На завершившемся накануне ПМЭФ-2018 российский лидер, обрисовывая планетарную экономическую и политическую ситуацию, заявил, что «такое стечение факторов способно привести к системному кризису На завершившемся накануне ПМЭФ-2018 российский лидер, обрисовывая планетарную экономическую и политическую ситуации, заявил, что «такое стечение факторов способно привести к системному кризису» Фото: forumspb.tassphoto.com

«ОЗВУЧЕННАЯ ПУТИНЫМ УГРОЗА КРИЗИСА – НАСКОЛЬКО ОНА МОЖЕТ БЫТЬ РЕАЛЬНА?»

Буквально только что в Санкт-Петербурге завершился ПМЭФ – петербургский международный экономический форум. Площадка эта за последние годы стала довольно известной и вполне представительной – с выступлениями отечественных высоких чинов и иностранных гостей, объявлениями о заключении сделок, декларациями о намерениях и так далее. Не оказался в стороне и форум этого года, и нельзя не отметить, что заметную активность в громких заявлениях развил президент РФ Владимир Путин.

Было им сказано много всякого интересного про светлое будущее на ближайшую шестилетку, обсуждался также заявленный ранее «прорыв», шла также речь о поиске денег на очередной «майский указ». Это, кстати говоря, довольно забавно: четкой программы и дорожных карт еще нет, но сколько надо будет денег – уже известно. Внимание мое, впрочем, привлекла иная мысль – заявление Путина о том, что «такое стечение факторов способно привести к системному кризису, с которым мир еще не сталкивался или давно уже не сталкивался». При этом под факторами понимается «запущенная спираль санкций и ограничений», «произвольность и бесконтрольность» и «выход из правового поля». В общем, подход вполне понятен, он нормально ложится на заявленную тему форума («Создавая экономику доверия»), а сообщил его давным-давно еще кот Леопольд: «Ребята, давайте жить дружно». Не до конца, правда, понятно, как печаль Путина по «запущенной спирали санкций и ограничений» сочетается с его же словами про санкции, каковые-де России «на пользу», равно как и с самой полузабытой уже идеологией импортозамещения, о которой было сказано столько радостных слов четыре года назад. Впрочем, замнем для ясности – мало ли, вдруг концепция успела незаметным образом измениться? Интересно другое: озвученная Путиным угроза кризиса – насколько она может быть реальна?

Вообще говоря, о будущем кризисе в последнее время пошло довольно много разговоров на разных уровнях. Так, помимо отметившегося на этой теме Путина ее уже давно оседлала директор МВФ Кристин Лагард (которая, кстати говоря, тоже была гостем ПМЭФ). Уже около года она говорит о сгущающихся на горизонте тучах, накапливающихся в мировой экономике рисках и тому подобных не очень приятных вещах. При этом начало этого процесса более-менее совпало с тем моментом, когда окончательно стала ясна будущая политика Дональда Трампа, его заявленный курс на протекционизм, возвращение промышленности, выведенной в рамках инвестиционного взаимодействия с развивающимися странами. Беспокойство Лагард понятно: с точки зрения МВФ, любая препона свободной мировой торговле является делом весьма нежелательным. Но насколько реальны эти риски и каким оно может быть, новое издание кризиса?

Для начала надо отметить, что ситуация, судя по всему, развивается точно по векторам, обозначенным мной в двух текстах, опубликованных в начале февраля и месяцем позже. Напомню, что тогда мной были описаны тренды, связанные с проводимой США денежно-кредитной политикой – неспешным, но неотвратимым повышением ставок (что по определению удорожает долларовую ликвидность) и продолжающимся активным размещением облигаций, что точно так же «пылесосит» с рынка доллары. Эти два тренда параллельны: за первый ответственна ФРС США, за второй – правительство. Будучи сложенными вместе, они дают синергетический эффект, выражающийся в активном стимулировании перетока денежных средств с развивающихся рынков на развитые, с весьма серьезными негативными последствиями для развивающихся. Последствия эти выражаются традиционно и привычно – падением курса национальной валюты, переводом сбережений частных лиц в доллары, усложнением обслуживания внешних долгов (государственных и частных), подскоком инфляции, нарушением внутренних производственных цепочек (риском здесь, понятно, является зависимость от импорта по сырью либо технологиям). Опять же, они могут быть сильнее либо слабее в зависимости от иных условий – политики местного ЦБ, уровня доверия населения к локальной валюте, накопленных в ЦБ валютных резервов – для демпфирования слишком уж амплитудных колебаний валютного рынка, и т. д. Важно здесь то, что развивающихся стран много, и, соответственно, лишь вопросом времени было появление среди них тех, кто уже затрясся, у кого уже начались проблемы. И вышло так, что стран этих оказалось на данный момент сразу две – каждая со своими проблемами разной интенсивности.

«ПЕРВЫМ НОМЕРОМ ЗДЕСЬ ИДЕТ МНОГОСТРАДАЛЬНАЯ АРГЕНТИНА»

Первым номером здесь идет многострадальная Аргентина. О том, как они дошли до жизни такой, я уже как-то писал – правда, это было достаточно давно, более пяти лет назад. Я напомню, что в конце 2001 года страна объявила дефолт на огромную сумму в $132 млрд, и это событие вкупе с прочими факторами привело к тому, что там реализовался абсолютный кошмар экономики – непрохождение платежей. Привычная хозяйственная жизнь в стране была парализована. Для любой, подчеркну, любой экономики, поднявшейся выше уровня натурального хозяйства, это катастрофа. Сложные системы производства товаров и логистики мгновенно дезинтегрируются, а население, особенно не имеющее сбережений, способных служить для обмена, вынуждено переходить на подножный корм, со всеми вытекающими социальными последствиями вроде роста преступности – с одной стороны и формирования полубандитских блошиных рынков, где процветает бартерная торговля, – с другой.

