Роберт Миннуллин: «Нынешний парламент не нуждается в поэтах. Это точно!»

Роберт Миннуллин: «Да, можно и за два часа научить татарскому языку, но ведь для этого должна быть среда, а ее нет» Фото: Ирина Ерохина

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ЯЗЫК НЕ МОЖЕТ ВОЗНИКНУТЬ САМ СОБОЙ

— Роберт абый, в последнее время вы редко появляетесь в медиапространстве, лишь осенью, когда грянул «языковой кризис», познакомили читателей с рядом стихотворений на острую тему. Вся эта ситуация стимулировала к творчеству?

— Не совсем так. Я ведь депутатом стал будучи известным, популярным поэтом. Мои избиратели голосовали за поэта. И ни на минуту не забывал, что я поэт своего народа. Да, я детский поэт, да, лирик. Но я и политик, общественный деятель, поэтому, когда надо, пишу и публицистические произведения. Стихи, посвященные родному языку, — это крик души национального поэта. Они были, можно сказать, своевременными. Написаны они из-за того, что нужны именно в этот момент. Это был мой долг, сейчас я уже не депутат — как еще можно было по-другому выразить свое отношение к проблеме? Кто-то выходит на улицу для выражения своего мнения, у депутатов свои методы, у руководства свои возможности, а поэт должен прибегнуть к стихам, считаю это правильным, потому что у меня есть читатели, которые уважают, прислушиваются к сказанному мною. Думаю, они поняли, что я хотел сказать. Последний год творю в «Инстаграме» и стараюсь все накипевшее в душе сразу же размещать там. Получилось само собой: когда люди ждут от тебя, нужно оправдать их ожидания. Думаю, это получилось.

— Почему вся эта тема с языком вышла на первый план?

— Мы сами усложнили вопрос, все так хорошо начиналось в 90-е годы, когда приняли закон о языках, был большой скачок, открывались школы, гимназии, в народе ощущался подъем — эти процессы начались после того, как была принята декларация о государственном суверенитете. Люди ждали демократических изменений, это отразилось и на «языковом вопросе». Была принята программа сохранения языков, открылся гуманитарный университет в Казани и много еще чего другого...

— Раз все так хорошо начиналось, почему так печально закончилось?

— Во-первых, раз приняли закон о языках, необходимо было, чтобы он работал. Любой закон принимают для того, чтобы он работал, его каждая статья относится к какой-то отрасли. Есть те, кто его осуществляет, а мы все это оставили на рассмотрение народа. Да, мы сейчас говорим, что дети должны в семье говорить на родном языке. Это естественно, раз твои родители — татары, они получили татарское образование, воспитание, то и в семье постараются воспитать детей в таком духе. Но ведь язык, на котором говорят в семье, никак не может быть государственным языком. Зная выражения «Привет», «Пока», «Как дела?», мы далеко не уйдем, это не будет способствовать развитию языка. Для того чтобы это был государственный язык, минимум, что должно быть, — среднее образование на татарском языке, вузы, по крайней мере гуманитарные, должны образовательный процесс вести на татарском языке. Кроме того, есть еще много вещей: наука, журналистика, литература... Совокупность этого и создает государственный язык, но мы, к сожалению, думали, что он сам собой возникнет. Оказывается, так не бывает, нужно для этого прилагать усилия. Я уверен: чтобы язык развивался (тем более государственный язык!), государство должно вести целенаправленную, планомерную, каждодневную работу.

А как обстоят дела с планированием развития языка? Принята уже третья программа о сохранении языков, тратятся большие деньги, а кто контролирует, координирует, кто анализирует? Где результат? Есть, например, министерство транспорта, там все запланировано на несколько лет вперед, министр может четко ответить на вопрос о том, сколько километров дорог должно быть построено в той или иной местности через 5 лет. А вот что будет через 5 лет после принятия этого злополучного закона о языках, никто не может ответить. Да что там 5 или 10 лет, не знают, что будет через месяц. 1 сентября начинается учеба, а нам никто четко не может сказать, как дети будут изучать родной язык.

