Салих Батыев, 1938 год Салих Батыев, 1938 год

«ВМЕСТО ИЗВИНЕНИЙ — ВЫГОВОР ЗА ПОТЕРЮ БДИТЕЛЬНОСТИ»

В начале 1938 года «оступившемуся» коммунисту Салиху Гилимхановичу Батыеву возвращают партбилет. 25 января бюро Молотовского райкома ВКП(б) Казани — уже в новом составе — отменило прежнее решение об исключении Батыева. «Вместо извинений ему объявили выговор „за потерю бдительности“, но потом и его сняли», — сообщает специальный сайт к 90-летию ТАССР. В конце марта 1938 года партийная организация Казанского химико-технологического института, где, по данным официального сайта Госсовета Республики Татарстан, он с 1937 года стал работать преподавателем рабфака, ходатайствует о снятии взыскания. 5 апреля 1938 года партколлегия снимает выговор. Его политическая карьера снова потихоньку начинает набирать обороты. В 1939 - 1941 годах Батыев — уже лектор Татарского обкома ВКП(б).

«Татарский обком партии, в который пришел Батыев, был укомплектован новыми людьми, — пишет в очерке «Политический долгожитель» известный казанский историк Булат Султанбеков. — Практически все предыдущие завотделами, члены бюро и многие инструкторы стали жертвами репрессий в 1937 - 1938 годах. Это открывало путь к быстрому служебному росту. Его вехами для Батыева стали должности заместителя начальника политсектора Наркомзема и недолгое пребывание заместителем заведующего отделом кадров обкома. В 1943 году в возрасте 32 лет Салих Батыев становится заместителем председателя Совнаркома республики (с 1946 по 1991 год правительство республики называлось советом министров ТАССР — прим. ред.), в его ведении находятся вопросы культуры, образования, печати, здравоохранения и науки. Конечно, все принципиальные вопросы решал обком. Без его ведома и визы не подписывался ни один сколько-нибудь значительный документ, однако должность, занимаемую Батыевым, нельзя было считать политической декорацией, как, например, должность председателя президиума Верховного Совета ТАССР.

В ПОЛЕ ЗРЕНИЯ МАЛЕНКОВА И СТАЛИНА

Ряд вопросов в пределах своей компетенции Батыев мог решать самостоятельно, включая и финансовые. Объем работы зампреда СНК был велик. Шла война, правда, перелом уже наметился, но до победного мая еще было далеко. Обеспечение системы образования и науки материальными ресурсами, сохранение структур здравоохранения, шефская помощь фронту, военные госпитали, размещение эвакуированных деятелей культуры и сотни других дел требовали оперативности и умения быстро вникнуть в суть дела. В годы войны Татария являлась одним из главных арсеналов страны: около 20 тыс. самолетов были выпущены в Казани; теплых меховых полушубков и армейской обуви, изготовленных в республике, хватило бы не на одну армию; заряды к знаменитым гвардейским минометам, созданные казанскими пороховиками, внесли большой вклад в победу; в 1943 году забили первые нефтяные фонтаны на юго-востоке, предвестники большой татарской нефти, на которой базировалась экономическая мощь СССР в 1960 - 1970-е годы. Все это делало республику и ее руководителей серьезным фактором экономики и политики, с которым считались в Москве. О казанских делах был хорошо осведомлен в первую очередь Георгий Маленков (1901 - 1988), один из ближайших соратников Иосифа Сталина, один из руководителей партии и государства — член политбюро (президиума) ЦК партии с 1946 по 1957 год, председатель совета министров СССР с 1953 по 1955 год; фактический руководитель СССР в марте — сентябре 1953 года — прим. ред.), курировавший самолетостроение. К его информации прислушивался сам Сталин. Для него, правда, Татария была связана с неприятными воспоминаниями о Мирсаиде Султан-Галиеве (1892 - 1940), видный татарский революционер и политический деятель, репрессирован, расстрелян, реабилитирован посмертно в 1990 году — прим. ред.), человеке, усомнившемся в мудрости вождя при решении национальных проблем... И это тоже сыграло роль в драматическом событии, которое затронуло Батыева.

Возглавлял обком Владимир Дмитриевич Никитин (1907 - 1959, первый секретарь Татарского обкома ВКП(б) с 1943 по 1944 год — прим. ред.), человек с весьма крутым характером, не терпящий возражений, и молодому зампреду приходилось проявлять недюжинные дипломатические способности. Серьезно облегчил работу Батыева приход в обком в качестве секретаря Зинната Ибятовича Муратова (1905 - 1988, первый секретарь Татарского обкома ВКП(б)/КПСС с 1944 по 1957 год — прим. ред.), с которым его надолго связали доверительные и теплые деловые отношения. Еще более упрочилось его положение после того, как Муратов стал в 1944 году «дважды» первым секретарем — не только руководителем Татарского обкома партии, но и первым татарином, назначенным на эту должность.

.

ТАТАР ХОТЕЛИ ДЕПОРТИРОВАТЬ?

