Казанская публика, которой посчастливилось побывать на спектаклях знаменитого Александринского театра из Санкт-Петербурга во время недавних гастролей на сцене театра им. Камала, могла оценить масштаб актерского дарования Дмитрия Лысенкова в «Ревизоре» и «Женитьбе». В паузе между репетицией и спектаклем в Казани «БИЗНЕС Online» поговорил с Лысенковым о самых важных работах в Александринке, 3% хорошего отечественного кинематографа и государстве, воспитывающем лишь солдат и спортсменов.
Дмитрий Лысенков: «Что же еще исследовать, если не эту темную сторону человека?»
«ЗА БЕСОВ В АЛЕКСАНДРИНСКОМ ТЕАТРЕ ОТВЕЧАЮ ОБЫЧНО Я»
— Дмитрий, вы ведущий актер одного из самых знаменитых российских театров, играете на сцене Александринки и Гамлета, и Свидригайлова, и Хлестакова. Но, пошерстив интернет, можно обнаружить, что в основном ваши интервью посвящены сериалу «Бедные люди» и совместным съемкам с Ольгой Бузовой...
— Это то, что вываливается наружу... На самом деле я бы не сказал, что много снимаюсь. Это часто в отпуске происходит. И, когда не репетируешь, можно себе позволить и посниматься. Но если мы репетируем в Александринском театре, то почти ничего не можем делать.
— Вы могли себя видеть, 35-летнего артиста, Свидригайловым до того, как худрук Валерий Фокин и режиссер Аттила Виднянский предложили эту роль в спектакле «Преступление и наказание»?
— Ну, Свидригайлова... Я не знаю, кто придумал предложить именно мне... То есть Аттила Виднянский — венгерский режиссер — или это решение Фокина, я не знаю. Но, действительно, в этой роли я себя, конечно, не видел. Кстати, я пробовал всех персонажей в «Преступлении и наказании», кроме Свидригайлова. Именно то, чем я не занимался, мне досталось в этой постановке. Собственно, когда мы встретились с Аттилой и он объяснил, что хочет от этого персонажа, стало очевидным, что в этой труппе это должен быть, видимо, я.
— Почему?
— Он хотел, во-первых, некое танцующее существо, то есть не бытовое существование. Во-вторых, он хотел человека, одержимого бесами. За бесов в Александринском театре отвечаю обычно я. (Смеется.) Так что здесь все сошлось — и очередной бес в моей коллекции. Но я надеюсь, что уже подвел черту какую-то — сделал собирательный образ из всего того, что могло бы быть, и тему бесов, возможно, мы уже закроем. Хотя, нет, а что же еще исследовать, если не эту темную сторону человека?
«В СМЫСЛЕ ИСПОЛНЕНИЯ, КОНЕЧНО, ВСЕГДА ИНТЕРЕСНЕЕ ИГРАТЬ ЗЛО»
— При том что Виднянский в спектакле идет, в общем-то, по сюжету Достоевского, ваш Свидригайлов сильно отличается от романного.
— Безусловно, отличается, мне кажется (я не знаю, сознательно это было сделано или нет), то, что Раскольников и Свидригайлов почти ровесники в нашем спектакле, дает дополнительные смыслы. То есть это два пути Родиона Романовича, по сути: пуля в лоб или по Владимирке. В результате пулю в лоб выбирает Свидригайлов, а Раскольников идет сдаваться властям. И там же у нас финал специально запараллелен. И самоубийство Свидригайлова — одно из ключевых событий для того, чтобы сознался Раскольников.
— Но все это не мешает быть Свидригайлову обаятельным.
— Зло вообще обаятельно. Зло привлекательно. И в смысле исполнения, конечно, всегда интереснее играть зло. Мне кажется, и у Достоевского Свидригайлов — это очень обаятельный мужчина 50 лет, по-моему. Но там описан человек, имеющий влияние не только на женщин, а вообще очень компанейский, открытый, прямой, что подкупает. И даже Раскольников чувствует на себе какое-то влияние от этого странного неприятного вроде бы ему человека, при этом подпадает под его обаяние и воздействие.
— Персонажи Достоевского вообще одержимы этими внутренними бесами. А в спектакле Виднянского, скажем, на примере Порфирия Петровича, они так ярко себя проявляют.
