Митрополит Феофан: «Первое, что увидел, – направленные прямо на меня автоматы со штыками»

«УЖЕ БЫЛ ИЗДАН УКАЗ ЕЛЬЦИНА О ТОМ, ЧТОБЫ В ДОМ СОВЕТОВ И МУХА НЕ ПРОЛЕТЕЛА»

— Владыка, сегодня исполняется 23 года с октября 1993 года, когда Ельцин силой танков подавил восстание Верховного Совета РФ. Вы, насколько известно, не только участвовали в тех событиях, но и по поручению патриарха пытались примирить враждующие стороны. На роль парламентера вас утвердили в Кремле. Расскажите, как это произошло. Почему именно вам, церковному деятелю, а не политику, доверили эту довольно необычную миротворческую миссию?

— Вспомним, что осенью 1993 года состоялся визит святейшего патриарха Московского и всея Руси Алексия II в США. И вот прямо во время этого визита противостояние между Кремлем и Верховным Советом обострилось настолько, что патриарх был вынужден срочно вернуться в столицу (о политическом кризисе на родине предстоятель РПЦ узнал, находясь в аэропорту на Аляске, и сразу же вылетел домой самолетом через Европу, поневоле совершив кругосветное путешествие, как сам впоследствии отмечал в разговоре с журналистами — прим. ред.http://ruskline.ru/news_rl/2004/06/22/glavnyj_dolg...).

В отсутствие предстоятеля церкви идеологом переговоров между Кремлем и Белым домом выступил митрополит Смоленский и Калининградский — сегодняшний святейший патриарх Кирилл. Я очень хорошо это помню, мы подробно обсуждали с ним возникшее в Москве противостояние. И митрополит Кирилл повторял: «Мы на грани гражданской войны. Надо что-то делать». Электричество конфликта, который мог вспыхнуть с невиданной силой в столице и распространится потом на всю страну, висело в воздухе. Мы все это ощущали. В этой ситуации посредником могла выступить только незаинтересованная сторона — те люди, которые не состоят ни в каких партиях, не входят ни в какие правящие кланы. Митрополит Кирилл предложил, чтобы в этой роли выступила православная церковь, и не просто предложил, а убедил в этом патриарха Алексия. Какое-то время потребовалось на то, чтобы согласовать это намерение с администрацией президента, правительством и Верховным Советом. Наконец все согласились: да, нужны переговоры.

— И какие шаги были предприняты?

— Накануне того, как противостояние перешло в острую фазу (случилось это, как известно, 3 - 4 октября 1993 года), мы собрались в Чистом переулке (здесь размещается Московская патриархия — прим. ред.). Кто собрался? Сам святейший патриарх Алексий II, митрополит Кирилл, митрополит Ювеналий и ваш покорный слуга. От правительства присутствовали Олег Сосковец, тогда — первый вице-премьер РФ (позже, какое-то время спустя после этих событий я его окрестил), мэр Москвы Юрий Лужков, председатель Конституционного суда Валерий Зорькин, а также Рамазан Абдулатипов, на тот момент — председатель совета национальностей Верховного Совета РФ и Сергей Филатов, возглавлявший президентскую администрацию.

В том, что переговоры нужны, вроде бы никто не сомневался. Какое-то предварительное согласие на них было получено и со стороны Верховного Совета. Но кто пойдет в Белый дом в качестве парламентера? Переглядывались, перебирали кандидатуры. Уже был издан указ Бориса Ельцина о том, чтобы в мятежный Дом Советов и муха не пролетела. Оцепление было выставлено по всему периметру. При этом сам Верховный Совет и Съезд народных депутатов упразднялись и подвергались роспуску, чего, естественно, никто из народных избранников не послушался. Но ни выйти из оцепления силовиков, ни пройти за него, не имея особых полномочий, было немыслимо. Сторонники Ельцина могли десятки раз задержать парламентария на подходе Белому дому, а сторонники Руцкого и Хасбулатова — по какой-либо причине не пустить его к своим революционным «вождям». Поэтому все заранее понимали, что миссия переговорщика, буде таковой найдется, очень непростая и опасная. Кто же все-таки пойдет?

Здесь митрополит Кирилл и предложил мою кандидатуру. Выглядело это примерно так: «Есть у нас человек, который имеет большой опыт работы за рубежом и дипломатических контактов, знает, как надо договариваться».

