Алексей Шмарев: указания Сталина и Берии казались противоречащими законам логики

Алексей Шмарев

«В БАШКИРИИ НАДО БЫЛО ПРОБИВАТЬСЯ СКВОЗЬ КАМЕНЬ»

В 1932 году Алексей Шмарев после двух лет работы помощником бурильщика кубанского треста «Майнефть» поступил в Грозненский нефтяной институт. Интересное совпадение: именно в том же 1932 году началась по-настоящему нефтяная Башкирия — край, где молодой горный инженер вырос до заместителя начальника «Башнефти», управляющего крупнейшим нефтедобывающим трестом страны «Туймазанефть».

16 мая 1932 года на правом берегу реки Белой у деревни Ишимбаево была получена первая промышленная нефть на башкирской «пионерке» — скважине №702. Фонтанирование продолжалось пять часов, суточный дебит составлял 20 тонн. Некоторое время спустя, 3 июня, зафонтанировала и соседняя скважина №703. А в год окончания Шмаревым грозненского института и прибытия на башкирские земли, в 1938 году, в Ишимбайском районе был открыт новый нефтеносный массив (южный), это событие стало причиной резкого увеличения добычи нефти в регионе. Так начался очередной период в жизни Алексея Тихоновича длиною ни много ни мало в 12 лет. «Причем период этот по праву считается едва ли не самым драматичным и ярким во всей истории башкирской нефти», — читаем в биографии Алексея Шмарева, изданной в рамках серии «Корпоративная библиотека ОАО «Татнефть». Сказать, что его знакомство с этой поволжской республикой состоялось лишь после защиты диплома, было бы неверным. Студентом он бывал здесь на производственной практике, в это время и познакомился здесь и с Валентином Шашиным, своим будущим заместителем и преемником в объединении «Татнефть».

В отличие от южных районов, где нефть залегала в основном под мягкими глинистыми породами, в Башкирии надо было пробиваться сквозь камень. Вся имевшаяся в стране буровая техника, все известные методы на востоке давали проходку, близкую к нулевой. Долото приходилось менять каждые метр-полтора, и это еще считалось нормой, ведь были и такие породы, что обезоруживали бурильный инструмент уже после нескольких сантиметров проходки. Тонны промывочной жидкости, вместо того чтобы выносить разбуренную породу на поверхность, уходили в трещины пород. Еще одна коварная отметина башкирской геологии — карстовые пещеры, в которые могла провалиться целая бурильная колонна, а также сотни кубометров глины, охапки хвороста и соломы, тонны цемента. А каково всем этим было заниматься зимой, да такой, когда валенки бурильщика примерзают к мосткам, одежда покрывается ледяной коркой и вряд ли кто рискует прикоснуться рукой к металлу? А материалы, трубы, многотонное буровое оборудование по абсолютному степному бездорожью приходилось доставлять к месту бурения лишь на лошадях и верблюдах, когда для транспортировки одного только парового котла запрягали по 20 пар коней...

Башкирия. Все только начинается (Шмарев второй слева)

ГОРНЫЙ ГЕНДИРЕКТОР — ГРАЖДАНСКИЙ ГЕНЕРАЛ

1938 год отмечен в трудовой книжке Шмарева записями: «начальник буровой», «начальник разведки треста „Ишимбайнефть“». В Башкирии талантливый выпускник грозненского нефтяного попал в среду опытных руководителей только что созданного в городе Куйбышеве (сейчас — областной центр Самара — прим. ред.) объединения «Востокнефтедобыча», куда входило пять трестов: «Башнефть», «Куйбышевнефть», «Сызраньнефть», «Прикамнефть» и «Бугурусланнефть». Объединением руководил Николай Байбаков — в будущем знаменитый сталинский министр нефтяной промышленности Советского Союза, а затем и союзного госплана. С самого начала своей башкирской деятельности Алексей Шмарев прилагал все силы для внедрения нового прогрессивного способа, который захватил его еще со студенческой скамьи, — турбинного бурения. Забегая вперед, скажем, что незадолго до перемещения на татарскую землю в 1950 году Шмарев получит Сталинскую премию именно «за разработку и внедрение форсированных режимов турбинного бурения нефтяных скважин» и гражданский чин «Горный генеральный директор III ранга», соответствующий армейскому генералу (кстати, к чину этому полагалась и форма сродни военной генеральской). А пока...

«Перед войной мы приступили к испытаниям турбобура — принципиально нового двигателя, располагающегося внутри скважины, всегда над долотом, — рассказывал в одном из интервью Алексей Тихонович. — Через мои рабочие руки и инженерную голову при испытаниях, доводке, внедрении было пропущено много видов буровой техники, той самой, которая и позволила нам приступить к широкому освоению, разработке нефтяных месторождений между Волгой и Уралом».