«Я ведь депутатом стал будучи известным, популярным поэтом. Мои избиратели голосовали за поэта. Но я и политик, общественный деятель» (с Туфаном Миннуллиным) Фото: Владимир Зотов

«У МОСКВЫ СВОИ ПЛАНЫ, СВОЯ СТРАТЕГИЯ. НАМ НЕ НАДО БЫТЬ ТАКИМИ НАИВНЫМИ»

— Вы говорите, что татарский язык сам по себе не стал государственным в республике. А себя вините в этом? Все-таки с 1990 по 2014 год были депутатом Госсовета РТ, это почти четверть века.

— Все мы виноваты! Но не хочу заниматься самобичеванием. Да, кое-что не довели до конца, кое-что не предвидели, что-то не предусмотрели... Но, главное, ведь здесь не выявление виновных. Госсовет состоит из 100 депутатов, которые создают законы: они проходят через комитеты, экспертов, обсуждаются на заседании сессий — все нормально. Но, кроме того, существует также исполнительная власть — на муниципальном уровне, республиканском, федеральном. Потом кто-то должен работать с федеральным правительством в этих вопросах. Как они работают, а если работают, то почему не информируют в полном объеме население? Нет конкретики, до сих пор неизвестно, сколько часов будет родной язык, если 2 часа, то достаточно ли этого. Нет никакой статистики: сколько родителей дало согласие на изучение их детьми родного языка, что решили в смешанных семьях? Нет соответствующих социологических исследований. У нас же есть организации, работающие в республиканском масштабе, например всемирный конгресс татар, творческие объединения... Все они должны работать вместе с государственными учреждениями. Кроме того, удивительна и позиция народных избранников. На прошлой сессии осенью все голосуют за, а через полгода — против...

— Кто-то даже посчитал ту осеннюю «сдачу» языка Госсоветом РТ чуть ли не изменой татарскому народу...

— Я не хочу давать такую формулировку, но уверен, что если бы они на осенней сессии голосовали против, то законопроект, который сейчас принят Госдумой, не появился бы. А тут увидели, что татарстанский парламент на все согласен, можно и другие подобные законы принимать. Москва все грамотно, с умом сделала.

— Татарстанские депутаты испугались реакции из федерального центра?

— Ну как же не бояться? Значит, есть за что бояться... А тут не было никакой логики, они, наверное, думали, что все так и пройдет, рассосется. А может, и Москва заверила: будет все нормально, вы там только шум не поднимайте. У Москвы свои планы, своя стратегия. Нам не надо быть такими наивными. Не зря же говорят: «Москва слезам не верит». История это не раз доказывала.

«Думаю, первые руководители Татарстана сами тогда не были готовы к переменам, но они не растерялись, работали и с народом, и с Москвой.... И политическое чутье не подвело нас!»
Фото: Ирина Ерохина

«В ПЕРИОД РЕВОЛЮЦИОННЫХ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ, ТО ЕСТЬ В 90-Е ГОДЫ, СЛОВО ПОЭТА, ПИСАТЕЛЯ В ПАРЛАМЕНТЕ НЕОБХОДИМО БЫЛО»

— А почему вы ушли из Госсовета? Сами так решили или вас попросили больше на баллотироваться?

— Как вам сказать... Я еще в 2009 году знал, что избираюсь последний раз. И так засиделся в парламенте. Избраться 5 раз подряд депутатом, я вам скажу, это сам по себе очень редкий случай. В разные периоды пришлось поработать. В 1990 году все само собой получилось, тогда и мыслей не было стать депутатом, да и мой характер не такой, я уже был известным поэтом, редактором детской газеты, председателем республиканского детского фонда. Советский детский фонд возглавлял известный детский писатель Альберт Лиханов. Собрав нас, он предложил выдвинуть свои кандидатуры в местные парламенты. Удивительно, но из пяти кандидатов меня избрали, причем в округе, в котором жил, на улице Декабристов. Говоря по правде, не был готов к этому морально, хотя тогда никто не был к этому готов. Никто не предполагал, что будет через 5 или 10 лет.