— А какой дипломатический опыт на тот момент у вас уже был?

— На тот момент у меня за плечами были Израиль, Аргентина и Египет. Дипломатический багаж был уже большим. А в 1993 году я работал помощником митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла, нынешнего патриарха Русской православной церкви (с 1993 по 1999 год митрополит Феофан был заместителем председателя отдела внешних церковных сношений Московской патриархии — прим. ред.).

В принципе, меня и так все знали — как с той, так и другой стороны. Доложили о выборе Борису Николаевичу [Ельцину], тот дал добро. Таким образом, я и отправился в эту вроде бы короткую (по времени и расстоянию), но одну из самых нелегких в своей жизни миссий — миссию миротворца между двумя смертельно поссорившимися ветвями российской власти.

Танки около Дома Советов РФ. 04.10.1993 Фото: ©Александр Поляков, РИА «Новости»

«СПИНОЙ ОЩУЩАЛ, КАК ЗА МНОЙ НАБЛЮДАЮТ ЧЕРЕЗ СНАЙПЕРСКИЙ ПРИЦЕЛ»

— Как вам все-таки удалось пройти за оцепление?

— Сегодня трудно представить, какая тогда в Москве царила неразбериха! Вокруг Дома Советов по приказу Ельцина сомкнулось несколько колец оцепления: милиция, спецподразделения «Вымпел» и «Альфа». На самом верху было отдано распоряжение пропустить меня. И вот представьте: все ждут исхода моей миссии, а на первом же посту меня останавливают и начинают засыпать недоуменными вопросами: кто вы да куда, а с кем это согласовано? В общем, говоря по-русски, они меня так мурыжили не меньше часа, прежде чем разрешили пройти.

— Вы были в церковном облачении?

— Да, я был в облачении. Наконец через первое кольцо меня пропустили. Только прошел — сразу второе кольцо. И та же старая песня: кто вы да куда? Я начинаю доказывать, что у меня особые полномочия, киваю на то, что меня только что досконально проверили. Не помогает.

А погода такая промозглая, осенняя, дело к вечеру, и я устал уже, и они устали. Приходит очередное подтверждение, что меня следует пропустить. Об этом мне, кстати, сказал один подполковник — злой, напряженный, в каске. Он стоял, загораживая собой «калитку» (выход за металлические ограждения). И вот, уже освобождая мне путь, он неожиданно спрашивает: «Слушайте, а вы не боитесь?» Я говорю: «А чего бояться-то?» Подполковник: «Пространство очень хорошо простреливается. Снайперы палят с высоток. И наши на взводе все, и оттуда могут подстрелить». Я пожал плечами: «Спасибо, отец родной, утешил». И пошел дальше.

Есть ли у человека страх — не страх Божий, а обычный? Конечно, есть. Это нормальный инстинкт самосохранения. Идти до Белого дома мне было метров 200, не больше. Но идти одному по совершенно пустому пространству было жутко. Каждую секунду хотелось оглянуться: откуда в меня целятся? Спиной ощущал, как за мной наблюдают через снайперский прицел. Думаю про себя: нет, ни в коем случае нельзя убыстрять шаг, надо идти ровно, спокойно, чтобы было видно, что я уверен в себе, что я не просто так здесь иду...

Вот и Белый дом. Первое же, что я увидел, — направленные прямо на меня автоматы со штыками, как в революционное время. И те же вопросы, что у ельциновского оцепления, только еще грубее: «Ты кто такой? Куда прешь?» Я говорю: «Ты мне не тыкай. Я сейчас все объясню». И рассказываю,что я парламентер и меня уже ждут. Революционный конвой: «Нет, это невозможно!» Я: «Отведите меня к Хасбулатову или Руцкому. Лучше — к Хасбулатову. Меньше разговаривайте — вызывайте старшего. Есть ведь у вас старший? У вас же не анархия! У вас тут власть, как вы сами говорите».

— А кто это были? Ополченцы из РНЕ Баркашова? Может быть, национал-большевики Лимонова?

— Нет, это, как я понял, была охрана Дома Советов. Там же существовала своя охрана, которая не разбежалась после ельциновского указа, хотя не могу утверждать: в Белом доме уже все и вся перемешалось. Наконец подошел старший охраны — связался с Русланом Хасбулатовым (телефоны были отключены, но какие-то каналы связи оставались, некоторые переговаривались по рациям). Меня пропустили внутрь.

Александр Руцкой (второй справа) обращается к собравшимся у Дома Советов РФ Фото: ©Игорь Михалев, РИА «Новости»

«ГОВОРЮ РУЦКОМУ: «Я ЧТО, ПРИШЕЛ СЮДА МАТ ТВОЙ СЛУШАТЬ?»

И вот: большой кабинет, сидит, купаясь в кромешном табачном чаду, Хасбулатов с трубкой. А я его раньше знал — пару раз официально встречал его в Египте (с 1989 года митрополит Казанский и Татарстанский Феофан работал экзархом патриарха Московского при патриархе Александрийском — прим. ред.). Он приезжал к нам как председатель Верховного Совета, и я его сопровождал во время визитов. Так что личный контакт у нас уже был. Сели, начали беседовать. Долго я его уговаривал согласиться хоть на какие-то переговоры с Ельциным. Цель-то была ясна нам обоим: не допустить ни в коем случае гражданской войны. Надо попытаться те разногласия, которые возникли между законодательной и исполнительной властью, разрешить мирным путем. Не должна проливаться кровь!

Наконец Хасбулатов согласился. Набросал на отдельном листке фамилии тех, кого он хотел бы видеть в своей делегации переговорщиков. Говорит: «Но, знаете, я не могу принять окончательного решения. У нас есть исполняющий обязанности президента РФ — Александр Руцкой (самопровозгласил себя в качестве такового 22 сентября 1993 года — прим. ред.). Пойдем к Руцкому, поговорим». Я думаю про себя: «Нет, дудки. Если мы с тобой, Руслан Имранович, сейчас пойдем вместе к Руцкому, вы друг перед другом начнете демонстрировать свою принципиальность и непоколебимость. Так ничего у нас не получится». У меня все-таки — дипломатический опыт и интуиция. Поэтому я говорю Хасбулатову: «Слушай, зачем нам вместе идти? Я Руцкого хорошо знаю лично (это правда: он с Курска, и я с Курска, мы неоднократно встречались). Ваше согласие есть, вы тут на бумаге все написали. Я сам схожу». И чувствую — у Хасбулатова аж от сердца отлегло — это было ему на руку. Поэтому он удивительно легко согласился.

Кабинет Руцкого в Доме Советов был парой этажей выше. Поднимаюсь, захожу — там тоже чад, дым коромыслом. Первое, с чего начал Руцкой, — с крика о каких-то березах. Я поначалу даже не понял, переспрашиваю. Он: «Да этот Береза, который в Кремле, — повесить его надо! И Ельцина с ним туда же!»

— Это он про олигарха Бориса Березовского?

— Да. Кричит и матерится. Я ему: «Ты мне раньше сколько раз повторял, что ты верующий! Чего ты сейчас по матери орешь? Я что, пришел сюда мат твой слушать? Давай поговорим по-нормальному». А Руцкой был не один — в кабинете сидели министр безопасности Виктор Баранников (хороший мужик все-таки был), Андрей Дунаев (его Верховный Совет провозгласил и. о. министра внутренних дел — прим. ред.), кто-то еще. Начали беседовать. Я говорю: «Если прольется кровь, это на вас же и ляжет».

В конце концов, на то, чтобы начать переговоры, согласились и Руцкой, и Баранников. Передаю листок, написанный от руки Хасбулатовым. Вроде бы все довольны — хотя бы какой-то мирный процесс пошел, а не огульное противостояние. И мне самому казалось, что обратно из Белого дома я шел если не с победой, то с надеждой на то, что все закончится благополучно.

Патриарх Московский и всея Руси Алексий II провел молебен в Богоявленском патриаршем соборе 3 октября 1993 года во время конституционного кризиса Фото: ©Дмитрий Донской, РИА «Новости»

«ЕСЛИ ПРИДЕТСЯ ИДТИ В ТЮРЬМУ — ВМЕСТЕ ПОЙДЕМ В ТЮРЬМУ!»

— Почему же все сорвалось?

— А дальше случилось то, что случилось. На следующий день мы собрались в Свято-Даниловом монастыре на обещанные переговоры. Ждем: 10, 20 минут, полчаса... От Верховного Совета по-прежнему нет делегации. У всех присутствующих возникает логичный вопрос: а кто ездил вчера договариваться?

— И все дружно на вас посмотрели?