«Турбобур — нечто совершенно новое по сравнению с тем, что есть у нас в США. Это то, что нам надо, — скажет в 1956 году американский инженер-миллионер, вице-президент фирмы „Дрессер Индастриз“ О’Коннор. — 20 лет наша фирма поставляла оборудование в Советский Союз, а теперь мы сами покупаем ваш турбобур. Я уверен, что они разойдутся по всем штатам, значит, фирма не прогадает...» И добавит после, что честно признает: в области техники бурения СССР намного обогнал Америку. Этот колоссальный башкирский, а затем и татарский опыт бурения Алексей Тихонович обобщит в своей книге «Развитие буровых работ в Башкирии и Татарии» — труде, предназначенном для защиты ученой степени «кандидат наук», но удостоенном сразу планки доктора технических наук в 1966 году.

Не без инициативы и непосредственного участия Шмарева получил в Башкирии развитие и так называемый индустриальный способ вышкостроения. В переводе на «гражданский» язык это означает перемещение буровой с места на место почти в неразобранном виде. Сама идея такого перетаскивания буровых была не нова. Выходец из грозненской школы, Шмарев мог еще в 30-е годы наблюдать за этой опасной картиной в Грозном, знал, что подобное же практикуется и на бакинских промыслах. Громыхающая деревянная вышка, тяжеленная, громоздкая, она с трудом поддавалась адским усилиям замазученных вышкостроителей, долгие недели переносящих основной остов вышки с помощью брусьев и катков. Теперь же был разработан вариант, который сможет сократить двухмесячный процесс сначала до считаных дней, а затем — и до часов, что перевернуло нефтяную газовую промышленность всей страны.

Уфа, 1948 год. В рабочем кабинете

КАЖДЫЙ ПЯТЫЙ ТАНК ЗАПРАВЛЯЛСЯ БАШКИРСКОЙ НЕФТЬЮ

Во время Великой Отечественной войны главные нефтяные районы страны — Грозный и Майкоп — оказались отрезанными от «большой земли», так что вклад башкирских нефтяников в Победу был и остается действительно неоценимым — каждый пятый танк заправлялся тогда топливом этого Второго Баку. На столе начальника «Башнефтекомбината» и управляющего трестом «Туймазанефть» звонили телефоны. Особые, ВЧ — по который члены ГКО СССР, наркомы и их заместители из Москвы задавали одни и те же вопросы: «Когда? Сколько?..» Причем не столько просили, сколько настаивали, а точнее, «снимали стружку». Военные годы вспоминает сын Алексея Тихоновича Владимир Шмарев: «О масштабах и важности работ можно судить по такому факту: разведку и добычу нефти контролировали две полносоставные дивизии НКВД, и из расчета, что на одного списочного человека этих частей приходилось по 25 заключенных, только репрессированных на промыслах трудилось около полумиллиона человек. Было холодно, голодно, не хватало лошадей и механизмов, но Родина получала черное золото во все возрастающих объемах».

Старшему поколению нефтяников доподлинно известно, что в годы войны Иосиф Сталин неизменно находил время встречаться непосредственно с руководителями крупных нефтяных предприятий — выяснял положение дел и ставил задачи. Шмарев и его дела тоже попали в поле его зрения. В результате главный буровик и разведчик башкирской нефти, а затем и руководитель крупнейшей нефтяной организации — треста «Туймазанефть» — среди десятков достойнейших претендентов был однозначно выбран и направлен лично вождем народов в Татарию, чтобы организовать и возглавить добычу открытых здесь в послевоенные годы громадных нефтяных богатств. «Этим, как и последующими назначениями, я более всего обязан своей широкой спине, на которую очень удобно взваливать ошибки других», — сказал по этому поводу Алексей Тихонович.

Эксперименты с глинистым раствором, форсированные режимы бурения, перемещение буровых в неразобранном состоянии — все эти башкирские инициативы Шмарева найдут продолжение в компании «Татнефть». Ее Сталин постоянно держал в поле своего зрения. Впрочем, как и нефть вообще. Когда ему стало известно об открытии в Татарии громадных ее запасов, то освоение этих богатств начиная с 1949 года он стал контролировать сам или через Лаврентия Берию — своего заместителя по Совету министров СССР. Во многих источниках указывается, что Сталиным были подписаны все решения по вопросам развития нефтяной промышленности Татарии, их насчитывалось не меньше 14. «Я работала тогда завотделом Бугульминского горкома партии, — рассказывает корреспонденту „БИЗНЕС Online“ Наиля Багаутдинова. — Так вот даже постановление о передаче здешнего Дворца культуры с городского баланса в собственность нефтяникам подписывал лично Сталин».

