Кафиль Амиров, прокурор Республики Татарстан с 2000 по 2013 год, в ближайшие воскресенье и понедельник может отметить сразу два профессиональных праздника — День работника прокуратуры РФ (12 января) и День российской печати (13 января). Начинавший свой трудовой путь фотокорреспондентом в районной газете, он рассказывает читателям «БИЗНЕС Online» о том, что фотомонтаж мог помешать в те времена колхозу получить тракторы и как в удмуртской глубинке состоялся экзамен по системе Станиславского.
Кафиль Амиров на открытии своей персональной фотовыставки
ПЕРЕШАГНУТЬ ХРУЩЕВСКИЙ БАРЬЕР НЕ ПОМОГАЛА ДАЖЕ ЗОЛОТАЯ МЕДАЛЬ
Жизненный и профессиональный путь каждого человека, наверное, предопределен. Только кому-то судьба одно направление указывает, а кому-то дает право выбора. Был таким правом, видимо, наделен и я, потому как с одинаковой степенью вероятности мог стать и журналистом, и артистом, и служителем закона. Расскажу о том, на перепутье каких дорог я находился, прежде чем стать прокурором Республики Татарстан.
В школьные годы, живя в Удмуртии, я был юнкором (юным корреспондентом). Тесно сотрудничал с районной и молодежной республиканской газетами. И, естественно, мечтал стать журналистом. Но в ту пору, в 1966-м, для поступления на факультет журналистики требовался двухгодичный стаж. В том году было, как известно, два выпускных класса — 11-й и 10-й. Хотели, видимо, разрулить наплыв абитуриентов. Перешагнуть этот барьер не помогала даже золотая медаль.
27 июня мы получили аттестаты зрелости. И через несколько дней я поехал в редакцию районной газеты — уж если набираться жизненного опыта, то, конечно, в журналистской среде. Редакция была восстановлена буквально месяца два назад (старшее поколение помнит, как Хрущев укрупнил районы, создав колхозно-совхозные территориальные управления, а в упраздненных районах, естественно, и редакции газет перестали работать).
ФОТОГРАФИРОВАТЬ НЕ УМЕЮ, В ЖИЗНИ В РУКИ НЕ БРАЛ ФОТОАППАРАТ
Редактор Мария Дмитриевна Ишматова встретила меня доброжелательно. Я объяснил цель своего прихода. К этому времени именно в восстановленной газете уже было опубликовано несколько моих материалов, так что хотя бы заочно она меня знала. Мария Дмитриевна объяснила: «В редакции вакантна только одна должность — фотокорреспондента. Если согласен, то тебя берем».
Я расстроился, сказав, что фотографировать не умею, в жизни в руки не брал фотоаппарат. Она успокоила: умение фотографировать — дело наживное, а пока буду отрабатывать свою зарплату тем, что начну писать. Так, 3 июля 1966 года я стал профессиональным фотографом — пока, правда, только по должности.
В редакции имелось два фотоаппарата — «Зенит-ЗМ» и «Зенит-5». Последний был полуавтоматическим. Мне побоялись выдать сразу в руки эту технику. Заведующий сельскохозяйственным отделом газеты Самсонов дал мне свой видавший виды аппарат «Смена». На лавочке возле дома объяснил, как заправлять пленку, что такое диафрагма, выдержка, чувствительность пленки, как наводить на резкость. Хлопнул меня по плечу — дерзай. А бухгалтер строго-настрого предупредил, что из трех кадров один должен быть опубликован в газете, иначе не станет списывать пленку и фотобумагу.
Моя одноклассница Зоя Тюрикова дала мне книгу «Двадцать восемь уроков фотографии», но с условием, что, как только я научусь снимать, книгу верну. Каюсь, книгу зажал, так как учиться снимать, как я понял в процессе работы, надо всю жизнь. Словом, методом тыка и при помощи Зоиной книги постигал азы фотографии.