— Неспроста он говорит, что он человек поконченный. Он, видимо, по молодости лет тоже был каким-то революционером, потом выбрал другой путь. Это же и хорошо. Я не исследователь Достоевского, поэтому мне трудно будет сказать вам... Но, мне кажется, Федор Михайлович этим всегда занимался — тем, что происходит внутри человека: и «Карамазовы», и «Бесы»... Все, что творится в душе и в голове, такие поступки и совершают люди. Именно этим исследованием он занимался, поэтому я думаю, что все персонажи... Особенно трудно с женскими персонажами, Мне так кажется, что и самим женщинам-актрисам трудно с этими персонажами Достоевского.
«ГАМЛЕТ НАШЕГО ВРЕМЕНИ НЕ ДУМАЮЩИЙ»
— Есть в вашей актерской коллекции и еще один важнейший герой мировой литературы. Как вы относитесь к мнению, что «Гамлет» Фокина — это политический спектакль?
— Я не думаю, что он очень политический. Он мог бы быть более политическим, но он на безопасном расстоянии от политики находится. Там есть какие-то метафоры нашего времени, но можно было поступить именно.... «И идеи мои, так сказать, запретны — с точки зрения официальной», — это из другого спектакля цитата. Могло бы быть более явно. Мне кажется, у нас не самый яркий вариант.
Дело в том, что Валерий Владимирович не ставил задачи сделать политический спектакль. Он говорил о том, что это импульсивное действие этого человека — Гамлета, он не думающий. Гамлет нашего времени не думающий, он просто импульсивно поступает, потому что видит несправедливость этого мира. Он ее не осознает, не оценивает и не осмысляет, а просто протестует против несправедливости на уровне природы — как животное.
«Валерий Владимирович не ставил задачи сделать политический спектакль»
— Вы где-то в интервью сказали, что вам было тяжело работать именно над персонажем, потому что у вас с Фокиным были разные представления об этом герое.
— Да, говорил, повторюсь: просто он меня взял представителем не моего собственного поколения, а поколения младше все-таки, там человек младше, чем я сам, даже в момент исполнения этой роли, премьеры... Вышло, что он как режиссер отказывает моему поколению в способности мыслить. Вам бы это было обидно?
Мне тоже было обидно. Но, в общем, это просто трактовка режиссера. Я бы, конечно, наверное, хотел что-то другое, но мы имеем то, что имеем, и в результате я сросся с этим спектаклем, и уже никаких отторжений по этому поводу нет. Прошло около 7 лет — уже довольно много времени. Я тоже поменялся, наверное. И потом все успокаивается.
— Вы приняли это или все-таки решили, что то самое молодое поколение тоже имеет право на высказывание вашими устами?
— Нет... Спектакль ведь — нестабильная субстанция, он все равно видоизменяется, актеры его не то что бы подминают по себя, но все равно он не одинаковый. Премьера и сейчас — это какие-то разные вещи. Просто я освоил ту партитуру. Нельзя сказать, что я ее на премьере не освоил, но более собственно для себя самого ее обжил и принял.
«Я НЕ ПОНИМАЮ, ЧТО ЗНАЧИТ КЛАССИЧЕСКИЙ ТЕАТР»
— В спектакле «Маскарад. Воспоминания будущего» ваш Арбенин вдруг произносит монолог современного маньяка-убийцы. Что это? Арбенин превращается на время в другого человека?
— Он не превращается. Просто Арбенин — убийца. Вот и все. Просто есть цитата с реальным случаем нашего времени — такой же убийца.
Есть 100 лет назад, а есть современность, и есть то, как человек совершает обдуманное, осмысленное преступление, то, что 100 лет назад, и есть совершенно безоценочное преступление нашего времени на автомате. В этом, мне кажется, и высекается, сшибка времен происходит — в разнице совершения преступлений и его оценке. Это не значит, что человек, совершивший сейчас преступление, не мучается. Он мучается, но все как-то по-другому, все иначе, со стеклянным глазом.
— Зрителя явно шокирует этот привет из настоящего в сюжете «Маскарада»...
— Да, просто они не ожидают этого, первый акт такой костюмированный, и вдруг начинается второй с того, что... Кто-то не принимает этого, не ожидает, кто-то наоборот. Вообще зрители весело реагируют на этот текст, потом, когда до расчленения доходит дело, перестают веселиться.
— Вообще, в этих дискуссиях — классический театр или современный, которые часто пытаются сталкивать лбами, — вы какую позицию занимаете?
— Не существует классического театра, я не понимаю, что значит классический театр. Театр существует только в своем собственном времени, он в современном мире, просто он может быть плохим или хорошим. Классический, современный он — этих споров я не понимаю. Театр бывает плохой или хороший. «Все жанры хороши, кроме скучного», — это еще Мольер сказал.
