«Бердыев прилично знает английский, интуитивно понимает французский»

Артем Журавлев Фото: rubin-kazan.ru

«РАЖО ПРИЕХАЛ В ГОСТИНИЦУ НА ПЕРЕГОВОРЫ ОДИН, БЕЗ АГЕНТА»

— Артем, как вы оказались в «Рубине»?

— Фактически я начал работать с командой с 2000 года. Я тогда еще учился на пятом курсе факультета иностранных языков педагогического института в Казани. Первый язык был французский. Я его начал учить еще в начальной школе благодаря маме. Она преподаватель французского языка, и она же у меня его и преподавала в школе. Именно мама привила мне интерес к иностранным языкам. Английский я начал учить в старших классах в лицее номер 11. Сегодня на его месте гостиница, а школу давно снесли.

— Не каждый школьник знает два иностранных языка.

— Я еще тогда учил турецкий. Правда, относился к нему несерьезно, как к факультативу. Я его до сих пор понимаю, правда, очень плохо. Когда с семьей приезжаю на отдых, могу что-то сказать, хотя там можно обойтись русским и английским. Но Яшара (Яшар Озджан — администратор «Рубина», раньше работал переводчиком Гёкдениза Карадениза — прим. ред.) заменить, конечно же, не смог бы.

— Первую практику получили в «Рубине»?

— Началась еще раньше. В 1998 году ездил во Францию по обмену студентами. С французской стороны были педагоги начальных классов, которые не изучали русский язык. В Казань приехал студент Матьё, который вообще не говорил по-русски, а меня отправили в Париж на две недели. «Рубин» появился только через два года.

— При каких обстоятельствах?

— «Рубин» отправлялся на сборы в Бордо. Тогда команда играла в первом дивизионе, а тренером был Виктор Антихович. Обычно тогда команда проводила сборы в Турции или в Сочи, но приняли решение поехать во Францию. Нужен был переводчик. Тогдашний директора клуба — Ильгиз Газизович Фахриев — пришел на кафедру французского языка института и обратился туда с просьбой от имени клуба. Тогда мало где можно было найти переводчика с французского, поэтому, я думаю, он пришел в институт.

Было три кандидата. В итоге взяли меня. Одним из плюсов с моей стороны была готовая виза. Получилось, что я поехал. Так и произошло мое знакомство с «Рубином». Состав был русскоязычным, и в основном моя работа ограничивалась организационными моментами. В одной игре «Рубин» встречался с дублем «Бордо», и Антиховичу понравился один нападающий.

— Давид Ражо?

— Да, он приехал в гостиницу один, без агента. Я был переводчиком на тех переговорах. Сумм и условий уже не помню, но он быстро согласился на переезд в другую страну и стал первым французом в российском футболе и первым иностранцем из дальнего зарубежья в «Рубине». Ходит легенда, что я его обучил русскому языку, но это не так. Он сам его как-то выучил. Наверное, потому что был единственным иностранцем. Что-то же надо делать, чтобы понимать людей вокруг. Может, в нем разыгрались корни: бабушка у него была русской. В команде его называли Максимкой. Вроде это было связано с каким-то фильмом.

— Пытались с ним выйти на связь?

— Когда у «Рубина» был выезд к «Бордо» в Лиге Европы в 2015 году, мы пытались его найти. Номера, которые мне дали, были недоступны, на сообщения он не отвечал. Знаю, что он сейчас занимается каким-то бизнесом.

Фото: rubin-kazan.ru

«РУБИН» ПЛАТИЛ 400 ДОЛЛАРОВ. ДО ЭТОГО Я СТОЛЬКО ЗА ГОД ЗАРАБАТЫВАЛ»

— Когда вас пригласили в клуб в следующий раз?

— После сборов моя практика закончилась, и я ушел из «Рубина». Вроде даже никаких денег не получил от клуба. Тогда на первом месте для меня, как для студента, стоял полученный опыт. Плюс из-за этой поездки меня освободили от практики в школе. После этой истории снова занялся учебой, началась подготовка к госэкзаменам, диплом писал. Потом поступил в аспирантуру: отец хотел, чтобы я занялся наукой. Параллельно преподавал еще в трех вузах города. Летом работал на теплоходе в навигации с французскими туристами. Со всей страны приглашали переводчиков, и я тогда по три месяца не был дома. Два сезона курсировал в направлении Москва — Питер, пока в 2002 году «Рубин» снова не обратился ко мне. Тогда клуб подписал марокканского футболиста Абделькарима Кисси. Вот он стал моим первым учеником.