«В редакции имелось два фотоаппарата — «Зенит-ЗМ» и «Зенит-5». Мне побоялись выдать сразу в руки эту технику. Заведующий сельскохозяйственным отделом газеты Самсонов дал мне свой видавший виды аппарат «Смена»
МОИМ ИДЕАЛОМ БЫЛ ВАСИЛИЙ ПЕСКОВ
Первое, что я усвоил, это то, что технику, даже сложную, изучить — не самое главное да и не самое сложное. Самое трудное — уметь увидеть: то, мимо чего обычный человек проходит, а фотокорреспондент обязан заметить и запечатлеть. Глядя на снимок, простой человек должен спросить: как же я прошел мимо этой красоты и не заметил?
Конечно, первые фотографии были далеки от профессиональных. И сложности возникали: нужно было приноровиться, установить соответствующую резкость, выдержку, расстояние. Со временем сотрудники редакции стали отмечать интересную композицию и хорошее построение моих снимков. В этом, я думаю, заслуга нашей школьной преподавательницы по рисованию Марии Михайловны Шергиной. Все мои одноклассники вспоминают ее уроки с большой теплотой. Она увлекательно рассказывала нам о картинах, художниках, проводила различные конкурсы. Мы, ученики сельской средней школы, знали содержание Третьяковской галереи и Эрмитажа не хуже, чем москвичи и ленинградцы. Она воспитала в нас художественное чутье. Можете себе представить: из нашего класса сельской общеобразовательной школы вышли четыре профессиональных художника!
Учился я и у старших товарищей — профессиональных фотохудожников из крупных газет, изредка приезжавших в район и, естественно, приходивших к нам в редакцию. Я смотрел, как они работают, какой выбирают ракурс, как строят кадр. Идеалом был специальный корреспондент «Комсомольской правды» Василий Песков. Пытался подражать: писать и иллюстрировать статьи собственными снимками. Хорошую школу дал журнал «Советское фото», который выписывала редакция.
ФОТО КОРОВ-ДОХОДЯГ ДИСКРЕДИТИРУЕТ РАЗВИТИЕ ЖИВОТНОВОДСТВА В РАЙОНЕ
Так потекла моя трудовая жизнь. «Потекла» мягко сказано — побежала. Ни одного дня, ни одного часа не прогулял я на работе. Выполнял все, что было положено по должности. Как на самого молодого, на меня вешали и совсем не мои обязанности. Отрабатывал полностью. Мама мне говорила по поводу таких случаев: «То, что ты сейчас сделаешь, — для меня, а то, что научишься чему-то, — для себя».
Оклад у фотокорреспондента по тем временам был 70 рублей, да 5–10 рублей гонорара, если твои заметки и фото напечатают. Сейчас мне кажется: как жил? Но по тем временам покупательная способность рубля, видимо, была высокой. Достаточно сказать, что уборщица получала 29 рублей. А ведь у нее тоже была семья. Премий практически не давали — не предусмотрено. С первой получки купил конфеты для чаепития маме, а соседке тете Лене Дементьевой — хлопчатобумажные чулки. В сельской местности — вещь необходимая. Тетя Лена еще долго вспоминала про мой подарок.
Не обходилось и без курьезов.
В нашей редакции не было своей машины, которая делала бы клише. Фотографии мы высылали в Ижевск, потом их возвращали. Я внимательно изучал, как обрабатываются снимки, и однажды сам попытался сделать ретушь. Это был большой фоторепортаж с детского утренника, я использовал тушь и бритву. В моем понимании это была ретушь. Однако, когда через некоторое время фотографии вернулись из Ижевска, к ним была прикреплена грозная надпись: «Если не умеете ретушировать — не суйтесь!»
