Дмитрий Средин — начальник управления по работе с крупными компаниями Райффайзенбанка

«ЧАСТНЫЕ БАНКИ С МЕНЬШЕЙ ВЕРОЯТНОСТЬЮ ПОПАДУТ ПОД ВОЗМОЖНЫЕ САНКЦИИ»

— Дмитрий, вы пришли в Райффайзенбанк полтора года назад из Сбербанка и возглавляете управление по работе с крупными компаниями. Примерно в это же время банк объявил о своих планах нарастить долю безрискового бизнеса, не связанного с кредитованием. Она должна превысить 50 процентов общих доходов Райффайзенбанка. Для чего это банку?

— В моем понимании, данная задача должна быть важной для любого финансового института, который хочет расти и развиваться, сохраняя свою финансовую устойчивость, поэтому для нас это одна из приоритетных задач. Даже не в какой-то конкретной перспективе, а в принципе.

— Но можно ли добиться роста в бизнесе, ничем не рискуя?

— Безрисковые продукты — это все, что не связано с кредитами: привлечение депозитов, размещение денежных средств, управление активами, такие инструменты, как зарплатные проекты для сотрудников корпоративных клиентов. Это базовые примеры, где банк не несет кредитных рисков. Еще одно интересное для банка направление — финансовое консультирование по сделкам слияния и поглощения, реструктуризации. К слову, недавно мы были выбраны консультантами «ЮТэйр» по реструктуризации долгового портфеля, которая поможет обеспечить стабильную и бесперебойную работу авиакомпании.

— Какие банковские услуги сейчас наиболее востребованы корпоративным бизнесом? И чем Райффайзенбанк интересен крупным компаниям?

— Мы универсальный банк, у нас имеются все банковские инструменты, которые сегодня есть в мире. Например, более двух лет назад мы запустили факторинговые операции, по которым год от года видим кратный рост. Причем спрос на этот продукт есть не только со стороны крупных компаний — он интересен также малому и среднему бизнесу во всех отраслях экономики. Честно говоря, мы даже не ожидали такой взрывной динамики. Стремительно растет, особенно в 2018 году, бизнес лизинговых операций, несмотря даже на то, что мы придерживаемся избирательного подхода — работаем не со всем спектром оборудования и типами активов.

— По мере ухудшения геополитической ситуации вокруг России многие предприятия, опасаясь санкций, стали ориентироваться на крупнейшие российские госбанки. Не мешает ли это развитию российской «дочки» частного австрийского банка?

— Скорее наоборот. Да, три-четыре года назад крупнейшие российские компании обращались в госбанки. Логика простая. Куда идти, если нужно взять в кредит 30 миллиардов рублей на долгий срок? Конечно, в госбанк. Кроме того, клиенты не проявляли интереса к диверсификации источников финансирования.

В 2017–2018 годах эта парадигма изменилась. Появились риски санкционного характера со стороны Европы и США, секторальные санкции в отношении госбанков — это привело к кардинальным изменениям на банковском рынке России. Новые реалии повлияли на то, как финансовые директора предприятий принимают решения при выборе финансового партнера. Если раньше наличие в кредитном портфеле одного-трех госбанков считалось достаточным, то сейчас они предпочитают иметь среди финансовых партнеров как минимум один частный банк.

— Как они объясняют такое изменение?

— Все просто: частные банки с меньшей вероятностью попадут под возможные санкции, накладывающие определенные ограничения в платежах, выводе средств. Предсказать последствия возможного введения санкций очень сложно, гораздо проще и надежнее диверсифицировать риски, сотрудничая с несколькими банками. Иностранный банк потенциально менее рискованный, чем просто российский частный банк. Отчасти это повлияло на значительный приток депозитов, который мы наблюдали в 2018 году.

Также быстро переориентировался спрос на крупные кредиты — сейчас предпочитают клубные сделки, в которых участвует несколько банков-кредиторов меньшего масштаба. Кстати, в этом году мы закрыли несколько сделок по синдицированному кредитованию, в которых участвовали исключительно западные банки. Причем речь идет о таких фирмах, как, например, Уральская горно-металлургическая компания (УГМК), которые в целом могут работать с любым банком в мире. И мы видим, что этот тренд усиливается.

«ЕСЛИ НАС ЧТО-ТО СМУЩАЕТ, МЫ НИКОГДА НЕ ЗАКРОЕМ НА ЭТО ГЛАЗА»

— В чем ваше отличие от других банков?

