«С сожалением констатируем, что солдат Путин просится на Родину»

Захоронение останков погибших солдат

«СТУДЕНТЫ ПРИВЕЗЛИ В ЛЕС ЧЕРЕПА ИЗ АНАТОМИЧЕСКОГО ТЕАТРА»

Это во всяком случае благородно — походы по местам боев, боевой славы. Но смотря с какой целью! Одно дело — ходить в лес за пулями, гильзами и даже оружием, и совсем другое — официальное захоронение останков погибших. До 1987 года массового захоронения солдат конкретно в Мясном Бору не производилось. И в других регионах тоже. Разрешено было хоронить только тех, кого опознавали по медальонам. А их были единицы. В 1982 году мы захоронили в Долине Смерти Новгородской области Владимира Владимировича Михайлова, которого опознали по солдатскому медальону. Это был наш первый солдат, наш первый боевой опыт. На самом же деле тогда было предано земле в гробах 8 человек, а всего на берегу реки Полисть мы захоронили в том походе сотни воинов. Но их не разрешали хоронить на территориях официальных кладбищ! Считалось, что в СССР такой проблемы не существует, и все солдаты Великой Отечественной, конечно же, похоронены. То есть у нас до 1987 года этот вопрос даже не обсуждался.

Долина Смерти, обычный пейзаж

Когда мы об этом впервые заикнулись, в частности, я написал о боях 2-й Ударной армии в «Комсомольской правде» 27 сентября 1987 года в статье «Армия не сдается, даже если ее командующий стал предателем». В ней я как раз и намекнул, что там лежат по лесам бойцы, погибшие в бою. Это никакие не предатели и даже не пленные, не перебежчики, а советские солдаты, герои, которые положили в могилы 10 дивизий вермахта и тем самым фактически спасли Ленинград. Я не говорил про всю страну, а про то, что конкретно в Мясном Бору лежат незахороненные останки. И тогда министр обороны СССР маршал Дмитрий Язов, кстати, ветеран этой самой 2-й Ударной армии, он там воевал лейтенантом в августе 1942 года, он заявил, что все наши воины уже захоронены, а казанские студенты якобы привезли из анатомического театра черепа, раскидали их по лесу, чтобы их сфотографировать и тем самым скомпрометировать Красную армию.

Путевой обходчик Николай Орлов

«ВОЕННЫЕ АРХЕОЛОГИ, СТРОЙСЯ!»

Но уже в марте 1988 года ЦК ВЛКСМ разрешил такое поисковое движение — именно с целью массового захоронения воинов. Не агитационное, которое с 1960-х примерно годов уже существовало с благословения маршала Георгия Жукова под названием «Всесоюзный поход по местам боевой славы», а именно многочисленные поисковые экспедиции по поиску, раскопкам и захоронению солдат. И в марте того же 1988 года нас собрали в Калуге на первый слет поисковых отрядов как военных археологов. Не как поисковиков, которые музеи создают в школах, не как «Снежный десант» и другие патриотические отряды и движения, которые с 1960-х годов ходили по военкоматам. Николай Орлов, с которого все там начиналось, местный житель, путевой обходчик железнодорожной станции Мясной Бор, о котором написал наш Рафаэль Мустафин в своей книге про Мусу Джалиля «По следам поэта-героя» и о котором также писал и знаменитый писатель-историк Сергей Смирнов именно как о человеке, который занимается розыском солдат.

Книга Рафаэля Мустафина про Мусу Джалиля

Но, во-первых, в свое время Орлов такой был всего лишь один, во-вторых, он не имел права на официальное перезахоронение. Он находил солдатские медальоны и отправлял их по адресу. Я тоже сталкивался с такими вещами. Когда в 1985 году мы нашли первую сотню погибших и пришли к местным властям — в партийные, комсомольские, советские органы, в военкоматы Новгородской области, нам знаете что отвечали: «А кладбище закрыто! Там хоронить нельзя, там нет места». А там вокруг этих кладбищ были сплошные пустыри, плотность населения в Новгородской области весьма невелика была. Единственное, что нам разрешили в 1986 году, — там вдоль дороги было небольшое такое кладбище, около деревни Мостки, так называемое Любино поле, вот там нам втихаря разрешили похоронить небольшое количество воинов.

«ПРАВДА — КАК СОЛНЦЕ, ЕЕ РУКОЮ НЕ ПРИКРОЕШЬ»

А в самом Мясном Бору проблема официальных захоронений фактически сдвинулась с мертвой точки после того, как в 1986 году вышел в свет 10-минутный документальный фильм «Горечь». Оператор Сергей Пестрецов из Набережных Челнов все это заснял на пленку, как мы, «Снежный десант» филфака Казанского университета, находим, собираем по Мясному Бору эти самые черепа и так далее, и отослал ленту на международный кинофестиваль любительских фильмов в Югославию, где он занял 1-е место. С этого все и началось. Фильм сначала показали там, и поэтому в 1987 году советское центральное телевидение просто вынуждено было показать его в передаче «Мир и молодежь». И если бы не горбачевская перестройка, его бы, скорее всего, так и не показали. Думаю, что не показали бы и сейчас. В конце фильма звучат завершающие слова: «Правда, она как солнце, ее рукою не прикроешь».

