У знаменитого музыканта Айдара Гайнуллина в последнее время профессиональная и личная жизнь бьют ключом: многочисленные концерты, номинация на премию этнической музыки Russian World Music Awards, недавнее рождение сына. «БИЗНЕС Online» встретился с Гайнуллиным во время его недавнего приезда на фестиваль ГСО РТ Concordia и поговорил об обстоятельствах его знакомства с Александром Сладковским, загадочной надписи «BB» на итальянском баяне артиста и колыбельной песне «Мин яратам сине, Татарстан».
«С АЛЕКСАНДРОМ СЛАДКОВСКИМ МЫ ЗНАКОМЫ ОЧЕНЬ ДАВНО»
— Айдар, вы выступаете в Казани не так часто. Может, это и неплохо...
— Что не так часто? (Смеется.)
— Да, чтобы не возникало эффекта привыкания и всегда было событием. На этот раз вы приехали к Александру Сладковскому и ГСО РТ на фестиваль современной музыки Concordia. Почти не сомневаюсь, что идея сделать что-то вместе с «татарскими симфониками» появилась не вчера.
— Дело в том, что с Александром Сладковским мы знакомы очень давно. Знакомство состоялось в 2001 году в Питере на фестивале «Музыкальный олимп», где принимали участие победители различных конкурсов...
— То есть еще задолго до появления Сладковского в Казани.
— Он работал тогда в Петербурге. И меня пригласили в качестве победителя различных конкурсов, я тогда как раз за 10 месяцев выиграл 8 самых престижных международных конкурсов: кубки мира в Лондоне, в Германии, в Испании, в Финляндии и по два конкурса в Италии и в России. Такой целый тур получился из конкурсов, после этого и пригласили на «Музыкальный олимп». И хотели даже в книгу рекордов Гиннеса подать заявку, поскольку за столь короткий срок выиграл такое количество международных конкурсов...
У меня еще не было серьезного опыта работы с симфоническими оркестрами, поскольку был студентом, да и баянисты, играющие с симфоническим оркестром, были тогда редкостью. Посоветовался со своим другом, замечательным баянистом Юрием Шишкиным. Я спрашиваю: «Что же можно сыграть с оркестром такое, чтобы было современно, но не слишком авангардно? Яркое, эмоциональное, но при этом достаточно академичное». И он мне посоветовал произведение Астора Пьяццоллы — концерт «Аконкагуа» в трех частях, прислал мне ноты и сказал: «Если ты это сыграешь, тогда тебя точно пригласят еще раз». И я выучил этот концерт, и мы сыграли на «Музыкальном олимпе», где и встретились с Александром Сладковским. Концерт прошел с большим успехом. Это было очень ответственно — играть с симфоническим оркестром!
— Получается, что с Александром Сладковским связана важная веха в вашей профессиональной биографии. А как потом складывались ваши отношения?
— Да, с ним связан первый опыт моей игры с большим оркестром. И вот мы с ним познакомились, после чего... потерялись на какое-то время.
Айдар Гайнуллин (справа) и Мстислав Ростропович (слева)
— Но вас нашли другие дирижеры?
— Да, как и предрекал Юрий Шишкин, меня заметили и начали приглашать. Например, американский дирижер Дориан Уилсон пригласил меня с этим же концертом «Аконкагуа» играть с Белградским и Люксембургским филармоническими оркестрами. В общем, началась моя симфоническая жизнь, начал играть с различными оркестрами. Потом меня пригласили сыграть со знаменитым Deutsches Symphonie-Orchester. Мы выступали с известным дирижером Цукерманом в большом зале Берлинской филармонии, а немецкое радио транслировало это на всю Германию.
— И опять с вами был Пьяццолла?
— Да. И там, конечно, серьезный был резонанс, поскольку это была большая редкость, чтобы на баяне играли в таких легендарных залах, как Берлинская филармония. А с оркестром, даже не знаю, играл ли кто вообще. После того выступления я уже познакомился с различными именитыми дирижерами и менеджерами. Помню концерт в Риме с Давидом Герингасом — мэтром, великим виолончелистом и дирижером, тогда как раз умер великий Мстислав Ростропович, учеником которого был Герингас. И мы посвятили то выступление памяти маэстро.