— Если говорить о продуктовой линейке, то мы ничем не уступаем конкурентам, но при этом можем себе позволить быть более гибкими. В Райффайзенбанке действует плоская иерархическая структура, поэтому те решения, которые наши конкуренты принимают долго, мы можем принять очень быстро. Например, решение по кредиту для нового и достаточно крупного заемщика мы принимаем в течение нескольких дней.

Райффайзенбанк всегда отличался высоким качеством своего кредитного портфеля. У нас минимальный процент невозвратных кредитов, существенно ниже, чем в среднем по рынку.

— За счет более жестких требований к заемщику?

— Во-первых, мы практикуем консервативный подход к оценке рисков. Во-вторых, мы не гонимся за долей на рынке или «объемными» показателями, наша главная цель — это максимизация доходности на каждый вложенный рубль, доллар или евро.

— То есть вы не гонитесь за валом?

— Наша единственная задача — эффективность бизнеса. Мы имеем возможность выбирать, и если нас что-то смущает, то мы никогда не закроем на это глаза. Нам проще объяснить клиенту, почему мы в данный момент не готовы предоставить ему финансирование, и выразить готовность вернуться к обсуждению, когда ситуация, которая у нас вызывает вопросы, разрешится.

— Статус «дочки» иностранного банка дает вам преимущество с точки зрения более дешевого фондирования?

— Конечно, у нас есть возможность привлекать средства через материнскую структуру, но мы фондируемся на российском рынке. Основная база фондирования для нас — наши клиенты. У нас достаточно собственных средств и источников, чтобы предлагать ставки, которые более чем конкурентны на российском рынке. Иначе у нас не было бы возможности зарабатывать деньги.

«КАРДИНАЛЬНО НАРАСТИЛИ СВОЕ ПРИСУТСТВИЕ В РЕСПУБЛИКЕ, УСИЛИЛИ МЕСТНУЮ КОМАНДУ НОВЫМИ СОТРУДНИКАМИ»

— Есть ли у вас какие-то ограничения по работе с татарстанскими компаниями? Кто-то попал под санкции?

— Ограничений по работе с татарстанскими компаниями нет. Правда, несколько компаний попало в так называемый кремлевский список, опубликованный госдепартаментом США. Но это, по сути, Forbes 100, если говорить о бенефициарах этих фирм.

Татарстан для Райффайзенбанка — очень перспективный регион. Мы стали активнее работать здесь с конца 2017 года — кардинально нарастили свое присутствие в республике, усилили местную команду новыми сотрудниками. Наша штаб-квартира по ПФО расположена в Нижнем Новгороде, но руководители регионального центра Райффайзенбанка часто присутствуют в Казани.

С крупнейшими татарстанскими компаниями у нас сложились очень хорошие отношения, мы их развиваем, увеличиваем кредитные лимиты, и речь идет о весьма значимых суммах. Мы также развиваем отношения с компаниями среднего бизнеса с выручкой от 5 до 50 миллиардов рублей в год. Таких компаний в регионе достаточно много — и мы наблюдаем большой спрос на наши услуги для этого сегмента.

— Можно ли в цифрах описать масштаб вашего бизнеса в Татарстане? Какой кредитный портфель?

— Абсолютными цифрами сможем поделиться по итогам года, но уже сейчас видим, что за 2018 год наш бизнес в Татарстане по объему кредитного портфеля вырастет примерно в четыре раза. В сравнении с другими регионами это выдающийся результат. Только в текущем году мы привлекли 30 новых заемщиков среди крупнейших компаний Татарстана. В разы больше фирм, которые сейчас не кредитуются, но перешли на обслуживание в Райффайзенбанк.

— Банк участвует в каких-то республиканских инвестиционных программах?

— Мы взаимодействуем с руководством республики, но инвестиционных проектов пока нет.

«ИНОСТРАННЫЕ ИНВЕСТОРЫ СМОТРЯТ НЕ НА РИСК КОНКРЕТНОГО ЭМИТЕНТА, А НА НЕКИЙ «РОССИЙСКИЙ РИСК»

— Многие российские банки, в том числе из Татарстана, сейчас предпочитают свободные средства направлять не на увеличение кредитного портфеля, а на покупку ОФЗ. По их мнению, это более выгодно и менее рискованно. А вы как относитесь к такой модели бизнеса?

— Любая модель бизнеса имеет право на существование, если она приносит доход и законна. Мы, конечно, тоже работаем с ОФЗ, но наша модель бизнеса отличается от того, что вы описали. В финансовой отчетности любого банка есть такой показатель, как возвратность на вложенный капитал (ROE). У нас ROE составляет около 30 процентов — это очень высокий уровень по рынку.

— Как бы вы оценили интерес российских заемщиков к выходу на IPO?

— Все планы отложены до лучших времен. Сейчас иностранные инвесторы смотрят не на риск конкретного эмитента, а на некий «российский риск», который, по их мнению, сопровождает любую отечественную компанию. Всех «красят одним цветом», и компаниям, которые выходят на международные рынки, приходится нелегко. Все вопросы потенциальных инвесторов сводятся к политике. В результате они готовы купить акции топовых российских эмитентов с дисконтом в 70 процентов от их справедливой стоимости.

Естественно, это попытка нажиться на ситуации, но мы сейчас находимся не в 90-х годах, когда наши финансисты были недостаточно опытными и образованными в этих вопросах. Я считаю, что сейчас российские финансовые менеджеры — одни из самых лучших в мире, они принимают решения очень взвешенно. Размещаться ради того, чтобы разместиться, желающих нет. Более того, есть обратная тенденция, когда ранее разместившиеся на иностранных биржах российские компании активно уходят с рынка, выкупают свои акции очень дешево, пользуясь тем, что они торгуются с большим дисконтом.

— Какие тогда у российских компаний есть механизмы привлечения денег в бизнес, если не кредит?

— Альтернативный источник — это рынок рублевых облигаций, который в последнее время немного приоткрылся. Но по справедливой цене разместить свои облигации на рынке способны единицы российских эмитентов. Как правило, это крупнейшие российские корпорации. В большинстве случаев облигации второго эшелона выкупают банки – организаторы размещения. По факту это все те же клубные сделки по кредитованию, оформленные через облигацию.

Я думаю, что внутренний рынок откроется после того, как появится больше ясности по новому витку санкций. Внешний рынок ждет той же ясности с санкциями, а также развития событий в торговой войне между США и Китаем.

«ВСЕ УЖЕ ДАВНО АДАПТИРОВАЛИСЬ. НИКТО НЕ СИДИТ В ДОМИКЕ И НЕ ЖДЕТ ХОРОШЕЙ ПОГОДЫ»

— Райффайзенбанк — один из лидеров рынка во внедрении новых цифровых технологий. Так, в конце 2017 года банк организовал на базе технологии блокчейн размещение облигаций «МегаФона». Чем они интересны по сравнению с традиционными технологиями размещения облигаций? Как бы вы оценили их перспективы, насколько они будут востребованы в горизонте двух-трех лет? 

— Год назад это была единичная операция с целью протестировать, как работает технология блокчейн. Мы вместе с «МегаФоном», Московской биржей и депозитарием вложили очень много времени и усилий в то, чтобы эта сделка могла состояться. По ее итогам мы поняли, какие надо сделать доработки, в том числе на уровне самой биржи и депозитария, для того, чтобы такой формат стал мейнстримом размещения. Технология блокчейн позволяет значительно упростить документооборот, сделать процесс размещения облигаций более прозрачным, в том числе в режиме онлайн при смене собственника облигации на вторичном рынке. Это существенно увеличивает безопасность и снижает себестоимость операций для банков, что позитивно отражается и на клиенте.

Я думаю, что в течение двух-трех лет все больше сделок на банковском рынке будет проводиться с использованием технологии распределенных реестров. Но финансовые технологии развиваются настолько стремительно, что строить прогнозы даже на три года вперед уже сложно, все может измениться.

— Интервью выходит в преддверии Нового года. С чем для вас ассоциируется 2018 год?

— Год был насыщен событиями: много крупных сделок, рекордные показатели по прибыли и эффективности. Мы перевыполнили план по росту в корпоративном сегменте на 2018 год. Произошли качественные изменения в команде банка, в региональные центры приходят молодые, в хорошем смысле агрессивные ребята. На 2019 год у нас еще более амбициозные планы.

— Вы общаетесь с руководителями многих российских компаний. Какие у них настроения? Они адаптировались к текущей ситуации?

— Я вижу, что все давно адаптировались. Никто не сидит в домике и не ждет хорошей погоды, все занимаются повышением эффективности своего бизнеса, чтобы обезопасить себя от возможных внешних шоков.