Борис Титов
Борис Титов намерен бороться за изменение экономического курса правительства России. Политику президента при этом Титов полностью одобряет

«У НАС ТРЕНД НА БИЗНЕС И НА ЦЕННОСТИ, КОТОРЫЕ БИЗНЕС ИСПОВЕДУЕТ»

26 марта в Москве состоится съезд партии «Правое дело». Это будет последний съезд, который партия проведет под этим названием. Как рассказал в интервью «Ведомостям» председатель партии Борис Титов, новое название и символика будут утверждены в субботу. Накануне съезда стало известно, что к генсовету партии дал согласие присоединиться известный предприниматель Олег Дерипаска. Но в итоге партия осталась без миллиардера. Титов хотя и сожалеет, что бизнесмен передумал, но утверждает, что у него хватает поддержки со стороны предпринимателей рангом пониже, но готовых вместе с Титовым бороться за главную цель — изменение экономического курса правительства. Политику президента при этом Титов полностью одобряет. С кем и под какими лозунгами Титов начинает свою борьбу за места в Думе, он рассказал «Ведомостям».

— Что на генсовете будет? Программу будете обсуждать?

— Конечно. Генсовет нужен: это не просто консультационный орган, на нем будут обсуждаться все основные, актуальные проблемы партии, но самое главное — задачи и цели. Наша задача — не партия как таковая, не выборы в Госдуму, это все механизмы. Задача сегодня — изменение экономики России. Для этого мы должны быть в постоянном контакте с предпринимателями, экспертами, представителями других профессий.

Обсудим на генсовете основные базовые документы. У нас есть несколько программ, на которых мы базируемся, где изложены наши основные экономические взгляды движения вперед по разным направлениям. Главной платформой партии будет «Политика роста». Есть программы «Экономика роста», программа «Пора предпринимать» для малого бизнеса. Будет отдельная программа по аграрному сектору. Будет еще молодежная программа.

Очень большой вклад вносит Оксана Дмитриева: по социальной части — как правильно осуществлять социальную политику, а также как надо формировать бюджет, его расходы.

— Сколько человек будет в генсовете? 74 человека?

— Генсовет — это орган, куда люди могут входить, выходить, если они хотят. За последние несколько дней заявили о своем желании участвовать в работе [генсовета] более 70 человек. Вот даже сегодня еще несколько человек заявили, что хотят участвовать.

— Зато во вторник президент UC Rusal, председатель наблюдательного совета «Базового элемента» Олег Дерипаска, с которым, как вы заявили, договорились о вхождении в генсовет (и близкий к нему бизнесмен подтвердил это «Ведомостям»), объявил, что не планирует заниматься политикой и входить в состав какой-либо политической партии. Что случилось за это время?

— Могу сказать, что мы с сожалением услышали, что он передумал. Он нам близок в своем понимании необходимости перемен в экономике, оценке сегодняшней экономической политики. Он был бы для нас важным членом совета, но у нас много представителей промышленных предприятий — более 70 человек в генсовете, много друзей и много желающих в него войти и подхватить это знамя. Кстати, вот сегодня Яна Яковлева (председатель некоммерческого партнерства «Бизнес солидарность») вошла.

— Что могло повлиять на такое решение Дерипаски?

— Думаю, что он увидел очень большую реакцию прессы, ведь начались публикации о том, в каких регионах у него есть заводы, т. е. он сразу окунулся в политический процесс и, наверное, вдруг осознал, что это достаточно сложная тема, которая может повлиять на многие виды его отношений. Поэтому, предполагаю, он подумал, что, скорее всего, сегодня лучше воздержаться от прямого вхождения в генсовет. Несмотря на то что он передумал, сотрудничество в других областях мы будем продолжать.

— После отказа Дерипаски сразу появились версии, что на него мог повлиять Кремль...

— Вы демонизируете Кремль.

— Может быть, это потому, что он все же из крупного бизнеса, входит в список Forbes, а ваша партия позиционируется как партия малого и среднего бизнеса? Поэтому его могли попросить?

— У нас разные предприниматели есть. Мы позиционируемся все же по другому принципу. Меня записали за малым и средним бизнесом как омбудсмена — конечно, мне много приходится уделять времени этому, но одновременно я занимаюсь и промышленностью: веду промышленный комитет Общероссийского народного фронта (ОНФ), а там разные предприятия, в том числе и очень крупные. Например, на конференции ОНФ у нас выступали «Сибур», «Еврохим» и еще целая когорта крупнейших предприятий участвует в работе. В этом смысле мы с Дерипаской как раз единомышленники в подходах, связанных с новой индустриализацией, связанных с политикой Центробанка, процентной ставкой. Малый бизнес это мало касается. Потому не спешите нас записывать в малый и средний. У нас будут сторонники разного бизнеса.

— В списке членов генсовета мы обнаружили вашего сына. Почему решили включить его туда?

— Сам попросился. У нас достаточно сильное представительство молодежи. И вокруг него сложилась такая хорошая группа ребят, они и в партию вступают, часть из них захотела быть в генсовете. В генсовете много молодежи — Евгений Ивановский (зампред правления Транскапиталбанка), Максим Ноготков (советник председателя правления «Связного банка», Сергей Малофейкин, управляющий партнер холдинга «Евросервис», еще целый ряд совсем молодых предпринимателей, уже сделавших достаточно сильные бизнесы. Ну и мой сын с ними.

— Недавно в «Единой России» выступили с инициативой против семейственности в российской политике...

— Мы, к счастью, пережили времена Советского Союза. Кроме того, вступление в партию — это не ахти какая благодать, никаких преимуществ не дает, это больше обязанность.

— А ваш сын уже вступил в партию?

— Вступил.

— Кто-то наверняка придет на генсовет, чтобы больше понять о ваших целях, чтобы принять решение — идти с вами или нет, финансировать или нет. Вы будете проводить работу по убеждению? Чтобы число ваших сторонников увеличивалось?

— Главное — мы хотим привлекать людей не для того, чтобы получить какую-то финансовую поддержку. Речь совершенно не об этом. У нас уже есть поддержка со стороны бизнеса и какие-то договоренности. Кто-то просто на добровольной основе помогает без всяких обязательств и условий.

Но у нас есть и другие источники. Сейчас настраиваем краудфандинг, чтобы активизировать работу по привлечению финансирования.

Поэтому, образно говоря, генсовет — это история о головах, а не о деньгах. Нам нужно много людей, которые представляют разные реальные отрасли промышленности. У нас уже есть Максим Волков, который представляет фосфорную и апатитную промышленность, — гендиректор ЗАО «Пикалевская сода». Николай Левицкий, сопредседатель «Деловой России», президент ЗАО «Геотек холдинга», — это геологоразведка. Дмитрий Липявко, председатель совета директоров ООО «Роза мира групп», — это переработка сжиженного газа, это как раз та отрасль, которая должна динамично развиваться, но, к сожалению, не развивается. Есть представители станкостроения и многих других отраслей. Нам для того, чтобы держать точную, выверенную позицию (это касается и выборного процесса в стадии формирования программы, но главное — и на стадии реализации программы), нужно как можно больше людей из разных отраслей.

Потому что если такая программа будет принята, если мы добьемся этого, то это будет тот актив, на который мы будем опираться в дальнейшем.

— Вы говорите, что генсовет — это история про головы, а не про деньги. Но тем не менее у вас достаточно много обеспеченных бизнесменов, есть и представители списка Forbes. Все-таки с ними заходил разговор о том, чтобы они помогли финансово?

— Нет.

— Вы не обращались или они не хотят?

— У нас есть предприниматели, которые сами приходят и предлагают финансовую помощь. Еще не на все предложения мы соглашаемся, чтобы они поддерживали нас. Но мы сами никого не просим, ни к кому ни с какими просьбами не обращаемся. Если есть добровольное желание, то мы, конечно, рассматриваем предложения.

— А к бизнесменам, которые считаются близкими к президенту, обращались с предложением войти в генсовет? К Ротенбергам, Ковальчукам?

— Я не знаком с Ротенбергом. Это все очень крупные предприниматели. Нет, мы не предлагали, и они к нам не обращались, т. е. у нас не было никаких контактов в этой связи.

— Дерипаска отказался, а с Давидом Якобашвили какой был диалог, когда вы приглашали?

— С Якобашвили мы говорили, да, обсуждали, хочет — не хочет он участвовать в генсовете. С большинством людей я лично говорил. Кто-то захотел сам поговорить — мы так встречались с несколькими людьми. Кто-то просто на призыв откликнулся и автоматически включился в состав. Процесс коммуникации идет по-разному. Давид мой старинный товарищ, член «Деловой России», он решил идти вместе с командой.

Помимо генсовета мы формируем еще один состав — в экспертный орган, который у нас будет.

— Как он будет называться?

— Sky Blue Thinking. Это у [Бена] Бернанке был такой орган, который очень сильно помог в период выхода из кризиса 2008/09 годов в Америке. Это были ближайшие его советники, которые собирались с регулярной периодичностью и думали обо всем — не о процентных ставках, а в целом о развитии ситуации. Вот такой совет в составе девяти человек мы формируем.

— Кто в этот совет входит?

— Ирина Хакамада, Николай Коварский (сопредседатель клуба «2015»), Андрей Колосовский (директор по юридическим и корпоративным вопросам Microsoft Russia), Ян Мелкумов (консультант московского представительства компании Renova Capital Advisers Ltd.), Георгий Бовт. Павел Лунгин, Леонид Ярмольник — от культурной части.

— Почему именно эти люди?

— Для нас очень важно их мнение. Они, если так пафосно говорить, одни из лучших мыслителей, они очень тонко чувствуют общественное настроение, понимают, как развивается общество.

— Несколько людей, которых вы назвали, были и рядом с предыдущим лидером партии — Михаилом Прохоровым. А Ирину Прохорову не приглашали?

— Я, к сожалению, с ней не знаком, поэтому мы пока не общались. Если получится, я бы, конечно, очень хотел с ней пообщаться.

— Какова будет структура руководящих органов партии, как они будут работать? Есть федеральный политсовет, есть президиум. Какие у них задачи, как распределяются между ними полномочия?

— Есть формально уставные органы власти — это федеральный политсовет, президиум федерального политсовета, съезд партии и проч. Это структура организационная, которая должна обеспечить партии ее деятельность в соответствии с законодательством, держать региональную сетку, отделения партии — как региональные, так и местные, формировать официальную, формальную структуру партии. Но кроме этого есть еще и задачи, которые партия решает в выборном процессе, — позиционирование, работа с избирателями. Один из вопросов, который на первом этапе нас сильно волнует и мы много об этом дискутируем, — как нам выходить: широко, пытаться выйти на все аудитории [избирателей] одновременно там, где есть незанятые голоса, и на левом фланге, и на правом — везде. Или выходить целевым образом — вот в бизнесе люди в основном поддерживают меня. Люди реагируют, когда ты разговариваешь с ними на одном языке, когда ты ответственен, честен перед ними, а не заигрываешь с какими-то другими людьми.

— Ну то есть в левую сторону вы по-прежнему не хотите уходить, как вы на съезде говорили. Хотя политтехнологи говорят, что есть у вас тренд в эту сторону.

— Нет. У нас тренд на бизнес и на ценности, которые бизнес исповедует. Это прежде всего праволиберальные ценности. Дискуссия продолжается, но мы все же больше склоняемся к моей точке зрения.

— Сколько у вас будет региональных отделений? Определились уже с фамилиями, кто у вас будет идти по спискам, по одномандатным округам, крупным в первую очередь, — Москва, Петербург, Екатеринбург, Новосибирск? Наверное, уже определились, съезд-то уже в субботу.

— В большинстве регионов у нас новые руководители отделений. Но есть часть людей, которые работали в партии первого призыва, т. е. еще времен меня. Есть люди, в прошлом состоявшие в СПС, «Гражданской силе» и др. С кем мы нашли общий язык, кто хочет продолжать работать в партии и дальше, кто поддерживает наши идеологические призывы — они остаются.

— У вашего предшественника Прохорова не очень удачно вышло и с «Правым делом», и с «Гражданской платформой» тоже. Например, с поста председателя «Правого дела» его просто сняли на съезде, поскольку многие отделения он не контролировал. Вы говорили, что намереваетесь заменить руководство 20% отделений, это удалось?

— Многие из тех, кого мы увидели, придя в партию, как раз и снимали Прохорова. В большом количестве отделений мы произвели замены, многие из них вообще были неживыми — там порой найти председателей было сложно, хотя они существовали, и, во-вторых, открыли больше 20 новых региональных отделений. Сейчас можно сказать, что процессами в основных региональных отделениях руководят уже новые люди.

— На февральском съезде вам удалось провести своих людей в руководящие органы партии?

— Мы серьезно обновили состав руководящих органов. Это касается и состава федерального политсовета, и региональных отделений. Но это еще не конец партстроительства, это процесс постоянный, но он больше технический, а не идеологический. Процесс отладки идет.

— Не боитесь повторить историю партстроительства Прохорова?

— Мы идем на выборы, и тут даже негативный опыт других людей важен, мы его учитываем. Но даже со времен Прохорова электоральное поле сильно поменялось, считаю, что такая партия сейчас очень нужна и важна. Считаем, что и ошибок Прохорова нам удастся избежать.

— По основным регионам ставку будете делать на крупные города?

— Да. В Москве управляющий партнер Management Development Group Дмитрий Потапенко. Виктор Сиднев, бывший мэр Троицка, с нами. Сергей Станкевич в Москве. Леонид Ольшанский, адвокат, правозащитник, пойдет от нас в Москве.

В Питере первая скрипка — Дмитриева. Везде подбираем людей, особенно в тех регионах, где одновременно будут выборы в заксобрание. Например, в Калининграде мы договорились с Соломоном Гинзбургом — депутатом Калининградской облдумы. Думаю, он пойдет и по одномандатному, и по спискам.

— А еще какие-то фамилии, более-менее известные?

— Вот все вас интересуют известные фамилии, а те, которые выиграют, вас не интересуют.

— Это не нас, это людей интересует и волнует. За кого им голосовать?

— Ну пока я остановлюсь на перечисленных людях.

— Название партии будете менять?

— Мы в стадии завершения нашей работы, мы уже знаем, как мы будем называться, но, конечно, сначала мы должны обсудить это на генсовете и уже окончательно утвердить. Могу сказать, что визуальный ряд мы приняли не российского производства. Его готовил Майкл Вульф. Это очень известный английский дизайнер и брендер, который сделал такие бренды визуальные и сущностные, как Shell, BP, делал [бренд] для лейбористской партии Великобритании.

— И от старой желто-черной символики уходите?

— Уходим и от этого, и от названия.

— Какими критериями руководствовались при выборе названия?

— Любое название — это вещь очень уязвимая, потому что, скажем, в интернете могут использовать [название] не по сути, а цепляться к нему — тролить. Поэтому надо «проводить» это название со специалистами, которые должны проанализировать его с точки зрения этого. Проведена огромная работа большого числа людей, фокус-группы с маркетологами и политологами. Конечно, получили очень много разных мнений. Обсудим окончательно с нашими товарищами и выйдем на съезд с готовым названием.

— Могут быть возражения на съезде?

— Возражения могут быть, но они могут быть от тех, кто считает, что надо оставаться со старым названием. Мне нравится название «Правое дело», оно мною когда-то придумано для партии. Но с тех пор столько всего уже произошло в партии, столько ассоциаций у людей — как у широкой публики, так и у людей, которые были связаны с партией, — с этим названием, что мы приняли решение переходить к новому названию. Новое название должно отражать суть сегодняшнего момента, оно должно звать вперед.

— По поводу позиционирования партии в целом. Вы говорили, что это «партия бизнеса», которая критикует правительство, но заявляет, что Крым наш. Cудя по всему, это будет партия не только мелких предпринимателей, а скорее потребителей продукции. Чем вы можете привлечь этих людей — те 3–6% электората, кто не поддерживает текущую политику?

— Мы считаем, что главное — это экономические преобразования в стране. Из-за падения цен на нефть по старой модели Россия жить уже не может, а новой модели еще нет. Правительство не говорит, куда нужно идти, но мы знаем, что если не определимся в ближайшие несколько месяцев, то постепенно страна начнет скатываться в Советский Союз. Нам нужна новая экономическая политика, которая должна помочь инвестиционному процессу и создать новые условия для малого бизнеса, иначе окажемся в плановом хозяйстве. Никакого желания идти обратно в СССР нет, хотя у многих есть ностальгия — там было хорошее, и песни в том числе, но люди забывают, что за продуктами стояли очереди. Понятно, что есть такие люди, которым легче получать зарплату, чем зарабатывать, но в стране много людей, которые хотят зарабатывать, а не жить от зарплаты до зарплаты.

КРЕМЛЬ НИ ПРИ ЧЕМ

— Вы говорили, что в избирательной кампании хотите делать ставку на новые технологии. Но наверняка будете использовать телевидение, наружную рекламу. Как планируете выстраивать кампанию?

— Все будет строиться по принципу большой доли самостоятельности регионов. У нас не будет централизованного решения: команда на местах будет обладать большой свободой в проведении выборной кампании и выборе методов. Конечно, будет единая символика, лозунги, но выбор политтехнологических методов и их формы будет отдан регионам. В центре мы будем развивать интернет-платформы. В основном наши избиратели являются пользователями интернета. К ним мы и будем обращаться через новые технологии и методы, убеждая в том, что мы правы. Мы хотим стимулировать их к приходу на избирательные участки. У нас будет создана самая лучшая интерактивная платформа в России по работе с избирателями. За короткий срок мы вряд ли сможем сделать лучшую в мире, но через год это сделать реально.

— В чем суть платформы?

— Это будет интерактивный разговор с миллионами людей — специальная система выстроенного диалога с избирателями. Будут выбраны ответственные по направлениям и созданы отдельные платформы по профессиональным признакам — малому бизнесу, сельскому хозяйству, строительству, ЖКХ и прочему.

Кроме того, мы будем говорить с людьми либеральных ценностей о том, например, что важнее — интересы суверенного государства или открытость всему миру. Это будет обсуждаться на специальной платформе. У нас сегодня в базе 17 млн человек, с которыми будем вести постоянный диалог.

— 17 миллионов — большая аудитория. Откуда столь большая аудитория, что это за люди?

— Формируем соцсети — по принципу «друзья друзей». Если говорить о поддержке на выборах, нужно ориентироваться на аудиторию такого размера — не меньше.

— Кто эти 17 миллионов? Есть социальный срез?

— Это и предприниматели, и нет, но люди активные, самостоятельные и думающие, в основном те, кто раньше голосовал за «Демвыбор», СПС, «Яблоко», но потом разочаровался. Вот их нам надо мобилизовать на выборы, убедить, что голосовать стоит.

— Сколько вы планируете потратить на кампанию?

— Намного меньше, чем другие. Мы не пойдем экстенсивным путем — не будем покупать билборды и печатать информационные материалы миллионами, чтобы раздавать по домам. Будем использовать современные технологии, которые стоят дешевле. Именно поэтому это будет недорогая кампания. Да и освоить большие средства за такой короткий период сложно. В каждом регионе должна быть своя кампания, в результате общий бюджет — это сумма региональных кампаний.

— Предварительные оценки бюджета можете озвучить?

— Даже представить не могу. Интернет-штаб не дал пока своих ориентировок. Сейчас сказать о сумме средств нереально. Но многие помогают работой на добровольной основе. Волонтеров много.

— Если вести кампанию традиционными способами, то это сколько стоило бы?

— Говорят, что Прохоров потратил на свою кампанию 100 миллионов долларов. У нас таких возможностей нет, и поэтому это точно будет раз в 10 дешевле. Мы говорим о нескольких сотнях миллионов рублей.

— Сотнях миллионов или миллиарде?

— Съесть-то он съест, да кто ж ему даст? Мы надеемся, что кампания будет стоить нам на порядок дешевле.

— Можете сказать: вашу партию курирует управление по внутренней политике и замглавы администрации Вячеслав Володин?

— Как омбудсмен я работаю в администрации президента, и зарплату мне платят именно там. Но партию мы формируем сами и управляем сами. Когда мы принимали решение, идти или не идти в партию, решение принимала группа наших коллег в «Деловой России» и рядом с «Деловой Россией». Решение принималось сложно, поскольку политика — довольно своеобразная вещь, не всем она нравится, но, когда в экономике такая ситуация, мы решили, что должны создать партию. Так что программу «Экономика роста» пишем сами, команду формируем сами.

— По кандидатурам был диалог с администрацией президента?

— Нет, конечно. Мы ведем переговоры со всеми сами.

— Ваш выход в конце января в публичное пространство с новой партией вызвал много разговоров. Многие считают, что проект придуман и начат Кремлем. Зачем выходить сейчас с правой партией?

— Наверное, правильнее было делать раньше. Но когда была стабильная экономическая ситуация, каждый жил своим делом, бизнесом и политическая активность находилась на минимуме, сейчас же происходят серьезные изменения. Сегодня бизнес сильно встревожен, поскольку мы видим кардинальные изменения в экономике, прежде всего на рынке сырья, и это отражается на нашем будущем. С другой стороны, мы увидели не очень большую эффективность от отраслевых союзов, союзов межотраслевых предпринимателей — как «Деловая Россия» и «Опора». Да, мы создали институт омбудсмена, он тоже достиг определенного уровня и выполнил ряд задач. На новом этапе нужны новые инструменты. С правительством сегодня очень сложно выстраивать диалог. Два года безрезультатно обсуждаем проблему самозанятых, только что нам запретили страхование юридических лиц. Во многих случаях инициативы не доходят даже до Думы! Мы высылаем в Думу, вносятся законы, потом правительство дает негативный отзыв — и все останавливается. Имея партию, мы будем иметь возможность ставить на голосование, хотя бы так продвигать те или иные инициативы. Кроме технических возможностей, партия обладает правом голоса. Партия — это опора на голоса, на определенные слои населения, которые могут выражать свое мнение через избирательный процесс. С партиями считаются: если будет серьезная электоральная поддержка, разговор будет идти по-другому. Поэтому приняли решение сейчас, после кризиса.

Кроме того, создание партии, избирательная кампания — это очень хорошая возможность привлечь внимание к проблеме — для нас это новая несырьевая экономика — создания высокопроизводительных рабочих мест, развития малого бизнеса, промышленности и инновационных компаний, сельского хозяйства, а им нужны кредиты, значит, нужна новая денежно-кредитная политика (QE — количественное смягчение), налоги, тарифы, суды и т. д.

Программа большая, многим сегодняшним начальникам она не нравится. Вот кампания — это хорошая возможность ее продвинуть вперед, создать, например, администрацию реформ, о которой мы давно говорим.

— Почему решение принято так поздно?

— Потому что мы нерешительные (смеется). Мне предлагали идти в «Гражданскую платформу» в 2015 г., но я тогда не решился — посчитал, что это не для меня, но потом изменил точку зрения. Конечно, правильнее было принимать решение в середине прошлого года.

— Зачем вам лично идти в партию? У вас есть кабинет в администрации президента, автомобиль, охрана, другие атрибуты.

— У меня все это было, когда я работал в бизнесе, и было даже больше (смеется).

— Вы уполномоченный по правам предпринимателей — это более высокий статус, чем у лидера непарламентской партии. Вами движут личные амбиции, или есть сигнал, что это нужно сейчас сделать, или попросили в Кремле?

— Это мое личное решение. Моя жизнь в последнее время шла по этому пути — от общественной позиции, которая возникла, когда я возглавлял «Деловую Россию», до работы омбудсменом. Когда я начинал работать омбудсменом, можно было задать тот же вопрос. Работа предстояла тяжелейшая: надо было выстроить институт, многие предрекали гибель, в том числе репутационную, но, как говорится, не дождались. Мы в итоге выстроили институт. То же самое я чувствую сегодня. Многие люди думают не о том, как хорошо или плохо живется сегодня, а думают о том, что будет завтра, и в этом завтра нам хочется что-то изменить. Мы чувствуем ответственность перед собой и людьми, которые нас окружают, и мы действительно хотим изменить экономику России.

— Вы возглавляете список партии, правильно?

— Да, буду возглавлять.

— Но если партия не наберет 5 процентов, какой у вас план — вы уйдете с должности уполномоченного? А если вы наберете всего 3 процента, как многие прогнозируют?

— Партия может набрать 5 процентов и больше. Сегодня вы ссылаетесь на чье-то мнение, когда говорите, что мы не наберем требуемых голосов.

— Это не мнение. Это социология.

— Это не социология, мы даже пока имя партии не изменили. Огромное количество людей может нас поддержать! Мы ориентируемся на победу и проход в Госдуму, пять человек проведем как одномандатников. Когда мы пройдем в Думу, я пойду работать в Думу.

— То есть возглавите фракцию?

— Да. Хотя, конечно, с точки зрения личного карьерного роста это серьезное понижение.

— Зачем вам понижение?

— Мне интересно. Я считаю, мы должны менять экономику России. Позиция в Думе в этом смысле даст больше возможностей.

— А если не пройдете в Думу?

— Буду заниматься бизнесом... Я не знаю. Но я не рассматриваю вариант, что мы не пройдем. Я считаю, что пройдем.

— По вашим словам, фракция имеет и голос громче, и больше возможностей менять экономику. С точки зрения позиционирования партии вы считаете политический курс правильным, а экономический — надо менять. Многие считают, что экономический курс определяется политическим лидерством.

— Основная повестка экономическая. В чем мы специалисты, там мы и будем добиваться правды. Власть не поддерживает наши предложения и экономическую политику, она на стороне сегодняшнего курса и так называемых псевдолибералов, поддерживает политику ЦБ и Минфина. Наша задача — менять экономику, поэтому мы занимаем твердую позицию.

— Цели, которые вы ставите перед собой, вы назвали. Но если смотреть со стороны, ваше появление в Думе, если оно произойдет, формально выгодно Кремлю, позволит сказать, что в Думе есть независимая политическая сила.

— Думе нужно реальное обновление, для них это не показательный, а необходимый процесс. Партии создавались давно, есть определенная усталость, есть партии, которые наращивают свою поддержку, например коммунисты. А есть те, кто ее теряет. Электоральная структура меняется постоянно, думская же меняется слабо, поэтому сейчас мы считаем, что назрели изменения. Экономические условия изменились для очень большого количества семей, были тучные годы, но жизнь сейчас кардинально меняется, поэтому и Дума должна отражать изменения в стране. А разговоры об искусственности процесса — от лукавого. Никто искусственные задачи не ставит, у нас реальные фактические задачи войти в Думу. И главное, что мы там не будем договариваться. Мы будем ставить вопросы об изменении экономики и выносить их на голосование. Ссылки на то, что правительство не поддерживает или кто-то в «Единой России» выступает против, — это для нас не аргумент.

— Сейчас у «Единой России» большинство, и она имеет шанс его сохранить после выборов. А вместе с поддерживающими ее другими партиями создаются условия, в которых любые ваши законопроекты, меняющие принципы экономики, не будут поддержаны.

— Законы могут не поддержать, но уже важно поставить их на голосование — и тогда все увидят, кто за, а кто против, например, введения института самозанятых. Сейчас пока они даже не доходят до голосования, потому что уже на стадии предварительного обсуждения правительство все сносит и «Единая Россия» говорит: ребята, извините.

— В Думе и сейчас есть люди от бизнеса, что им мешает?

— У нас очень много сторонников в Думе, в том числе поддерживающих введение самозанятых, но они в «Единой России», они не могут, потому что есть внутрипартийная дисциплина. В результате пока ничего не происходит. Поэтому даже на уровне подготовки законопроектов, вынесения их на голосование, на уровне экспертной работы — уже серьезное продвижение вперед. Дальше мы будем искать себе партнеров, доказывать, что наше предложение правильное. Если «Единая Россия» не поддержит — могут поддержать другие. А каким будет расклад на голосовании — покажут только выборы.

— Вы готовы к давлению со стороны Кремля, если какой-нибудь из принципиальных для вас законопроектов, например по снижению налогового бремени, попросят не вносить или отложить?

— Если это принципиальный вопрос для нас и мы считаем, что правы, а речь идет не о каких-то технических переговорах по согласованию формулировок, а именно принципиальное расхождение, то мы будем ставить вопрос так, как считаем правильным.

— Выходит, вы выступаете против экономического курса Кремля и правительства, но поддерживаете политический курс Владимира Путина. Правильно? Или будете критиковать президента?

— Мы не специалисты в политике, но мы поддерживаем задачу быть сильной страной. Россия — большая страна с большой историей, слабая политика приводит к негативным внутренним процессам, которые отражаются на экономике. То, что Крым наш, мы и так знали. Там много наших работало и при Украине, и мы все видели и понимали, чей даже тогда был Крым. Вот взятки там были чудовищные.

— В России взятки ниже?

— В России не обходится без взяток, но такой вакханалии, как сейчас на Украине, никогда не было. Причем ситуация ухудшилась, судов вообще нет, я уж не говорю, что русских заставляют закрывать компании и счета. Ситуация неуправляемая. Они не только не любят москалей, но и себя не любят — такие идут драки между различными группировками! Суды попросту распределены между группировками, отданы им на откуп фактически.

России нужна сильная политика, чтобы был порядок в стране. И внешняя политика должна быть сильной, большая страна не может находиться на втором плане. 90-е годы показали, что это негативно влияет на страну и ее экономику.

— Так что на первом месте — политика или экономика?

— Экономика. Путь к демократии лежит через экономику.

— Сейчас во внешней политике часто принимаются решения, которые вредят экономике.

— Лучше политику поддержать сильной экономикой, чем опустить политику до слабой экономики.

Если будет происходить серьезное развитие рынка — появится большое количество субъектов рынка и сильный средний класс, то и все демократические процессы будут работать намного эффективнее. Без серьезной социальной базы невозможна демократия и невозможен либерализм. Но для того, чтобы создать серьезную базу поддержки, т. е. средний класс, нужно развивать экономику. Это аксиома, с которой многие, в первую очередь леволиберальный фланг, не согласны. А под новую экономику будет выстраиваться и политика.

«МЫ ЛИБЕРАЛЫ-ЗАПАДНИКИ, НО МЫ ПАТРИОТЫ»

— Многие считают, что нынешняя политика Кремля идет во вред экономике. Согласны с этим утверждением?

— То, что мы видим с точки зрения санкций, идет во вред экономике. Но сильная политика полезна для страны.

— Несмотря на вред для экономики?

— Негативные эффекты от санкций есть, но по сравнению с теми отрицательными эффектами, которые мы сами себе создали, это ничто. У нас огромные системные проблемы в экономике. Сильная политика стоит денег, но эти расходы несравнимы с проблемами, существующими в экономике, которые нужно решать.

— Вам, вероятно, придется участвовать в дебатах.

— Да, придется, но у нас сильная команда и есть сильные яркие личности.

— Если вы будете возглавлять список, правильнее будет и вам участвовать. Например, каково ваше отношение к кризису на Украине? Как вы оцениваете то, что происходит в Донбассе?

— Надо соблюдать минские соглашения. Сегодня плохих новостей из украинской экономики больше, чем идет из Донбасса. То, что произошло, серьезным образом отразилось на всей экономике — борьба с олигархами, средства расходуются не по назначению. Донбасс для них не самая серьезная проблема. Минские соглашения — нормальный вариант решения проблемы. Донбасс — часть Украины, но надо обеспечить интересы всех людей и прекратить войну. Все, что написано в минских соглашениях, дает для этого все основания.

— Как вы видите ситуацию в Чеченской республике? Будете там баллотироваться?

— У нас там есть отделение. Если будет их желание идти на выборы, мы будем участвовать.

— Но с точки зрения прав человека и других общечеловеческих ценностей вы как оцениваете ситуацию в Чечне? Недавно там было совершено нападение на правозащитников, журналистов.

— Еще раз скажу: демократические процессы идут эффективно тогда, когда люди имеют образовательный и материальный достаток для того, чтобы принимать взвешенные решения. Демократия работает тогда, когда есть серьезный средний класс. В Чечне представителей среднего класса мало, к сожалению. Поэтому, возможно, и происходят такие инциденты и процессы. Но такие процессы происходят во многих странах и регионах. Чтобы в Чечне ситуация менялась, нужно развивать средний класс.

