STREET ART IS DEAD?

В центре современной культуры «Смена» независимый куратор фестивалей стрит-арта Анна Нистратова (Москва) прочитала лекцию «Стрит-арт мертв?». Лекция была увлекательной — чувствовалось, что докладчик знает и любит предмет, полностью погружен в него. Хотя ощущалось и некоторое разочарование и усталость лектора от многолетней работы с уличным искусством и его представителями.

В процессе лекции Нистратова показала огромное количество работ российских уличных художников, рассказала о том, что происходит в уличном искусстве сейчас, какие виды и жанры стрит-арта более ценны в идейно-художественном смысле, какие проблемы переживает этот вид искусства сейчас, когда он стал мейнстримом и был присвоен в качестве инструмента официальной пропаганды городскими властями. Среди многочисленных российских фестивалей стрит-арта лектор упомянула и фестиваль «Like it art», прошедший в 2012 году в Казани. Характеризуя стрит-арт в целом, Анна указала на то, что в этом направлении изобразительного искусства «много энергии, но мало глубины». Но во время разговора выяснилось, что не все так просто и однозначный ответ на волнующих всех вопрос дать нельзя.

В Центре современной культуры «Смена» независимый куратор фестивалей стрит-арта Анна Нистратова (Москва) прочитала лекцию «Стрит-арт мертв?» В центре современной культуры «Смена» независимый куратор фестивалей стрит-арта Анна Нистратова (Москва) прочитала лекцию «Стрит-арт мертв?»

УЛИЧНИКИ: БЕССРЕБРЕНИКИ ИЛИ РАССЧЕТЛИВЫЕ ДЕЛЬЦЫ?

По окончании мероприятия «БИЗНЕС Online» пообщался с Нистратовой.

— Анна, тема вашей лекции была сформулирована в виде вопроса, и аудитория ожидала получить ответ на него, но вы так и не сказали конкретно: жив стрит-арт или мертв?

— Он не умер, конечно.

— Значит, переживает кризис?

— Это кризис внутри явления. С приходом нового поколения, которое сейчас подрастает, будет что-то другое. Но нынешний кризис связан в основном с выходом стрит-арта в публичную сферу и попытками сделать из него индустрию. Интерес СМИ, крупные фестивали по всей стране, биеннале стрит-арта и даже музей стрит-арта вывели это явление из андеграунда на большую арену буквально на несколько лет. Если раньше художники работали на улице и их удовлетворяла личная аудитория из простой публики и друзей, то потом они стали понимать, что существует галерейное и музейное пространство, что их работы могут продаваться. И это, конечно, вызвало проблему роста. Потому что еще в 2010 - 2011 годах российские уличные художники еще не видели своего места, скажем так, в мировой истории искусств. Потом они начали его осознавать, но тем не менее хотя опыт улицы дает свои преимущества, вместе с тем он же является недостатком.

Прямой путь от забора в галерею не для всех такой прямой. Большинство людей, которые делают прекрасные работы в городе, в формате холста или концептуального проекта, крайне слабы. Отсутствие кругозора, художественного образования сильно чувствуется у «уличных». Есть гениальные художники, которым, наверное, не нужно никакое образование. Но вообще, хотелось бы, чтобы художники были больше подкованы хотя бы в той области, в которой работают. Надо отметить, что экономический кризис также негативно сказывается. Стали просто меньше рисовать, особенно молодая поросль. Материалы очень дороги, а художники рисуют на улице обычно «на свои». Многие стали отдавать предпочтение коммерческим заказам или легальным работам.

— Как раз хотела сказать, что, на мой взгляд, не все стрит-артисты выдерживают испытание и славой, и коммерческим успехом. Осенью 2015 года здесь, в «Смене», прошел фестиваль стрит-арта «Цех», курировал который московский художник и исследователь уличного искусства Игорь Поносов. Один из участников этого проекта — Оззик (0331с) — в процессе моей с ним беседы подчеркивал независимость стрит-арта от коммерции и одновременно рассказывал об успешных продажах своих фарфоровых объектов в галерее XL.

— Когда говорят, что, мол, мы такие уличники, анархисты, бессребреники, альтруисты, это не совсем так. Существует момент двойных стандартов, но каждый сам фильтрует, в чем хочет участвовать, а в чем — нет. Есть художники, которые везде участвуют, им совершенно все равно, они могут и Путина нарисовать, и на фестивале поработать, и интерьер сделать, и рекламу. Конечно, когда художник полностью занимается только рисованием, то, естественно, он что-то должен зарабатывать. Грантовая или какая-то иная поддержка в России мизерна. Я не вижу проблемы в работе художников ни с галереями, ни с коммерческими проектами. Многие так и остаются только на улице, они пытаются вырасти, но зачастую эти попытки выглядят очень неубедительно. Тот негласный этический кодекс, что можно делать, а что нельзя, установило само сообщество, но никто не заставляет ему следовать. Тем не менее у каждого есть своя репутация. Полностью отказываться от коммерческих проектов, мне кажется, не нужно. К тому же если художник делает на заказ что-то в своей обычной манере, я вообще не вижу никакой проблемы. Она скорее надуманная, и они сами же ее и раздувают, потому что говорят одно, а действуют иначе. Так что, в принципе, ничего страшного не происходит. Проблема только в том, что многие люди, обретя известность и коммерческий успех, с улиц уходят и начинают заниматься совсем другими вещами.

Что касается фарфоровых заборов Оззика, мы как раз на фоне этих заборов познакомились в 2012 году. Он был чистым граффити-художником, абсолютно отдаленным от мира современного искусства как истеблишмента. У него уже был совершенно готовый проект, и он хотел его выставить. Когда он достал статуэтку из сумки, у меня просто отвисла челюсть. Такие цельные работы редко встречаются и у опытных авторов, а тут совершенно молодой человек в прямом смысле с улицы на свои средства и своими силами сделал большую мощнейшую работу. Я была куратором его выставки «Забор» в галерее XL, хотя ему фактически не нужен куратор, ему была нужна помощь лишь в адаптации проекта для выставки и введении в галерейный мир. Он всегда делает только то, что хочет. Его невозможно курировать. Помимо уличных работ, он высекает скульптуры из камня, занимается живописью, графикой. Он рисует каждый день, и, естественно, продукт творчества надо как-то реализовывать, по меньшей мере, надо на что-то жить и работать. Несмотря на уже три галерейных проекта, он не хочет связывать себя обязательствами ни с одной институцией.

— Получается, что улица просто некая школа, ступенька, трамплин в мир истеблишмента?

— Уличное искусство сейчас — это один из самых новых и динамичных видов художественной практики, да к тому же самый демократичный. Прославиться на улице можно быстрее и больше, чем в институциональной среде. В системе координат современного искусства стрит-арт стоит совершенно отдельно. Люди из истеблишмента не совсем понимают современное и как с этим работать, а галеристы — как продавать. Когда мы делали выставку заборов Оззика в галерее XL, то галеристку Елену Селину, несмотря на весь ее опыт, пришлось уговаривать, доказывать, что этот проект имеет право на существование. Она крепилась, но, в конце концов, высказалась, что эта серия (133 уникальных фарфоровых статуэтки с подгазурной росписью) — сувенирка, а мы сделали экспозицию так, чтобы показать коммерческую привлекательность работ. Хотя мы просто хотели хорошо показать фарфоровые объекты. Вот такие нюансы указывают на то, что люди даже из галерейной среды все-таки не понимают сути этого явления — стрит-арта. Хотя за последние пару лет художники стали гораздо чаще выставляться в галереях и продаваться на аукционах наравне со всеми.

— Может быть, потому что само современное искусство в России имеет не такую большую историю?

— Да, возможно. К сожалению, приходится признать, что, как и все наше общество, среда современного искусства очень сегментирована и все презирают друг друга. Конфликт налицо.

— Как эта история будет в дальнейшем развиваться, у вас есть мысли на этот счет?

— Думаю, что как жанр он будет развиваться примерно в том же русле, если не произойдет каких-то драматичных социальных или технологических изменений. Сейчас мы наблюдаем затишье, мало новых имен, но, я думаю, через какое-то время подрастут юные «хулиганы» и начнется очередной виток. А что касается использования стрит-арта как инструмента для изменения городского пространства, то, конечно, это будет, в большем или меньшем масштабе, и дальше тоже развиваться, но это зависит от культурной политики и экономической ситуации.

«В РОССИИ, К СОЖАЛЕНИЮ, СУЩЕСТВУЕТ ОГРОМНАЯ ПРОБЛЕМА ЗАКАЗЧИКА»

— А школы стрит-арта нужны?

— У нас есть старая школа монументального искусства.

— Но многие же говорят, что навыки монументальной живописи не нужны в стрит-арте?

— Не помешали бы, потому что это академическое образование. Существует проблема в том, что художники-монументалисты получают образование каноническое и старорежимное. А у уличных художников нет никакого образования, и это тоже проблема. Но учить уличных художников как-то странно, так как изначально это искусство самоучек. Образовывать, конечно, необходимо. Некоторые из уличных художников имеют профессиональное образование или получают его впоследствии, это всегда заметно. Много граффити-райтеров работают в сфере дизайна. Но если мы говорим, что монументальные росписи можно использовать как инструмент для городского благоустройства, для изменения городской среды, то здесь еще важно не только качество художников, но и присутствие куратора.

Все думают, что какая-то девелоперская контора может нанять художников, они им распишут стены, и их жилой квартал будет выглядеть невероятно прогрессивно и все такое прочее, но это совсем не так. Потому что роспись стены — это пространственное решение, оно становится частью архитектуры, ландшафта, навигации в конце концов. Если говорить о девелопменте, о строительстве, то, конечно, наилучший вариант, когда с самого начала закладываются возможности и для монументального искусства, и для росписи, и для скульптур. Также, как всегда было, просто потом от этого отказались как от излишества. Но фигура куратора, будь он архитектор или просто куратор, который работает с художником, — это невероятно важно, потому что в подобном проекте редкий художник может адекватно выступить как самостоятельная рабочая единица. А так, конечно, это наиболее эффективный и дешевый способ изменения среды. Именно поэтому такой привлекательный для современного девелопера.

В России, к сожалению, существует огромная проблема заказчика, это наша основная проблема. Вы можете быть гениальным куратором, гениальным художником, окончившим всевозможные институты, но на самом деле основной куратор — это заказчик. Это тот человек, который платит деньги. Как правило, заказчики — это люди без образования, без желания узнать что-то новое, без понимания, без уважения к другим людям, которые относятся к художнику как к техническому исполнителю. И в пищевой цепочке градостроения художник — это самая последняя тля, которая существует на теле планеты. Когда возникают разные инфоповоды звонят СМИ и спрашивают мнение художника уже в самом финале, после того как что-то где-то построили или снесли, что-то где-то установили. «А чего вы раньше не спросили?» — хочется спросить в ответ.

Кто такой художник в современной системе российского общества? Это маргинальный тип, который занимается какими-то художествами. Роль художника очень маргинализирована сейчас. Если раньше художник был каким-то авторитетом, к которому обращались, хотя бы в эстетической сфере, то сейчас он не авторитет даже в этой области, потому что есть люди, которые решают за него. Мол, у нас есть лишние 500 тысяч, которые мы можем потратить на какую-то там роспись, и она должна понравится Дмитрию Петровичу или его жене. Вот основная проблема. Потому что все остальное — решаемый вопрос. Художники есть, их много, и российских, и иностранных навалом. Основная проблема, повторюсь, с заказчиком, который не развивается никак, в течение долгих-долгих лет.
У петербургского художника Кирилла Шаманова есть две блестящих работы на эту тему. Он не уличный художник, но занимается разными медиа и стал близок нашей среде. Одну работу мы показывали в музее стрит-арта в Питере на выставке «Повод к миру» в 2014 году, она называется Extractum Hominus — экстракт человека. Она о том, как капиталист-заказчик пытается получить какие-то удовольствия с помощью денег, которые он зарабатывает усилиями других людей. Удовольствия — это алкоголь, другие разные вещи. Образно выражаясь, он пьет кровь простых людей, которые на него работают. Художник поэтому решил создать алкоголь прямо из человеческой крови. Сначала он сделал спирт из крови таджиков-гастарбайтеров, а для выставки в Питере мы делали экстракт из крови русских и украинцев. Вторая работа называется «Таджик арт», и она о том, что заказчик и есть главный создатель искусства, а художник просто таджик-гастарбайтер, который ее физически производит. Он нанимает обычных рабочих на смену за деньги, и они копируют картины Ротко, Поллока, даже путинскую картину перерисовали. Эти произведения, мне кажется, полностью отражают российскую ситуацию, ее ужас.

