Иван Бажанов В начале 1924 года скромного заведующего организационным отделом Татарского обкома РКП(б) Ивана Бажанова назначают исполняющим обязанности его руководителя

«ТОВ. ПИНСОНОМ ПОРУЧЕНИЕ ТОВ. СТАЛИНА НЕ ВЫПОЛНЕНО»

В начале 1924 года скромного заведующего организационным отделом Татарского обкома РКП(б) Ивана Бажанова назначают исполняющим обязанности его руководителя – ответственным секретарем (так в те годы называли первого), приняв бразды правления республиканской парторганизацией от сталинского спецпорученца Бориса Пинсона (1892 - 1936) – ответственный (первый) секретарь Татарского обкома РКП(б) с 1923 по 1924 год, репрессирован, расстрелян, реабилитирован в 1957 году – прим. ред.). Тот менее чем за два месяца командования обкомом не только не урегулировал взрывоопасное положение в руководящих кругах Татреспублики, но успел поссориться со всеми сам, а заодно и усугубить разногласия между многими другими.

Вот что говорилось о нем на пленуме обкома 8 января 1924 года, протокол которого хранится в Центральном государственном архиве историко-политической документации РТ (орфография документа сохранена – прим. ред.): «С приездом тов. ПИНСОНА дело осложнилось. Отрицательную роль сыграли его личные качества: эксцентричность, лицемерие, интриганство. Наблюдается обезличение О.К., оторванность О.К. от Райкомов, дискредитация отдельных работников. Коллективное обсуждение вопросов пропало».

Таково было положение дел перед IV съездом Советов Татреспублики, на котором, в общем-то, планировалось законодательно поставить точку разногласиям в республиканских верхах. Но, согласно уже упомянутому документу, «на Съезде тов. ПИНСОН не сумел взять твердой линии, благодаря выступлениям отдельных товарищей, Съезд раскалывается; активного вмешательства со стороны Секретаря мы не видим». Превратившись в бывшего, секретарь Татобкома партии уезжает в Москву, а действующий секретарь РКП(б) Вячеслав Молотов констатирует: «Тов. Пинсоном поручение тов. Сталина не выполнено». 

«СНЯТЬ ПИНСОНА БАЖАНОВСКИМИ РУКАМИ»

Если внимательно ознакомиться с партийными документами того времени, то напрашивается версия, что Бажанов не только не стремился к обкомовскому первенству, а всячески пытался его избежать. Судите сами. Перед пленумом, на котором планировалось изгнать московского эмиссара, ему и члену обкома тов. Мухтарову (в документах отсутствуют инициалы, но вероятнее всего речь идет о председателе Татсовнаркома Кашафе Мухтарове – прим. ред.) поручили составить альтернативные пинсоновским предложения по урегулированию конфликтов по нацвопросу как главному камню преткновения, а потом, объединив в доклад, с ними на пленуме выступить, то есть снять Пинсона в том числе и бажановскими руками. Образцовый служака не мог не выполнить партийного поручения, да еще такой важности. Уже искушенный не только на кантонном (районном), но и на обкомовском уровне, партаппаратчик Бажанов знал, что после такого выступления на образовавшуюся постпинсоновскую вакансию сватать будут именно его: Мухтарову, пусть и содокладчику, но как председателю правительства республики по многим причинам она не светила. Что тут поделаешь? Составил. Представил. И немедленно стал упираться на предварительном, вроде как «организационном» пленуме, за четыре дня до «судьбоносного» (орфография документа сохранена – прим. ред.): «Тов. БАЖАНОВ отказывается делать доклад, во первых потому, что тов. МУХТАРОВ упомянул о возможности допущения тенденциозности в предстоящем докладе тов. БАЖАНОВА, а во вторых ввиду короткого срока своего пребывания в О.К.» (как сообщалось выше, Бажанов приехал в Казань заведовать обкомовским орготделом не более нескольких месяцев назад – прим. ред.) Тут он допустил промах. Здесь его окружали аппаратчики не менее искушенные, чем он сам, и поняли, что он не сомневается в правдивости своего предстоящего доклада, а ищет формальную причину «увильнуть» от руководства обкомом. Но какой карьерист откажется от «коронования», сославшись на «короткий срок своего пребывания в О.К.»? Скорее всего, многие хотели бы оказаться на его месте. И тов. Мухтаров, поняв, что переборщил с критикой и поставил под угрозу срыва политоперацию, сразу в ответ замахал руками. Читаем в протоколе далее: «Тов. МУХТАРОВ поясняет, что он неправильно понял. Я сказал, что нельзя допускать интриганских моментов, тенденциозности. Это может сделать только тов. ПИНСОН. Я сказал – с таким выступлением ни ШВАРЦУ (Сергей Соломонович Шварц (1894 - 1940, начальник Татотдела ГПУ с 1922 по 1924 год, репрессирован, расстрелян, реабилитирован в 1956 году – прим. ред.), ни БАЖАНОВУ нельзя выступать». Бажанов пытается ухватиться за последнюю соломинку: «Тов. БАЖАНОВ предупреждает, что при условии, если содокладчиком будет тов. ПИНСОН, он не выступит с докладом». Разумеется, ему тут же пошли навстречу: «Голосуется предложение поставить доклад [Пинсона] в воскресенье 6 Января, которое отклоняется большинством 13 гол. против 6».