Весной я сделал несколько снимков коров, впервые после зимнего содержания пасущихся на лугу. Назвал снимок «Скот вышел на пастбище». Вечером, после выхода номера, меня вызывает редактор: «Звонил первый секретарь райкома. Обвинил нас в том, что газета создает отрицательное впечатление о развитии животноводства в районе. Виной всему твой снимок. Он мне показывает его и говорит: «Где вы нашли для съемки таких доходяг?“»
Теперь на собственный снимок я посмотрел другими глазами — у коров торчат ребра, они действительно кажутся доходягами. А все дело в том, что по неопытности сфотографировал их навстречу солнцу, образовавшиеся тени еще больше подчеркнули худобу скотины. Закончилось, к счастью, только «внушением».
«Идеалом был специальный корреспондент «Комсомольской правды» Василий Песков. Пытался подражать: писать и иллюстрировать статьи собственными снимками»
КАК ФОТОМОНТАЖ МОЖЕТ СОРВАТЬ ПОСТАВКУ ТРАКТОРОВ
Вспоминается еще один эпизод внимания первого секретаря к моему творчеству. В редакции решили к празднику 1 Мая напечатать репортаж из колхоза Первого мая о начале весенних полевых работ. Литературный сотрудник сельскохозяйственного отдела должен был написать репортаж, а я — сделать снимки. Выехали. В поле — красота: даль проглядывается сквозь легкую дымку, жаворонки заливаются. Два гусеничных трактора тянут по две сеялки. Мы с секретарем партийной организации колхоза стоим на полевой дороге. Тракторы еще далеко, на противоположном краю поля, на фоне начинающего зеленеть леса. Я сделал пробный снимок. Пока разговаривали, тракторы достигли середины поля.
Я сделал еще один снимок. И когда тракторы совсем приблизились, пленку не жалел. Сняли и трактористов, и сеяльщиков. Довольные, мы вернулись в редакцию. Когда стал печатать фотографии, обратил внимание, что они сделаны практически с одной точки и если склеить три снимка, получится хорошая панорама из 6 тракторов. Я так и сделал. Показал редактору, та распорядилась дать снимок внизу первой полосы — он как раз был на ширину страницы. Напечатали. На летучке при обсуждении номера отметили снимок как удачный. Я был горд. Но недолго.
Через недели две меня вызывает к себе в кабинет редактор. Там я увидел председателя колхоза Первое мая. Оказалось, что мой снимок оказал медвежью услугу для этого колхоза. Когда в райкоме партии обсуждали распределение тракторов на следующий год, первый секретарь публично вычеркнул колхоз Первое мая, сказав, что гусеничных тракторов у них достаточное количество. А запротестовавшему было председателю колхоза показал мой снимок: «А это что?»
Напрасно председатель убеждал, что это неправда, что газета, мол, исказила факты и так далее. Он пришел к нам просить справку, что в колхозе только два трактора, а просто фотокорреспондент склеил несколько фотографий одних и тех же машин. Я снова получил нагоняй, а редактор имела весьма неприятный разговор с первым секретарем.
«РАССКАЗ ЦЕПЛЯЕТ ЗА СЕРДЦЕ, ПОХВАЛИТЕ АВТОРА!»
Запомнился еще один газетный материал, у которого был довольно широкий резонанс. Правда, хороший. Получил я задание написать информацию с отчетно-выборного собрания колхозников. Но не хотелось делать отчет скучным, похожим на собрания в других колхозах. Спросил у руководства колхоза, есть ли первые колхозники. Мне назвали фамилию, но добавили, что они зовут ее не по фамилии, а просто Лаврентьевна. Написал о ней, но не отчет, а лирическую зарисовку. Кратко перескажу.
