«СОВРЕМЕННЫЙ ТАНЕЦ» КАК ОБРАЗ ЖИЗНИ

В России современный танец — давно уже не маргинал, а полноправный участник художественной жизни. Об этом говорит не только отдельная группа номинаций — «современный танец» — национальной театральной премии «Золотая маска», но и ныне очевидное разделение компаний на старейшие (они же — сильнейшие) и новые, растущие грибами после дождя на огромной территории от Ростова и Краснодара до Улан-Удэ.

Камерный балет «Пантера» возник в Казани в 1993 году под руководством Наиля Ибрагимова всего через три года после рождения екатеринбургской труппы «Провинциальные танцы» под руководством Татьяны Багановой. Сейчас за плечами обоих коллективов не только трудное время выживания и работы на голом энтузиазме, но и регулярное участие в екатеринбургском фестивале «На грани» и казанском фестивале «Теловидение». Разумеется, в портфолио камерного балета есть и зарубежные проекты.

Нынешний FranceDanse, календарно совпав с окончанием срока деятельности Эдуарда де Люмле — культурного атташе посольства Франции в России, подытожил союзничество Французского института в Париже с его российской секцией (раньше она называлась Французским культурным центром — прим. ред.). Привитой французами моде на современный танец посвятили круглый стол. Важным выводом прозвучало, что если во Франции современному танцу с 1980-х и до сих пор государство оказывает системную институциональную поддержку, то в России эта культура до сих пор держится личной энергией энтузиастов. Как отметила Баганова, руководитель труппы «Провинциальные танцы» (Екатеринбург), «решив заниматься современным танцем, мы выбрали не профессию, а образ жизни».

«СИЯНИЕ ВИДИМОСТИ: УНЕСЕННЫЕ 2»

Из четырех французских хореографов «Пантере» достался Тома Лебрен. У себя в Лилле он 18 лет возглавляет компанию современного танца Illico: ныне одну из 12 финансово поддерживаемых Французским институтом в Париже. Сам бывший танцовщик, впоследствии хореограф, автор 30 спектаклей в разговоре с корреспондентом «БИЗНЕС Online» дал довольно точную характеристику казанскому камерному балету: «Ребята лирические, с очень тонкой и мягкой настройкой, поэтому я не мешал им выразить себя именно через такую их специфику. И... я никогда еще не находился перед выбором адекватного музыкального сопровождения. Безумно долго искал музыку».

А выбрал он Арво Пярта (Stabat mater для трех солистов и струнного трио, 1985), скомбинировав живого классика с пьесой для оркестра и электротоков (оригинальная работа Давида Франсуа Моро). Так делают многие. Обычно накручивая фонограмму из речи и шумов, чего-то бряцающего с чем-то агрессивно барабанящим, тем самым хореографы приподнимают эмоциональный градус постановок, как правило, бессюжетных, мягко говоря, не самых изобретательных и с обязательной загадкой в названии. На этом фоне 45-минутный казанский спектакль, скорее, выиграл у коллег из Самары и Москвы. Название «Сияние видимости. Унесенные 2» сам хореограф объяснил так: «Унесенные устойчивым и непрерывным внутренним ритмом и величественным музыкальным темпом... Унесенные другими людьми, группой людей, а также унесенные другими телами...»

Получилось программно и вполне содержательно. Величественному темпу, разреженности и парению музыки Пярта вполне отозвались уносимые и привносимые «непрерывным внутренним ритмом» движения группы танцующих. Двое развивали сюжет о том, что каждый человек одинок, остальные этот сюжет «комментировали-разрушали-умиротворяли» и т. п. Читалось это внятно: и тогда, когда акцент с дуэтных сцен переходил на коллективные, и тогда, когда честным групповым синхронам «сопротивлялись» движения двух лирических единиц. Трогательное, не перегруженное звуковой и пластической агрессией, как и обещал хореограф, действие поведало о том, что только «материнский пульс» условной среды дарит нам иллюзию защищенности и осуществленности. И никаких других иллюзий, как и другой совместности не ищите там, где «прикосновение» отсутствует буквально.

В течение всего спектакля-медитации танцовщики и не прикасаются друг к другу. Внешне простой технической задачей француз переместил «Пантеру» в пространство бесконтактной хореографии. В классическом балете такое немыслимо, в современном танце — сколько угодно. Превращение «простого приема» в самодостаточный повод для длительного пластического текста удается не всем и не всегда. Камерному балету — удалось.

«ПРОВИНЦИАЛЫ» В МОСКВЕ

Пожалуй, именно казанский спектакль не вызвал вопросов, которыми задавалась публика, включая специалистов: «О чем это?» Например, у балета «Москва» коллективные пластические аттракционы (хореграф Рашид Урамдан) в какую-либо оформленную тему не вылились. Да и название «Удерживая время» мало что прояснило. Самарский театр танца «Скрим» в работе под названием «ДЕМО-Материалы» показался угловатым и нетехничным, возможно, как раз поэтому Мод де Пладек из Монпелье предложила им простенький набор действий в эстетике «Девчонки зажигают».

Но по-настоящему «зажгли» в финале FranceDanse танцовщики труппы «Провинциальные танцы». Их спектакль «После нас» показал, как мастерством и запредельной техничностью довести весьма обозримых достоинств хореографию до стадии «произведения искусства». Одна из первых в России компания «Провинциальные танцы» переживает не лучшие в финансовом отношении времена. Но уникальный опыт работы, тренинги и нереальная вовлеченность в дело Багановой — главной «провинциалки», привели к тому, что екатеринбуржцы в одночасье завоевали Москву. После фестивального финиша критикам осталось лишь обыгрывать название екатеринбургского чуда («После нас» — прим. ред.) в том смысле, что «после них» нового урожая на танцевальной ниве долго не предвидится.