1948, Москва, Кремль. Перед вручением наград за обеспечение фронта нефтепродуктами

«БЕРИЯ, УПИТАННЫЙ, ХОЛЕНЫЙ, СРАЗУ НАСЕЛ...»

«В конце декабря мы обычно встречались с первым секретарем Татарского обкома КПСС Зиннатом Муратовым, чтобы обговорить итоги уходящего года, скоординировать очередные задачи, — рассказывает о событиях тех лет Алексей Шмарев. — Зиннат Ибетович поинтересовался, завершился ли подсчет извлекаемых запасов Ромашкинского и других месторождений. Я сказал, что на днях закончили. Обобщенные данные втрое превзошли прежние наши прикидки, и я назвал цифру. Зиннат Ибетович обрадовался этому и тут же «по вертушке» позвонил исполняющему обязанности генерального секретаря ЦК КПСС Георгию Маленкову:

— Георгий Максимилианович, вы вчера интересовались, намного ли Татария в будущем может увеличить добычу нефти. Вместе с начальником объединения „Татнефть“ Шмаревым (он у меня в кабинете) рады доложить: фактические запасы нефти, как окончательно выяснилось, втрое превышают предположительно показанные министерству.

Прикрыв ладонью трубку, шепчет: 

— Георгий Максимилианович по телефону докладывает Берии нашу цифру.

И снова разговаривает с Москвой:

— Вас понял, Георгий Максимилианович. Прибудем вдвоем.

Он невесело говорит мне:

— Нас на завтра к 15:00 вызывает к себе Берия.

— На Лубянку? — любопытствую.

— В Кремль, — и пошутил. — Пока...

Смутно стало на душе. Если помните, в закрытом письме Хрущев приводит признание Булганина: идешь на прием к Сталину, и нет уверенности, что выйдешь от него не арестованным. С таким же настроением и мы с Муратовым шли по Кремлю на прием к Берии. Вызван был и министр нефтяной промышленности Байбаков. Едва вошли, как Берия, упитанный, холеный, в оранжевой кожаной куртке, в пенсне с золотой оправой, сразу насел:

— Скажи, министр, какие у тебя запасы нефти в Татарии?

Уточненные данные еще не могли дойти до министерства. И Байбаков назвал предполагаемую давнишнюю цифру.

— Теперь скажи ты, Шмарев.

Ничего не оставалось, как повторить ту цифру, которую до него довел Маленков. Хотел объяснить расхождение, но Берия оборвал:

— Видишь, нефти в Татарии втрое больше. Ты, министр, не знаешь. Твой подчиненный знает. Чем ты занимаешься? Ты меня ввел в заблуждение.

Мы внутренне похолодели. Но после убийственной паузы Берия сказал:

— Подготовьте проект постановления Совета министров СССР об увеличении нефтедобычи в Татарии. При этом учтите, что рост добычи нефти должен быть весьма значительным. О том, куда сливать нефть, мы позаботимся, металлурги изготовят емкости для дополнительной нефти.

1950 год, Башкирия

ХАРИЗМА ПРОТИВ НЕЧЕЛОВЕЧЕСКИХ УСЛОВИЙ ЖИЗНИ И ТРУДА

Так, в марте 1952 года появилось новое постановление Совета министров СССР, которое устанавливало задание по добыче нефти в Татарии на 1955 год в размере в 15 миллионов тонн, то есть более чем в два раза против первоначального, а по сравнению с планом 1950 года — в 23 раза. Думаю, все это делалось не без ведома Сталина. Правда, 15 миллионов объединение не набрало, а вот 13,2 миллиона тонн нефти мы в 1955 году дали.

Немыслимое повышение планов... Мы настроили центральные органы власти на концепцию наращивания добычи нефти в Татарии только ускоренными темпами. Указания Сталина и Берии нужно было выполнять, какими бы невероятными и противоречащими законам логики они ни казались. Задача была ясной до безжалостности: добыть желанные миллионы тонн любой ценой. Значит, опять основная нагрузка — на геологоразведку, на буровые бригады, на самые неисчерпаемые резервы — человеческой выносливости, смекалки и добросовестности.