Бабка Лаврентьевна собирается на собрание колхозников. Открыла она свой сундук и задумалась: что же надеть? Убрала пачку писем мужа с фронта. Они лежали наверху. Вот это платье еще в молодости носила. В нем с мужем она была на собрании, когда колхоз организовывали. Первые колхозные будни промелькнули перед глазами. А эту узорчатую шаль муж на свадьбу подарил. В ней его на фронт провожала. Как давно она ее не надевала! Считай, с того самого горького дня, когда похоронку получила. Вспомнились военные годы, тяжело было колхозницам, но работали. Вдруг нестерпимо захотелось шаль на плечи накинуть и на людях показаться. Но что скажут старушки-подружки? «Совсем свихнулась Лаврентьевна, нарядилась на старости лет!» Она бережно свернула мужнин подарок и закрыла сундук, содержимое которого хранило не просто вещи, а память о прожитом. На собрание пошла в повседневном. Описанные обстоятельства не выдуманы, я был свидетелем всей этой процедуры.
Редактору позвонил заведующий организационным отделом райкома партии, который до этого был в этом колхозе председателем и лично знал Лаврентьевну. Сказал: «Цепляет рассказ за сердце, а уж кто знавал саму Лаврентьевну, того и слеза прошибла. Похвалите автора».
Мне было приятно.
ПРИШЛОСЬ В ЗНАК ПРИМИРЕНИЯ ВСЮ ПРЕМИЮ ПУСТИТЬ НА «ОБМЫВАНИЕ»
Так, фотографируя, параллельно и заметки писал. И, видимо, неплохо это у меня получалось, так как однажды я даже стал лауреатом творческого конкурса, который объявила удмуртская республиканская журналистская организация. В тот год отмечали 50-летие Октябрьской революции. Союз журналистов республики объявил конкурс. На редакционной летучке обсуждали, какие материалы на него направить. Коллектив у нас был сильный, достаточно сказать, что работали члены союза писателей, союза журналистов. В те годы в эти союзы по должности не принимали, все они были пишущими людьми, проработали в журналистике много лет. Я многому у них научился. Выдвигали в основном их работы. Мы молча «одобряли».
Неожиданно для меня кто-то из присутствующих предложил направить и мой очерк «Первый мост». По тематике, мол, подходит. Конкурсный материал представлял собой очерк о моем учителе Филиппе Григорьевиче Зубареве, и назывался он «Первый мост». Во время Гражданской войны мой герой строил под Петроградом мост для защиты от Юденича, и командующий подарил ему за отвагу золотые часы. Потом в жизни Филиппа Григорьевича было немало других мостов. В общем, получился теплый, пронизанный лирикой рассказ.
За этот очерк я получил вторую премию союза журналистов Удмуртии. Понимаю, что при принятии решения роль сыграло, наверное, не то, что очерк был добротным в профессиональном смысле (я скромно оцениваю с высоты своего теперешнего возраста его достоинства), а учли именно тему суровых буден Революции и Гражданской войны. Кроме премии, а она была скромной — 30 рублей (хотя по тем временам — целая зарплата технического персонала), я получил один из первых жизненных уроков. Более опытные коллеги, у которых также были на конкурс посланы материалы, но которые не получили у конкурсной комиссии поддержки, надулись. Молод еще, а ему премия! Пришлось в знак примирения всю премию пустить на «обмывание» этого события. Только так удалось восстановить мир. Сейчас все это вспоминается с легкой грустью.
Желание стать журналистом усилилось — оценили мой очерк, значит, что-то могу. Тем не менее журналистом я не стал. Судьба распорядилась по-другому.
«На юбилей газеты «Алнашский колхозник» в 2001 году пригласил и собственного корреспондента газеты «Известия» Бориса Бронштейна. Он написал об этом в одной из статей»
«ГДЕ СЕЙЧАС ВАШ ФОТОКОР? ТОЖЕ УШЕЛ В ПРОКУРОРЫ?»
Работа в редакции была очень плодотворной. Ее всегда вспоминаю с благодарностью. В целом эта работа значительно расширила мой кругозор, обогатила духовно. Она помогла мне в становлении следователем, прокурором. Научила скрупулезно отбирать факты, бережно относиться к слову, владеть не только пером, но и фотоаппаратом. Старшие товарищи научили меня глубже анализировать то, о чем пишешь, понимать жизнь так, как она есть. Не по призывам и лозунгам, а в ее обыденности. Разница большая получается. Исходя из этого, старайся, говорили они, понять характер поступков своих героев — увидишь, что это очень трудно, но без подобного не получится ни одного объективного газетного материала. Научился готовить передачи на радио. Приобрел навыки выступления перед микрофоном. Эти качества, несомненно, мне пригодились.
На юбилей газеты в 2001 году пригласил и собственного корреспондента газеты «Известия» Бориса Бронштейна. Он написал об этом в одной из статей. Привожу отрывок из нее:
«Лет 7 назад газета „Алнашский колхозник“ отмечала свой юбилей и в числе почетных гостей пригласила бывшего фотокорреспондента Кафиля Амирова. А Кафиль Фахразеевич пригласил меня. Поедем, мол, в Удмуртию, в Алнаши, поздравим редакцию.
Вкатились мы в районный центр на красивой прокурорской машине, подъехали к редакции. Районные газетчики, среди которых было несколько пожилых людей, вышли встречать гостей и чуть с крыльца не попадали. Они, конечно, слышали, что фотокор Кафиль окончил юридический факультет, стал следователем, потом районным прокурором… Но чтобы вот так появиться через много лет в голубом мундире с большими звездами на погонах! Прокурор республики! Черт-те что! Пожалуй, выше главного ветеринарного врача будет!
Помнится, посидели мы в редакции, полистали подшивку, узнали, кто сколько вспахал и надоил, сколько в районе случилось свадеб и разводов. С удовлетворением отметили, что есть в газете и криминальная тема: „Пропала корова. Разбирается РОВД“. И тут прокурор Кафиль Амиров, бывший фотокор (а сегодня еще и фотохудожник-пейзажист, о чьих работах пресса пишет: „Фотографии талантливые, тонкие, с проникновением в природу, переносящие зрителя в иной мир, мир духовной красоты“), поинтересовался, почему в „Алнашском колхознике“ почти нет фотоснимков. И ему сказали, что по бедности газета сократила должность фотокорреспондента и работника уволила.
— Где же сейчас этот ваш фотокор? Наверное, уже как минимум стал районным прокурором, — не без оснований предположил я.
— Вряд ли, — ответили мне. — В последнее время на должности фотокора у нас была женщина».
РАЙКОМ КОМСОМОЛА И УГОВОРЫ ПРОКУРОРА
За несколько месяцев до вступительных экзаменов в университет на пленуме райкома комсомола избрали меня заведующим организационным отделом райкома комсомола. Я долго не давал согласие. Отговаривался, что у меня нет высшего образования, что все равно в этом году буду поступать в вуз, зачем же на несколько месяцев назначать. Первый секретарь райкома комсомола Киселев убеждал меня: «Район наш сельский, кадров, видишь, нет. А сейчас начнется отчетно-выборная кампания в первичных организациях. Не можем же мы пустить ее на самотек. Ты знаешь район, людей. Сколько проработаешь — столько проработаешь».
Согласился. И не пожалел. Во-первых, приобрел дополнительные навыки — организаторские, они мне в будущем пригодились. Во-вторых, выбор моей дальнейшей профессии состоялся именно на этой должности. О комсомольских буднях рассказывать не буду. Это тема отдельного разговора. Остановлюсь только на том, как меня убедили стать юристом.
В обязанности заведующего организационным отделом райкома входило изучение кандидатов на новые должности, претендентов на комсомольские путевки на стройки, в вузы. И вот приходят в райком молодые ребята за комсомольскими рекомендациями для поступления в юридический институт. По направлению прокурора района. Прокурор в нашем районе в моем представлении был очень важный человек. Когда он представлялся, всегда называл свой классный чин — юрист первого класса. Думаю: ну раз первого класса, то это подлинный профессионал своего дела. Лишь в институте я уяснил, что этот классный чин соответствует званию… капитана. Но тогда!
