«ОН, КАК КИССИНДЖЕР И КАК В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ ХХ ВЕКА ПОЛКОВНИК ХАУЗ, БЫЛ СЕРЬЕЗНЫМ ПОМОЩНИКОМ-ИГРОКОМ»

Михаил Делягин — политолог, директор Института проблем глобализации:

— Господин Бжезинский уже давно отошел от дел и, в отличие от того, что писал, делал и говорил Киссинджер, на него уже, кроме небольшого количества журналистов, внимания не обращал. Так что его кончина в преклонном возрасте никакого влияния ни на что не окажет. Политическая кончина господина Бжезинского случилась достаточно давно. Можно спорить о том, случилась она до распада Советского Союза или после, но точно больше 10 лет назад.

У нас обращали на него внимание в связи с его зоологической русофобией. Этот уроженец города Харькова, а не Варшавы, как он пишет в своих биографиях, в свое время всерьез интересовался, можно ли сделать атомную бомбу, которая убивала бы исключительно русских, он замучил такого рода идеями американских военных. Он действительно написал довольно много книг, полезных в понимании американской политики. Его книга «План игры» не случайно до сих пор не переведена на русский, потому что она подробно описывала стратегию США по уничтожению нашей страны. Вернее, был один перевод, но книга была мгновенно раскуплена и больше уже никогда не издавалась. «Большая шахматная доска» была популяризаторством, безусловно, и полезным в том числе и для нас, но роли, близкой к роли Киссинджера, господин Бжезинский не играл никогда.

Я просто напомню, что Киссинджер участвовал во многих очень серьезных переговорах, а самое главное, что непосредственно участвовал в создании системы нефтедоллара, согласно которой арабские страны продают нефть, но выручку от этой нефти хранят в США. То есть американцы получают нефть и политический контроль, а также контроль за деньгами богатых арабских стран. Господин Бжезинский действительно был советником по национальной безопасности, но он был советником по нацбезопасности при очень слабом и неудачном президенте — у Картера. Это была та высшая точка карьеры, которая ставит крест на остальном продолжении.

Андрей Фурсов — историк:

— Безусловно, Бжезинский играл в определенные периоды истории, в частности, в конце 70-х — начале 80-х годов, большую практическую роль. Он был человеком Трехсторонней комиссии, был активным организатором таких наднациональных структур, как «Римский клуб», разрабатывал целый ряд стратегических схем для США, для Запада. Однако значение Бжезинского, как и Киссинджера, не стоит преувеличивать. Если рассматривать мировую политику как игру, то там есть хозяева, игроки, помощники игроков, фигуры, битые фигуры и т. д. Так вот Бжезинский — нечто среднее между фигурой и помощником игроков.

Он, как Киссинджер и как в первой половине ХХ века полковник Хауз, был серьезным помощником-игроком и разработчиком стратегических схем. Киссинджер неэмоционально относится к России, к Советскому Союзу, для него в какие-то моменты Россия может быть тактическим союзником, при том что она всегда стратегический противник. Бжезинский же испытывал патологическую ненависть к России, безусловно, он был русофобом, и трудно сказать, какие главные причины этой русофобии. Скорее всего, это такой замес польской и американской неприязни к России.

«БЖЕЗИНСКИЙ — ВЫДАЮЩИЙСЯ ИНТЕЛЛЕКТУАЛ, НО НЕ БОЛЕЕ ТОГО»

Федор Лукьянов — политолог, главный редактор журнала «Россия в глобальной политике»:

— Збигнев Бжезинский, безусловно, один из выдающихся представителей американского интеллектуального сообщества в сфере стратегических вопросов в международных отношениях, в вопросах военно-политической ситуации. Он очень авторитетный ученый, с молодых лет выделялся, запомнился в свою бытность помощником по национальной безопасности президента Джимми Картера, при том что в целом президентство Картера не было особенно успешным во внешнеполитической сфере. Но как человек решительный и мотивированный на борьбу с Советским Союзом он являлся архитектором многих важных движений, в том числе в Афганистане. Но представлять его как отца американской внешней политики нельзя. Бжезинский — уважаемый, выдающийся, но один из довольно заметных представителей интеллектуального класса, калибра довольно высокого, но отнюдь не единственного.

Влияние Бжезинского на внешнюю политику, на мой взгляд, у нас всегда безбожно переоценивалось. По понятным причинам Бжезинский, будучи человеком очень умным и дальновидным, по очень многим вопросам был достаточно предвзят. Ему как выходцу из польской семьи вопросы, связанные с Россией, были близки лично, и это, как мне кажется, отчасти воздействовало на его политический подход, он несколько замутнялся этими культурно-историческими, личностными мотивами. Он много уделял внимания России, ее трансформации, полагал, что Россия идет совершенно неправильным путем, много об этом писал, именно поэтому у нас многие полагали, что именно он и определяет политику. Но Бжезинский этого давно не делал, особенно в последние много лет, он уже достаточно пожилой человек.

Что значит этот уход для мировой политики? Не хочется быть циничным, но, в общем-то, ничего. Бжезинский — выдающийся интеллектуал, но не более того. Я был знаком с ним шапочно, мы с ним пару раз общались. Как человека я его оценить не могу, поскольку не общался с ним по-человечески, общался с ним профессионально и немного. Он был человеком, безусловно, с очень цепким, точным умом. Умом, который сочетал некое глобальное интеллектуальное осмысление с пониманием конкретики государственной политики. То есть он как человек, работавший в администрации, понимал, что одно дело — взгляд ученого или аналитика, другое дело — реальные возможности, которые есть у государства.