Ленин и Сталин в Горках. 1922 год Ленин и Сталин в Горках. 1922 год

«ЭТА НОША МНЕ НЕ ПО ПЛЕЧУ»

Почему так упирался Бажанов, всячески пытаясь уклониться от своего возвышения, которое ему так навязывали? Из личной скромности? Чтобы ответить на эти вопросы хотя бы в виде предположения, напомним обстановку, которая сложилась на тот момент в стране. На дворе стоял январь 1924 года. Ленин вот уже несколько месяцев как бездействовал на посту главы государства. И это, скорее всего, не было секретом, тем более для обкомовских работников. Даже на местах они чувствовали: дни Ильича, запертого после инсульта в подмосковных Горках на правительственной даче, сочтены. Это ощущалось прежде всего на усилении сталинской методы руководства, направленной на узурпацию власти партаппаратом, агрессивному проведению жесткой авторитарной линии Центра. За несколько месяцев до описываемых событий, в 1923 году, последовали арест Мирсаида Султан-Галиева (1892 - 1940), видный татарский революционер и политический деятель, репрессирован, расстрелян, реабилитирован посмертно в 1990 году – прим. ред.) и разгромное четвертое совещание по национальному вопросу, знаменовавшее собой победу сталинской концепции национально-государственного строительства. И краеугольным камнем в национальной республике был вопрос национальный, в котором Сталин позиционировал себя как непререкаемый авторитет. А решать этот сложнейший, запутанный и противоречивый вопрос в Татреспублике предстояло именно ее партийному руководителю. А также – и это главное – лично отвечать за его решение, точнее – за однозначное исполнение перед его безжалостным автором – новоявленным хозяином целой страны.

А кто такой был Бажанов? Способен ли был на такое? Очевидно, этот вопрос он мучительно и не раз задавал сам себе. И честно отвечал: нет, это не его. В родном Чистополе он был наркомом труда; говоря по-современному, создавал рабочие места в невозможных условиях – в условиях Гражданской войны, тотального голода и всеобщей разрухи. И, видимо, у него получалось: не зря партия направила его с той же миссией в воюющий с Антоном Деникиным Донбасс, когда страна нуждалась в угле не меньше, чем в хлебе. А здесь – чистой воды политика...

Пинсона спровадили туда, откуда явился. И Бажанов стал пусть «исполняющим», но исполнительным главой обкома. Во-первых, ему как коммунисту было этого не избежать, раз приказала партия. Во-вторых, он хорошо знал расклад: он прослужит временщиком до ближайшей областной партконференции, где уже и будет избран (разумеется, по рекомендации Центра) новый полновластный партруководитель республики. А это не более двух-трех месяцев.

«КАДР ПАРТИЙНЫХ РАБОТНИКОВ БЫЛ СЛАБ»

Что за парторганизация досталась Бажанову в наследство от неудачливого предшественника? Обратимся к информации, что называется, из первых рук, а не к припудренным «историческим очеркам» эпохи Краткого курса ВКП(б) и развитого социализма – прислушаемся к описанию дел в ней члена Татобкома партии Мухтарова, содокладчика Ивана Михайловича на том самом пленуме обкома 8 января 1924 года: «Организация Татреспублики по национальному составу в преобладающем количестве русская; по партсоставу организация молода; рабочий контингент невелик, причем рост организации идет за счет нерабочего элемента... Необходимо учесть то, что кадр партийных работников был слаб, организация достаточной обработки не имела. На коммунистический кадр работников оказало влияние наличие старого культурного и миссионерского центра, каковым была Казань. Имели место и сменовеховские настроения. Отражались и чисто внешние причины: голодные годы, наступление чехо-словаков. Все это вело к искривлению партийной линии, непониманию основ экономической и национальной практики. Замирание работы определялось отсутствием правильного, твердого охватывающего руководства».

В выводах по мухтаровскому докладу обком констатировал (орфография документа сохранена – прим. ред.), что «Как в Бюро О.К., так и в О.К. в течение продолжительного времени не было принято достаточных мер к тому, чтобы договориться как в принципиальном, так и в практическом отношении по основному вопросу работы в национальной республике, а именно по национальному вопросу... Партийная принципиальность политика Партии заменилась: выражением стремлений групповых интересов, борьбы групп за свое влияние, перенесением этой борьбы в повседневную практическую работу... что во время и после IV-го Съезда Советов Татреспублики привело к дискредитированию правительства Республики и несомненно подорвало авторитет Обкома...»

«МЫ ОТОРВАЛИСЬ, ЧАСТЬ ДИСКРЕДИТИРОВАЛАСЬ»

На это Бажанов, уже смирившись с ношей и взявшись за нее как нормальный трудяга, постарался избавить окружение от жутких красок, избыточно сгущенных в пылу полемики и очертить реальный фронт работ для обкома партии, который «не сумел отхватить ни деревни, ни рабочих районов... Мы неправильно подходим организационно к управлению низовыми ячейками, в результате чего потеряли авторитет среди организаций. Мы оторвались; часть дискредитировалась, частью не сумели понять подхода к организации, примером чего является практический курс работы по национальному вопросу, который издается секретно. Нам в партмассу надо идти с правильным курсом национальной политики, у нас не было единой линии. Являлось непонимание, получились две группы, которые раздирали организацию (так называемые сторонники „великодержавного шовинизма“ Центра и „татарского национализма“ на местах – прим. ред.).

Чтобы решить вопрос оздоровления, надо говорить не только как исправить положение, но и как его поправить в кратчайший срок, ибо до конференции нам надо проделать громаднейшую работу и пересмотреть линию поведения О.К. по отношению к Канткомам и Райкомам. Канткомы не чувствуют твердости руководства со стороны О.К., считают себя свободными. Мы сами себя дискредитировали. Необходимо внести ясность в разрешение национального вопроса, наладить правильные взаимоотношения с низовыми организациями, перестать клеить друг другу ярлыки, ибо это в конечном счете приводит к группировкам. Необходимо следить, чтобы группировки не переходили на молодежь. Надо освежать О.К., – когда это сделать – об этом можно договориться. Положение трудно; помощь О.К. будет еще долго нужна».

Бажанов, как и мечтал, продержался с января по март 1924 года до областной партконференции, на которой ему на смену по всем канонам большевистской демократии штатным руководителем обкома был избран старый революционер-подпольщик Иван Морозов, переброшенный Центром из Самары.

А Бажанов, несмотря на партбилет, наверняка в душе перекрестился и с удвоенной энергией приступил к следующим своим обязанностям – председателя Татарской областной контрольной комиссии РКП(б) и наркома Рабоче-крестьянской инспекции АТССР, знаменитого ленинского детища Рабкрин, а еще через тройку лет возглавил республиканский наркомат торговли. Вот это была его стихия!