Сейчас много героев: рассказывают про себя, мол, участвовали в национальном движении, способствовали принятию декларации о суверенитете... Но мы все в этом участвовали, возможно, они больше, чем мы, только вот надо сказать прямо: это явилось результатом сложившегося общего положения в стране. Если бы все спокойно было в СССР, если бы не перестройка, если бы к власти пришел не Ельцин, Татарстан один ничего не смог бы сделать. Думаю, первые руководители Татарстана сами тогда не были готовы к переменам, но они не растерялись, работали и с народом, и с Москвой.... И политическое чутье не подвело нас!

— Вообще, творческому человеку надо идти в политику? Вот, к примеру, худрук Качаловского театра Александр Славутский. Может, он свой рабочий день должен проводить на репетициях с актерами, а не в стенах республиканского парламента?

— Знаете, в период революционных преобразований, то есть в 90-е годы, слово поэта, писателя в парламенте необходимо было. Мы, писатели, поэты, журналисты, были активными, популярными депутатами. А сегодня во дворе — другие времена. И парламент другой. И депутаты. Нынешний парламент не нуждается в поэтах. Это точно! А депутатство кому-то нужно, а кому-то — нет. Например, главному режиссеру Камаловского театра Фариду Бикчантаеву тоже предлагали быть депутатом последнего созыва, но он отказался! Он не хотел отвлекаться от любимой работы! Ему дороже свой родной театр! Он этим живет!.. А некоторые товарищи очень хотели, но, увы, у них не получилось... Если посмотреть в историю, то некоторые наши писатели были депутатами. Мирсай Амир, Гумар Баширов — они были депутатами Верховного Совета РСФСР, даже были заместителями председателя органов законодательной власти разных уровней. Сибгат Хаким тоже был депутатом ВС ТАССР, он нигде не работал, жил профессиональным поэтом. Мы ему завидовали — тогда уже пожилой, а занимался любимым делом. Таким же был и Хасан Туфан — жил только поэзией...

— А сейчас такие есть?

— Ну и раньше их было немного, в советские времена кто хорошо жил? Драматурги в основном, очень были богаты востребованные драматурги. Прозаики, написавшие роман, могли безбедно два-три года прожить. В 1950–1960-е годы большие прозаики занимались также переводами. Гариф Ахунов, например, перевел «Тихий Дон» Шолохова, Нурихан Фаттах не гнушался этим делом. Тот, кто выпускал поэтический сборник, мог потом год хорошо существовать на гонорары. Кроме того, за символическую плату ездили в дома отдыха в Коктебель, Юрмалу, Переделкино. Сейчас все наоборот вышло: даже если издаешь на деньги книжного издательства, то весь гонорар уходит на технические работы. Раньше был самиздат, сейчас есть его вариант, когда ищешь спонсоров для выпуска, только здесь о гонорарах речи даже не идет. Если твои романы очень популярны, тогда можешь и чуть-чуть прибыли получить. Мадина Маликова так работает. Марат Кабиров — креативный писатель, сам пишет и продает свои произведения, его работы высокого художественного уровня. Если бы нашел хорошего переводчика, возможно было бы выйти и на всероссийский книжный рынок. Но это наша общая беда...

«Сейчас много героев: рассказывают про себя, мол, участвовали в национальном движении, способствовали принятию декларации о суверенитете... Но мы все в этом участвовали».
Апрель 1989 года Фото: Владимир Зотов

«МЫ ВСЕ ПО СТАРИНКЕ ЧЕРЕЗ РУССКИЙ ЯЗЫК ДЕЙСТВУЕМ, А РУССКИМ НАША ЛИТЕРАТУРА АБСОЛЮТНО НЕ НУЖНА»

— Тяжело выйти на федеральный уровень, если писать только по-татарски?

— А как выйдешь с татарским языком? Есть книжный рынок, возможности которого ограничены, наш рынок — это Татарстан, ну и немножко Башкортостан, но туда периодика в силу определенных причин не доходит. Что касается других областей и регионов, то читателей там очень мало, ничтожное количество. А за пределами страны большинство татар уже используют латинскую графику.

— Тогда, может, на английский стоит переводить сразу?

— Давно пора, об этом и идет речь, мы все по старинке через русский язык действуем, а русским наша литература абсолютно не нужна. У них сейчас коммерческие книги в моде. У нас такая красивая поэзия, думаю, в Европе она пошла бы на ура. Вообще, татарская литература даже в советские времена мало переводилась на мировые языки. Издательства «Современник», «Молодая гвардия», «Советский писатель» иногда переводили на русский и наших, но все равно мы даже на всесоюзный уровень не смогли выйти.

— Почему не смогли? Мустай Карим смог, Чингиз Айтматов, Расул Гамзатов...

— Тут больше идеологические причины. Допустим, Гамзатов... А знаем ли мы еще кого-то из Дагестана? Нет. Кто еще из калмыцких литераторов, кроме Давида Кугультинова, известен? Тот же Мустай Карим. У нас самый известный был Муса Джалиль, удостоенный Ленинской премии и звания Героя Советского Союза. Второго такого татарина не должно было быть. Это, я думаю, главная причина. Гариф Ахунов был очень популярным, он даже был секретарем союза писателей СССР, его книги выходили, сняли даже фильм «Клад», но все равно он не смог попасть в когорту известных писателей. Аяз Гилязов — большой писатель, стоявший в одном ряду с классиками русской литературы, однако он также не пробился. Есть уникальный пример нашего выдающегося Равиля Бухараева, писавшего и по-английски, и даже по-венгерски. Да, он и на татарском писал, но все равно остался русским писателем. Про него везде пишут: известный русский поэт. Он и сам себя считал русским писателем, правда, служащим и татарскому народу.

— Из современников у нас есть Гузель Яхина, Шамиль Идиатуллин, Ильдар Абузяров...

— Вопрос: они татарские писатели? Например, Чингиз Айтматов, вначале творивший на киргизском языке, а потом перешедший на русский. Он никогда не забывал национальные корни, киргизы это ценили, он описал их менталитет, жизнь, киргизский дух. Олжас Сулейменов, который пишет на русском языке, является казахским поэтом. А наши писатели, как только переходят на русский язык, превращаются в русских. Был такой очень талантливый поэт, прозаик Рустем Кутуй — его произведения печатались в Москве, но татарского духа в них было ничтожно мало, если не учитывать, конечно же, его переводы на русский язык татарских поэтов. Среди перечисленных вами писателей, возможно, Ильдар Абузяров может стать в дальнейшем татарским писателем. Про остальных ничего не могу сказать, ту же Гузель Яхину позиционируют как казанскую писательницу. Ну какая она казанская? Московская, скорее всего. Диас Валеев был очень талантливым литератором, философом... Но как назвать его: татарским писателем или русским? Я даже не знаю... Кстати, на этот вопрос ученые-литературоведы тоже до сих пор ищут ответ.

«По молодости я очень много песен написал, сейчас встречаю в других песнях образы, не только образы, а целые строки, даже куплеты когда-то созданных мною стихов. Сейчас вообще поэтов не упоминают, исполнитель стал главной фигурой, считается, что он и есть автор песни. Ладно уж, бог с ними...»
(На съезде писателей РТ. 1989 год) Фото: Владимир Зотов

«ПУСТЬ ПОКОЛЕНИЕ ЙОЛДЫЗ МИННУЛЛИНОЙ ЭКСПЕРИМЕНТИРУЕТ, ЭТО НЕОБХОДИМО ДЛЯ РАЗВИТИЯ ЛИТЕРАТУРЫ. К ТОМУ ЖЕ И ФАМИЛИЯ ОЧЕНЬ УДАЧНАЯ...»