«Помню, как я учился у Мацуева играть джаз»
«ХОТЬ И НЕ РОДИЛСЯ В КАЗАНИ, А В МОСКВЕ, ДЛЯ МЕНЯ ЭТО ВСЕ РАВНО РОДИНА»
— И когда вы — уже звездный артист — вновь столкнулись с Александром Сладковским?
— Вообще, хочу сказать, что Сладковский — это уникальный человек. Выдающийся дирижер, один из самых востребованных сейчас в России, и уже не только в России. Он делает колоссальные вещи, так как поддерживает не только татарскую культуру в республике, но и представляет вообще всю Россию, живя в Казани и в Татарстане. Как он смог поднять ГСО РТ — в это просто не верится! Как он смог добиться такого результата, чтобы оркестр из числа обычных рядовых, каким он был до этого, превратился в один из лучших в стране. Может, скоро он станет и одним из лучших в мире, если оркестранты еще чуть-чуть потренируются. (Смеется.)
Что же касается наших встреч с Сашей, то мы часто пересекались на фестивалях у Дениса Мацуева, нашего общего друга. На 10-летии его «Крещендо» я играл с ГСО РТ на исторической сцене Большого театра.
— С Мацуевым ведь вы знакомы еще с детства?
— Да, мы оба выступали в «Новых именах», ездили по всему миру от этого фонда, который тогда возглавляла Иветта Николаевна Воронова. Сейчас Денис сам возглавил этот фонд, продолжая поддерживать талантливых детей. Помню, как я учился у Мацуева играть джаз. Он мне показал блюзовую гамму, пару джазовых аккордов, и я начал потихонечку учиться импровизировать, много слушал, выступал, ловил, как нужно зажигать перед публикой...
— Значит, Денис Мацуев был всегда драйвовым парнем?
— Всегда был такой, с детства, сразу выходит и играет очень мощно, но в тоже время очень проникновенно и тонко. Не зря он большой мастер и любимец публики.
И мы, повторюсь, со Сладковским пересекались на этих фестивалях и говорили друг другу, дескать, ну, когда уже вместе сыграем, о чем долго говорили. И так проходили годы, годы... Но в конце концов это свершилось, и я очень рад, хотя, конечно, жаль, что Александр лично не дирижировал нашим концертом. Но все равно сам факт выступления в Казани с ГСО Татарстана — это для меня очень трогательное событие, потому что все-таки я татарин и мне это особенно приятно — играть у себя на родине. Хоть и не родился в Казани, а в Москве, для меня это все равно родина. А с моим другом Сашей Сладковским мы что-то еще обязательно сделаем — такое интересное и незабываемое.
«С моим другом Сашей Сладковским мы что-то еще обязательно сделаем — такое интересное и незабываемое»
«ДАВНО У МЕНЯ БЫЛА ТАКАЯ ИДЕЯ — ПРОЕКТ «ТАТАРСКОЕ ТАНГО»
— Второе произведение, которое вы исполняли на Concordia, — «Пентатанго» Зульфии Рауповой, знаменательное тем, что написано композитором специально для Айдара Гайнуллина. Это такая особая честь.
— С Зульфией Рауповой мы познакомились в свое время в московском Доме музыки, пришел послушать ее оперу «Ак буре», и меня это очень впечатлило. Не ожидал, что в Татарстане есть композиторы такого уровня, которые настолько свежо и гармонично пишут каким-то своим особым языком, с необычным сплетением разных мировых ритмов. Зульфия действительно настоящий мастер композиции, она профессионально владеет аранжировкой и грамотно это все перекладывает на инструменты. И, самое главное, у нее есть тема в отличие от многих композиторов, которые сочиняют не слишком запоминающуюся так называемую фоновую музыку.
— Это правда, что вы попросили Раупову: «Напиши для меня что-нибудь!»
— Давно у меня была такая идея — проект «Татарское танго». И мы с ней поговорили, и Зульфия сказала, что это хорошая идея, и придумала такое сочинение как «Пентатанго». Я много где играл это сочинение, оно написано для разных составов — и для симфонического оркестра, и для камерного, и с трубой, и с виолончелью. У Мацуева на фестивале как раз делал премьеру...
— А не было идеи сыграть здесь что-нибудь из Софии Губайдулиной? У нее все-таки для баяна немало сочинений, тот же Фридрих Липс — знаменитый их исполнитель...
— Да, Липс — это же мой дорогой учитель. Конечно, я предлагал сыграть и «Семь слов» Губайдулиной, и другие композиции. Но мне сказали, что на фестивале прозвучит немало произведений Губайдулиной, в исполнении того же Юрия Башмета. А Concordia — это прежде всего фестиваль современной музыки, пусть и имени Губайдулиной.
— Вы не пересекались с Софией Губайдулиной в Европе? Насколько там велик ее авторитет, например в той же Германии?
— У нее просто колоссальный авторитет, особенно в Германии, ее там все боготворят. У нее куча международных премий, настоящее мировое признание. Мне даже кажется, ее там гораздо больше знают, чем в России. Губайдулину там часто исполняют. Но в России это не так просто — исполнять такую музыку, и спасибо Сладковскому за такой уникальный фестиваль, который знакомит людей и исполнителей с творчеством современных композиторов.
— Наивный вопрос: почему Губайдулина больше признана на Западе, чем у себя на родине?
— Во-первых, организаторам нужно собрать кассу, а для этого нужно, чтобы народ приходил на концерты. Во-вторых, это в принципе тяжеловатая для восприятия музыка, я имею в виду для широкой аудитории.
— Европейская публика действительно более отзывчива на музыкальный авангард, чем российская?
— Да. Я несколько раз был поражен, даже когда играл De profundis Губайдулиной — соло на баяне. После концертов в Германии подходили такие европейские бабушки и с восторгом говорили, что это действительно нечто поразительное, столько красок и звукового богатства. De profundis переводится как «Из глубины», то есть туда в свет, и они настолько были этим поражены. И De profundis даже запоминался зрителям гораздо больше, чем Пьяццолла, потому что, видимо, это неподражаемо, весьма специфично, тонко и глубоко.
«В ГЕРМАНИИ, КОГДА Я ИГРАЮ ОРГАННУЮ «ТОККАТУ» БАХА, ТАМ ПЛАЧУТ»
— В чем же тут дело? Почему вкус нашего зрителя намного более традиционен?
— Это зависит от многих факторов. Я замечал, что в Германии, когда ты играешь классическую или авангардную музыку и выступаешь, например, в той же Берлинской филармонии с серьезными оркестрами, немцы сразу практически склоняют головы и смотрят на тебя как на большого мастера, выступающего на высоком уровне. В России же, конечно, тоже есть определенные круги, которые воспринимают классическую и современную авангардную музыку, но я сравниваю именно с широкой аудиторией...
— А где у нас надо засветиться, чтобы тебя «поняли»?
— А у нас надо в «Поле чудес», например, сыграть, или на «России 1» в какой-нибудь юмористической программе. Или со Стасом Михайловым и Басковым что-то сделать. Даже если под фонограмму где-то там — тогда да, ты крутой... Но, на самом деле, я замечал, что людей очень трудно обмануть: даже если идет на TV массированное музыкальное зомбирование попсой, люди все равно в итоге тянутся и выбирают настоящее высокое искусство, которое будет жить вечно, в отличие от дешевой однодневной некачественной попсы.
— Еще один наивный вопрос: как же нам бороться с музыкальным зомбированием?
— Мне кажется, что надо больше внимания уделять качественной музыке в СМИ, особенно телевидению: показывать какие-то интересные проекты, связанные с живой музыкой, общению с мастерами различных искусств. Я очень рад, что на «России 1» появился такой детский проект, как «Синяя птица». Я сам участвовал в нем в качестве гостя, и этот проект считаю очень важным и необходимым России, поскольку его основная цель — заинтересовать детей, прививая любовь к живой музыке и высокому искусству, увеличить, наконец, поток учащихся в музыкальные школы, дать возможность развиваться талантливым детям. Хотя, вообще, как мне кажется, все дети талантливые, просто самое главное — необходимо их стимулировать, чтобы они проявили свой интерес и начали профессионально заниматься, тогда и будет высокий результат.
— А вам, как исполнителю, что ближе — условная классика или условный авангард?
— Мне нравится интересная музыка и неважно, классика это или авангард. Если она действительно интересная, уникальная сама по себе и может воздействовать на людей, то тогда такая музыка мне интересна. Это может быть и популярная классика. Например, в Германии, когда я играю органную «Токкату» Баха, там плачут, потому что органная музыка для них — это религиозная музыка. С тех пор я смотрю на нее другими глазами.