— Да, все же помнят, что именно я ездил договариваться! Думаю: «Делать нечего — надо ехать опять в Белый дом, узнавать, в чем дело». Поехал. На этот раз долгих проверок не было — пропустили. Я захожу — там идет последнее общее заседание Верховного Совета РФ. Я объявил о своем приходе порученцу Хасбулатова. Меня попросили посидеть, подождать. Нет, говорю, я тоже хочу несколько слов сказать! Порученец: «Вы подойдите к Хасбулатову, скажите ему шепотом на ухо». Думаю: «Если я сейчас со спикером шептаться начну, меня же с легкостью в сговоре и обвинят». Отвечаю порученцу: «Так дело не пойдет. Тут сидят депутаты, парламентарии, а я что-то на ушко шепчу их председателю. Это нехорошо, неэтично». Он: «Ладно, садитесь тут перед Хасбулатовым».

Я присаживаюсь и делаю знак Руслану Имрановичу — мол, дайте мне всего одну минуту! Хасбулатов сразу уловил — он толковый в этом плане был. Заявляет громко на весь зал: «Уважаемые товарищи депутаты! К нам пришел архимандрит Феофан, который был у нас вчера. Он просит слова. Дадим ему?» Из зала закричали: «Дадим!»

Я поднимаюсь на трибуну и говорю: «Слушайте меня внимательно, дорогие товарищи депутаты! Вчера вообще-то мы договорились о большом деле — начать переговоры. А сегодня мы все стоим на грани преступления! Вы отказались ехать на мирную встречу. Если сейчас переговоры окончательно сорвутся, знайте: вся ответственность ляжет на вас. Потому что делегация другой стороны вас уже ждет».

Поднялся шум, гам, разноголосые выкрики. Ничего толком понять было невозможно. Я вцепился в трибуну и говорю: «Не уйду отсюда, пока со мной не поедет ваша делегация». Депутаты: «Нет, мы должны посоветоваться!» Я: Зачем еще советоваться? Вчера решение уже приняли!» Тогда они настояли, чтобы делегацию Верховного Совета возглавил Юрий Воронин, первый зампред российского парламента (кстати, уроженец Казани — прим. ред.). А Воронин, к сожалению, был очень радикально настроен. Тем не менее он согласился. Спросил только: «А кто даст гарантию, что меня сразу не арестуют? С моей машины уже и номера сняты». В самом деле, кто? Под рукой никаких телефонов, посоветоваться не с кем. Мне ничего не оставалось делать, как заявить: «Я даю гарантию от имени патриарха! Вместе поедем! Если придется пойти в тюрьму — вместе пойдем в тюрьму!»

В общем, своего мне все-таки удалось добиться: Юрия Воронина и других представителей Верховного Совета я привез в Свято-Данилов монастырь. Таким образом, переговоры все-таки состоялись. То, что они не увенчались успехом, уже не моя вина, я никакого участия в составлении договоренностей между Кремлем и Белым домом не принимал и принимать не мог.

Митрополит Феофан с Патриархом Московским и всея Руси КирилломФото: «БИЗНЕС Online»

«СТРАНА НЕ СОРВАЛАСЬ В ШТОПОР БЛАГОДАРЯ УСИЛИЯМ НЫНЕШНЕГО СВЯТЕЙШЕГО ПАТРИАРХА»

— А на каком этапе переговоры были сорваны?

— Уже возникала вполне позитивная и разумная повестка — казалось, что разум возобладает. Но тут генерал Альберт Макашов и другие радикалы из числа защитников Белого дома предприняли штурм телецентра «Останкино». Одновременно была захвачена московская мэрия. Конечно же, это сделало дальнейшие переговоры невозможными.

Иногда говорят, что не стоило и пытаться наладить мирные контакты — все равно дело шло к кровавой развязке. Нет, стоило! Иначе кровопролитие и революционное насилие могло принять совсем другие масштабы. Когда танки Кантемировской дивизии были выведены на мост над Москвой-рекой, нынешний святейший патриарх Кирилл, а тогда митрополит Смоленский и Калининградский, пытался связаться с Ельциным. И он уже практически вышел на связь с Борисом Николаевичем, однако прямой разговор так и не состоялся, потому что нашлись силы, которым это было невыгодно.