В Аргентине все пошло ровно по этому сценарию: страна на срок в год с небольшим превратилась в failed state, а правительство мало что контролировало за пределами Буэнос-Айреса. Тем не менее порядок навести удалось, в мае 2003 года аргентинцы выбрали президентом левого Нестора Киршнера (этакий местный аналог Путина), который в течение четырех лет своего правления выводил Аргентину из кризиса, пользуясь подешевевшей валютой, рабочей силой, сброшенным налоговым грузом и ростом цен на главные товары аргентинского экспорта – сою, пшеницу, мясо. Зарубежные инвестиции так и хлынули в страну. Киршнер не захотел идти на второй срок, в 2007 году он де-факто поставил вместо себя жену Кристину, хотел вернуться в 2011 году, но годом ранее скончался от сердечного приступа. Кристине пришлось взять бразды правления в свои руки – получилось плохо.

Первым делом для поднятия Аргентины с колен она решила ограничить импорт и хождение долларов. Все это было сделано ради того, чтобы наладить аргентинскую индустрию и экономику – импортозамещение, мол, нас спасет. Осуществив эту нехитрую манипуляцию, Кристина, вероятно, ожидала чудодейственного роста и подъема всего, что только может расти. Однако в ответ тут же появилась контрабанда, дефицит разных товаров, рост цен, инфляция и самое главное – черный, параллельный рынок долларов. В 2015 году официальный курс был 9,5 песо за доллар, черный же курс составлял около 15. Неожиданно выяснилось, что, если тупо запретить доллар, останется куча дырок, через которые аргентинцы все равно будут скупать доллары для хранения своих сбережений, так как в национальном песо и в национальных банках сбережения там давно уже не хранят.

Понятное дело, немедленно появились ограничения на покупку долларов – аргентинцы были вынуждены доказывать необходимость покупки их (скажем, для поездки в отпуск) перед налоговой, после чего отчитаться, что поездка действительно произошла. Забавнее всего то, что сами аргентинцы поддерживали эту политику, но вместе с этим были недовольны; государственническое мышление вступило в противоречие с интересами персонального кошелька. Все это закономерно привело к тому, что в 2015 году Кристине Киршнер избиратели указали на дверь, главой страны стал Маурисио Макри. Он либерализовал курс, песо немедленно девальвировался, ситуация более-менее успокоилась, но этого не хватило надолго. Нужен был внешний триггер, таковым стала упомянутая выше совместная политика двух американских ведомств – и песо девальвировался вновь. ЦБ Аргентины резко взметнул ставку в попытке обуздать отток капитала и инфляцию (сейчас она составляет 40%!), а местное правительство начало переговоры с МВФ по предоставлению кредитной линии размером в $30 миллиардов. МВФ, понятно, начнет выдавать рекомендации по сокращению лишних, по его мнению, расходов; местные социалисты начнут орать и проклинать акул капитализма... в общем, ничто не ново под луной. Но факт есть факт: Аргентина пошла первой.

«ВТОРЫМ НОМЕРОМ СТАЛА ТУРЦИЯ»

Вторым номером стала Турция. Ситуация там оказалась аналогична аргентинской. Обусловленный ростом доходностей отток капитала спровоцировал в стране полномасштабный валютный кризис, что наложилось на внутриполитические проблемы (в стране сейчас идет трансформация из парламентской республики в президентскую; кроме того, менее чем через месяц в стране досрочные выборы) и военные действия в Сирии. Турецкая лира при этом потеряла около 20% своей стоимости с начала года, а инфляция составила около 10%, и, конечно же, такого рода возмущения никому не нужны. ЦБ Турции принял меры – он объявил о повышении так называемой ставки окна поздней ликвидности с 13,5% до 16,5%; данный механизм кредитования ЦБ позволяет банкам задействовать избыточную ликвидность на конец дня. Толку от этого оказалось мало: лира дернулась, движение на юг продолжилось, в ответ на что президент страны Реджеп Тайип Эрдоган потребовал от сограждан принять участие в спасении турецкой лиры, переведя в национальную валюту «лежащие под подушками» доллары и евро. До прямых ограничений дело у турок пока не дошло, но такими темпами может оказаться, что это всего лишь вопрос времени.

На самом деле, две страны – это из тех, что крупные и заметные, одна с социалистическим недавним прошлым, другая без оного. Здесь можно вспомнить про Иран и введенные ограничения на использование евро. Можно вспомнить ЮАР и распродажу местного долга нерезидентами (что повышает стоимость займов для правительства), впрочем, до резкого падения курса рэнда дело еще пока не дошло. В целом можно сказать, что вполне вероятным видится пополнение этой когорты «слабых звеньев» мировой экономики, вполне по образцу азиатского кризиса 1997 года. Есть, впрочем, надежда, что все пройдет мягче, чем тогда. Это и потому, что о кризисе сейчас говорят – в том числе упомянутая Лагард. Это еще и потому, что мировые денежные власти (в развитых странах) сейчас уже битые, не склонные к экспериментам. Но тренд остается тем же – ставка ФРС будет расти, в этом году, судя по фьючерсам, ожидается еще два повышения, а правительство будет продолжать размещать облигации, выметая с рынка доллары. Процесс идет, США делают свое дело, а как это отражается на мире, в общем-то, не их забота.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции