«Я НЕ ДЕЛЮ ЛЮДЕЙ НА ПОСОБНИКОВ „КРОВАВОГО РЕЖИМА“ И НА БЕЛЫХ И ПУШИСТЫХ ЛИБЕРАЛОВ»

— Ростислав, тональность вашей новой книги, в которой появляется «милый Митя» и другие узнаваемые столичные персонажи, уже почти диссидентская. Это рискованно. Вы не боитесь?

— Я совершенно не диссидент — по крайней мере, я совершенно нейтрально отношусь к действующей власти и даже к так называемой партии власти. У меня есть много друзей, которые там работают. И в то же время есть друзья, которые не только там не работают, но, наоборот, считают себя оппозицией. Дело в том, что я не делю людей на пособников «кровавого режима» и на прекрасных, белых и пушистых либералов. Это было бы наивно. Я просто хочу писать о том, что я видел и о чем имею представление. Еще раз подчеркиваю: я совсем не считаю себя истиной в последней инстанции и не настаиваю, что все было ровно так, как я говорю. Это просто одна из версий того, что происходило в нашей стране. Возможно, у кого-то появятся более убедительные версии, и я с удовольствием с ними ознакомлюсь.

— Зачем же вы распространяете «версию», в истинности которой совсем не уверены?

— Мне кажется, что политических дискуссий в современном российском обществе очень мало. У нас неконкурентная политика, у нас неконкурентная Дума, и это очень плохо и для самой партии власти, и для тех моих друзей, которые в ней работают. Это тем более очень плохо для тех моих друзей, которые «работают» либералами. Поэтому я думаю, что градус дискуссии надо повышать, и надеюсь, что моя книга этому поспособствует.

Боюсь ли я? Нет, я ничего не боюсь, потому что никого не оскорбляю. Персонажи книги — это мои герои, я что хочу с ними, то и делаю. Если кто-то считает, что они на кого-то похожи — это проблема того, кто так считает.

— А как же ваш анонс в ЖЖ: «Консультант сбежал, раскрыв тайны политиков России»? Это уже заявка на некие сенсационные разоблачения.

— Я ни в коем случае не претендую на лавры обличителя. Сказать, что, вот, я раньше с этими людьми работал, а они оказались негодяями, я не могу. Все люди в мире, в принципе, одинаковы. Хорошие или плохие, со всевозможными недостатками, как в корридах власти, так и в оппозиции. Надо к этому спокойно относиться и спокойно анализировать происходящее.

«Я НИКУДА НЕ УШЕЛ ИЗ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ, Я ПО-ПРЕЖНЕМУ В НЕЙ НАХОЖУСЬ»

— Таким образом, наряду с персонажами, имеющими реальный прототип, вы вводите в свое повествование и вымышленных героев?

— Совершенно верно. Те, кто хорошо помнит, где я прежде работал (журналисты, друзья), мне уже адресовали недоуменные вопросы: а кто, дескать, вот тот герой? Мы вроде всех помним, а этого не помним. Я обычно отвечаю на такие письма: «Да, ты его не помнишь, потому что я его выдумал или изменил какие-то из деталей того, что с ним на самом деле происходило». В этом плане я достаточно вольно обращаюсь с фактами. Моя задача другая — донести до читателя ощущение того, что в стране происходило и происходит. Как у нас все функционирует — в Москве, в регионах. На этот счет у меня накоплено достаточно много материалов, и будем надеяться, что они окажутся интересны не только мне.

— Материалов хватит на третью часть «Бабая»?

— Я бы хотел писать книги еще много лет. Слава Богу, я никуда не ушел из политической жизни, я по-прежнему в ней нахожусь, общаюсь с людьми. В этой сфере постоянно происходит что-нибудь новое, и теперь многие истории я собираю уже целенаправленно. Расспрашиваю своих знакомых: а что вы думаете вот про это, а что решают такие-то политические персонажи, в каком направлении они предполагают двигаться?

— Вот вы сказали, что градус политической дискуссии в обществе снизился. Это надолго или это пройдет со временем, как проходит анестезия после посещения зубного врача?

