... Роберт Мусин сменил СИЗО на домашний арест Егор Алеев / ТАСС

ПО-ТИХОМУ НЕ ПОЛУЧИЛОСЬ

Слухи о том, что бывшему предправления ПАО «Татфондбанк» Роберту Мусину могут смягчить меру пресечения, начали ходить еще в конце прошлого года, но по-настоящему надежда замаячила перед депутатом Госсовета и легендарным банкиром в начале этой недели. Во вторник, 23 января, в 13:14 в Приволжском районном суде Казани было зарегистрировано, казалось бы, очередное ходатайство следствия в отношении Мусина об избрании меры пресечения. Заседание назначили на 17:15 того же дня, то есть официально суд должен был к этому моменту закрыться. В ходе заседания, на котором не присутствовал ни один представитель прессы или вкладчиков, выяснилось: следствие не просит суд продлить арест банкира, а напротив, готов отпустить его под домашний арест. Для прибывшего на дежурное, казалось бы, заседание представителя прокуратуры такой поворот оказался полнейшим сюрпризом. Однако он не растерялся и попросил отложить заседание.

В итоге информация просочилась в прессу и мгновенно взорвала информационное поле. Яростные обсуждения в чатах вкладчиков не утихали. Усердствовал активист Дмитрий Бердников, которого новость о снисхождении следкома застала врасплох: тот находился на аресте бенефициара «Еврогрупп» Алексея Миронова и явно не ожидал такого «удара в спину».

Ни капли не удивительно было увидеть и полтора десятка обиженных вкладчиков рухнувшей империи у дверей судебного зала за полчаса до начала заседания.

Заседание перенесли из привычного зала судьи Ильнура Гарифуллина на первый этаж (причина проста: незадолго до процесса стало известно, что Мусин готов выйти на связь из СИЗО, а в привычном зале соответствующего оборудования не оказалось), в итоге толпа в буквальном смысле заняла все фойе. Дверь в зал охранял лишь один пристав, и ему пришлось совсем непросто, давление росло, от лозунгов толпа вкладчиков перешла к личным претензиям — люди подходили к адвокату Мусина Алексею Клюкину, эмоционально спрашивали, как ему не стыдно «защищать преступника».

Дмитрий Бердников Новость о снисхождении следкома застала Дмитрия Бердникова врасплох Фото: Артем Кузнецов

Притаившись, у стенки стояла Александра Юманова. Если корреспонденту нашего издания не изменяет память, один из лидеров протестного движения впервые пришла в суд посмотреть на Мусина. Рядом с ней стояла довольно известная в Казани адвокат Тамара Овчинникова (защищала главу «Свея» Рашита Аитова, а теперь представляет интересы экс-проректора КНИТУ-КХТИ Василия Иванова), она активно беседовала с пришедшими на процесс слушателями. Чуть позже Овчинникова вошла в зал заседаний в компании Клюкина, тут и стало ясно, что Мусин обзавелся вторым (публичным) адвокатом.

Александра Юманова Александра Юманова впервые пришла в суд посмотреть на Мусина Фото: «БИЗНЕС Online»

ОТПРАВИЛИ ПОД ДОМАШНИЙ АРЕСТ, ЧТОБЫ НЕ ОТПУСКАТЬ ПОД ПОДПИСКУ

Чуть раньше Бердникова в здание вошли четверо в форме — это следственная группа по делу ТФБ во главе с ее неизменным руководителем Игорем Мухиным. До этого дня на каждом судебном заседании следователи получали пламенную поддержку вкладчиков, но сегодня им пришлось «играть в гостях». Они с трудом, под напором десятков озлобленных взглядов пробились через «пробку», образовавшуюся у входа в зал. Уже там им снова было суждено попасть под психологический пресс, начиная с зачитывания ходатайства.

Правда, до него произошел еще один неприятный момент. Один из двух мониторов, направленный к слушателям, не работал. Потому толпа начала громко возмущаться и сомневаться: а вышел ли на связь Мусин? Несколько женщин даже успели оббежать лавки и заглянуть в другой монитор, что был повернут к судье.

«Там он», — подтверждали женщины и возвращались на свои места.

Мусин действительно был там и выглядел вполне бодро, несмотря на череду госпитализаций. На нем был спортивный костюм в полоску, а бейсболку, в которой он несколько раз выходил на связь с Верховным судом, на этот раз Мусин надевать не стал. После того, как судья уточнил его личность, слово предоставили следователю Мухину.

«В настоящее время обстоятельства, послужившие основанием для избрания обвиняемому Мусину меры пресечения в виде заключения под стражу, продления меры пресечения, изменились, — сказал Мухин. — С момента последнего продления меры пресечения Мусин признал свою вину по четырем эпизодам преступной деятельности»

Мухин перечислил эти эпизоды: они связаны с получением кредита Банка России на 3,1 млрд рублей, выдачей кредитов ООО «Аида» и «Бытовая электроника», а также еще одной организации, название которой в ходе своего выступления следователь не назвал. Важная деталь: за время своего выступления Мухин так ни разу и не обмолвился о квалификации преступлений, в совершении которых признался Мусин. Забегая вперед, скажем, что огласит эти статьи лишь представитель прокуратуры: оказалось, что Роберт Ренатович сознавался не в мошенничестве, а лишь в злоупотреблении полномочиями (ч. 2 ст. 201 УК РФ). Ключевая разница в том, что злоупотребление полномочиями не предполагает прямого ущерба, который в случае признания мошенничества составил бы 24,6 млрд рублей. То есть признание вроде бы и есть, но половинчатое.

«Инкриминируемое признано им в полном объеме. Даны развернутые показания по существу предъявленного обвинения», — тем не менее заявил представитель следствия. Эти показания, по его словам, совпадают с показаниями свидетелей, например бывшей подчиненной Мусина Наили Тагировой.

Из дальнейших слов Мухина стала ясна логика внезапного «гуманизма» следствия. Оказывается, сострадание к больному человеку или убедительные просьбы свыше если и сыграли роль, то отнюдь не главную. Мусина «отпустил» Уголовно-процессуальный кодекс. Дело в том, что, согласно ст. 109 УПК РФ, сроки содержания под стражей не должны превышать 2 месяца. В особых случаях, когда уголовное дело очень сложное, этот срок можно продлевать до 12 месяцев. И только совсем уж в исключительных делах с личного согласия главы СК по РФ возможно продление до 18 месяцев, но и то — по особо тяжким преступлениям. Мошенничество к их числу не относится.

Мусин, как известно, был взят под стражу в день отзыва лицензии у Татфондбанка, 3 марта 2017 года. А значит, скоро предельный срок содержания под стражей истекает. И если не перевести Мусина под домашний арест сейчас, то уже в марте его придется отпускать под подписку о невыезде, а уже этого следком позволить не может. «Следствие будет вынуждено ограничиться мерой в виде подписки о невыезде», — предупредил Мухин.

Почти в ультимативной форме он добавил, что если суд откажется переводить Мусина под домашний арест сегодня, то следком снова обратится с ходатайством на следующей неделе.

В качестве дополнительных аргументов в пользу домашнего ареста прозвучало то, что арестовано имущество его семьи на 300 млн рублей. Затем Мухин слегка похвалил Мусина: дескать, после введения в банке моратория тот в целости и сохранности предоставил всю необходимую документацию сотрудникам АСВ. Потом добавил, что следствие берет во внимание и состояние здоровья фигуранта (он несколько раз помещался в больницу, а сегодня вернулся из БДО в исправительной колонии). Услышать что-то подобное из уст следователя хотя бы месяц назад было невероятно — риторика, по понятным причинам, была диаметрально противоположной.

Вместе со сроками содержания под стражей завершается и время следствия. Но в положенные сроки СК не уложилось — как говорится, стрижка только начата. Мухин допустил, что на расследование уйдет еще 1,5–2 года, возможно, появятся и новые фигуранты... В итоге следствие нашло изящный выход. Те четыре эпизода, по которым Мусин сознался, решено выделить в отдельное производство. Мухин добавил, что это решение уже согласовано с республиканской прокуратурой. По словам руководителя следственной группы, отдельное уголовное дело никак не повлияет на оставшийся 21 эпизод в отношении Мусина. Логика понятна: пока экс-банкир начнет отсидку по первым четырем эпизодам, подоспеют и остальные.

Чуть позже адвокат банкира Клюкин открыл еще один немаловажный аспект. Оказывается, Мусин готов к рассмотрению «признанных» им дел в особом порядке. По нашей информации, именно этого хотели от экс-банкира в истеблишменте. Дело в том, что особый порядок позволяет избежать судебного следствия с приглашением в суд многочисленных допрошенных следователями свидетелей. А среди них — почти весь цвет татарстанской бизнес-элиты (ведь немалая ее часть подставляла плечо ТФБ в виде многомиллиардных сумм в последний год перед крахом, доверяя красивым схемам от команды Мусина, которые якобы помогут избежать отзыва лицензии банку влиятельного Роберта Ренатовича). Всего этого красочного шоу с публичными допросами под присягой нас и лишает (пока временно) особый порядок рассмотрения дела.

... До Мусина пытались докричаться вкладчики
 Фото: Артем Кузнецов

 «ЧТО КАСАЕТСЯ ВОЗМЕЩЕНИЯ УЩЕРБА, ТО ОНО ИСПОЛНЯЕТСЯ В УСТАНОВЛЕННОМ ПОРЯДКЕ»

Мухин сразу же упредил возражения прокуратуры — мол, их никто тут и не спрашивает. «Также считаем необходимым отметить с учетом заранее анонсированной позиции прокуратуры, что, исходя из требований статьи 110 Уголовного-процессуального кодекса, для принятия решения об изменении меры пресечения требуется согласие следствия в лице руководителя следственного органа и суда. Согласие прокурора необходимо только для дознавателя», — резюмировал Мухин.

К ходатайству следствия нашлись вопросы как со стороны защиты, так и со стороны прокуратуры. И если адвокат Клюкин спрашивал, например, о том, известно ли следкому, что Арбитражный суд уже аннулировал результаты спорных сделок, которые легли в основу ряда уголовных дел, то представитель надзорного органа задавал куда более острые (а главное — важные для вкладчиков) вопросы.

— Ущерб, вы сказали, составил 24 миллиарда 600 миллионов. А ущерб он возместил по этим эпизодам?.. — спросил старший прокурор отдела прокуратуры РТ Фанис Гильметдинов. Но его прервал выкрик вкладчиков.

— Никому ничего не возместил! — заголосила с места одна из женщин.

— ...И как собирается возмещать ущерб? — закончил вопрос прокурор.

— К рассматриваемому ходатайству это отношения не имеет, — ответил Мухин. — Что касается возмещения ущерба, то оно исполняется в установленном порядке.

— Каким образом он планирует возмещать ущерб? Пока не возмещено ни копейки! — не успокоился прокурор.

— Нет, — флегматично ответил Мухин.

Затем Гильметдинов спросил у Мухина об обстоятельствах, которые легли в основу ходатайства следствия. Например, о том, что в период моратория Мусин предоставил необходимую документацию сотрудникам АСВ. Вопрос прокурора сводился к следующему: известно ли было следствию об этом, когда оно арестовывало и продлевало арест Мусина? Ответ Мухина оказался предельно прост: да, известно, но при избрании меры пресечения это обстоятельство не учитывалось.

— Мы сейчас оцениваем все обстоятельства в совокупности, — сказал Мухин.

— Плохо расследуете, — возмутился один из вкладчиков.

Мухин это услышал и, слегка повернувшись к залу, обронил едва слышное: «Спасибо». Эта фраза станет единственной, произнесенной руководителем следственной группы вкладчикам. Забегая вперед, заметим, что те, сначала атаковав Мусина, в перерыве перекинутся на следственную группу, которая будет в полном составе молча сидеть на первой скамье. Достанется и самому Мухину, которому одна из вкладчиц «Интеха» «предъявит» за то, что руководитель следственной группы не стал принимать ее обращение, перенаправив вместе этого коллеге, которая, по словам женщины, и вовсе не имела отношения к расследованию дела ТФБ.

Мухин все это слышал, но решил никак не реагировать. К слову, в том же перерыве он в довольно безапелляционной манере отказался давать какие-либо пояснения читателям «БИЗНЕС Online».


ПРОКУРАТУРА: «МУСИН ЗАЯВИЛ О ТОМ, ЧТО ПРИЗНАЕТ ВИНУ, ЛИШЬ С ЦЕЛЬЮ СМЯГЧЕНИЯ МЕРЫ ПРЕСЕЧЕНИЯ»

Возвращаясь к заседанию, прокурор Гильметдинов получил отдельное слово. Он напомнил, что срок содержания Мусина под стражей неоднократно продлевался, последний раз — до 16 февраля. Однако следком теперь настаивает на домашнем аресте фигуранта.

«Изучив представленное в суд ходатайство, прокуратура Республики Татарстан приходит к следующему выводу: в настоящее время отсутствует основание для изменения меры пресечения обвиняемому Мусину на более мягкую», — в этот момент в зале зазвучали аплодисменты.

Гильметдинов разобрал обоснования следователя. Первое — о признании Мусиным вины и подробных показаниях фигуранта.

«Это не соответствует действительности, так как его показания от 19 января являются малоинформативными, сводятся лишь к констатации уже известных следственным органам фактов, не раскрыты детали преступлений, — сказал Гильметдинов. — Мусин лишь с целью изменения меры пресечения формально заявил о том, что признает вину. Согласно данным им показаниям, полностью отрицает умышленность деяний, по которым предъявленных обвинений. А значит, фактически виновным себя не считает»

Следующий довод касается состояния здоровья Мусина. Факт перевода фигуранта в больницу при ИК, по словам прокурора, не является основанием для перевода Мусина под домашний арест.

«Также следователь говорит о том, что наложен арест на имущество обвиняемого и членов его семьи на общую сумму 321 миллион рублей, и в связи с этим Мусину необходимо изменять меру пресечения. Это также не состоятельно. Данный факт — констатация работы следствия, а не добровольное возмещение причиненного Мусиным вреда», — высказался представитель прокуратуры, отмечая, что стоимость арестованного имущества составляет порядка 1% от суммы, причиненного его действиями ущерба.

В целом прокуратура выразила мнение, что у следствия все еще нет оснований доверять Мусину: он может скрыться и угрожать свидетелям. Кроме того, ранее Мусину предъявлялись обвинения лишь по одному эпизоду, а теперь по четырем. То есть, считает Гильметдинов, речь идет об отягчении позиции следствия по Мусину, что никак не соотносится со смягчением меры пресечения.

«В управлении ФСБ получены сведения, согласно которым Мусин в период с 2015 по 2017 год не менее 26 раз выезжал за пределы Российской Федерации, в том числе дважды после введения моратория Банком России», — добавил прокурор и напомнил, что следствие подозревает Мусина еще и в легализации денежных средств за границей. Вкупе с тем, что Мусин фактически владеет самолетом и имеет загранпаспорт, он, по словам прокурора, легко может скрыться.

«В случае отмены или изменения меры пресечения Мусину, последний может покинуть пределы Российской Федерации, скрыться от органов предварительного следствия», — резюмировал Гильметдинов.

Алексей Клюкин: «Иную позицию следствие занять не может»Фото: «БИЗНЕС Online»

«КАЗАЛОСЬ БЫ, ЧЕГО ЛУЧШЕГО ЖЕЛАТЬ ДЛЯ СВОЕГО КЛИЕНТА?»

Впервые за все время расследования позиция защиты совпала с позицией следствия. Впрочем, даже если бы суд отказал в переводе Мусина под домашний арест, его адвокат Клюкин был бы доволен — уже в феврале следкому пришлось бы отпускать Мусина под подписку. «Казалось бы, чего лучшего желать для своего клиента?» — иронично отметил он, но предсказуемо получил неодобрительную реакцию толпы. Впрочем, подписка не так уж и заманчива для Мусина, ведь она, в отличие от домашнего ареста, в счет будущего срока не идет.

Клюкин вторил Мухину: мнение прокурора при изменении меры пресечения второстепенно. Но перевести под домашний арест по закону все равно может лишь суд.

«Прокурор может возражать против ходатайства следствия только в части изменения меры пресечения на более мягкую, но никак не на более строгую. Иначе говоря, отказ повлечет освобождение фигуранта по истечении срока заключения. Но мы трижды ходатайствовали об изменении меры пресечения на домашний арест (а сейчас нам и этого будет мало), в подтверждение последовательности действий и намерений и дальше сотрудничать со следствием, прошу удовлетворить ходатайство», — высказал свою простую позицию Клюкин.

Его позицию поддержала защитник Овчинникова. «Я полагаю, что позиция изложена предельно ясно, предельно мотивирована, со ссылками на все существующие нормы законодательства», — сказала она.

«Иную позицию следствие занять не может», — словно оправдывала следственную группу адвокат, объясняя это тем, что решение следкома — «сугубо прагматичный, дипломатичный подход».


«ПОЛУЧАЕТСЯ, ЧТО ОДНИ ТОРГУЮТ, ДРУГИЕ ТАМ ОХРАНЯЮТ»

«Поддерживаю» и «Дополнений нет» — две фразы, которые произнес за весь процесс сам Мусин, если не считать той биографической справки, что он зачитал в самом начале заседания.

В перерыве до него пытались докричаться вкладчики, но Мусин, кажется, их не слышал. Вероятно, это связано с аудиосистемой, которая выводит звук лишь из определенных точек в зале. Мусин же спокойно сидел в камере и с кем-то мило беседовал — вероятно, с сотрудником ФСИН, его не было видно в кадре.

Несколько минут банкир и его собеседник обсуждали бытовые вопросы. А затем Мусин неожиданно рассказал о том, каким видит будущее своего падшего детища — Татфондбанка.

«Вместо 40 миллиардов нашли 15 миллиардов. Плохо ищете! Я вот даже отсюда говорю, что ищите еще. Я надеюсь, что хотя бы 25 найдут. Если у кого 100 миллионов [было], он 40 все равно получит. Причем со многими такими вкладчиками разговаривал. Они говорили: „Риск понимаем“. У кого такие деньги, они их держат в трех-четырех банках», — высказал он свое обрывочное, но занимательное мнение о судьбе активов.

Затем Мусин перешел к теме современной российской экономики в целом.

— Заводов нет, это плохо. У нас все или в магазинах, или в торговле, или в силовиках. Получается, что одни торгуют, другие там охраняют. Заводов-то не так много осталось, к сожалению, — с грустным налетом произнес Мусин, который, заметим, многим пожертвовал, чтобы держать наплаву заводы-банкроты.

— Да и физический труд у нас не оценивается в принципе, — заметил его собеседник.

— Не забывай, мир будет развиваться так, что низкоинтеллектуальную работу роботы заменят, — поучал банкир.

Уже через несколько минут после этого в чем-то лирического диалога судья огласил постановление: ходатайство следствие удовлетворить, меру пресечения сменить на домашний арест.

«Отпустить Мусина в зале суда», — сказал судья, хотя ни в каком суде Мусина, конечно же, не было. Уже прошлой ночью он был доставлен в родную квартиру на улице Тельмана площадью, если верить декларации, в 520 кв. метров. Там он, скорее всего, пробудет до 16 марта, хотя прокуратура еще постарается обжаловать решение в Верховном суде.