— Недавно исполнилось 80 лет со дня рождения Диаса Валеева. Вновь вспомнили его утверждение о том, что самое известное произведение Туфана Миннуллина «Старик из деревни Альдермыш» было на самом деле создано не им, а Юнусом Аминовым...

— Автора «Тихого Дона» Шолохова также обвиняли в том, что не он написал данное произведение. Таких примеров в истории множество. Потом один и тот же сюжет может у разных людей встречаться. Сейчас ничего нового и не придумаешь.

— И в текстах песен на эстраде можно часто встретить заимствования...

— Это больная для меня тема. По молодости я очень много песен написал, сейчас встречаю в других песнях образы, не только образы, а целые строки, даже куплеты когда-то созданных мною стихов. Сейчас вообще поэтов не упоминают, исполнитель стал главной фигурой, считается, что он и есть автор песни. Ладно уж, бог с ними...

— Но вы же все-таки серьезный литератор, а не поэт-песенник.

— Да, я считаю себя прежде всего детским поэтом и лириком, пишущим в традиционном стиле, идущем от Тукая, Такташа, Джалиля, Карима... Я так привык, моими учителями были Ангам Атнабаев, Нажар Наджми, Мустай Карим, Туфан. Может быть, если бы я писал в новом стиле, то стал бы еще популярнее, но, по моему мнению, останутся только произведения, написанные в классическом, традиционном стиле. В 60-х годах поколение Файзуллиных пыталось привнести новое в татарскую литературу, были популярны — все это было. Сейчас они, наоборот, стараются писать в традиционных формах... А вот написанное Зульфатом или Мударисом Аглямовым и тогда было востребовано, и сейчас... Да, эксперименты все равно нужны. Но пусть поколение Йолдыз Миннуллиной экспериментирует, это необходимо для развития литературы. К тому же и фамилия очень удачная...

— А если кто-то подойдет к вам и скажет: напишите, пожалуйста, слова для рэп-песни. Сможете?

— Если я считаю себя мастером, то, конечно, смогу, но я не буду этого писать, если это не мое, только потому, что кто-то заказал.

— Сейчас литераторы часто пишут на заказ для сильных мира сего. Вы этим не балуетесь?

— Я много работаю в традиционных панегирических жанрах поэзии. Когда у каких-то знакомых намечается юбилей, то я пишу поздравление, где обычно раскрываю характер юбиляра, немножко критикую его, потом возвышаю, после чего опускаю на землю. Известный литературовед Талгат Галиуллин выпустил статью, где говорит о моем юморе: мол, сидишь в зале, со сцены Роберт Миннуллин читает посвящение Фатиху Сибагатуллину и думает, что сейчас Фатих Саубанович выйдет и ударит наповал Роберта, а он, наоборот, начинает хвалить, благодарить за стихи. У меня также много эпиграмм, друзья даже советуют не писать их, не дразнить гусей. Но этот жанр подходит как раз моему характеру. Я и в жизни, в общении, такой. А ведь и стихи Тукая в этом стиле сейчас являются самыми востребованными, их комментируют, пишут исследования. Я говорю всегда: возможно, через 50 лет именно вот эти мои стихи будут так же изучать. Я шучу, конечно...

«Я считаю себя прежде всего детским поэтом и лириком, пишущим в традиционном стиле, идущем от Тукая, Такташа, Джалиля, Карима... Я так привык...»
Декабрь 1985 года Фото: Владимир Зотов

«ПОЧЕМУ ПЕСНЯ «ӘНКӘМНЕҢ ДОГАЛАРЫ» СТАЛА ПОПУЛЯРНОЙ? АТМОСФЕРА 90-Х ГОДОВ БЫЛА КАК РАЗ ТАКАЯ, НАЦИОНАЛЬНО-РЕЛИГИОЗНЫЙ ПОДЪЕМ»

— Классика всегда востребована, вот и музыкальный фестиваль «Үзгәреш җиле» состоит из песен прошлых лет, но в новой аранжировке. Вы, кстати, как к нему относитесь?