— Хорошее сравнение. Естественно, не бывает ничего вечного — ни в жизни, ни в политике. Сегодняшний единый государственный строй, единый хор, во все направления раздающийся, — это, наверное, неправильно. Рано или поздно поймут это и те, кто управляет хором. А может быть, уже поняли. Кто знает, как можно истолковать некоторые перемены во власти, которые мы сейчас видим? Думаю, что наши лидеры это видят и сделают все для того, чтобы гражданское общество развивалось, чтобы в нем была дискуссия и политическая конкуренция. Если ее нет — все остальное умирает автоматически. Это, к сожалению, аксиома.

Валерий Береснев


СЕНСАЦИЯ ГОДА: КОНСУЛЬТАНТ СБЕЖАЛ, РАСКРЫВ ТАЙНЫ ПОЛИТИКОВ РОССИИ, СВОИХ БЫВШИХ КЛИЕНТОВ

«Лучшая книга всех постсоветских лет о регполитике» (Белковский) продолжает сегодня публиковаться. «Бабай всея Руси, или Операция «Осень Патриарха» — так называется продолжение нашумевшего бестселлера «Бабай всея Руси, или Особенности уездной демократии».

Многие описываемые события происходят уже не в глубинке, а в столице, с участием первых лиц государства, о которых читатель тоже узнает много нового. Имена героев изменены, но за псевдонимами легко угадываются реальные персонажи московских и региональных коридоров власти.

На бумаге книгу отпечатают через пару месяцев, если автору по башке не надают за эти фрагменты)). «Автор, работавший с российскими политиками, неожиданно откровенно и смешно пишет о бывших клиентах» (критики).

Итак, фрагменты новой книги о секретах российской политики:

Факты и страны — вымышлены. Роль автора — преувеличена в миллиард миллионов раз. Совпадения — случайны. Вот совсем случайны. Прямо ничего общего с действительностью. Вообще ничего. Ну, вы поняли...

Олигархи — милейшие люди. Обожаю с ними встречаться. Они позволяют называть себя на «ты», много шутят, дружески и ободряюще улыбаются. Заказывают лучшие вина и никогда не позволяют платить. Выглядят нарочито «обычными людьми», вздыхают о тяжелой олигаршьей доле, ничего не понимают в «человеческих», меньше миллиона, масштабах денег и мечтают о поездках на картошку, стройотрядах и тому подобном. Поражают образованностью и эрудированностью, с легкостью перескакивают с цитат Ницше на особенности судовождения в корейском Пусане.

При этом, где-то в глубине заблудшей души мне, конечно, понятно, что это именно в разговоре со мной, их пиар-консультантом, они так милы и обаятельны. Они почему-то думают, что я единственный, кого им нужно убедить в своей хорошести, а дальше бизнес-процесс будет запущен, и я смогу все многократно повторить, усилить и убедить в этом всех остальных.

А на самом деле вот этот милейший парень лет 45, так искренне хохочущий сейчас над собственным рассказом о первой бутылке водки, распитой на картошке, буквально час назад, играя желваками запросто мог приказать начальнику своей охраны «башку оторвать» оппоненту, не беспокоясь о том, в прямом это будет воспринято смысле или в фигуральном.

Два часа назад он, возможно, швырнул секретарю в голову хрустальной пепельницей, потому как этот урод никак не вберет в толк, что не надо с олигархом заговаривать, пока он еще не положил трубку, даже если кажется, что разговор уже окончен.

Не исключено, что три часа назад он завел к себе в комнату отдыха прехорошенькую юную экономистку, примеченную на корпоративе. У нее были бездонные наивные синие глаза, как в юности у одной, тогда недоступной одногруппницы олигарха. Экономистка забавно рыдала, что очень любит своего мужа и никогда ему не изменяла. А он иронично парировал, что мужу он ничего не собирается рассказывать, а ей куда лучше подрасти до замначальницы департамента, чем быть уволенной с выговором и безуспешно искать работу в наше нелегкое кризисное время. Вялое сопротивление было сломлено, победа вроде клинтоновской над Моникой Левински — одержана.