Это, кстати, происходило при мне. Когда стало ясно, что связи с Ельциным не будет, митрополит Кирилл принял стремительное решение сесть в свой автомобиль и прорваться к танковым экипажам, чтобы остановить начинающийся обстрел Белого дома. Он уже выехал, когда все переполошились: куда же он поедет, нельзя этого допускать! Однако пробиться сквозь оцепление и ужесточившийся по случаю начала открытых военных действий контроль митрополиту Кириллу все равно не удалось — дороги были полностью перекрыты. Но это, без сомнения, был очень смелый и мужественный поступок. Уже вовсю попахивало порохом, где-то на улицах царила сумятица, а где-то висела зловещая тишина — ни души, ни одного прохожего. Появиться в «зачумленных» районах в такие часы было рискованно для жизни, каким бы саном или званием ты ни был облечен. Но нынешний святейший патриарх не испугался. Об этом мало кто знает, но это ведь не означает, что об этом не надо говорить.

Оглядываясь назад, я могу сказать, что в той ситуации митрополит Кирилл вообще играл ключевую роль в лоббировании мирного сценария развития событий. Именно он был инициатором и идеологом переговоров и сам активно в них участвовал. Именно он делал все возможное и невозможное, чтобы танки не начали палить по парламенту. Когда же это все-таки произошло, митрополит Кирилл не опустил рук — он встретился с сенаторами и по-прежнему добивался того, чтобы остановить кровопролитие, чтобы предотвратить дальнейшие репрессии против защитников Белого дома. Хотя период смуты и нестабильности чрезвычайно опасен (еще неизвестно, как все повернется) и большинство предпочитает его переждать, не вставая ни на чью сторону. Но митрополит Кирилл смотрел дальше тех, кто руководствовался сиюминутной выгодой. Ему удалось настоять на том, чтобы Кремль воздержался от тотальной силовой акции в отношении оппозиции. Он сделал все, чтобы не допустить гражданской войны, чтобы не полыхнула вся Россия.

Кстати, в осажденный Белый дом из священнослужителей ходил также митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий — для того чтобы разрядить обстановку. Он тогда был уже очень опытным — и как дипломат, и как бывший председатель отдела внешних церковных сношений (занимал этот пост в течение 9 лет, с 1972 по 1981 годы — прим. ред.). Так что церковное участие в сворачивании конфликта было чрезвычайно активным. Еще раз повторяю: горячие головы были остужены. И небесполезна была наша переговорная миссия.

— То есть наша страна не ушла в штопор в 1993 году во многом благодаря вашей миссии парламентера и усилиям нынешнего патриарха?

— В первую очередь благодаря усилиям нынешнего святейшего патриарха. Неправильно, если вы припишите мне какие-то героические поступки. Я делал только то, что мне поручало наше церковное руководство. Невозможно сейчас рассказать обо всем, что тогда происходило: за кадром остаются еще многие эпизоды, но в будущем мы поговорим и на эту тему.

— Вы встречались после этих событий с Руцким и Хасбулатовым, когда они были освобождены из тюрьмы?

— Да, неоднократно встречался с обоими. С Хасбулатовым случилось общаться и тогда, когда разразился кризис в Беслане в 2004 году.

— Вспоминали с ними об октябре 1993 года?

— Конечно, вспоминали. Но у каждого своя правда. Однако было ясно одно: конфронтация в той степени, которой она достигла в октябре 93-го, была недопустима. Слишком много крови пролилось в ХХ веке благодаря всевозможным революционным порывам.

— Сейчас события того времени трактуются как разгром патриотической оппозиции либеральным Кремлем. Но была ли та оппозиция патриотической?

— Нельзя сказать, чтобы среди защитников Дома Советов не было патриотов. Конечно, были. Мы не можем назвать этих людей полностью оголтелыми. Но и либералы — далеко не пушистые ангелы. Палить из пушек по собственному парламенту — это не очень-то демократично. Вспомните, как преподносили расстрел Белого дома CNN и другие иностранные телеканалы — как какой-то триумф над теми, кого окрестили «красно-коричневыми». Но разве может быть триумфом победа в гражданской междоусобице?

Однако беспристрастно оценивать, кто прав был в этом конфликте, рано, слишком мало времени прошло. 23 года для истории не срок. Очевидно лишь одно: страна не сорвалась в братоубийственную войну, как в начале ХХ века, и немалую лепту в мирный сценарий внесла именно православная церковь.