой больше нет. Сейчас кинотеатр существует потому, что есть старые фильмы, которые были сняты в СССР.

— Вы пытаетесь сделать из кинотеатра «Круговая панорама» музей?

— Мы пытались и пытаемся, но для этого нужна поддержка. Объект принадлежит департаменту культуры города, сейчас существует несколько проектов музефикации, которые заключаются в консервации, чтобы для потока зрителей использовать цифровую версию фильмов, а старую технику — только по особым случам. На выставке в Казани есть фотографии из аппаратной тех людей, которые делали эти фильмы, — они из периода оттепели, энтузиасты. Одно дело — смотреть кино, другое — как идет работа над картиной, тем более там есть замечательная история его создания.