— Мне понравилось то, что вернули старые песни. Они всегда должны жить. У фестиваля был свой зритель, многим понравилось. Бывает, что кто-то исполняет песню и не разрешает делать это другим. Я считаю это неверным. Песня должна жить. Например, есть песня «Әнкәмнең догалары» («Молитвы моей мамы»), которую мы написали с моим другом, талантливым композитором Ильгизом Закировым, она стала популярной. Это не значит, что ее должны только Салават или Зухра Сахабиева петь, нет, она теперь уже народная. Именно за это я очень благодарен и Ильгизу, и Салавату, и Зухре... Они настоящие, народные!

— Кстати, с песней «Әнкәмнең догалары» приключилась такая вещь, что она стала застольной, люди даже вас обвиняли в том, что в ней поется о молитвах, а люди за рюмкой исполняют...

— Ну а что поделать?.. Великую песню везде могут исполнять (смеется). Был даже забавный случай: на радио «Татарстан» шла передача, где люди, заплатив деньги, заказывали песни к юбилею и так далее. Одно время 90 процентов радиослушателей заказывали именно «Әнкәмнең догалары», а это ломало всю программу: так ведь не может быть, чтобы передача состояла лишь из одной песни. Редакторы заменяли ее на другую, заказчики даже хотели судиться из-за этого. Такая вот судьба песни. Дело ведь в том, что понятие «молитва» здесь в более широком смысле. Эта не духовная песня. Да, она очень национальная, очень мелодичная, очень душевная. Там много духовного, воспитательного... Если бы была чисто духовно-религиозной, то наш муфтият или Равиль хазрат Гайнутдин давно наградил бы меня каким-нибудь орденом (смеется).

— Можно как-то предсказать судьбу той или иной песни на собственные стихи?

— Никак нет, тут должно совпасть несколько факторов: красивые слова, мелодия, исполнитель и время исполнения. Почему песня «Әнкәмнең догалары» стала популярной? Атмосфера 90-х годов была как раз такая — национально-религиозный подъем. Для того чтобы стать популярным, достаточно одной песни, а у меня их 300–400, у многих из них оказалась длинная жизнь. Вот ведь Элвин Грей спел мою «Гомерләр үтә» (мелодия Оскара Усманова), вернул ее слушателям нового поколения через 25–30 лет после создания. Он, мне кажется, привнес более глубинные ноты в понятие бренной жизни.

— Я видел вас на концерте Элвина Грея. Вы его поклонник?

— Он сам меня пригласил, интересно посмотреть реакцию зала, манеру исполнения, понять, почему его любят. Он нестандартный певец. Например, таких как Салават, наверное, человек 500 есть, все его копируют, особенно собственные ученики, а Элвин Грей никого не повторяет, по крайней мере из татарских исполнителей. Он очень востребован молодежью. Это просто феномен, говоря по правде, он не красавчик, голос тоже явно не Ильгама Шакирова, а смог завоевать любовь зрителей — это большой талант. Благодаря ему дети стали слушать песни на родном языке, разговаривает он на смеси татарского и башкирского, объединяет наши народы... Тут и политический момент ведь есть. Самое интересное, что людям нравится, как он на полутатарско-башкирско-русском разговаривает.

— Еще бы и английские выражения вставлял... К слову, директор оперного театра и депутат Госсовета РТ Рауфаль Мухаметзянов предложил на фестивале «Үзгәреш җиле» исполнять наши песни по-английски, мол, так мы сможем выйти на мировую сцену. 

— Это нормально, если сможем довести татарскую песню до европейского слушателя, моң ведь останется. Есть примеры, на Кавказе очень много исполнителей поют по-русски, потому что в Дагестане государственных языков только 15, необходимо, чтобы понимали друг друга. И они проходят на ура — одна мелодия, один менталитет, традиции. Поэтому, раз решили петь по-английски, почему бы нет? Пусть попробуют. Но не все песни подряд, конечно...