— Вы вступили в политическое поле. Ваши коллеги по оппозиции попадают под прицелы, в инстаграме в том числе. Вы готовы к этому?

— Мы готовы к тому, что против нас могут быть использованы различные политтехнологические выпады. Уже даже начинаются, возникают некоторые вопросы. Ну раз вошли в это поле... Политика — дело сложное.

— Вы считаете, что это просто политтехнологии?

— Конечно. Неужели вы серьезно думаете, что в них могли стрелять через этот прицел?

— Но с момента нападения на Бориса Немцова прошел лишь год.

— Вопрос убийства отдельный. Никто не прицеливался в него и не выкладывал это в СМИ, все было сделано жестко и втайне, там были другие мотивы. Не надо путать две вещи.

— Таким образом, кто-то пытается накручивать политические очки? Если говорить о «Парнасе», в чем смысл политтехнологий?

— В чем смысл был, не могу сказать. История с прицелом сильно сыграла в пользу «Парнаса». Зачем и кто это делал — не понятно, либо это глупый человек или не разбирающийся в политике.

— «Парнас» — это ваши конкуренты?

— Конечно. Но мы никогда не пойдем с Михаилом Касьяновым, потому что он был руководителем той экономики, в которой нам жить снова не хочется.

«Парнас» — на леволиберальном фланге, но они социалисты по сути, хотя и заявляют, что это бизнес-партия. Они не укладываются в нашу идеологию, на самом деле никакой программы для бизнеса у них нет. И бизнес их не поддерживает. Это неприемлемая партия для предпринимателей.

— А «Яблоко»?

— Я знаком с Григорием Алексеевичем [Явлинским], он вызывает у меня симпатию своей принципиальностью, никогда не торговал принципами. Но сегодня партия заняла жесткую позицию «Крым не наш», в этом смысле мы являемся их идеологическими противниками. У нас другая позиция. Мы будем соперниками.

— Кого вы видите еще в вашем электоральном поле?

— Во многом это люди, которые голосовали за СПС, «Яблоко» или «Демократическую Россию», либеральных и праволиберальных взглядов, предприниматели и работающие в частных компаниях люди, в науке, культуре, — все те, кто делает дело и близкие нам по духу.

Мы, конечно, будем бороться за тех предпринимателей, которые ушли к коммунистам, которые активно ведут активную электоральную работу с малым и средним бизнесом. Если мы будем выстраивать правильную политику, люди праволиберальных взглядов нас поддержат.

— С «Единой Россией» вы должны соперничать? Они стали активно выступать после того, как вы заявили о создании партии.

— Конечно, мы в конкурентной борьбе, все партии на выборах конкуренты.

— В чем разница их предпринимательской платформы и вашей?

— В качестве и количестве. У «Единой России» есть одна важная проблема — они должны бороться за абсолютное большинство голосов. А мы боремся за малый электорат, у нас целевая работа только с нашей социальной группой. Они должны одновременно нравиться и рабочим завода «Красный молот», и пенсионерам, и аграриям — всем, но при этом выстраивать отношения и с предпринимателями. Вон сегодня какую активность развернули по созданию предпринимательского крыла.

Но у них сложная позиция: они ищут поддержки и предпринимателей, и рабочего класса, и всех остальных социальных групп. Им же надо большинство.

Мы нишевая партия, мы не боремся за все подряд голоса. В этом наше преимущество.

— То есть ниша в 5 процентов существует?

— Она больше. 10–15 процентов.

— Речь идет о либералах-патриотах или либералах-западниках?

— Мы либералы-западники, но мы патриоты. Вообще, это искусственное разграничение. Мы за открытие границ, за отношения с Западом и европейский путь развития, но мы за сильную внешнюю политику страны. Россия не должна уходить на второй план, мы должны быть одним из главных игроков на рынке. Путин проводит такую политику эффективно, и мы поддерживаем его внешнюю политику. Но мы не хотим конфронтации с Западом, мы хотим добиться снятия санкций, хотим выстраивать нормальные отношения. Вообще, водораздел проходит не там, главное отличие — являешься ли ты правым либералом или левым: выступаешь за социализм, строительство социал-демократии или сначала выстраиваешь жестко непопулярно экономику, создаешь средний класс, а не заигрываешь с низшими и понимаешь, что равенство и демократия работают в развитом обществе, а нам надо еще только туда стремиться.

«ПЕРЕД НАМИ СТОИТ БАРЬЕР ИЗ ПРАВООХРАНИТЕЛЬНЫХ ОРГАНОВ, КОТОРЫЕ ВЛИЯЮТ НА РЕШЕНИЯ ПРАВИТЕЛЬСТВА И ПРЕЗИДЕНТА»

— Значительное число ваших инициатив как омбудсмена, например возвращение в УК статьи о бизнес-мошенничестве, декриминализация ряда экономических статей, передача прокуратуре права возбуждать дела о воспрепятствовании правосудию и другие, не реализованы.

— Мы только пару месяцев назад их поставили.

— Ну не все.

— Все. По прокуратуре — да.

— Я перечислил лишь часть. Скажите, кто виноват, почему они не реализованы?