Первый раскоп

Думаю, что к этому моменту и в ЦК комсомола смекнули, что раз уж это движение никуда не денешь — его надо возглавить. И тогда нас пригласили в так называемую АСПО — ассоциацию поисковых объединений при ЦК ВЛКСМ, собрали нас 9 человек из разных регионов страны — Москвы, Ленинграда, Ростова, Калуги, из Татарии нас было двое — я и Володя Ерхов, тоже журналист и выпускник филологического факультета. Тогда и состоялся 1-й учредительный съезд поискового движения. А в мае 1989 года на базе нашей экспедиции объявили уже 1-ю всесоюзную вахту памяти. И на нее съехались со всего Союза уже около 3 тыс. человек. Как это у нас часто бывает, присутствовали там и люди, собранные просто по разнарядке, различные комсомольские работники. Помню, например, из Грузии ребята приехали — в белых костюмчиках, с «дипломатиками»: «Где тут у вас вахта памяти?» Они привыкли, что вахту надо просто отстоять около памятника; положил там цветочки, постоял — и ушел. Ну мы показали им, где надо постоять, они свое дело сделали и уехали. Но в основном ребята приезжали уже опытные, грамотные. Прибалтика, Казахстан, Украина, Белоруссия — вот оттуда приезжали настоящие «копатели». Вот тогда мы уже подняли вопрос посерьезнее: «Давайте хотя бы не будем за это сажать». А такие случаи были! Вадим Шитц, ленинградский поисковик, отсидел на «химии» 3 года.

Первые десантники в походе

Конечно, государству было неприятно признавать, что у нас существует такая большая, в общем-то, политическая проблема, когда миллионы солдат после такого своего подвига — и не захоронены. «Невский пятачок» — 40 минут езды от Питера; объявили его кладбищем, хотя там каждый местный, копая картошку, натыкается сплошь и рядом на солдатские останки. Скелеты, черепа... И когда я обратился в тогда еще советский комитет ветеранов войны, а его возглавлял генерал армии Владимир Говоров, и, надо отдать ему должное, он взял на себя смелость и поддержал нас в пику тогдашнему министру обороны Язову. Он назвал эту проблему реальной. И тогда мне опять же в пику «текущему моменту» вручили почетный знак советского комитета ветеранов войны. А этот знак был очень серьезным и вручался далеко не каждому, и я его получил как знак признания и, если хотите, своеобразной «индульгенции» для наших дальнейших действий. Позже, после развала СССР, когда уже был организован российский комитет ветеранов войны, подобный, только российский знак мне вручал заместитель председателя легендарный Алексей Маресьев. То есть ветераны настоящие, боевые, они на захоронения приезжали, кивая головами, говорили нам: «Это наша задача была. Это мы должны были сделать».

Дом Джалиля

ПЕЧАТНАЯ МАШИНКА МУСЫ ДЖАЛИЛЯ

Ведь нужно не просто останки закопать, но и попытаться их опознать. Интересный факт. Когда мы попросили в центральном архиве министерства обороны списки всех, кто погиб под Мясным Бором, то обнаружили, что они, эти списки, озаглавлены ни много ни мало... «Власовцы»! То есть практически до 90-х годов прошлого века все пропавшие без вести под Ленинградом официально так и считались власовцами. То есть предателями Родины. Военные архивисты не понимали разницы между человеком, который, попав в плен, пошел сотрудничать с фашистами, и тем, который лежит не захороненный в лесу!

Находки. Справа — редакционная печатная машинка Джалиля

Тогда еще было много свидетелей живых. Стали привозить ветеранов-участников тех боев, чтобы воссоздать более-менее объективную историческую картину. Привозили из всех бывших республик СССР... Кстати, из Бурятии приехал один ветеран 2-й Ударной армии, солдат по фамилии Путин. Он рассказывал: «Вот я здесь воевал, попал в плен. Меня освободили американцы, дали мне такую характеристику: «С сожалением констатируем, что солдат Путин просится на Родину».

Михаил Черепанов с полковником ГРУ Кузнецовым

Полковник ГРУ Виктор Кузнецов служил вместе с Мусой Джалилем в газете «Отвага» 2-й Ударной армии, потом вел дневник, работал военным атташе в Америке, был составителем книги о 2-й Ударной армии. В 1984 году именно он нам показал, где была редакционная землянка, показал пишущую машинку, на которой Джалиль печатал свои фронтовые материалы. Так вот он сказал: «Вы, ребята, делаете наше дело, и мы всячески вас поддерживали и будем поддерживать». Эта работа началась практически во всех регионах, где шли бои Великой Отечественной. И в энциклопедии четко записано, что это всесоюзное движение началось с организации экспедиций казанских студентов. Сегодня эти вахты памяти, поисковая работа стала официальной, почетной, но обыденной миссией, на них присутствуют и президент страны, и министр обороны, в Мясном Бору побывали и Лавров, и Иванов — кого там только не было! И все произносят легендарное суворовское: «Война не закончена, пока не похоронен ее последний солдат».

Михаил Черепанов

Фото из архива музея Великой Отечественной войны в Казанском кремле