Мы встретились с Курбаном Бердыевым, генеральным директором Фаритом Хабриевым и начальником команды Александром Айбатовым. От меня требовалось обучить его спортивной и бытовой лексике. Работали с Кисси на протяжении нескольких месяцев. Он был очень общительным и способным учеником. Быстро выучил язык, помогло окружение. Он очень дружил с Сергеем Харламовым и Давидом Чаладзе. Они проводили свободное время с ним, и это ему помогло подтянуть язык. Так что услуги переводчика ему недолго были нужны. При этом он говорил очень правильно.

— Ему это было интересно?

— Он был молодым, холостым, много свободного времени. Как-то же надо было знакомиться с местными девушками! Так что мотивация у него была. Ну и, конечно, на поле ему тоже нужно было общаться с партнерами.

— Окончательно закрепились в «Рубине» тогда?

— Нет. Я еще до зимы проучился в аспирантуре, но понял, что мне это не доставляет удовольствия, захотелось что-то поменять в жизни. В итоге я ушел из института и стал искать работу переводчиком.

— Были варианты?

— Вертолетный завод пригласил поехать на работу в Конго. Полугодичная командировка с хорошей зарплатой. Я согласился, так как других вариантов не было, а я уже был женат, пора было думать о деньгах. Тогда мне позвонил Айбатов и предложил работу в «Рубине». Это было в декабре 2002 года. Опять же разговаривали сначала о сборе. В декабре у них собирался тренировочный сбор только с русскоязычными игроками, а вот в самом начале января полетели в Турцию. Туда меня пригласили. Там уже были бразильцы Рони, Калисто. Еще был Самарони, который до этого играл в «Крыльях». Он уже отлично говорил по-русски и почти без акцента.

Кроме них были сенегальцы, которые почти ничем не запомнились в «Рубине»: Мустафа Мане, Папа Кебе и Бай Ндьяга. Мане года три играл в дубле, а Кебе и Ндьяга на двоих сыграл четыре игры и быстро ушли. В основном они были в первое время моими клиентами. Я тогда говорил только на английском и французском. Рони немного говорил на английском, Калисто вообще его не знал. Потом приезжало достаточно футболистов на просмотр, и многие остались. Скотти, Макбет Сибайя, чехи Иржи Новотны и Томаш Чижек.

— Сколько получал тогда переводчик команды, вышедшей в премьер-лигу?

— Для меня, вчерашнего аспиранта, была отличная зарплата. Клуб платил мне 400 долларов. С преподаванием в трех вузах, стипендией и работой на теплоходе у меня получалось примерно столько же за год. А тут сразу 400 долларов предложили. По тем временам отличные деньги. Но в Казани зарплата переводчика намного меньше, чем в Москве и Питере.

— Вы тогда были единственным переводчиком в «Рубине»?

— Да, и первым. Потом пригласили Юрия Солано в марте 2003 года. Все-таки с испано- и португалоязычными футболистами мне было сложно. Тогда я только начал учить испанский. А для него это родной язык, естественная среда. Долгое время работали вдвоем.

— Трудно было?

— За себя — да и за него — могу сказать, что мы жили этим. Мы помогали игрокам с адаптацией, переводили тренировки, решали бытовые проблемы, но мне это нравилось. Работа стала образом жизни.

«НОЧЬЮ ИНОСТРАНЦЫ БОРТОВАЛИСЬ МАШИНАМИ ДО БАЗЫ»

— Телефон всегда включен?

— Конечно. По ночам звонили, срочно нужно было помочь. Всякое было. Например, дети заболели. Надо отвезти в больницу, рассказать, что вообще случилось, где болит. Психологически выматывало, но было интересно.

— Семья не жаловалась на такой ритм работы?

