5-кратный чемпион России по шахматам, международный мастер спорта Рашид Нежметдинов Пятикратный чемпион России по шахматам, международный мастер спорта Рашид Нежметдинов

ТАЛЬ: «САМЫЙ СЧАСТЛИВЫЙ ДЕНЬ В МОЕЙ ЖИЗНИ — ЭТО КОГДА Я ПРОИГРАЛ НЕЖМЕТДИНОВУ»

«Кто в шахматном мире не знает чемпиона мира Михаила Таля? (Михаил Нехемьевич Таль (1936–1992) — советский и латвийский шахматист, международный гроссмейстер, восьмой чемпион мира по шахматам с 1960 по 1961 год — прим. ред.). Как все восхищались его виртуозными комбинациями! И когда спросили Таля, какую из своих партий он считает наилучшей, услышали неожиданный ответ: „Партию, проигранную Нежметдинову“. Таль сам объяснял суть своей мысли и искренность ответа. На вопрос югославского журналиста о самом счастливом дне в жизни гроссмейстера, Таль ответил: „Это был день, когда я проиграл Нежметдинову“. Позднее он писал: „Мы сыграли с Рашидом Гибятовичем четыре партии. Три из них я проиграл. Но, честно говоря, должен был проиграть и четвертую“, — так написал в научно-документальном журнале „Гасырлар авазы — Эхо веков“ Государственного комитета РТ по архивному делу Камиль Мухтаров, известнейший в прошлом спортсмен, мастер спорта международного класса... в марафонском беге. — Вот она как игралась, эта самая знаменитая партия. 1961 год. Баку. XXIX чемпионат СССР. Играют: Нежметдинов — Таль. Рашид Гибятович к встрече с рижанином начал готовиться уже накануне. Противники друг друга знали давно. Оба известны в шахматном мире. Многие гроссмейстеры на себе испытали тяжесть ударов Нежметдинова. Но Таль — не „многие“. Его обычными „сильными“ ходами не удивишь. Ход должен быть настолько неожиданным и разящим, чтобы он заставил задуматься и его, чьи ходы повергали „многих“ и привели самого Таля к обладанию короной чемпиона мира». Далее легкоатлет, страстный любитель шахмат и преданнейший поклонник Рашида Нежметдинова приводит собственный разбор этого драматичного поединка, который закончился таким образом: «После нескольких сильных ударов белые полностью разрушают линию защиты черного короля. На двадцать девятом ходу после g4:f5+ черные признали свое поражение. Этот миг и считал „самым счастливым в своей жизни“ чародей атаки Михаил Таль. Эта партия была признана самой лучшей из всех сыгранных на XXIX чемпионате СССР и была награждена специальным призом. Она была создана в содружестве двух Великих Мастеров, равных соперников...»

У него был положительный баланс встреч не только с Талем, но и с Борисом Спасским, другими знаменитыми гроссмейстерами. Поэтому его и называли Грозой гроссмейстеров, как назвали и документальный фильм о нем, снятый по инициативе федерации шахмат Республики Татарстан в 2012 году, к 100-летию со дня рождения великого мастера.

— В шахматах главным для него был поиск истины, поиск красоты, — рассказывает корреспонденту «БИЗНЕС Online» казанский шахматист, ученик Нежметдинова Дмитрий Иоффе. — Он говорил как-то: «Я хотел бы написать книгу, которая бы называлась „Что такое красота в шахматах“. А красота состоит в преодолении ошибки. Вот такая философия.

Когда я жил в другом городе, мне сказали, что в Казани есть очень сильный шахматист по фамилии Нежметдинов, неплохо тебе было бы с ним как-то познакомиться, стать его учеником — и это может принести немало пользы. Я переехал в Казань, когда мне было 14 лет и попал на сеанс одновременной игры, который проводил Нежметдинов в доме ученых. Он начался вечером, а закончился в 2 ночи. За мной пришли родители. Они особенно не ругались: знали, где я и чем занят. Ну и тогда по городу можно было спокойно ходить. Даже ночью. Я проиграл Нежметдинову, но он меня запомнил. Потом, в 1959 году, я начал ходить к нему на занятия. Затем наступил перерыв, но после окончания института в 1966 году я периодически с ним встречался, когда приходил в шахматный клуб; мы иногда играли, разговаривали.