«ГОРОДА, В КОТОРЫХ РАЗВИТ СТРИТ-АРТ, ВСЕ НА СЛУХУ»

— Вопрос в продолжение темы: некоторые уличные художники не приемлют, когда их работы приравнивают к монументальному искусству, говорят, что монументалка — устарелое понятие, подразумевая советское монументальное искусство, полностью идеологизированное. Есть и другой взгляд — например, известный художник Павел Шугуров из Владивостока написал не одну статью, доказывающую на многочисленных примерах, что стрит-арт функционально и есть монументальная живопись. А вы как считаете, существует разница?

— Существует, идейная и концептуальная. Потому что граффити — это некое народное искусство, низовая инициатива. Ее представители — это не художники, которые учились долго в специальных заведениях, а потом ушли на улицы, хотя такие примеры тоже есть. Я все-таки говорю о том, что есть нелегальное рисование на улице по ночам, а есть фестиваль мурализма, есть городские программы, и это совершенно другая история. И, конечно, опыт, приобретенный на улицах, опыт рисования на больших поверхностях — это самый важный опыт. Если говорить про граффити, то представители такой уличной практики не действуют в художественной концепции все-таки — к искусству это имеет малое отношение, возможно, больше к каллиграфии или штифтовому дизайну.

— Вы вчера очень подробно рассказали обо всех городах, школах и направлениях. Подводя итог, сколько можете их выделить?

— Города, в которых развит стрит-арт, все на слуху. Во многих городах существует уличное искусство, но пока туда не приедешь, трудно его обнаружить на дистанции. Основные города — это, конечно, Питер, Москва, Пермь, Екатеринбург, Владивосток, Нижний Новгород, Самара. В Пензе есть несколько хороших художников, хотя сложно сказать, что там какая-то мощная сцена, просто люди рисуют на стенах. Ну и плюс есть интернет, не обязательно иметь какую-то сцену у себя в городе и быть выдающимся художником. Еще Новосибирск, Омск, возможно, Ростов-на-Дону, хотя я не была там. И в каждом городе сложилась сугубо индивидуальная ситуация. Например, во Владивостоке тот же Павел Шугуров, который создал городскую программу паблик-арта, популяризовал стрит-арт, в итоге столкнулся с тем, что художники стали работать за деньги и перестали работать без денег совсем. Он этого не ожидал. Он думал, что, наоборот, даст толчок к развитию уличного искусства, а получился обратный эффект. И вроде нарисовано много, а художники не развиваются.

— Может быть, нужны какие-то институциональные усилия или какая-то стратегия этого развития?

— Институтов уже создано немало. У нас есть и музей стрит-арта в Петербурге, там же недавно образовался Институт изучения и развития стрит-арта, в Москве создана биеннале уличного искусства. Даже премия есть, но это совсем смехотворно. Сами представители уличной считают, что это только вредит. Там, где есть среда, где есть сообщество, оно само себя регулирует, оно само развивается внутри. Но вот Наиля Аллахвердиева с Арсением Сергеевым, которые создали в Екатеринбурге первую в России программу паблик-арта и школу «Арт-политика», считают что многие процессы могут быть запроектированы. Они уверены в том, что необходима институциональная поддержка и образовательная программа. Их опыт в этом смысле крайне успешен. Если бы не их усилия, не было бы Тимофея Ради (самого известного в международном масштабе уличного художника Екатеринбурга), не было бы ни многочисленных проектов в Перми, ни в Екатеринбурге. Могло что-то само зародиться, но это было бы совсем-совсем другого качества.

Если говорить о работе по улучшению городской среды, если художники хотят расписывать большие фасады, могут делать это качественно, получать за это деньги, делать хорошие, большие работы, то здесь должны быть городские программы. Они должны быть продуманными, курируемыми, а не так проходить, как это бывает у нас. Захотели — сделали, захотели — не сделали. Москва — мировой мегаполис, но даже у нас нет никаких масштабных проектов и запланированной работы в этом направлении. И из-за отсутствия законодательной базы, из-за отсутствия культурной политики все выглядит очень печально. Монументальные росписи могут украсить любое место, тем более российский ландшафт с нашими 6 месяцами зимы, и просто повысить ежедневное настроение простых обычных людей. Человек сейчас живет в мегаполисах, он загнан в улей каменных строений, которые, к сожалению, сильно отличаются от высоких эстетических стандартов былых эпох. Раньше любой человек, который жил в городе, находился в эстетически гораздо более прекрасной среде. А сейчас городской человек полностью оторван и от природы и от искусства, которое необходимо видеть каждый день, и живет в какой-то, мне кажется, очень страшной реальности.

«БЭНКСИ — ЭТО МИФ, КОТОРЫЙ ПОДНИМАЕТ ЕГО КАПИТАЛИЗАЦИЮ»

— Могли бы вы назвать свои любимые работы наших российских художников?

— Я слежу за многими авторами из разных городов, каждый из них по своему прекрасен, не буду углубляться в сами работы, но имена назову. Из московских мой неизменно любимый Оззик (0331с) и Гриша Што, с которым они в последнее время работают дуэтом, Миша Мост и Егор Гиве из команды «Зачем», команда ИСК, команда Letme, Стас Добрый, объединение «Новые уличные», питерские Максим Има, «Осколки», вся нижегородская банда, с которой я работаю уже много лет: команда «Той», Андрей Оленев, Артем Филатов, Андрей Дружаев, Яков Хорев. Люблю парней из Пензы Сашу Blot и Никиту Erendaj. Самарская сцена очень интересна (ЧЖНС, Андрей Сяйлев, Klaus). Люблю и муралиста Рустама Qbic из Казани. Очень рада, что он теперь так востребован и рисует по всему миру. Всех авторов не перечислить, честно говоря. Можно следить за жизнью стрит-арта на прекрасном портале vltramarine.ru, а граффити наиболее полно освещает журнал petrograff.ru.

Что касается городских проектов, то квартал в Москве рядом со станцией метро «Бабушкинская» я считаю наиболее удачным. Он был расписан в рамках одного из первых фестивалей еще в 2005 или 2006 году. Как ансамбль эти 10 - 12 фасадов выглядят очень органично, потому что очень важно, чтобы уличное искусство было вписано в контекст, в ландшафт, в какую-то архитектурную композицию.

Очень люблю фестиваль «Новый город», который делает Артем Филатов в Нижнем Новгороде. В прошлом году тема фестиваля «Новый город. Древний» была направлена на сохранение памяти и архитектурного наследия, ведь Нижний разрушается на глазах. Они собирали заявки от жителей и работали с ними. Это очень круто, и не потому, что это как-то зрелищно или поражает воображение. Но впечатляет именно тем, как они кропотливо работают с местной ситуацией, то, что получается в итоге, очень трогательно выглядит и берет за душу.

— Какие вариации стрит-арта могут быть?

— Уличных практик огромное количество, а в выставочной среде сейчас и подавно можно сочетать что угодно.

— Междисциплинарные вещи не очень-то соотносятся с вашим определением стрит-арта, как же быть с этим?

— Меня, например, интересуют только они, если честно. И художники меня интересуют только такие, но их очень мало. Вот Оззик один из них. Есть еще ряд художников, которые действуют на стыке разных искусств, видео, кино, уличного искусства. Тимофей Радя тот же самый неуличный художник, он просто использует практики уличного искусства. Есть еще прекрасный бельгийский художник Bonom, мечтаю с ним когда-нибудь встретиться. Он был самым известным граффити-художником Брюсселя и всегда называл себя граффити-художником, никаким не стрит-артистом. Он делал сумасшедшие, нелегальные рисунки гигантских размеров, очень разные, провокационные. Однажды его поймали, и он вынужден был раскрыться, легализоваться, заплатить огромный штраф, и после этого он перестал делать граффити, как раньше. Сейчас он делает и большие росписи иногда по каким-то заказам, для специальных случаев и начал заниматься современным танцем. Теперь он работает под своим настоящим именем Винсент Гловински и делает очень интересный проект-перформанс: с помощью специального оборудования, которое улавливает движение тел танцоров, а потом он проецирует на экран следы движений, как бы рисуются различные образы. Очень необычно и современно. В Брюсселе недавно был большой скандал. В центре злоумышленники нарисовали гигантский пенис. Чувствуется знакомая рука, но Гловински отрицает свою причастность.

— Это на самом деле проблема — быть узнанным или это игра уличных художников в некую таинственность, поза?

— Некоторые боятся просто. На художников оказывают давление. Если ты живешь в гигантской Москве, то можно скрыться, другое дело города меньшего размера, где все друг друга знают и какие-то разборки постоянно происходят. Конечно, лучше не светиться, потому что это все равно нелегальная деятельность и тебя рано или поздно могут поймать.

— Завершая наш разговор, не могу не спросить о самом известном художнике стрит-арта для широкой публики, номере один для всех — это, конечно же, Бэнкси. А как вы к нему относитесь?

— Он большой художник. Насколько я знаю, он получил художественное образование, и еще с середины 90-х годов он плотно дружит с Дэмиеном Херстом и прекрасно вписан в индустрию современного искусства. Он использует улицу для своих посланий, хотя только улицей не ограничивается. Успех Бэнкси состоит в том, что форма и содержание его работ блестящи и понятны для широкой публики.

— Конечно, темы понятные, работы забавные, он всегда использует почти всегда один и тот же прием.

— Лично я считаю, что он большой хороший художник. То, что он делает на улице, — это лишь малая часть его творчества. Есть несколько выставок, которые можно посмотреть в интернете, например, «Бэнкси против Бристольского музея». Это была огромная выставка на весь Бристольский музей, где было 400 - 500 различных работ: инсталляций, скульптур, живописи, трафаретов. Это просто очень хорошее современное искусство. Конечно, если узнают, кто такой Бэнкси, это будет не так интересно. Например, для нашего Паши183, когда он стал известен, эта шальная слава была очень травмирующей, он совершенно этого не хотел. Это внимание, которое отвлекает от работы. Для Бэнкси — это миф, который поднимает его капитализацию. Но в целом Бэнкси молодец, не стоит на месте. Было забавно, когда у него был проект «Бэнкси в Нью Йорке», где он в течение месяца делал разного рода акции. Одна из акций была продажа картин на улице. Там сидел какой-то дедушка и продавал его подлинные работы за 30 - 50 долларов, смешные деньги. Моя подруга была там, но не поняла, что это работы Бэнкси, и через день, когда в сети вышло видео с разоблачением, она просто искусала себе локти.

— Почему так получилось, почему она прошла мимо?

— Потому что он же делает это все как эксперимент. То есть просто сидит мужик, продает какие-то картины, а потом выходит видео, что это Бэнкси свои подлинные работы продавал. Опять всех обманул.

— Ну и напоследок, шаблонный вопрос: какие у вас ближайшие творческие планы?

— Уже больше трех лет я работаю над большой выставкой-исследованием, которая откроется в нижегородском «Арсенале» в конце апреля. Она будет называться «Свежий слой». Я хочу показать подсознательные и сознательные связи нижегородских художников с местной культурной почвой, художественными традициями, фольклором и историческим контекстом. Мы будем выставлять работы художников и старые предметы нижегородского крестьянского искусства, множество старинных фотографий и фотографий уличных работ. Я жутко нервничаю, надеюсь, что все получится. Выводы напрашиваются революционные, но моя задача — показать материал. Для меня это исследование стало огромным путешествием и открыло совершенно новые перспективы. Надеюсь, зрителям будет интересно так же, как и мне.