В августе 1944 года вышло постановление ЦК ВКП(б) «О состоянии и мерах улучшения массово-политической и идеологической работы в Татарской партийной организации». Об этом документе, на многие годы вперед определившем вектор развития духовной жизни татар и оказавшем негативное влияние на все тюркские республики страны, написано много. Есть серьезные аналитические статьи, но, как всегда бывает, появлялись и примитивно-фантастические поделки и версии. Вплоть до того, что для татар были приготовлены эшелоны для высылки в отдаленные места. Сталин понимал нереальность депортации такого большого и рассеянного по многим регионам народа. Однако это было постановление-предупреждение, «депортация» исторического сознания народа под флагом борьбы с тлетворным влиянием духовных традиций Золотой Орды.

Прямое отождествление татар с монголами-завоевателями было характерно не только для массового российского сознания и историков-пропагандистов, оно проникало и в название структур спецслужб. Так, в течение многих лет в отделе НКВД, а затем МГБ СССР, занимавшемся национальными проблемами, существовало... «татаро-монгольское» подразделение. Но в постановлении кроме кнута имелся и пряник: подробно перечислялись и меры по укреплению материальной базы идеологической работы в республике. Опираясь на это постановление, руководители Татарии ставили ряд вопросов перед ЦК партии, некоторые из которых получили положительное решение.

В частности, 13 апреля 1945 года был подписан указ СНК СССР об открытии консерватории в Казани. 23 июня согласно приказу управления по делам искусств при СНК РСФСР директором Казанской консерватории был назначен композитор Назиб Жиганов. Были образованы фортепианный, оркестровый, вокальный, дирижерско-хоровой, теоретико-композиторский факультеты. 10 октября 1945 года в ней начался первый учебный год. Это было первое высшее музыкальное учебное заведение в автономных республиках СССР. Наряду с Жигановым огромную роль в подготовке к его открытию сыграл и Батыев, вникавший в малейшие детали и материально-технических, и кадровых проблем.

«Я ГОРДО ОТКАЗАЛСЯ ОТ ВОДКИ... ДО СИХ ПОР ЖАЛЕЮ — ПОТОМ ДВЕ НЕДЕЛИ БОЛЕЛ»

В 1947 году Батыев направляется на учебу в Высшую партийную школу при ЦК ВКП(б) и проходит там весьма солидную подготовку в области гуманитарных наук, слушает лекции многих видных историков и философов. После окончания его пригласили на должность инструктора ЦК ВКП(б). При этом возникли вопросы, связанные с исключением из партии в 1937 году. Конечно, после этой благополучно закончившейся для него истории прошло уже более 10 лет, но ведь приглашали в святая святых системы, и лишний раз проверить было не лишним. Только этим можно объяснить, что в личном деле Батыева, хранящемся в Центральном государственном архиве историко-политической документации РТ, имеется подборка всех документов, связанных и с 1937 годом и с рассмотрением его персонального дела на бюро обкома в июле 1945 года, сделанная 16 мая 1950 года и направленная в Москву. Видимо, особый сектор ЦК возражений по кандидатуре не высказал, и в 1950 - 1951 годах Батыев работает инструктором отдела партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК ВКП(б). В 1951 году после своеобразной стажировки в ЦК Батыев возвращается в Казань и становится секретарем Татарского обкома партии по идеологии.

Султанбеков вспоминает, что из 7 секретарей обкома партии по идеологии, с которыми ему довелось работать в 1950-е годы, Батыев был самым блестящим идеологом и талантливым организатором. Булат Файзрахманович делится впечатлениями о его стиле руководства: «Когда я был приглашен на работу в обком весной 1954 года, бросилась в глаза дружная атмосфера в идеологических отделах, отсутствие интриг и кривотолков. Хотя в 25 лет трудно разобраться во всех хитросплетениях аппаратной работы, но сразу же запомнилось уважительное отношение всех к Салиху Гилимхановичу, определяемое не только его должностным статусом. Он был доступен, терпим к ошибкам и обладал великолепным чувством юмора, помогавшим без занудных нравоучений и прописных истин высказать свое мнение. А время было суровое и, я бы сказал, аскетичное. Так вот — о чувстве юмора.

В кабинете Батыева идет инструктаж работников, едущих сопровождать и представлять избирателям кандидатов в депутаты в Верховный Совет РСФСР. Мне предстояла поездка с ректором КГУ Нужиным (Михаил Тихонович Нужин (1914 1983) — ректор Казанского государственного университета с 1954 по 1979 год, доктор физико-математических наук, профессор — прим. ред.), который остается в памяти образцом настоящего руководителя университета мирового уровня, при всех его человеческих слабостях и драматических жизненных коллизиях. После короткого вступления Батыев попросил задавать вопросы, заметив, что мелочей в такой поездке нет. Один из пожилых и опытных лекторов спросил: будем ездить на лошадях по зимним дорогам, перегоны большие, после встречи — обед или ужин, наливать ведь будут! Кандидату что, он опрокинет стакан — и на бок, а нам как себя вести? Все заулыбались, но ситуация на самом деле характерная для таких поездок. Батыев, подумав, сказал, что советы давать не будет, но приведет пример из своей давней практики. Послевоенный период, первые выборы, после пятичасовой поездки при морозе 30 градусов по зимней Каме — встреча с избирателями и такая же ситуация... Сделав паузу, Батыев сказал: «Кандидат после второго стакана закусил, а я гордо отказался от водки» «И что же?» — спросил один из присутствующих. «До сих пор жалею, — ответил Батыев, — потом две недели болел и без голоса остался». Вопросов больше не было, да и замечаний по результатам поездок — тоже».