— Нет, привыкла. Хотя много времени проводили на расстоянии. Я даже рождение дочери пропустил — был на сборах с командой в это время.

— Легионеры чем-то удивляли?

— В 2003 году у нас был вылет в Элисту к «Уралану». Перед игрой команда вышла в город, и у Эбрима Силлы случился небольшой шок. Он подбежал ко мне и на полном серьезе спросил, почему мы улетели из России. В Калмыкии местные жители с азиатской внешностью, и его это смутило. Я говорю, что мы сейчас в России. Тогда гамбиец меня спросил, почему здесь так много китайцев. Пришлось ему все объяснять.

Эбрима Силла Фото: SanderSpek, общественное достояние, commons.wikimedia.org

— Самые частые проблемы с легионерами вне поля для переводчика?

— Вопросы с гаишниками. Один из недавно ушедших легионеров часто нарушал правила. Как-то он мне позвонил. Говорит, что его остановили, а он даже не понимает, за что. Дает трубку, и мне полицейский там целый список нарушений перечислил за раз. Он проехал на красный, его попытались остановить, а он через двойную сплошную от них решил сбежать. Они погнались за ним и зажали прямо у входа на базу. Я вышел, и уже там лично все разбирались. Пришлось объяснять, что это футболист, на тренировку опаздывал. В итоге выписали штраф за непристегнутый ремень и превышение скорости и отпустили. Вообще, часто приходилось «вытаскивать» игроков от гаишников.

— А не от гаишников?

— В середине нулевых была история. После игры три игрока с какими-то местными ребятами не поделили девушек. До драки не дошло, но потолкались. Наши успели сесть в машину, но местные погнались за ними. На двух машинах убегали, а те на одной их бортовали, по ходу аварию учинили, но добрались до базы. За шлагбаум заехали, а тех не пускают. В итоге мне звонят. Когда я приехал, местные уже уехали, а те всё в машинах сидели. Мы потом в милицию ходили, фоторобот составляли, но тема сама собой как-то замялась.

— Это иностранцы африканского происхождения?

— Не хочу говорить. Думаю, все сами поймут, кто это мог быть.

«КАРАДЕНИЗ БЕЗ ПРОБЛЕМ МОГ НАПИХАТЬ ПО-РУССКИ»

— Какими языками сейчас владеете?

— На английском и французском говорю одинаково хорошо. Потом выучил испанский, я за него взялся только в «Рубине». До 2015 года при Билялетдинове он мне не очень нужен был, а потом ушел Солано, и на меня свалилась большая нагрузка. Сейчас я владею тремя языками.

— Испанский как выучили?

— Сам занимался, спецкурс прошел. В какой-то степени вынудила это сделать нагрузка в команде. Но в те годы было не так много иностранцев, чтобы я мог жаловаться на загруженность. Уругвайцы Лемос и Котуньо и бразилец Карлос Эдуардо. Навасу переводчик не нужен был, по-русски хорошо говорил.

— Но с журналистами только по-испански.

— У него здоровое опасение сказать что-то не так. На тактических установках ему тоже надо объяснять детали, потому что там всё быстро объясняют. Зато в команде только русским пользуется. Он, Нобоа, Калисто, Рони были очень способные к языкам. Таким людям нужно пару месяцев, чтобы сориентироваться в правилах языка. Испано-португальцы в этом плане успешные ребята.

— В планах есть выучить еще какие-нибудь языки?

— Задача-минимум овладеть еще итальянским и немецким. Потом можно об экзотике подумать: хинди, китайский.

— Сколько времени вам нужно, чтобы выучить европейский язык?

— База у меня есть. Если в языковую среду меня поместить, то за пару недель, думаю, смог бы выйти на разговорный уровень португальского и итальянского. Зная французский, другие языки романской группы легко учить, потому что он самый сложный.

— Сальваторе Боккетти как выучил язык?

— Первое время с ним общался на итальянском Юра Солано, а потом сам в команде выучил. У французов с этим проблемы. Они учат заметно хуже. Я им постоянно переводил элементарные вещи.

— Кто еще освоил язык?

— Сибайя выучил русский, но с ним пришлось повозиться. Хасан Кабзе заговорил, но он тоже был способен.

Гекдениз Карадениз Фото: «БИЗНЕС Online»

— У Карадениза, получается, таких способностей нет?

— Отчасти, думаю, да. Желание у него было. На поле и на тренировках проблем у Карадениза никогда не было. Напихать по-русски мог совершенно без проблем. А в бытовом плане… Ну он сам по себе необщительный человек. Много времени с семьей проводил, Яшар помогал в жизненных ситуациях, когда требовались глубокие знания языка. Я за годы работы в клубе обратил внимание, что у семейных хуже обстоят дела с изучением языка. Она варятся в своей языковой среде, и у них это отходит на второй план.

— То есть Гекдениз вообще никогда бы не выучил язык?

— Это вопрос желания. Любой здоровый человек может выучить язык. Футболист стопроцентно может его освоить, потому что это умные люди. Способности идут на втором месте, сначала желание.

— Кого обучили русскому языку в «Рубине»?

— Я не считаю, что прямо выучил человека. Помогала среда. Я помогал Кисси, Силле, Мане. Потом Макбет Сибайя, Селим Бенашур выучили. М'Вила учился, но он плохо говорил, не могу им сильно похвалиться. Лучше получалось у испаноязычных, но там в меньшей степени мой вклад. Франкоговорящим сложнее.

— Французский французов и французский африканцев сильно отличается?

— Основные отличия в акценте, но свои моменты тоже есть. Во французском немного запутанно звучат числительные. Например, 80 звучит как 4 умножить на 20, а 90 — 4 умножить на 20 плюс 10. В Бельгии и Швейцарии попроще. Там упростили до отдельных слов, как у нас. Французы могут засмеять тебя, если им перевести на бельгийский манер.

— Говорят, у М'Вила чистый язык.

— Да, у него красивое парижское произношение. У Сонга есть отличия, там слышится что-то африканское в языке.

— Кого легче всего обучить?

— Славянские народы. Но они почти все приезжали, зная язык. Сербы понятно, но даже поляк Рафал Муравски неплохо говорил, когда приехал в Россию.

— Цакташ быстро стал давать интервью на русском.

— Он почти не знал русского, когда приехал, но он большой молодец. Очень быстро освоил нашу речь. Чехи Чижек и Новотны тоже приехали в «Рубин» с хорошим русским языком.

— Бауэр?

— Он сам по себе выучил. У него отличные способности к языкам. Это вообще уникальная личность. Очень умный, интеллигентный человек. Раньше был стереотип, что футболисты не самые умные люди. Пока я не пришёл в «Рубин», сам так считал. Когда уже начал работать, понял, насколько там мозги загружаются. Может, не интеллектуальность, а рациональность мышления. А вот в случае с Бауэром как раз можно сказать об интеллекте. Много читал, языками интересовался и в целом разносторонний парень. Вот он, Йорген Ялланд, Эмиль Бергстрём, Бенашур очень толковые парни.

— Общаетесь с ними до сих пор?

— С Бенашуром хорошо дружили, когда он играл в Казани. Сейчас тренирует команду в Румынии. Иногда общаемся с ним. В основном хорошо общался с футболистами моего возраста. Мне сейчас 40, сложно на равных разговаривать с молодым поколением, а тогда часто заводились товарищеские отношения. С Бенашуром у нас была настоящая дружба. Семьями ходили друг к другу в гости. С Ялландом дружил, со Степаном Томасом, Мане, Силлой. С некоторыми, к сожалению, потерял связь. С Томасом, Сибайей, Силлой, Ялландом, Бенашуром общаемся. С недавно ушедшими из команды М'Вила, Лестьенном, Мавингой списываемся. А с Сонгом сейчас нет. Раньше общались.

Артем Журавлев и Максим Лестьенн Фото: rubin-kazan.ru

«ЛЕСТЬЕННА ОДИН РАЗ ВЫГНАЛИ С ТРЕНИРОВКИ»

— Многие легионеры в интервью признаются, что в первое время им очень одиноко в новой стране. В такие периоды переводчик становится единственным другом?

— Да. Переводчик очень много помогает, решает все вопросы, связанные и с понимаем футбола, и с тем, как, например, закупить продуктов в магазине. У людей депрессия начинается, а кто им поможет? Только тот, кто понимает. Особенно это касалось семейных людей, первое время живших в Казани без близких. Они себя плохо чувствовали. Янн М'Вила, к примеру, очень любит свою семью. Первое время после переезда ему было трудно. Конечно, он куда-то выходил, но в основном был замкнут в себе. Когда ему было совсем тяжело, он мог позвонить даже ночью. Просто болтали обо всtм. Но я не могу сказать, что он злоупотреблял моим вниманием.

— А кто злоупотреблял?

— Не скажу, что кто-то совсем лишал меня личной жизни. Те же М'Вила, Сонг, Лестьенн просили много, но для меня это было нетрудно. Могли позвонить из магазина, спросить про продукты. Они часто ко мне обращались.

— Читали последнее интервью Сонга, где он рассказывал о сложностях жизни в Казани?

— Читал. Не совсем все так, как он говорит. Где-то, может, не без помощи журналистов приукрашено. У него не было своей квартиры, он жил на базе. По его словам, он немного прожил в отеле, но на самом деле Сонг там жил несколько месяцев. Как перешел в клуб и до зимний паузы жил в классном номере элитного отеля. Он хотел дом, но там не получилось. Квартиру он не хотел, хотя мы много с ним ездили их смотреть. В итоге год прожил на базе. В интервью он говорил, что страдал депрессией, но я бы так не сказал. Может быть, он просто это скрывал.

Алекс Сонг Фото: «БИЗНЕС Online»

— Чувствовалось, что он играл за «Арсенал» и «Барселону»?

— Мне он показался ровным флегматиком, скромным. Даже и не скажешь, что суперзвезда. Алекс — человек без понтов. Бросалась в глаза только увлеченность соцсетями. Постоянно просил меня сфоткать его для «Инстаграма». Вот это, наверное, была единственная его слабость.

— Лестьенн посложнее?

— Он хороший парень, но слишком зациклен. На сборах к нему за интервью пришли ребята из Rubin TV. Он очень переживал, как будет выглядеть. Его и уговорить было очень трудно, пришлось мне помогать. Ему нужно было отсмотреть снятое, интересовался, как его переведем. Многие не обращают внимание на это, а для него важно, чтобы все было четко.

— В прошлом году в СМИ попала история с разборками российским игроком с франкоговорящими. Что там было?

— Там сильно раздули. Не было такого, что на командном собрании обсуждался их перевод в молодежную команду. Это выдумки, что их хотели убрать из основного состава. Просто состоялся разговор без каких-то выяснений отношений. Был инцидент. Ко мне подошел тренер по физической подготовке Хуан Солья. Ему показалось, что от Лестьенна пахнет. Он меня в сторону отозвал: «Скажи ему, чтобы на тренировку не ходил». Я ему сказал, он ушел. Одну тренировку только пропустил. Потом уже история разошлась, в конце концов, вышла за пределы команды и раздулась.

— Это было при Хави Грасии. Какие у него были требования к переводчикам?

— В плане работы стало сложнее. Но с Грасией в основном работал Артур (Артур Заставниченко — администратор «Рубина», в прошлом испанский переводчик в команде — прим. ред.). Мне приходилось быть рядом с Хуаном. Они делали игроков на две группы. У других я такого не замечал. Обычно тренеры держат игроков вместе, а у Грасии часть футболистов занималась с ним, часть — с тренером по физподготовке. Я как раз был там. В тот сезон я сильно прибавил в испанском. Мне приходилось сразу переводить на русский, французский и иногда английский. Не всегда успевал быстро всем перевести. В такие моменты Солья мог прикрикнуть: «Что так долго? Давай быстрее, громче!»

— Грасия тоже кричал?

— Никогда. Он очень тихий интеллигент. Мог крикнуть на игроков, только чтобы докричаться, но на переводчика или другой персонал клуба — ни разу не видел. Редко таких специалистов встретишь.

Хави Грасия Фото: «БИЗНЕС Online»

— Его мягкость могла стать его проблемой в России?

— Не думаю. Ему просто не дали поработать. Да, была адаптация, но, мне кажется, к концу сезона у него начало получаться. Если бы ему еще дали время, то, я думаю, у него бы получилось. Мне понравился режим работы при нем. В плане разнообразия тренировочного процесса это был самый интересный тренер. У тренеров есть какой-то цикл, а у него одна тренировка не повторяла другую. Они даже разминку чуть ли не каждый день меняли. Игрокам он нравился.

— При нем стали появляться разделения на межнациональные группы.

— Но это никак не сказывалось на тренировках. Конечно, такое было, но за пределами поля. Это неизбежный процесс, были группировки франкоговорящих, испанцы, русские — так везде бывает. Если они уживаются на поле, то ничего страшного нет, если после тренировки они собираются в отдельные группы. Главное, чтобы не было конфликтов. В «Рубине» их не было. При Грасии был только один эпизод, который мы уже обсудили. У команды были претензии к Лестьенну, а Сонг и М'Вила встали на его сторону. Повторюсь, просто поговорили громче обычного, и всё решили с нашей — с Артура в том числе — помощью.

Курбан Бердыев, Алекс Сонг, Артем Журавлёв Фото: rubin-kazan.ru

«БЕРДЫЕВ ПРИЛИЧНО ЗНАЕТ АНГЛИЙСКИЙ, НО В ОСНОВНОМ ТОЛЬКО СЛУШАЕТ, А НЕ ГОВОРИТ»

— У Бердыева какие отношения с языками?

— Английский прилично знает, практически все понимает. Иногда говорит, но в основном только слушает. Часто бывало, что мы общаемся, игрок что-то говорит, и он меня останавливал: «Не надо, не переводи, я все понял». Даже с французским так было. Может, он на интуитивном уровне что-то понимал. Так бывает иногда.

— У него не сразу были такие языковые навыки?

— Насколько я помню, всегда. Но чем больше иностранцев появлялось, тем лучше он стал ориентироваться в языках. Думаю, это интуиция. Все-таки если нужно что-то донести конкретное до игрока, ему нужен переводчик, но сам понимает очень многое. По моим наблюдениям, он лучше всех относится к иностранцам. Великолепный психолог. У него был подход к абсолютно каждому игроку. Очень редко такое было, чтобы он повышал голос на иностранца. Да, если игрок провалил игру, он не будет делать различия между иностранцем и русским — напихает каждому. Но в личных беседах Бердыев предельно внимательный к легионерам, да и вообще ко всем.

— Какой он на тренировках?

— У него есть особенность. Многие тренеры проводят двусторонку и по ее итогам собирают игроков в круг. Он же, если что-то ему не нравится, сразу ее останавливает, подзывает переводчика и объясняет, что не так. Я раньше думал, что все так делают. Наверное, это правильно. Нужно, чтобы человек сразу понял свою ошибку.

— Вы много лет с ним работали практически каждый день. Сразу ощущалось, что это сильный специалист?

— Да. Я его боялся сначала! Такой страх у школьников перед учителями и директором. Вот что-то типа такого было сначала. Но когда один на один с ним остаешься, он другой. Шутит, улыбчивый. А на установке мог напихать, когда иностранец что-то не понял. Боялся, что он мне сделает замечание на людях.

— За что мог предъявить?

— Когда игрок что-то не понимал. Я говорил, что все правильно объяснял. «Значит, неправильно», — слышал в ответ. Не только со мной случалось, а со всеми переводчиками. Иногда такое было, но я понимал, что это не из-за какого-то отношения ко мне, а ради результата. Тренеру он важнее всего.

— Какие пожелания у него к переводчикам?

— Он хотел, чтобы мы учили легионеров языку. Другим было все равно. Бердыев в моей практике — единственный тренер, которому было важно, чтобы люди говорили по-русски. Когда игрок начинал понимать язык, тогда Курбан Бекиевич по-настоящему оценивал работу переводчика. Он мог сказать, что переводчик плохо поработал, если футболист не выучил язык.

Фото: «БИЗНЕС Online»

— Уход Бердыева в 2013-м не испортил настроение в раздевалке?

— Это получилось неожиданно, в команде не ожидали, что именно тогда его снимут. Предпосылки были раньше, но не в тот момент, как мне кажется. Но на настроении в команде уход не сказался.