«Отсутствие аксакалов можно объяснить и общим состоянием общества, сейчас нет уважения к пожилым, никто к тебе не прислушивается, единственное, наверное, исключение — начальство, вот оно уважаемо...» Фото: Шамиль Абдюшев

«У ОБЩЕСТВА ДОЛЖНА БЫТЬ НАДОБНОСТЬ В АКСАКАЛАХ»

— В татарские театры ходите?

— Говоря по правде, я не театрал, редко хожу, чаще на юбилеи актеров. Но татарский театр меняется. Помню спектакли 1960–1970-х годов — они были очень консервативными, тяжелыми к восприятию, растянутыми во времени. Молодые режиссеры все время в поиске — это хорошо. Но классика всегда востребована. Почему «Зәңгәр шәл» до сих пор собирает аншлаги? Там все есть: музыка, юмор, татарский дух, отношение к религии, хороший сюжет. В тоже время я не могу представить современную постановку «Әлдермештән Әлмәндәр» без Шауката Биктимирова. Это мое личное мнение, может, потом можно будет поставить «Старика из деревни Альдермыш».

Что касается артистов, то они есть, очень талантливая молодежь приходит на смену аксакалам. Это нормальное явление. В литературе то же самое. Мне 70 лет, но я себя аксакалом еще не считаю. Был у нас очень талантливый поэт Роберт Ахметзянов: помню, он возмущался, что в литературе аксакалов не осталось. И ему тогда было 70! Для меня Хасан Туфан был аксакалом, Сибгат Хаким, Амирхан Еники... Лет 15 назад я написал статью «Никто не хочет быть аксакалом» (она и на русском вышла). Некоторым она не понравилась. Это высокое имя, его обладатель должен быть авторитетен во всем: иметь солидный литературный багаж, жизненный опыт, быть солидным. Хакимият (с татарского «власть» — прим. ред.) тоже должна считаться и общаться с аксакалами, а не только с руководителями творческих союзов. Ко мне сейчас кто прислушивается? Помню, слово Амирхана Еники или Мустая Карима в союзе писателей было законом, установкой... У общества должна быть надобность в аксакалах.

— С Мустаем Каримом вы на каком языке разговаривали?

— Конечно, на татарском, он и дома на нем разговаривал. А то, что Мустай Карим служил башкирской литературе, стал ее классиком, — это нормальное явление. За границей также, например, эмигранты считаются классиками французской литературы. А отсутствие аксакалов можно объяснить и общим состоянием общества: сейчас нет уважения к пожилым, никто к тебе не прислушивается, единственное, наверное, исключение — начальство, вот оно уважаемо...

— Такому «аксакалу» может быть и 20–30 лет?

— Конечно, он авторитет, ты сидишь и смеешься над его дурацкими шутками, показываешь свое уважение. Все мы такие. По крайней мере процентов 99 вынуждены быть такими.

«Для творческих людей пенсия — условное явление. Почему я должен умереть, не изучив достижений цивилизации, отстать от своей полуторагодовалой внучки, которая хорошо разбирается в технике?»
Фото: Ирина Ерохина

«ЭТО ВЕДЬ БОЛЬШОЙ ТРУД — СОХРАНИТЬ РОДНОЙ ЯЗЫК, ТРЕБУЕТСЯ ПРИЛОЖЕНИЕ УСИЛИЙ»

— Как относитесь к своему предстоящему юбилею?

— Пока есть здоровье, голова работает, есть мысли, можно писать. Я за год в «Инстаграме» опубликовал для своих подписчиков более 100 стихов. Только подписчиков у меня 15 тысяч. Стать стариком очень легко, ты сам себе даешь такую установку, многое зависит от самого человека. Для творческих людей (литераторов, журналистов, ученых) пенсия — условное явление. Надо идти в ногу со временем. Почему я должен умереть, не изучив достижений цивилизации, отстать от своей полуторагодовалой внучки, которая хорошо разбирается в технике?