Четыре часа назад, уезжая от той самой одногруппницы, уже пару лет служившей ему одной из младших жен (это не описка, у наших олигархов безо всякого шариата несколько жен, каждой куплена квартира или дом в элитном комплексе, у каждой штат прислуги, у многих — дети подрастают), он мог поручить все тому же главному охраннику поставить ее на прослушку. Потому как надо разобраться в характере ее взаимоотношений с их общим одногруппником Колей, а ежели найдется что подозрительное — объяснить Коле, что в случае его новой, даже самой невинной встречи с грацией олигарха Коля выпадет из окна элитного дома грации.

Обрывки таких рассказов долетали до меня от многочисленных общих с олигархом знакомых. Некоторым рассказам я верил сразу. От некоторых — отмахивался. Но они порой настырно лезли-таки в голову, например, заголовками о скоропостижно простреленном автоматной очередью том самом оппоненте олигарха.

Впрочем, следствие, как правило, быстро заходило в тупик, а значит, мне нечего было переживать, мало ли чего завистники о богатых людях говорят.

К тому же олигархи мне платили, и неплохо. Я был на хорошем счету у тех, кому нужно было иметь хорошую репутацию в экономических или — гораздо чаще — политических целях. Каждый из них, отхватив свой первый миллиард, естественным образом начинал стремиться к власти, в том числе за пределами своего офиса, дома и одноклассницыной постели.

Сначала они, как правило, хотят стать депутатами или сенаторами. Такие заказы мне всегда очень нравились. Олигархи цен на политику не знали, платили щедро, были послушными учениками в ходе кампаний и по-детски радовались своим уверенным победам на выборах, даже если выборы в реальности были не совсем выборами. А в реальности все дело решал занос трех миллионов рублей вице-губернатору Ивану Сидоровичу, который дал команду подшефному избиркому подсушить явку электората и подкинуть голосов олигарху к его полутора процентам реального рейтинга.

Некоторое время олигархи упивались новым статусом, но довольно скоро разочаровывались, понимая, что, увы, в нашей замечательной стране у представительных органов власти этой самой власти не осталось давно никакой. Тогда они хотели стать кем-то еще, например, губернаторами.

Здесь начинались разводки посложнее. Один Иван Сидорович тут уже не делал погоды. Тут надо было найти таких ивансидорычей в столице великой страны, получить добро на политическую деятельность подшефного, ввести его во все возможные политические круги и кадровые резервы, добиться разрешения на участие в выборах, ну и сделать саму кампанию (это было самое несложное).

Сегодняшний разговор оказался как раз из разряда таких.

Олигарх Андрей Бобровский по кличке Бобр разочаровался в организованном ему мной пару лет назад депутатстве и принял непростое решение двигаться дальше.

Он был так возбужден и напуган собственным мужественным решением, что быть милым и образованным на этот раз у него не получалось никак. Ну или, может, сказывалось, что, вообще-то, окончил он только Норильский техникум заборостроения, остальные корочки, включая академика, купил, а цитат Ницше знал от старшей жены всего две и на все встречи их не хватало.

Мы встретились, как всегда, в сусально-золотом ресторане «Мост», в двух шагах от офиса олигарха. Однако заказывать ничего Бобр не стал. Он склонился над столом вплотную к моему лицу, воровато оглянулся по сторонам и заговорил:

— Слышь, брателло, тут такое дело... Дело такое... Как бы это... А это, поехали в «Дружбу»?

Тут я понял, что олигарх взволнован и сейчас реально будет что-то интересное. Поскольку «Дружбой» называлась дешевая китайская забегаловка с клеенчатыми скатертями, с аутентичной и быстрой китайской едой, где столовались студенты и столичные китайцы. Мне это заведение было знакомо по студенчеству, а олигарха туда как-то завела одна из младших жен.

Бобру нужно было место, где его точно не прослушают или случайно не долетят отрывки беседы до соседнего стола, где обедают такие же олигархи с такими же обслуживающими их прохвостами.

«Дружба», безусловно, была именно таким местом, где ни олигархи, ни аппаратура госбезопасности пока не водилась. Кавалькада из двух квадратных олигарховых джипов и мечущегося между ними «Майбаха» пронеслась сквозь полцентра переполненной столицы за пару минут, и мы уже сидели за клеенчатым столом, когда Бобр заговорщицки прохрипел:

— Я иду на первое лицо!

Возможно, нормальный человек из этой фразы понял бы примерно ни хрена, но я сразу взбодрился:

— О, идем в губернаторы Бабайской области? Круто!

«ЩАС ПО ГУБЕРАМ РЕШАЕТ ВЛАДИСЛАВ ЮРЬЕВИЧ»

Марк Моисеевич Кац был тем самым то ли помощником, то ли советником такого типа, без представителя которого не обходится ни один уважающий себя олигарх. Кац — с олигархом со школьной скамьи.

Он все знает, все помнит, все понимает лучше босса и пытается не дать ему залезть во все мыслимые блудняки, куда олигарх с утра до вечера рвется благодаря своей флибустьерской сущности. Мы, шустрые мальцы, кацев не любим.

Это они протяжно вздыхают и немигающе смотрят на нас поверх своих круглых очков глазами, полными укора, и уточняют, действительно ли в долларах наша смета или ошибочно значок доллара появился вместо слова «руб.»?

[...]

Бобр вышел на конкретный базар:

— Значит так. Кандидат у нас есть. Начальник штаба есть. Рисуй смету, проводи через Каца. И сразу думай — как решить главный вопрос. Нужна поддержка из-за зубцов. Щас по губерам решает Владислав Юревич. А у Юревича работает твой братан Василич, так? Прикинь там чо к чему?

Олигарх вопросительно поднял брови. Ответ у меня был готов даже без консультаций со знатоками:

— Андрей, ты знаешь, Юревичу нельзя тупо дать бабла и попросить поддержать. Он как бы не про это. То есть бабло у него откуда-то есть, но к нему нельзя зайти, кинуть пачку на стол и сказать: «Бобровский. Бабайская область».

[...]

Одним из последних больших чиновников, предприниматели, «понятные» которому пока ничем не владели, был Госсекретарь и Правая рука Самого Михал Иваныча Митя. Так его все и звали за малый рост и милый вид.

Однако милый малый Митя показал зубки сразу же при назначении на должность Госсекретаря. Он лихо раскидал прежних фаворитов Михал Иваныча по углам и стал не только по названию вторым человеком в стране, но и реально сконцентрировал у себя власти столько, что только у Михал Иваныча ее было больше.

При этом Михал Иванычу внутристрановая повестка к тому моменту наскучила, и ему хотелось править миром, что он время от времени с переменным успехом и делал. А внутри страны правил Митя.

[...]

Счастливым новым владельцем «Байнефти» стал митин друг и олигарх по фамилии Пентюшенков, которого за глаза звали в тусовке Пентюх. Он был знаменит обращенной к строю генералов на инаугурации Мити фразой, случайно пойманной кем-то и разлетевшейся по тусовке:

— Митя вам всем, ***, покажет!

[...]

Моей задачей была любовь. Любовь всех и каждого, от дворника до президента и мировых инвесторов к нашей дурацкой компании. Которая заслуживала весьма немного этой любви. Ну а за что ее было любить, если первое, что сделал ее менеджмент после покупки, — снизил зарплату 40 тысячам рабочих на 20%, а отчисления в бюджет — аж на 40%. Совсем похерились статьи на безопасность, то тут, то там на заводах забумкали взрывчики. Пара человек ушли к праотцам, а остальные начали вдыхать значительно меньше кислорода в воздушной смеси.

Повысились только дивиденды акционеров, зато очень заметно. Это все было красиво названо словом «оптимизация», но любовь окружающих к оной отчего-то не случалась.

Что, конечно же, не мешало начальству требовать с меня планов по любви с народом, журналистами, властью и инвесторами. Планы должны были включать в себя частоту любви, разновидности позиций, шкалу наслаждения, слова страсти и уровни децибел любовных стонов.

[...]

— Нет, почему. Вы что, забыли, что писали записку со Слоном полтора года назад, сказали, что для Юревича? Выпили литр чиваса, а я записывал и отправил куда Вы велели, на адрес urevich@president.rf. Потом еще сразу ответ пришел, из одного слова — «Принято», я Вам доложил. А Вы со Слоном поехали в караоке к Шмелям «Ред хот чили пепперс» ваш любимый петь.

Ну да, к Шмелям, к кому же еще. Тут записку я сразу вспомнил, конечно. Крутая была записка. Василич сказал нам со Слоном, что надо на всякий случай написать целый план эндшпиля операции по сносу Бабая. Типа, это чисто гипотетически, как бы мы действовали, если бы были Юревичем, который должен что-то объяснить Самому Михал Иванычу.

[...]

О его причастности можно было догадаться лишь однажды, когда один из нас, главарь нашего ОПГ по имени Василич, выступив в кабинете Владислав Юревича с долгим докладом по так себе ситуации в Бабайской области наткнулся на долгую паузу в ответ. Владислав Юревич долго смотрел на рубиновую звезду, отражающуюся в окне его кабинета и наконец промолвил: «Н-да, пора уже прийти осени патриарха»

Мы были парни деревенские и, хоть и слышали об этом бессмертном произведении (Маркеса же, да?), не очень были в курсе, что за осень у какого патриарха там наступила.

— Так, придурки (Василич был нашим старшим и имел полное право нас так называть), я не ржать вас просил, а спросил, про что, ***, эта книжка?!

«УСТРОИЛИ АВТОРИТАРНЫЙ РЕЖИМ! НАДО НАВЕСТИ ПОРЯДОК!»

У нас, чурок провинциальных, так принято — хотеть домой. Сидишь ты хоть в Кремле, хоть на вилле Дюпона в кубинском баунти — а все равно плачь, играй на курае и хоти домой. Нацменский прикол такой, куда деваться.

[...]

В пансионат под Уффой въехали весьма серьезные «сантехники». На плечах у них были все виды современных вооружений для городского боя. Случись это сейчас — их бы точно назвали «вежливыми зелеными человечками». Поскольку они были точно так же, как крымские, — в зеленых полусферах, вежливы, спокойны и до зубов вооружены, с ящиками патронов, гранатометами, пулеметами, снайперскими винтовками, автоматами. Было видно, что работа у людей такая — в разные части света десантироваться и быстрые победы одерживать.

Пока эти товарищи заселялись под Уффой — в кабинет к Бабаю зашел Роман Желтокнязев, его предполагаемый внутриклановый сменщик, там уже сидели сын Бабая Рахим и еще несколько основных действующих лиц:

— Шеф, они войска к нам ввели!!! Указ будет объявлен через час-два максимум!!! Ребята ждут, дай приказ!!!

В это же время мы со Слоном налили по стаканчику и стали ждать, что будет дальше. Если следовать нашей записке, в этот же вечер в программах «Часы», «Бандитизм», «Закон и человек» и так далее должны быть зубодробительные сюжеты на тему «оказывается, Бабай-то наш совсем нехороший!»

Схватили истерично приплясывающий пульт, с пятого раза попали в power. Сюжеты не заставили долго себя ждать. Особенно порадовал главный либерал страны Жиреновский, который, не парясь, прямо шпарил целыми тезисами из все той же нашей полузабытой аналитики.

«Устроили авторитарный режим!!! Надо навести порядок! Увели народное достояние — нефтезаводы!» Жирек был как всегда яростен и убедителен. И чего ему доктора наук дали вместо Заслуженного Артиста?

[...]

Тут как раз и подвернулся Бобр с его предложениями. Заговор можно было сплести и без Юревича, участие которого можно было инсценировать, благо переспросить у него ничего все равно никто ничего не мог.

Мы прекрасно понимали, что Михал Иваныч скорее введет зеленых человечков в Копенгаген, чем назначит мутноватого миллиардера с неясным происхождением капиталов главой одного из опорных хоть в финансовом, хоть в политическом смыслах краев державы.

С другой стороны — чем черт не шутит, а вдруг в секретных лабораториях уже есть набросок создания Копенгагенской Народной Республики, так и что Бобру в его мечте было отказывать нельзя. Тем более его мечта так удачно решала и наши практические задачи политического выживания.

Но в это время в далекой Швейцарии катались на горных лыжах несколько не сильно приметных людей. Люди были неприметны только на вид. Катались они средне, в ресторанах, как остальные их соплеменники, не бузили, телок модельного вида за собой стадами не таскали. Скромные на вид то ли менеджеры среднего звена, то ли разведчики.

Они, собственно, и были разведчиками. В прошлой жизни. Они раньше служили с Самим Михал Иванычем в Тех Самых, каких надо Комитетах и Службах. Возглавлял группу лыжников неприметный человек с говорящей для разведчика фамилией Наружкин.

Формально в госиерархии Наружкин был непосредственным начальником Владислав Юревича. Однако тот оказался в политике сильно раньше шефа, имел большое влияние на Митю и много прямого общения с ним, а потому мог играть в свои, почти абсолютно самостоятельные политические игры.

Наружкин и Владислав Юревич относились к двум противоборствующим лагерям в окружении Михал Иваныча. К первому условно относили «силовиков», а ко второму — «либералов». Первый лагерь всегда призывал «ловить» и «не пущать», называя либералов предателями и агентами Запада; а второй — призывал влияние генералов ограничить, пока они не объявили войну всему миру и не устроили в стране геноцид и голодомор, а с Западом (да и остальными частями света) — дружить и вместе всякое разное мутить на радость и процветание элит всех стран.

«БОБРА ТОЛЬКО ЧТО ЗАСТРЕЛИЛИ, И МНЕ ЛУЧШЕ БЫ ЛЕЧЬ НА ПОЛ»

Наружкин катался на лыжах в этот раз с Хамидом Рустамовым, который разведчиком не был, а был, напротив, по своей биографии вполне себе либералом.

Он заявился в бабайской политике в начале девяностых, когда самыми трендовыми темами в обществе были экология и выборы народных депутатов. Ну, Рустамов не подрастерялся и выбрался народным депутатом на платформе защиты населения от экологических бедствий.

С как раз пришедшим ко власти хозяином области — Бабаем — у Хамида как-то сразу не сложилось. Бабай Рустамова за своего не принимал. Он был не из одного с ним района, а вообще с другого конца области, а для ультраконсерватора Бабая это было важно. Рустамов и внешне не был похож на большого начальника. Худой. Турист. КСПшник (это которые «Изгиб гитары желтой»). Эколог (Бабай природу любил, но защитников ее почему-то презирал всей душой). «Несерьезный какой-то щеловек!» — с этой характеристикой Бабая на серьезную карьеру в Уффе Хамид рассчитывать не мог.

Однако худой усатый человек с гитарой оказался не так уж прост. Не получается рядом с Бабаем — начал делать карьеру по федеральной линии. Поначалу, войти в нее было легко, в «федералы» никто не стремился, кормушка Бабая была многократно сытнее. Однако с приходом Михал Иваныча к власти все изменилось.

Это раньше, когда Хамид представлял некое московское ведомство в Уффе, — в приемной у него ветер гулял, а при освоившемся Михал Иваныче стал и Рустамов солидным чиновником с весьма и весьма хорошей «проходкой» (так чиновники называют трудовую биографию, которая может или дать или не дать «пройти» на высокие позиции).

[...]

Бобр отшатнулся назад от невидимого сильного удара в грудную клетку. Ровно посередине его дорогого костюма чернела дыра, вокруг которой расходилось красное пятно. Его всегда самоуверенно-презрительное лицо почему-то стало очень детским. Он медленно полз по креслу вниз.

Я и Кац не шевелились. Область моего мозга, отвечавшая за безопасность, пыталась верещать мне о том, что Бобра только что застрелили и мне лучше бы лечь на пол, например, или бежать куда глаза глядят. Но тело было ватным, бежать я никуда не мог, да и остальной мозг понимал, что, если бы и нас хотели убить те же стрелки, мы бы сейчас уже тоже сползали по креслам.

На немногочисленных посетителей летней веранды модного ресторана QG драматическая кончина Бобра еще не произвела никакого впечатления. Выстрел был бесшумным, мы с Кацем побледнели, но звуков никаких пока не издавали.

Преодолевая тошноту, я спросил Каца, нельзя ли мне тихонько свалить, чтобы не было лишних расспросов. Кац молча кивнул.

— А... с...эээ... авансом что делать? Вернуть? — спросил я, понимая, что эту тему Кац все равно уже успел обдумать в числе других неотложных дел, которые ему предстояло сделать. Отрывисто и тоже через силу, Кац тем не менее ответ выдал сразу же:

— Завтра кинь отчет по потраченному. Остальное пока оставь у себя. Нам надо будет как-то подать это. Ты можешь пригодиться....

Ростислав Мурзагулов

Оригинал: http://murzagulov.livejournal.com/