— Мы не только не довели задачи, которые мы ставили в области уголовного права. Более того, скажу, что по уголовному праву мы отступаем. Мы потеряли ст. 159.4 по решению Конституционного суда, которое было очень сильно стимулировано правоохранительными органами. Мы потеряли порядок возбуждения по налоговым статьям 198 и 199. Причем последняя статистика показывает, что количество дел по этим статьям сразу увеличилось на 80 процентов. При этом число переданных в суд дел или завершившихся приговорами выросло только на 2%. Ситуация, о которой говорил президент, что при 200 000 возбужденных дел и 46 000 переданных в суд, продолжает ухудшаться. Сегодня возбуждено уже почти 240 000 дел, а в суд передается все меньше. Мы боремся за каждую судьбу, и здесь нам что-то удается, но по системным вопросам стоит упор, а также агрессивная наступательная позиция правоохранительных органов.

Перед нами стоит барьер из позиции правоохранительных органов, которые сильны и влияют на решения правительства и президента.

— Можно говорить о каком-то правоохранительном лобби?

— Это нельзя называть лобби. Вряд ли это это подходит под название для силовых структур.

— Как это можно назвать?

— Просто есть мнение, к которому прислушиваются.

— Вы как уполномоченный редко выступаете в судах по предпринимательским делам — даже по таким показательным, как арест Дмитрия Каменщика. Почему? Не хватает полномочий? Бесполезно? Не обращаются? И каков вообще ваш инструментарий?

— Мы часто участвуем в судах, уже более чем в 200 процессах участвовали. Наш юридический департамент, который занимается этим напрямую и формирует нашу позицию, перегружен. Хотя вопрос участия в судах действительно юридически не до конца зафиксирован с точки зрения закона. Мы сейчас внесли инициативу по изменению закона об уполномоченном, чтобы уже четко прописать наше право участвовать как в арбитражном, так и уголовном процессе. К сожалению, пока судьи имеют права то ли допустить нас, то ли нет, мы зависим от мнения каждого отдельного судьи.

— А в процессе Каменщика?

— Мы можем участвовать в процессе, если нас позовет конкретный предприниматель. Каменщик к нам не обращался. Вы знаете, предприниматели далеко не всегда к нам обращаются, например, когда они не уверены в своей позиции. Такие случаи тоже бывают. Мы помогаем только после полного юридического анализа. Для этого у нас есть центр общественных процедур «Бизнес против коррупции», который нам выдает как бы мнение о том, стоит ли поддерживать, либо сам предприниматель или имеет ошибки, или просто пытается нас использовать. Так вот заключение о том, что нужно защищать предпринимателя, бывает только в 40процентах с небольшим случаев. В остальных случаях или юридическая позиция слабая... Ну что говорить, не прав предприниматель... С Каменщиком абсолютно другая история — он к нам не обращался. По какой причине, можно только гадать. Хотя, в принципе, там особый случай — там вообще не предпринимательская статья. Мы защищаем, когда есть вопросы по нарушению прав предпринимателей по экономическим статьям, т. е. связанные с их хозяйственной деятельностью. Там статья чисто по обеспечению безопасности. Конечно, у нас есть омбудсмен по техническому регулированию, но это очень большая специфика.

— А вообще не странно, что руководителя крупного аэропорта «Домодедово» судят по делу о нарушении безопасности? Наверное, у него есть заместители, которые за это отвечали, а если там его подписи, то формально его по этому делу нельзя привлекать...

— В этом деле много всего очень странного. Это не только мое мнение, но и прокуратуры, которая не поддержала ни в принципе позицию обвинения, ни меру пресечения. Мы не могли вдаваться в детали этого дела, у нас не было обращения, не было документов. Но странного внешне нам кажется очень много. Почему через пять лет? Я уже говорил: я не думаю, что здесь есть какая-то подоплека, связанная с рейдерским захватом, хотя в нашей жизни часто бывает использование правоохранительных органов для целей рейдерского захвата. В данном случае вроде нет, потому что ни он не говорит об том и нет никаких видимых даже косвенных обстоятельств, которые бы об этом говорили. Я думаю, что это просто отработка номера, правоохранительным органам нужно показать свою активность, потому что прошло уже пять лет, никаких мер не принято после такого трагического случая. Ну и пошли по такому легкому пути.

— Складывается впечатление, что уполномоченный может только передавать документы президенту. Это так? Достаточно ли этого?

— У нас большой список уголовных дел, по которым мы помогли, я уж не говорю про административные. Конечно же, если к президенту и есть обращения, то по самым важным, системным вопросам. Например, мы принимали участие в разработке амнистии капиталов, но не согласны с тем вариантом, который принят, говорим, что его надо менять. Сейчас оттянули до июля, но также ничего не меняется вообще. Поэтому самые важные — это уровень президента, но огромное количество вещей, которые происходят, не только президенту, но и вам не заметны. У нас 22 000 обращений по конкретным вопросам конкретных предприятий, которые решаются. Порядка 80 процентов из них уже отработано. Кроме этого только в прошлом докладе на имя президента мы внесли 234 инициативы, и они тоже, в том что касается не самых сложных вопросов, отработаны. Проблема в другом — главные вопросы решаются очень сложно. Это касается изменений уголовного законодательства и в административной сфере — все идет очень тяжело, и еще одним инструментом, чтобы это сдвинуть с мертвой точки, должна стать партия.

— Если партия все же не пройдет в Думу, изменений ждать не стоит?

— Конечно, это будут сильно усеченные возможности. Будучи не представленной в Думе — это полупартия. Но тем не менее я надеюсь, что в ходе избирательной кампании мы сможем серьезно укрепиться в заксобраниях регионов — хотим создать несколько фракций в разных регионах. Это и Санкт-Петербург, и Московская область, Пермь, Красноярск и др.

«Ведомости»