Николай Сванидзе — журналист, историк:

— То, что Бжезинский был одним из стратегов американской империи, это не миф и не правда, это образ. Нельзя сказать, что он один из двух или пяти стратегов. Там был целый ряд специалистов, талантливых. Бжезинский с Киссинджером очень разные. Киссинджер не был строителем империи, на мой взгляд. Да и вообще об Америке как об империи можно говорить достаточно условно. Я бы поставил вопрос в другой плоскости. Просто Бжезинский был очень талантливым человеком, одним из крупнейших в мире специалистов по международным отношениям ХХ века — это несомненно. Он был жестким политическим деятелем, очень умным, резким, острым и масштабным человеком. Несомненно, он был антисоветчиком, что, в общем-то, абсолютно нормально, потому что Америка и Советский Союз противостояли друг другу на мировой арене. А Бжезинский был американцем, к тому же польского происхождения, и к СССР у него были претензии не только как у американца, но и как у поляка — претензии национально-исторического свойства.

Валентин Катасонов — экономист, профессор кафедры международных финансов МГИМО:

— Он действительно был серым кардиналом при многих президентах. Особое внимание я обратил на его работу «Технотронное общество», которая появилась лет 40 - 45 назад, я тогда был студентом. Фактически это было продолжением того, о чем говорили другие социологи и американские концептуалы. Они говорили про постиндустриальное общество, а он его конкретизировал, заявив, что мир придет к технотронному обществу. Я тогда удивлялся тому, что он написал, все это мне казалось фантазиями, даже где-то бредом. Но сейчас я вижу, что, действительно, многие его представления о технотронном обществе оказались реальностью. Сегодня это называется информационным обществом, но на самом деле, конечно, за ним скрываются рога и копыта электронного концлагеря. Думаю, что отчасти он обладал определенной политической прозорливостью и был одним из тех людей, которые участвуют в построении мирового порядка.

«КАЩЕЙ БЕССМЕРТНЫЙ УМЕР!»

Эдуард Лимонов — писатель и политик:

— Умер? Хорошо! Прекрасно! Кащей Бессмертный умер! Это был просто заклятый враг России, и я могу только сказать, что наконец этот, действительно, Кащей Бессмертный подох. Трудно сказать, до какой степени его слушались, но те идеи, которые он выдвигал, были отвратительно антирусские прежде всего. Он был одним из партизан — людей, которые боролись за уничтожение России как государства. Он был самый-самый крайний и самый подлый в этом ряду идеологов. Насколько его слушались, трудно сказать, но сегодня уже можно констатировать то, что его идеи прижились и имеют большое влияние в США. Сегодня есть Джон Маккейн — он тоже достаточно отвратительный тип. Но он менее идеолог, он, скорее, такой агитатор, крикун, большая глотка. А Бжезинский, кроме всего прочего, был хорошо подкован в международной политике.

Максим Калашников — футуролог:

— В мире вряд ли что-то поменяется, поскольку Америка живет не личностями, а структурами, такой мыслящей сетью. Да, действительно, Бжезинский был гением американской политики, олицетворением американской политики. Бжезинский был советником по национальной безопасности в один из самых тяжелых для Америки периодов — во времена правления Картера, тяжелее было только Киссинджеру. Когда был Киссинджер, США оказались перед угрозой того, что Советский Союз их задавит. Бжезинский предвосхитил многое, что будет сделано при Рейгане в 1980-е годы по крушению Советского Союза. Сейчас происходит в некотором смысле второе пришествие рейгановской политики, только теперь вместо Советского Союза гораздо слабая и уязвимая Российская Федерация. И вот этот новый рейганизм, новая холодная война — это уже факт.

Свято место пусто не бывает, и появятся новые выразители этой политики. Собственно говоря, Трамп и является таковым с той лишь разницей, что в развале Российской Федерации США сейчас не заинтересованы, они заинтересованы в изоляции России. Они считают, что новая Россия угрозы США не представляет, главная угроза — это Российская Федерация, которая проводит новую индустриализацию, строит себе новую промышленность и превращается в один из мировых экономических центров. Теперь РФ заперта, никакого нового Крыма у нее не будет, на экспансию у нее нет сил. Если понадобится разрушение РФ, они ее добьют без всякой ядерной войны, достаточно будет экономических рычагов.

Андрей Безруков — советник президента «Роснефти», бывший разведчик-нелегал, доцент МГИМО:

— Збигнев Бжезинский представляет то поколение людей, которое уходит сейчас. Это было то поколение, которое прошло Вторую мировую войну. Вместе с Киссинджером это были единственные, по крайней мере, из тех, кого мы знаем, крупнейшие теоретики, практики мировой политики. И за счет того, что они прошли сложную-сложную-сложную жизнь, холодную войну, реальные противоречия, реальные большие проблемы передела мира, им удалось выработать достаточно глубокое понимание, которое им помогло в формировании политики. Это поколение уходит.

Практически их влияние ослабевало только потому, что появлялись уже другие люди, но их теоретический задел, идеи, которые они отстаивали, оставались достаточно актуальными. Сейчас происходит переоценка всего этого, потому что мир меняется. Но не видно, кто из таких серьезных, глубоко понимающих ситуацию людей придет за ними. И я бы сказал, что теоретический фронт американской политики мельчает. Там нет больше, по крайней мере, пока не видно, они, может, появятся, но пока не видно людей, которые также многосторонне и глубоко понимали мир и могли бы предложить какие-то новые идеи. И именно из-за того, что этих идей нет, мы видим кризис американской внешней политики и отчасти — мировой политики. Люди просто мельчают, мельчает сама политика.