Или как в музыке к кино: там ведь тоже надо знать, как управлять эмоцией. Например, я раньше думал, что надо визуальную картину поддерживать впрямую, то есть если на экране экшн, то такой же музыкальный экшн и надо создавать. А мне Иван Вырыпаев объяснил, что это масло масляное, что существуют разные способы управления эмоциями людей с помощью восприятия визуальной и звуковой картины, что можно сделать наоборот. Например, если там экшн, то под медленную и светлую музыку это уже совершенно другая картина и другое настроение, которое кардинально меняет наше представление об этой сцене.
«КОНЕЧНО ЖЕ, Я ДОВОЛЬНО ЧАСТО ВЫСТУПАЛ НА МЕРОПРИЯТИЯХ, ГДЕ ПРИСУТСТВОВАЛ НАШ ПРЕЗИДЕНТ»
— Сколько у вас в год получается концертов — с ансамблем «Эйфория», с симфоническими оркестрами, в различных дуэтах...
— Довольно много...
— Ну скажем, больше, чем 200?
— Думаю, что меньше, чем 200. Это только у Мацуева 260 концертов в год. Помню, как он шутя говорил в одном из интервью, что только 100 дней в году занимается тунеядством.
— Какой процент из этих концертов проходит в России?
— Наверное, примерно половина. Я всегда пытаюсь то, что делаю в Европе, показать в России, и наоборот. Например, сделал сейчас новый проект «Гала-хит» с симфоническим оркестром, есть и с камерным оркестром такая же программа, с оригинальными авторскими обработками Rammstein, Nirvana, Queen, Стинга, Майкла Джексона, The Prodigy даже. Летом я сыграл эту программу в Ингольштадте, где делают Audi, там прошло два open air концерта. И немцы не ожидали такого, чтобы с оркестром на баяне можно было сыграть все эти легендарные роковые композиции. Битком там было народу, просто как на стадионах. Значит, можно раскрутить наш инструмент не только в народном стиле. И на баяне можно делать интересные и нестандартные проекты.
А у меня еще сейчас новая мидисистема на итальянском баяне Balloni Burini. Там, кстати, «ВВ» нарисовано, и журналисты меня часто спрашивают: «Почему „ВВ“»? Я говорю: «Ну Владимир Владимирович тоже ведь баянист в прошлом...» Так вот, туда я сейчас поставил мидисистему отечественного производства, это уникальная российская разработка, где я могу использовать различные электронные звуки (сэмплы). Особенно в моей программе «Гала-хит», где я играю The Prodigy и Nirvana, — включаю на баяне электрогитару, какие-то колокольчики, где-то хор, арфу и прочие разные эффекты и инструменты. Это, конечно, людей сразу впечатляет. Я показываю даже орган, который звучит действительно как настоящий орган.
— А с баянистом Владимиром Путиным вы не встречались?
— Конечно же, я довольно часто выступал на мероприятиях, где присутствовал наш президент. Но запомнился один случай, когда я выступал в Берлине. Приезжала его племянница Вера Путина, она ко мне подходит и говорит: «Ну вы знаете, я, конечно, многих слышала баянистов, но чтобы так играть... Даже мой дядя, когда мы собираемся, не слышал, чтобы кто-то так играл». Да, есть информация, что у президента действительно был баян, в детстве в музыкальной школе он играл, занимался.
— Когда до России доедет ваш проект «Гала-хит»?
— А я уже выступал в Нижнем Новгороде с местным симфоническим оркестром и хором в Большом зале филармонии, аншлаг — за четыре месяца все билеты были распроданы. Там помимо роковых композиций мы еще играли сочинения из голливудских фильмов легендарных композиторов таких как, например, Ханс Циммер. Участвовали мои друзья, замечательные музыканты, которые играли и на бансури (индийская флейта), и на кахоне, и на дудуке. Планирую также привезти эту программу обязательно в Казань. Может, даже получится организовать свой фестиваль, в рамках которого можно будет показать казанской публике другие интересные проекты.
Участие Айдара Гайнуллина в фестивале «Үзгәреш җиле»
«ХОЧУ СДЕЛАТЬ ТАКОЕ МИРОВОЕ ШОУ — WORLD TATAR MUSIC»
— Вы рассказываете о концерте в Нижнем Новгороде. Я вас видел и слышал в начале сентября на «Безумных днях» в Екатеринбурге. Но на исторической родине вы последний раз запомнились участием в фестивале «Үзгәреш җиле». Там вы как раз отвечали за ту татарскую изюминку, без которой, думаю, этот проект критиковали бы еще больше. Внимательно следил за зрителями, во время ваших соло по залу практически растекалась такая нега, а многие, кто не был в восторге от концерта, именно в этот момент примирялись с происходящим.