«КИНО СНИМАЕТСЯ В МОСКВЕ, А ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ ИСПОЛЬЗУЕТСЯ КАК ПЛОЩАДКА»
— Вернемся к кинематографу. У вас уже приличная по объему фильмография, есть чем похвастаться?
— Мне нечем похвастаться в этом смысле, у меня нет каких-то больших ролей, ну есть крупные, но нельзя сказать, что это выдающиеся произведения в целом — не в смысле своей собственной работы, а в целом. Вообще, кино находится в такой ситуации... 3 процента из всего того, что производится, могут быть хорошими фильмами. Но я в эти 3 процента пока еще ни разу не попал.
— В «Сталинграде» у вас была яркая роль, запоминающаяся — снайпер Чванов.
— Знаете, я по улице спокойно хожу, меня не мучают. Когда-то она была запоминающаяся — на момент выхода фильма, сейчас уже меня зовут поздравлять кадетов с последним звонком...
— Почему так получается, что в Питере бывает много блестящих театральных актеров, но при этом мало кто из них становится Данилой Козловским и Лизой Боярской? Любой человек, хорошо ориентирующийся в театральном процессе, знает вашего коллегу по нынешней труппе Александринского театра Петра Семака. И при этом спроси у кого-нибудь на улице, кто такой Петр Семак, и никто вам не ответит...
— Это понятно, потому что театр и кино — вещи совершенно разные, и то, как ты работаешь в театре, совершенно несовместимо с тем, как нужно работать в кино. Во-первых, нас этому не учат, нам выдают дипломы о том, что мы артисты театра и кино, но это неправда, работе в кино нас никто не учит, только на собственной практике ты постигаешь тайны профессии, и кино — это другая профессия, поэтому и большие театральные артисты иногда совершенно беспомощны в кино. Во-вторых, это проблема любого другого города нашей страны, кроме Москвы. Кино снимается в Москве, а все остальное используется как площадка. И да, наверное, поэтому мы исполняем второстепенные роли, потому что к нам приезжают на главные роли москвичи, дешевле снимать у нас, и снимают нас во второплановых ролях — расфокусное обрамление кадра (смеется), как и любых других артисты из провинции.
— А нет ли тут такого питерского высокомерия по отношению к кинематографу? Льва Додина как-то спросили: почему у главных актеров великой труппы МДТ, например, у того же Петра Семака или Сергея Курышева, нет достойных ролей в кино? На что тот ответил, дескать, кино не доросло до их уровня актерского мастерства.
— Это его мнение, ему удобно так считать. Я думаю, что, если артиста Курышева начать снимать в кино, это может и не получиться, потому что он очень театральный артист, его органика, которую мы видим на сцене, возможна только в театре. Я не говорю, что он не может быть другим, но мы его никогда таким не видели, поэтому его и не трогают, потому что боятся, что... Вообще, у нас в кино отсутствуют режиссеры, кастинг-директора.
— Система так и не была выстроена?
— Она была советской, она развалилась, уничтожилась, теперь есть продюсер, который диктует то, что ему интересно: ему интересно вложить и получить обратно больше или получить бюджетное, отрезать ломоть — и дальше будь что будет, какая разница. Главное, что он отпилил.
«КАК ТОЛЬКО ТЫ УМНЫЙ, ТЕБЯ НЕТ В СТРАНЕ»
— Ваша яркая внешность в профессии вам помогает или где-то ограничивает, в том числе в кинематографе?
— Если говорить о театре, то, думаю, что мы можем посмотреть мою биографию и понять, что вообще никаких препятствий моя внешность не чинит, даже то, что я никогда в жизни не смог бы играть, если говорить о каких-то клише. Никто бы не дал мне играть Петруччо в «Укрощении строптивой» и Свидригайлова в «Преступлении и наказании». Но для кино — я не знаю. Сейчас время такое — не время артиста Смоктуновского. Наверное, он бы не мог сейчас состояться как артист, потому что был бы не очень востребован. Есть такой понятие «интеллектуальный артист». А спрос сейчас на других людей.
— На каких?
— Если вы имеете в виду кино, то там нужны какие-то бруталы.
— Может, вам надо подкачаться?
— А зачем, мне это не нужно. Во-первых, подкачаться — я в хорошей физической форме, просто тощий, но дело не в этом — вот подкачаюсь я, а лицо-то у меня никуда не денется, главное же — внешность физиономии.
— Это такой приговор для российского кино: ему не нужны интеллектуальные артисты, это очень печальная история. Это может измениться? Что для этого нужно поменять? Публику?
— Публика тут ни при чем. Это вопрос образования, государство у нас нацелено на то, чтобы мы все были спортсменами и чтобы мы хорошо воевали в окопах, а не на то, чтобы мы были умными, образованными и пригодились бы как-то своему государству. Потому что как только ты умный, тебя нет в стране. Мои одноклассники, которые что-то из себя представляют, уже давно в других странах... Или воруют в «Единой России» — это другие, те, которые троечники.
Дмитрий Лысенков — актер театра и кино (родился 6 июля 1982 года в Ленинграде (ныне Санкт-Петербург)
Окончил в 2004 году Санкт-Петербургскую государственную академию театрального искусства (курс Владислав Пази). С 2000 по 2007 годы работал в Санкт-Петербургском государственном Академическом театре им. Ленсовета. В 2007 году был приглашен в труппу Александринского театра.
Дебютом на Александринской сцене стала роль Якова Петровича Голядкина — младшего — двойника главного героя, постепенно вытесняющего его не только из департамента, но и из жизни («Двойник» по петербургской поэме Достоевского, реж. В. Фокин). Следующей ролью артиста стал Кочкарёв в гоголевской «Женитьбе» (реж. В. Фокин, 2008). За эту работу Дмитрий Лысенков был номинирован на Высшую театральную премию Санкт-Петербурга «Золотой софит».
Среди ролей, сыгранных в Александринском театре: Почтмейстер («Ревизор» Н.В. Гоголя, реж. Валерий Фокин), роль Андрея Федоровича, усопшего мужа Ксении блаженной, являющегося ей незадолго до смерти («Ксения. История любви» Вадима Леванова, реж. Фокин, 2009), роль Ильи Ильича Телегина в чеховском «Дяде Ване» (реж. Андрей Щербан, 2009). За роль Ильи Ильича Телегина Лысенков номинирован на соискание Высшей театральной премии Санкт-Петербурга «Золотой Софит» в номинации «Лучшая роль второго плана». Сегодня Лысенков является ведущим молодым актером Александринского театра, протагонистом спектаклей Фокина: в обновленной редакции «Ревизора» играет роль Хлестакова и принца Гамлета в спектакле «Гамлет» Шекспира (в драматургической адаптации Леванова). За роли Гамлета и Хлестакова Лысенков был выдвинут на соискание петербургской театральной премии «Прорыв» в номинации «Лучший молодой актер».
В 255-м сезоне сыграл роль Петруччо в спектакле «Укрощение строптивой» Шекспира (реж. Оскарас Коршуновас, 2010).
В 2014 году сыграл роль Евгения Арбенина в спектакле Фокина «Маскарад. Воспоминания будущего» по драме Лермонтова «Маскарад» и спектаклю Всеволода Мейерхольда 1917 года. В 2016 году исполнил роль Свидригайлова в спектакле «Преступление и наказание» (реж. Атилла Виднянский).
Трижды (в сезоне 2001 - 2002, 2004 - 2005 и 2005 - 2006) номинировался на высшую театральную премию Санкт-Петербурга «Золотой Софит».
Был удостоен нескольких театральных наград: на фестивале «Голоса истории» (Вологда) получил премию губернатора за роль Сарафанова в спектакле «Старший сын», а также почетный приз жюри фестиваля за роль Конферансье в спектакле «Кабаре». Лауреат независимой актерской премии им. Стржельчика за «Сценический дебют» (роль Кавалерова в спектакле «Заговор чувств» (2006).
30 августа 2010 года был награжден премией Сбербанка России, ежегодно вручаемой по итогам минувшего сезона.
В 2011 году стал лауреатом молодежной театральной премии «Прорыв» (приз за лучшее исполнение мужской роли — Гамлет («Гамлет» Шекспира) и Хлестаков в новой редакции «Ревизора» Гоголя. Лысенкову также был вручен специальный приз спонсора премии — компании МТС. За роль Петруччо номинирован на премию «Прорыв».
Снялся в нескольких десятках фильмов: «1814», «Придел ангела», «Одержимый», «Бездна», «Белая гвардия», «Сталинград», «Шерлок Холмс», «Охотники за головами», «Бедные люди», «Следователь Тихонов» и др.
В 2017 году признан лауреатом премии правительства РФ в области культуры за 2016 год «За создание спектакля «Маскарад. Воспоминания будущего» по драме Лермонтова «Маскарад» и спектаклю Мейерхольда 1917 года.
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 8
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.