И с февраля 1953 года на работу приходили к 9 утра, обеденный перерыв был с 13 до 14 часов, затем работа прерывалась с 18 до 21 часа и продолжалась до 2–3 часов ночи. Таков был режим работы Сталина, аппарата ЦК ВКП(б), Совета министров СССР, министерств, главков, объединений, трестов с той лишь разницей, что день Иосифа Виссарионовича начинался все-таки в 11 утра. К счастью трудящихся, через несколько месяцев после смерти Сталина этот режим был отменен, ушла в забвение постоянная ночная вахта. Но первые три года из 50-х прошлого века называют самыми опасными в истории татарстанской нефти. Это было испытанием на прочность, на верность не только партии, но и своим принципам, потому что только они помогали стоически переживать нечеловеческие условия жизни и труда, короткие ночевки в сырых землянках, рабочий день, который равнялся почти суткам...»

Вспоминает Шаген Донгарян, почти четверть века проработавший заместителем министра нефтяной промышленности СССР, а при Шмареве начинавший мастером на стройке: «Он покорял людей своей крупной фигурой, мужской красотой, волевым лицом. Очень доходчиво, предельно четко и ясно ставил перед специалистами текущие и перспективные задачи. Выступал всегда без бумаг, делал очень запоминающиеся акценты. Я понял, что Шмарев — настоящий лидер, говоря современным языком, харизматичный лидер. „Харизма“ по-гречески означает милость, дар свыше, особую притягательность человека. В то же время считается, что харизма никак не связана с интеллектуальными или нравственными качествами человека; такому лидеру массы склонны прощать любые просчеты. Такая харизма была и у Шмарева. После общения с Алексеем Тихоновичем поставленные им задачи воспринимались не только как обязательные для выполнения, но и пробуждали в людях интеллектуальные и организационные способности для лучшего, блестящего их выполнения. Мы покидали собрания [с участием Шмарева] воодушевленными, заряженными позитивной энергией. Огромные трудности, с которыми мы ежедневно сталкивались, уже не казались такими большими и непреодолимыми».

Николай Байбаков среди нефтяников Татарии в 1950-е годы (Шмарев — крайний слева)

ШМАРЕВСКИЕ «ХОДЫ КОНЕМ»

Шмарев с супругой очень рано уезжал на работу, чувствовалось, что оба они уставали и порядком промерзали в зимнюю погоду. В коридоре всегда стоял ящик с бутылками обычной водки. Первым делом Алексей Тихонович наливал два стакана водки, вместе с женой выпивал ее, затем жена шла готовить ужин, а Алексей Тихонович садился за стол и с кем-то говорил по телефону по работе. В то время на его плечи легли не только заботы огромного объединения «Татнефть». Он уже вплотную занимался вопросами обеспечения населения городов и поселков юго-востока Татарии продовольствием. С годами положение нефтяников Татарии стало не только приходить в норму, но даже вызывать кое-где и зависть. Старожилы помнят, что тогда в Бугульме было московское снабжение, магазины были переполнены отличными продуктами: мясом, рыбой, сгущенкой, консервами, шпротами, сухофруктами и другими продуктами. По рассказам Георгия Петрова, возглавлявшего при Алексее Тихоновиче трест «Таттехснабнефть» (а с 1965 года — Главснабнефть миннефтепрома СССР), Шмарев придавал огромное значение получению ресурсов и, главное, умел практически действовать в этом направлении. Он детально знал, как в миннефтепроме поэтапно составляются, рассматриваются и утверждаются планы распределения ресурсов по предприятиям, какие старшие инженеры по какой номенклатуре ресурсов будут заполнять первые списки распределения («шахматки»).

По выработанной Шмаревым технологии Петров за несколько дней до начала этой работы в аппарате миннефтепрома докладывал первому начальнику объединения «Татнефть», что такого-то числа надо выехать в Москву; клал ему на стол перечень важнейших ресурсов, информацию о потребности в них объединения «Татнефть» (от буровых установок, обсадных и нефтепроводных труб до тракторов, грузовых машин, сборных домов и т. д.) и даже данные о том, какой специалист какого управления — с указанием должности и полного имени — будет составлять самый первый документ распределения. К перечню прилагался подробный расчет потребности по каждой позиции.

И вот Шмарев и Петров выезжают в Москву, и в течение пары дней импозантный руководитель производственного объединения с прекрасно поставленной речью и блестящим ораторским даром обходит всех исполнителей. Он рассказывает каждому о задачах объединения «Татнефть», делая основной упор на то, что только при получении именно такого-то количества такого-то ресурса предприятие выполнит план добычи нефти. Не забывает сказать приятные слова и комплименты, ведь большинство этих старших инженеров — женщины. Окончательно удавалось растопить сердца плиткой шоколада Казанской шоколадной фабрики... И в «шахматки» вписывались расчетные цифры объединения «Татнефть». Петров был убежден, что своевременная двухдневная поездка Шмарева в миннефтепром кормила «Татнефть» весь год...

Окончание следует.