— На самом деле я старался в этот проект внедрить что-то свое, так как к татарской культуре отношусь с большой любовью. Были, конечно, некоторые сложности на проекте, например, аранжировщики, которые расписывали партии музыкантам, к сожалению, баянную партию не внесли, и мне пришлось импровизировать, хотя пришлось нелегко, так как было много других инструментов, которые пересекались со мной. Я был просто одним из солистов, только у меня еще к тому же не было нот. На аранжировки воздействовать сильно не мог, хотя, конечно, и советовал что-то, чтобы придать музыке больше национального колорита, ведь задача этого проекта заключалась в том, чтобы поднять именно татарское искусство на высокий качественный уровень. Пусть даже татарскую эстраду, но тогда, мне кажется, нужно было подбирать аранжировки и песни немного иначе: во-первых, в более современном стиле, а во-вторых, с привлечением известных музыкантов, ди-джеев и крутых продюсеров, чтобы потом этот проект раскручивать и показывать не только в Казани, но и за пределами Татарстана и России. Чтобы татарская эстрада действительно звучала по-новому, свежо и современно.
— У вас ведь есть идея собственного татарского музыкального шоу. Вы даже писали об этом на «БИЗНЕС Online».
— Да, у меня есть своего рода мечта, которая, надеюсь, когда-нибудь воплотится в реальность. Хочу сделать такое мировое шоу — World Tatar Music. Надеюсь, для Татарстана это будет тоже интересно, и этот проект сможет поднять тем самым престиж республики и войти в культурное мировое наследие. Чтобы немцы, французы и американцы сказали: «Вот это да!». Чтобы весь мир узнал про нашу историю и самобытную культуру, которая абсолютно уникальна и заслуживает внимания.
— Open air лучше для такого проекта подходит?
— Не знаю, open air все-таки зависит и от погоды, и от многих других факторов. Тут скорее подойдет зал-трансформер или стадион. Как вариант, если делать в Казани, то можно посмотреть на «Татнефть Арену».
— Вам нужен четкий проект, бизнес-план. Мне кажется, в Татарстане вполне можно найти инвесторов под World Tatar Music.
— Это действительно очень глобальный проект. Все секреты не буду сейчас разглашать. Здесь помимо финансовых вложений нужна еще такая команда уже мирового уровня — это и продюсеры, и прокатчики. Все нужно делать на высшем уровне. Я рад, что президент РТ заинтересован в развитии культуры Татарстана и активно поддерживает различные проекты, поэтому надеюсь, что и мы сделаем при совместных усилиях такой грандиозный проект мирового значения.
— Вы не выступали на европейских сабантуях?
— Пару раз выступал, в Берлине и на Мальте по просьбе моей тети Венеры Вагизовой, которая возглавляет в Германии «Татарлар Дойчланд», и это было прекрасно и очень по-семейному уютно. Мне кажется, такие проекты тоже нужно поддерживать, поскольку они необходимы нашим соотечественникам, живущим за рубежом.
«К сожалению, многие не знают, кто такие татары. Знают лишь соус тартар и мясо по-татарски...»
РАЗГОВАРИВАЕМ ПО-ТАТАРСКИ С ИЛЬДАРОМ АБДРАЗАКОВЫМ
— Ваше основное место жительства нынче — это Берлин. А насколько сейчас присутствует в вашей повседневной жизни татарская культура?
— Безусловно, присутствует. Мы с детства с родителями постоянно ездили в нашу деревню, в Кызыл Чишму, что в Чувашии, они туда сейчас переехали, на пенсии. Каждый год летом я играл там на баяне, татарские песни учил. Помню, мама мне записывала текст песен Салавата с кассеты, потому что не было раньше интернета. Записывала и говорила: «Выучи эту песню, красивая песня Салавата». Я подбирал его композиции, например, «Эх, җиләкле җәйләрнең», там такие переливы сложные были на баяне. Слушал татарских баянистов, когда маленький был, думал: «Ничего себе шпарят!» Они очень виртуозные, да и мелодика татарская очень виртуозная. Даже в детстве была мечта устроиться к Салавату баянистом! Настолько мое детство было пропитано татарским духом.
— Хотя есть такой стереотип, что музыкантам и авторам, на самом деле, негде развернуться на татарской эстраде.
— Нет, у нас татарские баянисты очень виртуозные. Вот я даже недавно включил музыкальный канал ТМТV и подумал — а чем плоха татарская эстрада? Там очень даже неплохие были некоторые клипы и музыка качественная. Некоторые ребята даже в европейском стиле работают, сохраняя при этом татарский «моң».
— Так все-таки насколько в вашей нынешней европейской жизни присутствует татарская культура?
— Я всегда в том же Берлине стараюсь включать в машине или дома того же Салавата и с удовольствием слушаю. С дочкой мы поем «Мин яратам сине, Татарстан», она даже слова выучила. Когда засыпает, пою ей перед сном «И туган тел...» и другие татарские песни... Ну и снова повторяем нашу любимую песню «Мин яратам сине, Татарстан».
— То есть вы этот суперхит в колыбельную превратили? Кстати, еще одно расхожее мнение, что Салават своим творчеством и неким упрощением музыки испортил всю татарскую эстраду, которая шла от Ильхама Шакирова и Альфии Авзаловой с их работами с джазовыми оркестрами, и прочее...
— Ну мнение-то может быть, и у каждого оно свое. В то время, если мы посмотрим даже на российскую эстраду, там такой же был аккомпанемент, те же самые синтезаторы-самоиграйки. Я считаю, что у Салавата уникальный тембр голоса и мощнейшая харизма, данная Всевышним, а главное, есть в его интонациях татарский «моң», который сразу же попадает в душу, поэтому он абсолютно по праву является всенародным любимцем. А когда он поет просто под баян, что-то мелодичное и протяжное, у меня сразу появляются мурашки, и это не только у меня, но и у моих родителей тоже. А легендарные наши татарские исполнители, такие как Ильхам Шакиров и Альфия Авзалова, еще тогда были родоначальниками оркестрово-джазового синтеза татарской песни, где прекрасно переплетались под аккомпанемент эстрадно-джазового оркестра джазовые инструменты с великолепными их голосами. В то время, да и до сих пор, это было действительно очень свежо и актуально.
— Вообще, у татар есть сейчас свои европейские постпреды в сфере культуры. Например, Аида Гарифуллина на своем успешном дебютном альбоме исполнила «Аллюки»...
— Есть и потрясающий Ильдар Абдразаков...
— Самого известного оперного баса из России, по-моему, не могут поделить татары и башкиры.
— Ну мы с ним иногда говорим по-татарски. Например, когда у Мацуева играем в футбол.
— Как вы объясняете, кто такие татары, обычному европейцу?
— К сожалению, многие не знают, кто такие татары. Знают лишь соус тартар и мясо по-татарски...
— А футбольный «Рубин» из Казани?
— Особо нет, только, может быть, фанаты большого футбола. Поэтому я и хочу сделать такой проект, чтобы загремело, чтобы появилось такое мировое шоу World Tatar Music. Вот Чингисхана в Европе все знают, татар — нет, поэтому нам нужен свой культурный бренд. И если за это возьмутся профессионалы, повторюсь, может родиться международный культурный бренд.
«Я БЫЛ ПОРАЖЕН, КАК ИЗМЕНИЛАСЬ МОЯ ТВОРЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ ПОСЛЕ ФИЛЬМА «ЭЙФОРИЯ»
— Еще вы известны как автор музыки к фильмам. В вашей фильмографии по-прежнему три картины?
— Уже больше, сейчас выходит сериал на НТВ под названием «Оперетта». Там в главных ролях Чадов и Снигирь, звезды наши, а я композитор этого проекта. Режиссер, кстати, Слава Росс, который «Сибирь, Монамур» делал, тоже с моим участием, а продюсировал эту картину сам Люк Бессон.
— А почему это не стало одним из ваших основных занятий? Ведь многие узнали о существовании Айдара Гайнуллина благодаря саундтреку к «Эйфории» Ивана Вырыпаева.
— Да, я был поражен, как изменилась моя творческая жизнь после фильма «Эйфория» и присуждения национальной кинопремии «Ника» в номинации «Лучшая музыка к фильму». На встрече с другими продюсерами, я заметил, что у всех на телефоне рингтоном была музыка к «Эйфории». Вроде я особо и не старался что-то такое сочинять, но получилось. Я же не учился специально на композиторском отделении... Но уже сейчас эта музыка живет отдельной жизнью. Практически в каждом моем концерте звучит этот саундтрек. Под нее также катаются в проекте «Звезды на льду» и ведутся переговоры об использовании в «Танцах на ТНТ».
— Но, несмотря на первый успех, вы не поставили работу в кино на поток.
— Во-первых, это совсем не простая работа, когда сидишь ежедневно по 12–15 часов за компьютером. Я очень много работал над музыкой к фильмам. Неделю сочиняешь какую-то тему, а потом тебе режиссер говорит: «Нет, это не подходит, это не то». И ты опять сидишь... Очень сложная и кропотливая работа и, честно скажу, оплачивается она не так хорошо, поэтому легче отыграть несколько концертов и получить гонорар как за целый фильм сразу.
— Кстати, а как вы встретились с Иваном Вырыпаевым? И общаетесь ли с ним сейчас, когда он уехал из России в Польшу?
— Ну конечно, это мой большой друг. С ним мы познакомились благодаря фонду Ростроповича. Требовался музыкант в спектакль по пьесе Вырыпаева «Бытие №2», позвонили в фонд Ростроповича, и спросили, нет ли у них универсального музыканта, который мог бы им помочь. И вот меня спросили, могу ли я принять участие. Пришел на встречу, познакомился и согласился — мне показалось интересным работать в современном театре. Мы сделали спектакль, я там параллельно играл свои вещи, импровизировал, сочинял, на Брамса делал какие-то свои обработки.
И Вырыпаеву тогда предложили снять первую картину, «Эйфорию» как раз. И он говорит: «Айдар, может, ты напишешь музыку?» Я говорю: «Ну Вань, я же не композитор, вообще никогда не писал, тем более к фильму сразу, это же такая ответственность большая. Никакой практики, ни тем более композиторской, просто на баяне играю...» Он говорит: «Ты же так тонко чувствуешь музыку, попробуй. Я почему-то думаю, ты сможешь». Я сказал: «Ну давай попробуем, даже интересно было попробовать». Он мне прислал фотографии, где съемки должны были проходить, и сценарий. Потом он побеседовал со мной, дескать, вот, я хотел бы такое и такое сделать — настроил меня на определенную волну. И потом я уже что-то подобрал и показал ему, затем показали продюсерам, которые сказали, что это идеальная основная тема, и в результате она и стала главной темой фильма.
— В общем, Вырыпаев вам дал путевку в большое кино.
— Да. И я ему за это бесконечно благодарен, за то, что он поверил в меня как в композитора. И сначала появилась музыка к фильму, а потом уже сам фильм. Благодаря Ване после этого и Слава Росс мне позвонил — его впечатлила именно музыка к «Эйфории»...
«САЛАВАТ АБЫЙ ВЫКЛЮЧАЕТ НАСТОЛЬНУЮ ЛАМПУ СВОЕГО СТОЛИКА ЖЮРИ И ПРОСТО ОТ ХОХОТА ПАДАЕТ ПОД СТОЛ»
— В Екатеринбурге я слышал, как вы поете, если не ошибаюсь, Карлоса Гарделя.
— Да, Por Una Cabeza из кинофильма «Запах женщины» и несколько последних высоких нот в Con te partirò Андреа Бочелли.
— Нет желания записать какой-то альбом в качестве вокалиста?
— Я же в детстве как раз пел и играл татарские песни. Даже давал татарские концерты — именно вокальные, потому что когда играл Вивальди, Баха или какие-то сочинения для баяна оригинальных композиторов, в деревне мне говорили типа: «Давай, безнекен уйна». И если я опять играл Салавата, то радости людей не было предела.
— Получается, что Салават красной нитью проходит по вашей жизни, а вы с ним лично знакомы?
— Как-то виделись, один раз он меня даже поздравлял с выступлением... Но не могу сказать, что мы с ним хорошо знакомы. Хотя был один случай, когда я в детстве участвовал на конкурсе татарской песни в качестве вокалиста и пел песню про соловья. У меня был сложный вокальный прием, где я перехожу на высокий фальцет. До этого у меня все получалось, но перед конкурсом как на зло заболело горло, и мой фальцет прозвучал весьма специфично, и это уже совсем не была песня про соловья. В этот самый момент Салават абый выключает настольную лампу своего столика жюри и просто от хохота падает под стол. Тогда мне было, конечно, не до смеха, но сейчас я вспоминаю это с юмором.
— Но вы часто, в принципе, поете на своих концертах?
— Я занимался у Розы Хабибуллиной в Москве в свое время, у нас была вокальная группа «Айкай». Мы даже в Татарстане участвовали в конкурсе «Татар моңы» и гран-при получили, это было в где-то 1998–1999-м, мне было 17–18 лет. Я пел в «Айкай».
— То есть вы, можно сказать, несостоявшаяся звезда татарской эстрады из Москвы?
— Да, почему бы и нет... И мы там с группой зажигали не по-детски, какие-то придумывали необычные движения и танцы, я на шпагат даже садился и как циркуль «шпагатил» по всей сцене. Я делал тогда аранжировки и распределял на многоголосие — интересно, конечно, было. Это были веселые времена. Ездили тоже и в Башкортостан, и в Чувашию на «Урмай моңы», там тоже гран-при получили с этим же коллективом.
— Почему это не получило продолжения?
— Не знаю. То ли все выросли, да и времени, честно говоря, уже не было продолжать заниматься из-за учебы и большого количества конкурсов. Но я, конечно, помню это время, когда активно занимался, так скажем, татарской эстрадой и благодарен за столь богатый музыкальный опыт. Помню, как мне приходилось певцам аккомпанировать в разных тональностях («уйна, давай»), на свадьбах, песни и частушки...
Потом мы с Джамилей Низаметдин – финской певицей, кстати — записали целый альбом на татарском языке, который состоял из совместных авторских песен. Даже есть в инете наше забавное видео на песню «Тал тибрәлә», где Jukebox Trio — сейчас уже знаменитое — были у нас на подпевках.
— Но сейчас вы готовы порадовать где-нибудь аудиторию как вокалист?
— Сейчас я пою, ну и потом я в академии отучился два года на академическом вокале, разные арии из опер и романсы пел. Я — баритон лирический и даже на конкурсе в Киеве выступал в качестве вокалиста и получил вторую премию. Сейчас частенько использую вокал в своих концертах тоже, в том числе и с оркестром.
«ЭТО БУДЕТ ПЕРВАЯ МОЯ КНИГА О МУЗЫКЕ, КИНО И ОБ ИНТЕРЕСНЫХ ЛЮДЯХ...»
— Вы писали на «БИЗНЕС Online», что готовите свою автобиографию.
— Да, это будет первая моя книга о музыке, кино и об интересных людях, с которыми мне посчастливилось общаться. Идея создания моей книги принадлежит моему другу, московскому журналисту Радику Амирову. Я написал уже несколько глав, но сейчас, к сожалению, очень много всего, и не хватает времени на нее.
— Может, проще сделать с вами интервью, которые потом журналисты обработают в текст?
— Нет, мне легче самому написать. Но, повторюсь, времени не хватает, очень много разных проектов. Но я очень надеюсь, что эта книга будет интересна людям и она обязательно появится, но чуть позже.
— Кстати, а на второй сезон «Үзгәреш җиле» вас звали?
— Нет. Хотя даже если бы пригласили, я бы и не смог уже из-за плотного графика, но я рад, что смог принять участие на первом проекте, окунувшись в этот потрясающий мир татарской музыки.
Айдар Гайнуллин (12 января 1981 года, Москва) — баянист с мировым именем, известный вокалист и композитор, академик кинематографических искусств, заслуженный артист РТ, обладатель национальной кинематографической премии «Ника» и национальной премии кинопрессы и кинокритики «Белый слон» за музыку к фильму Ивана Вырыпаева «Эйфория». Обладатель кинопремии на XX открытом всероссийском кинофестивале «Кинотавр» (Сочи, 2009) в номинации «Лучшая музыка к фильму» («Кислород» Ивана Вырыпаева). Лауреат 18 международных конкурсов баянистов и аккордеонистов, в том числе «Кубок мира» (Лондон, 2001). Музыка в исполнении Гайнуллина звучит в лучших концертных залах мира: в Большом зале Берлинской филармонии, зале Gaveau (Париж), зале Wigmor (Лондон), Concertgebouw (Амстердам), Кеннеди-центре (Вашингтон), Московском международном доме музыки, Государственном Кремлевском Дворце и других.
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 222
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.