— После него пришел Билялетдинов. С ним как работалось?

— С ним было сложнее из-за его эмоциональности. Он хотел, чтобы переводчики донесли до игроков не только содержание, но и эмоции. С Бердыевым в этом плане работалось проще. Но тренировки у него были веселые. У него и у Грасии скучно не было на занятиях. На сборах проводили по три тренировки, но он их устраивал в игровом режиме.

«РАНЬШЕ СИЛЬНО СТРАДАЛ, КОГДА НЕ МОГ ПОМОЧЬ С АДАПТАЦИЕЙ ИНОСТРАНЦУ»

— По словам Хабриева, бельгийца Седрика Русселя раздражало в России буквально все.

— С ним пришлось помучиться. У него постоянно были депрессии с первых дней. Человек почти всю карьеру провел в Бельгии, два года отыграл в Англии и сразу приехал в чужую России один, без семьи. Россия его в чем-то шокировала. Ему было сложно понять привычные для нас жизненные процессы. Если бы его карьера проходила во многих чемпионатах, то ему было бы проще. А так он почти нигде за пределами Бельгии не играл. Хотя даже за свою сборную к тому моменту успел выступить.

— Приходилось быть психологом в таких случаях?

— Конечно. Успокаивал людей, с тем же Русселем по много часов разговаривали, пытался помочь ему. Он первое время жил на базе. Как-то позвонил мне и попросил, чтобы я приехал с доктором. Мы с ним разговаривали, ему успокоительное дали, таблетки, вроде успокоился. Потом жена приехала, стало легче, но все равно он не адаптировался. Он не один такой, было достаточно людей, которые не смогли привыкнуть к нашему укладу жизни. Смысл их сейчас вспоминать?

— Для команды плохо, когда много иностранцев?

— Хоть я и заинтересован в большом количестве иностранцев, считаю, что это минус для команды. Они могут понимать друг друга, но менталитет у всех разный. Многое зависит от того, как мы преподнесем информацию. И не все вообще довольны от места, куда приехали.

Фото: «БИЗНЕС Online»

— Чувствовалась ответственность, что не удалось помочь иностранцам, которые оказывались одни в чужой стране?

— Да. Раньше я тяжело переживал, когда видел, как человек страдает. Потом уже проще стал к этому относиться, всем же не угодишь. А в первые годы чувствовал себя виноватым. Случались трудности перевода. Вроде уверен, что правильно донес слова тренера на установке, а игрок понимает немного по-другому. Может, слушал невнимательно. Но все равно виноват переводчик. Причем у всех тренеров, кроме Грасии. Бердыев, Билялетдинов, Чалый — каждый мог эмоционально высказаться.

— Когда от переводчика требуется максимальная концентрация?

— На установках. Там самый синхронный перевод. Тренер говорит без пауз, и ты целой группе из четырех-пяти игроков быстро все объясняешь. Мне часто делали замечания, что я громко перевожу и тренера заглушаю.

— Долго обучались футбольной терминологии?

— В институте этому не учили, поэтому приходилось по ходу изучать. Первое время ошибался немного, но довольно быстро освоил — пришлось. Трех месяцев на первых сборах мне хватило, чтобы вникнуть.

— На суды клуб увозил с собой?

— Подробности не могу говорить, но трижды в Швейцарию с «Рубином» ездили. В Ньоне были в суде УЕФА и один раз в Лозанне в Спортивном арбитражном суде. Скажу так, что приходилось работать с клубом не только на футбольных полях, но и в залах суда.

— Какое отношения к переводчикам в команде?

— На большие командные застолья игроки всегда звали с собой. Ну то есть не было такого, что без тебя не начнем, но звали, всегда были рады увидеть. Случались объединяющие встречи для поднятия командного духа. Капитан подходил и говорил, что ты обязательно нужен будешь, чтобы переводить иностранцам. Чувствовали себя частью общего дела. Мне повезло с коллективом. Во все годы состав был дружный. За 15 лет я даже не могу вспомнить больших конфликтов. Случались частные случаи, как во всех группах людей, но общие впечатления от человеческих отношений в «Рубине» у меня остались самые лучшие.