— Кстати, есть такое выражение: татарин — это не тот, у кого деды — татары, а тот, у кого внуки —  татары.

— У меня и дочь, и сын прекрасно разговаривают по-татарски, дома мы только на родном языке общаемся. Такое нечасто встретишь. Очень многие деятели культуры, науки, даже национального движения дома с детьми общаются по-русски. В своих интервью рассказывают нам сказки: мол, мы всегда разговариваем по-татарски, дескать, внуки тоже поют народные песни.

Сын закончил обычую школу, дочь — татарскую гимназию №2. У меня четыре внучки. Три дочери у Тансылу, старшая идет в третий класс. Прошла три стадии: дома говорила только по-татарски, отдали в татарский детсад — перешла на русский, потом шла борьба за татарский, в школе стала единственной отличницей по татарскому языку. В школе отличница. Когда сказали, что родной язык остается лишь два часа в неделю, долго плакали вместе с матерью. Вторая внучка сейчас идет в первый класс, также прошла эти стадии. Это ведь большой труд — сохранить родной язык, требуется приложение усилий.

Относительно сегодняшней ситуации с преподаванием языка я не строю иллюзий, оптимистического взгляда нет. Да, можно и за два часа научить татарскому языку, но ведь для этого должна быть среда, а ее нет. Закончившие школу дети не знают татарского даже на бытовом уровне. Хотя есть и исключения. В 81-й школе вот уже 20 лет я вручаю символическую премию своего имени лучшему знатоку татарской литературы. Одну получает татарский, вторую — нетатарский ученик. Многие русские ребята неплохо знают наш язык. А вот Оля Чечнева вообще прекрасно овладела татарским языком. После школы поступила на татфак КГУ, ее родители — мама, папа — русские. Я недавно посетил детский сад, где она работает воспитательницей. Общались, конечно же, по-татарски.

— Такой вопрос: откуда в глухой татарской деревне, где вы родились, появилось заграничное имя Роберт?

— В то время была такая мода, особенно в наших краях. Светлана, Клара, Руслан, Роза, Людмила — распространенные имена. В этом я не вижу ничего плохого — это было стремление татар к новому. Мои родные братья и сестры — Фан, Рим, Люция, Ким. Все это исходило, как мне думается, от нашей матери. Она была в какой-то степени городской, воспитывалась в Уфимском детском доме в духе интернационализма. А моя мама — Гульджаухар, ее сестра — Гульджихан, отец — Мугаллим. Вспомнил один случай, связанный с именами. У композитора Назиба Жиганова супруга была русской, старшего сына они назвали Иван. Это не нравилось творческим людям. Загид Хабибуллин, когда выезжал в районы, спрашивал у детей, как их зовут. Например, говорят: «Габдулла». Он: «Хорошо». Кто-то говорит: «Рамил». Он: «Хорошо, хорошо». Другой мальчик отвечает: «Флорид». На что композитор Хабибуллин: «Ну это лучше, чем Иван». Может и Робертом-то назвали, чтобы не по-русски было. Не знаю...

— Каковы ваши планы на будущее?

— Какие сейчас планы? Государство-то сейчас у нас не плановое. А так — творить, писать, издавать книги, растить внуков. Юбилейные мероприятия уже начались. А торжественный вечер планирую провести в октябре, наверное, в каком-нибудь театре Казани.

Я ведь родом из Башкортостана. Никогда не прерывал связи с родной землей. Там мои корни, мои родственники, земляки, мои друзья и читатели. Меня и там хорошо знают, ценят мое творчество. Я заслуженный работник культуры Башкортостана, награжден орденом Дружбы народов Башкортостана, лауреат премии Назара Наджми и Фатиха Карима. Государственное Собрание — Курултай Башкортостана также наградил меня почетным знаком «За особый вклад в развитие законодательства Республики Башкортостан». В Уфе татарский театр «Нур» тоже готовится к моему юбилейному вечеру. Так что все идет своим чередом.