«НЕ ПЫЛИ, ПЕТЯ, А ТО Я ТЕБЯ СЪЕМ»

— Он любил из Москвы привозить свежие анекдоты, в течение нескольких дней их рассказывал, а потом забывал до следующей поездки в Москву, — продолжает Иоффе. — Потом привозил следующую порцию и никогда не повторялся. Вот таким образом он был неким связующим звеном между московскими и казанскими шахматистами... Какие из его анекдотов запомнились? Я не уверен, что все их можно публиковать, а некоторые были, если честно, неинтересные. Ну, так и быть. Как-то мы ехали в автобусе, команда наша шахматистов, это было в 1970 году, и я позволил себе немножко, так сказать, подшутить, подколоть Нежметдинова. И тогда он в ответ спокойно совершенно рассказал даже не анекдот, что-то вроде юморной притчи: «Океан, в океане — корабль. Он терпит бедствие, а на корабле находятся в качестве пассажиров петушок Петя и, кажется, кот Вася. Они съели всю провизию, голодают. И Петушок „достал“ кота Васю тем, что скреб палубу своим когтем. Скребет и скребет, скребет и скребет — и нет этому конца... И тут раздраженный Вася ему говорит: „Не пыли, Петя, а то я тебя съем“». Вот так Нежметдинов мне намекнул, что доставать кого-то может оказаться и чреватым. И эта подколка — «Не пыли» — так и осталась на годы в нашем обиходе.

Известные мне гроссмейстеры по отношению к Нежметдинову употребляли именно это слово — «гений». Хотя оно очень редко употребляется в шахматах. А сам Рашид Гибятович по этому поводу высказывался так: «Вот вы говорите, ребята, что у меня хорошая память. А я вам так скажу: в молодости я мог взглянуть на таблицу логарифмов и мгновенно ее запомнить. А затем я пережил сыпной тиф и потерял 90 процентов той памяти. Но при этом она у меня оставалась все равно прекрасной. Но я снова пережил сыпной тиф и потерял снова 90 процентов, но уже от той, что оставалась. И вот с ней я сейчас и играю в шахматы».

Он был спокойный, скрытный, молчаливый. Но если его спросить «о чем-то таком», задеть или в голову ему приходило что-нибудь «этакое», он начинал с большими эмоциями говорить долго, размахивать руками. Гроссмейстер Алексей Суэтин в своих воспоминаниях о Нежметдинове пишет, что он «мог бы заговорить и удава». А потом возвращался к своему обычному состоянию, в свою скорлупу — становился молчаливым, даже несколько отрешенным до тех пор, пока такая вот вспышка эмоций снова не случалась. Его творческую натуру лучше всего характеризует слово «страсть». И дело не в том, что он бывал возбужден и жестикулировал. Просто в то, о чем он говорил, всегда верил безгранично.

«ПЛЕМЯННИК КРОВОПИЙЦЫ-МУЛЛЫ МОГ ПРОЖИТЬ СВОЮ ЖИЗНЬ ГОРАЗДО ПЕЧАЛЬНЕЕ...»

«О Нежметдинове написано достаточно много статей и книг, но люди, знавшие его, всегда могут рассказать о нем что-то новое, — в своей книге „История шахмат в Татарии“, переизданной в 2017 году, канадский писатель и шахматист, выходец из Казани и обладатель двойного гражданства Марат Хасанов приводит массу интересных фактов, многие из которых подчас ставят под сомнение общепринятую трактовку биографии Рашида Нежметдинова. — Для начала хочу восстановить его биографию, сильно искаженную слухами, пропагандистами и просто подхалимами...»

В общеизвестных источниках подчеркивается, что будущие знаменитости происходят из семьи крестьян-батраков. Но Хасанов утверждает, что Нежметдинов родился в семье потомственных мусульманских религиозных деятелей. «Сын батрака, татарин, комиссар и коммунист Рашит Нежметдинов отлично подходил для советской жизни, а вот племянник кровопийцы-муллы мог прожить свою жизнь гораздо печальнее...

Начнем с того, что Нежметдинов при рождении получил имя Рашит, но по-русски удобнее говорить „Рашид“, что и закрепилось в шахматной литературе... И вообще, почему Рашит был Нежметдинов, Кави — Наджми, а их дядя Нежеметдиновым? Дело в том, что до революции при наречении ребенка его имя записывалось в арабской графике. После революции у татар сначала заменили арабский алфавит на латиницу (яналиф), а потом перешли на кириллицу, и при этих переходах произошли массовые искажения татарских имен и фамилий. Так что имелось много легальных вариантов написания одного имени. Поэтому в одной семье были и Наджмуддиновы, Нежметдиновы, Няжметдиновы и Нежеметдиновы — все зависело от фантазии и мастерства переводчика.

Исторической родиной Нежметдиновых является село Красный Остров Симбирской, а позднее Нижегородской губернии. В селе насчитывалось около тысячи хозяйств, до пяти тысяч жителей и было шесть мечетей. С середины XIX столетия дед Рашита Аймаль-хазрат был имамом первой соборной мечети и оставался в этом качестве на протяжении полувека. У него была большая семья, и самым знаменитым его сыном стал родной брат отца Рашита Абдулла Аймалетдинович Нежеметдинов (1869–1915). Освоив уроки ислама в семье, Абдулла поехал учиться в медресе в Буинске, который тогда тоже входил в состав Симбирской губернии. Продолжил учебу в Бухаре и завершил ее в Индии.

После возвращения в родное село служил в мечети, где ранее около полувека был имамом его отец. Нежметдиновы, в том числе и Рашит, являлись потомками видной династии имамов, начавших служить в мечети еще с конца XVI века. У Абдуллы-хазрата было крепкое хозяйство, имелся большой магазин, земля — чуть больше 15 гектаров (примерно 20 футбольных полей), на которой он занимался хлебопашеством. Он был хорошо известен не только в своем селе, но в симбирских землях, и в 1907 году его избрали от губернии депутатом II Государственной думы России. В Думе вошел в состав Трудовой группы и фракции Крестьянского союза. Вместе с еще 5 депутатами-мульманами образовал Мусульманскую трудовую группу («Мусульман хезмят тейфасэ»).

15 декабря 1901 года у Гибадуллы Нежемитдинова и его жены Бибисары родился сын Габдулкави (Кави), будущий писатель Кави Наджми. Семейному человеку средств на жизнь стало не хватать, поэтому он посчитал себя обделенным, обиделся на родню и, разругавшись с ними, в 1903 году уехал из села. В 1902 году была проложена железная дорога сообщением Оренбург — Ташкент, проходившая через Актюбинск. Здесь семья и обосновалась. У супругов появились дочь Ламига и сыновья Рашид и Талгат. Любопытно, что Рашид родился тоже 15 декабря, но одиннадцатью годами позже старшего брата Кави, в 1912 году».

Возникает вопрос: почему родной, младший из братьев, носит иную фамилию и отчество? Так распорядилась жизнь. Могло случиться, что братья и вовсе не узнали бы друг о друге, но они все-таки в этой жизни нашлись...

В начале 1917 года семью постигло страшное горе: заболели и умерли сначала отец, а потом мать (именно в таком порядке), и осиротевшие дети остались на руках 15-летнего старшего брата Кави, учившегося в местной русско-татарской школе. Мать оставила денег, которых хватило на возвращение в родное село Красный Остров под Симбирском, где их приютил брат отца Ярулла. Дядя не слишком обрадовался приезду четверых детей-сирот: своих по тем временам кормить было туго, но куда деваться, родня все-таки...

В своей книге о Рашиде Нежметдинове журналист и писатель Валентин Белокопытов приводит воспоминания его родного брата Талгата Сатдинова: «До 1928 года я не знал, что у меня есть два брата — Кави и Рашид, а также сестра Ламига... Из рассказов позднее я узнал, что вскоре Кави уехал в Казань, а мы остались жить у дяди. Хозяйство у него имелось большое: корова, овцы, гуси. Рашиду в это время было около 7 лет, и его заставили пасти скот, гусей. Ламига мыла полы, таскала воду из колодца. А так как я был несмышленышем и просто-напросто лишним ртом, то меня определили в детский дом, откуда меня взяли и усыновили добрые люди. Так я стал Сатдиновым Талгатом Атходжиновичем».

О Ламиге (1907–1956), единственной сестре трех братьев, известно, что до войны она вышла замуж и переехала из Казани в Москву. Всю жизнь, в том числе в годы войны, она проработала на Московском авиамоторном заводе, вырастив троих детей.

РОДНОЙ ГОРОД «ВЕЛИКОГО КОМБИНАТОРА»

Жизнь у дяди шла однообразно и муторно. «Было понятно, что особых перспектив на лучшую жизнь в селе у семьи не было, и Кави, поразмыслив, решил попытать счастья в городе: люди с образованием были нужны новой власти, ведь татарская интеллигенция становилась основным проводником коммунистической идеологии среди татар, — читаем в „Истории шахмат в Татарии“. — В 1919 году Кави перевез в Казань Ламигу и Рашита, а малыша Талгата сдал в детский дом соседнего села Петряксы. Позднее симпатичного кудрявого мальчишку трех лет приметила и усыновила бездетная супружеская пара Сатдиновых». Эта доля также не миновала в Казани Рашида и Ламигу: старшему нужно было время, чтобы освоиться и заработать денег на жилье. Кави поступает на педагогические курсы в Симбирске (ныне Ульяновск), а перед отъездом отдает младших в детдом по адресу Островского, 15, где сейчас находится дом-музей Шарифа Камала. В том же году Кави попадает в Татарский запасной батальон и едет с отрядом на Украину для борьбы с войсками батьки Махно. В 1920 году он поступил на Киевские военно-хозяйственные курсы, а затем в Московскую высшую военно-педагогическую школу. В 1922 году Кави возвращается в Казань и забирает к себе из детдома Рашида и Ламигу. В Казани он работает комиссаром 6-й объединенной Татаро-Башкирской школы командного состава РККА им. ЦИК Татарской республики, созданной в ноябре 1923 года. Она располагалась на территории современного Казанского танкового училища. С 1928 по 1933 год Кави Наджми — редактор газеты «Кызылармеец», еженедельного издания политуправления Приволжского военного округа и Татарского обкома ВКП(б). Подрос к этому времени и Рашид.

Так Казань стала для обоих братьев родным городом. Здесь Кави, с юных лет приобщившийся к поэзии, стал одним из организаторов Союза писателей Татарии и мастером пера. Здесь Рашид, бывший «гусиный пастух» в дядином хозяйстве, стал подлинным лидером шахматной Казани, да и «великим комбинатором» всего шахматного мира. Он воспитал целую плеяду мастеров спорта, которые, став тренерами, сделали так, чтобы нынешнее поколение шахматистов нашего города вошло в элиту мирового спорта.

ШАШКИ НАГОЛО!

— Он сначала стал мастером спорта по шашкам, как это ни странно, ведь все его основные заслуги и большие победы — в шахматах, — рассказывает корреспонденту «БИЗНЕС Online» Дмитрий Цинман, международный гроссмейстер, чемпион Европы, обладатель Кубка мира по шашкам, заместитель директора по учебной части казанской шахматной школы им. Нежметдинова. — И вроде бы заниматься он начал сначала шахматами, но так вышло, что увлекся и шашками. В 1950 году он стал чемпионом России — тогда РСФСР — по шахматам, и был буквально в одном даже не шаге — а в полушаге от того, чтобы в этот же год стать российским чемпионом по шашкам. Всего в последнем туре его устраивала ничья. Ну для кого-то сделать ничью — это пара пустяков, а для Рашида Нежметдинова — наоборот: он был игрок комбинационного стиля, никогда не уходил в оборону, то есть не отсиживался, как это сейчас бывает частенько, и не только в шахматах. Но, к сожалению, ту партию он проиграл. Соперником его был тогда Вениамин Городецкий, один из известнейших шашистов. Причем партия была простая, и, как он сам потом рассказывал, весь зал видел, как надо сделать, какой это был пустяк. А я, говорит, умудрился не увидеть. После этого он просто чудом не попал под машину, когда вышел на улицу после этой партии. Переживал, весь был в этой партии, не смотрел по сторонам, и он сам написал в своих воспоминаниях: «Спасибо тому шоферу, что свернул». Можно сказать, что именно после этой партии в нем произошел какой-то слом, и Нежметдинов на высоком уровне, в больших турнирах, в шашки больше не играл.

А вообще, он частенько любил говорить полушутя, полусерьезно: «В шашках мне не хватает белых полей для атаки...»

Подготовил Михаил Бирин