«ПОСЛЕ УХОДА ИЗ «РУБИНА» ПЕРВЫЕ ПАРУ МЕСЯЦЕВ БЫЛА АПАТИЯ»

— 15 лет на одном месте. Не надоело заниматься примерно одним и тем же делом в одной и той же обстановке?

— В конце уже я чувствовал, что морально пресытился этой работой. Уже тяжело было работать в последние года два. Не было какого-то одного эпизода, эта началось постепенно. Раньше для меня работа была образом жизни, а в последние годы я начал воспринимать свою профессию как работу. Причем это не связано с каким-то тренером или игроками. Не зря говорят, что работу надо менять раз в пять лет. Мне в любом сслучае надо было что-то менять. Просто начал выгорать. Но со спортом я не попрощался — на чемпионате мира поработал, но это другая немного деятельность.

— В какой-нибудь другой клуб уехать не было желания?

— Меня тут все устраивало. Семья и дом в Казани. Даже и не думал поехать в другой клуб, чтобы заниматься тем же самым.

— Как уходили из клуба?

— Совпало несколько факторов. Я сам уже был готов, что буду менять работу, еще иностранцев стало меньше, франкоязычные все ушли, а я в основном с ними работал. Лестьенн, Сонг, М'Вила ушли, Бауэр тоже. Навасу переводчик не нужен, Уремович, думаю, тоже по-русски ориентируется. Единственный, кому он нужен сейчас, — это Чико Флорес. По обоюдному согласию решили разойтись с клубом, но я был к этому готов.

— Обиды не чувствовалось?

— Нет, но почувствовал, что чего-то не хватает. Очень много провел времени с «Рубином», и уже сложилось впечатление, что отняли часть меня. Первые пару месяцев была апатия. Я бы это сравнил с разводом. Там тоже все к этому идет, но, когда уже люди расходятся, чувствуется потеря. Как будто часть себя оставил. С «Рубином» у меня что-то похожее было. Я постоянно интересуюсь, что происходит с клубом, хотя прошло 9 месяцев.

Фото:  rubin-kazan.ru

— Что делали после «Рубина»?

— Меня пригласили работать на чемпионате мира. Работал в отделе соревнований. Мы занимались спортивной частью. Конкретно я работал с судьями: встречал их, сопровождал и провожал. Был для них переводчиком. Для меня работа на этом турнире — невероятный опыт. Такое раз в жизни бывает.

— С кем-то из звезд удалось пообщаться?

— Пересекались с президентом ФИФА Джанни Инфантино. Ни о чем важном не говорили. Просто общими фразами перекидывались. Он же несколько раз к нам приезжал, поэтому я его часто за тот месяц видел. Он стал узнавать меня, спрашивал, как дела. Но не думаю, что он до сих пор меня помнит.

— Сейчас чем занимаетесь?

— Работаю в маркетинговой компании Sellout Sport System. Руководитель международного отдела. От спорта далеко не ушел и языками приходится пользоваться, но там совершенно другая работа. Если «Рубин» и чемпионат мира можно сравнить, то здесь все иначе. Футбол в сравнении с этим — совершенно другая история.

— Интересовались футболом до «Рубина»?

— Вообще, нет. Как и все, мог посмотреть какие-то матчи на чемпионате мира. Правил не знал, а вот в «Рубине» уже стал заядлым болельщиком.

— Солано с годами переквалифицировался в тренера. Не было такого же желания?

— Я в футбол никогда не играл, мне интереснее было работать с языком. Да, есть тренеры-теоретики, но у меня нет таланта. Солано из Латинской Америки, там люди ближе к спорту. На родине играл, в Казани руководил командами. Сейчас я немного разбираюсь в игре. В первое время для меня футбол был иностранным языком, который я не понимал. Только через лет пять появилось понимание игры. Если смотрю игру, особенно вживую, сразу понимаю расстановку, представляю, как тренеры объясняли тактику на фишках. Какая-то профессиональная деформация.

— В футбол хотелось бы вернуться?

— Если бы возможность была, то согласился. Связи за эти годы появились по всему миру! Если «Рубин» сделает предложение — буду думать. В любом случае прямо сейчас бы не пошел.