.

РЕАБИЛИТАЦИЯ МУСЫ ДЖАЛИЛЯ

Характерной особенностью секретаря было умение слушать не перебивая; после каждой поездки в Москву — обязательный подробный разговор с инструкторами и лекторами о встречах и общей атмосфере в столице. Под стать секретарю был и ряд идеологических работников.

«Позднее, став вторым секретарем обкома, — читаем в публикации «Кадр, решавший все» на сайте к 90-летию ТАССР, — Батыев еще больше усилил свое влияние на решение важнейших социальных и экономических вопросов, практически став вторым лицом в республике. Оказывал он при этом и реальное воздействие на решение идеологических проблем. В частности, сыграл важнейшую роль в деле реабилитации Мусы Джалиля, считавшегося до этого изменником Родины. Именно Батыев составлял многочисленные обращения в НКВД, подписанные первым секретарем Татарского обкома партии Зиннатом Муратовым. И, в конце концов, добился не только гражданской реабилитации поэта, но и посмертного присуждения ему высокого звания Героя Советского Союза.

Особо следует подчеркнуть деятельность Батыева, направленную на реабилитацию жертв политических репрессий. Весной 1956 года президиум Верховного Совета СССР назначил его председателем комиссии президиума Верховного Совета СССР по Татарскому, Удмуртскому, Марийскому и Чувашскому республиканским управлениям исправительно-трудовых колоний для рассмотрения дел лиц, отбывающих наказание по пресловутой 58-й «политической» статье. Благодаря деятельности Батыева на этом посту многие тысячи невинных жертв сталинских репрессий были досрочно освобождены из мест заключения и ссылки. Вспоминает дочь Салиха Гилимхановича Эльвира Батыева: «Папа не только способствовал реабилитации очень многих людей, но и помогал некоторым из них найти себя в жизни — устроиться на работу, подыскать жилье. Он ведь и сам в свое время чуть не разделил судьбу репрессированных».

Газета «Республика Татарстан» в материале «Добрая память живет долго» публикует слова бывшего заведующего орготделом Верховного Совета ТАССР Бориса Сыромолотова: «Салих Гилимханович всегда старался помочь человеку в трудную минуту. Замечательная черта, за это его не только уважали, но и любили. Скажите, кто другой бы принял человека, который 20 лет просидел в тюрьме? А он не только выслушал печальную историю этого обезножевшего за решеткой человека, но и помог ему: устроил его в дом престарелых, а тогда, вы помните, таких домов было немного... Будучи заместителем председателя президиума Верховного Совета РСФСР, он работал и в комиссии по помилованиям. Я дважды был свидетелем телефонного разговора, когда звонивший из Москвы высокий чиновник выговаривал Батыеву за то, что он отправил материалы без подписи. Батыев объяснял: „Надо разобраться, расстрелять человека недолго“. И спрашивал: „Горит у вас, что ли?“

Еще одним актом гражданского мужества Батыева стало его письменное обращение в ЦК КПСС о положении дел в Казанской психиатрической больнице. Он сообщал, что в этой больнице содержатся политические заключенные, не нуждающиеся в принудительном психиатрическом лечении. Это было первое в СССР официальное заявление о незаконном и внесудебном преследовании инакомыслящих. Письмо не осталось безответным: присланная из Москвы специальная комиссия разобралась с делами больницы и освободила многих невинно заключенных».

В ШАГЕ ОТ РЕСПУБЛИКАНСКОГО ОЛИМПА

В 1957 году Татарский обком КПСС возглавил Семен Денисович Игнатьев (1904 - 1983), первый секретарь Татарского обкома КПСС с 1957 по 1960 год — прим. ред.) — личность легендарная в политических кругах СССР, человек, обладающий огромным партийным и политическим опытом, широчайшими связями в Москве. Достаточно сказать, что он был последним сталинским министром МГБ СССР, чудом избежал расправы с ним самого Лаврентия Берии после смерти Сталина. «Сразу после приезда в Казань, — пишет Султанбеков в книге об Игнатьеве «Свет и тени биографии сталинского министра», — при первой встрече в обкоме с узким кругом руководителей открытым текстом [Игнатьев] дал понять, что долго здесь задерживаться не собирается и видит в 45-летнем Салихе Батыеве своего преемника. Он говорил тогда о нем: «Опыт и знания огромные, возраст подходящий, будет хорошим первым». Но его назначение на пост руководителя республики не состоялось, и главным препятствием на этом пути стал конфликт все с тем же Игнатьевым...

Продолжение следует.