Прокурор, узнав, что у меня нет высшего образования, стал усиленно агитировать в юридический институт: «Знаешь, юристами были такие выдающиеся люди, как… — и начинает перечислять. — Став юристом, зная законы, журналистом работать будет легче. Ведь, как я понимаю, если умеешь писать, то это от бога, никакой университет этому не научит. Пиши сколько душе угодно. На факультете журналистики учат только запятые расставлять. Будучи юристом, такие темы будешь находить! А люди какие тебе встретятся, душу станут перед тобой открывать, — и он продолжал настаивать. Потом, видимо, ради объективности оговорился. — Если, конечно, будет время…»
В конце концов я сдался, посчитав, что он прав. Мои документы с неизменной комсомольской путевкой ушли в Ижевск. Потом я узнал, что каждую кандидатуру изучали и одобряли еще и в обкоме партии. Это для меня была уже заоблачная высота. Объяснялось, оказывается, просто: юридическое образование надо дать таким парням и девушкам, которые не запятнаны нарушениями закона, чтобы после окончания учебы они могли работать в любом из правоохранительных органов. Вот какой подбор был. Кстати, не мешало бы кое-что из этой процедуры перенять сейчас, не было бы впоследствии кадровых ошибок. Правда, обкома партии нет…
Словом, стал готовиться к вступительным экзаменам в юридический вуз. В отличие от факультета журналистики, где первым сдавали экзамен по русскому языку и литературе (сочинение), на юридическом была история.
Однако после этого произошел случай, не написать о котором не могу. Моя судьба могла быть иной.
Кафиль Амиров сегодня еще и фотохудожник-пейзажист, о чьих работах пресса пишет: «Фотографии талантливые, тонкие, с проникновением в природу, переносящие зрителя в иной мир, мир духовной красоты»
«В ТЕАТРЕ СТОРОННИКОВ БАХУСА И ТАК МНОГО, ЗАЧЕМ УВЕЛИЧИВАТЬ ИХ ЧИСЛО!»
Еще зимой 1968 года по радио, телевидению республики сообщили, что набирают целевую группу абитуриентов для учебы в одном из московских театральных вузов и последующей работы в труппе Удмуртского драматического театра. Девушек набрали сразу. А вот с парнями получилась заминка. Решили объездить районы и на месте подобрать кандидатов. Выездная конкурсная комиссия заглянула в наш сугубо национальный Алнашский район.
По звонку из обкома комсомола мы пригласили в райцентр парней — участников художественной самодеятельности.
В доме культуры, расположенном рядом с райкомом комсомола, идет просмотр. Наступило время обеда. Мы решили пригласить приехавших в столовую. Зашли. Главный режиссер театра и сопровождающие его сотрудники сидят хмурые, так как талантов в наших краях не обнаружили. Нет, они были, но по разным причинам не подходили. Мне запомнилось, как режиссер забраковал одного молодого человека, приехавшего на смотр после вчерашнего обильного застолья: «В театре сторонников Бахуса и так много, зачем мы будем увеличивать их число!» Мы, райкомовские ребята, пытаемся развеселить как-то гостей, анекдоты травим. Вдруг они обращают внимание на меня: «Давайте вас попробуем. Никогда о театральной карьере не мечтали?»
Стал отнекиваться. Во-первых, по национальности я татарин, а труппа-то — удмуртская. Во-вторых, артистом никогда быть не мечтал, играл только в школьной художественной самодеятельности и сейчас в юридический институт поступать готовлюсь.
«Ну одно другому не мешает», — сказал председатель комиссии и предложил мне почитать стихи.
Поэзию люблю, однако, честно говоря, специально стихов не заучивал. А у нас только что прошел «Голубой огонек», на котором я читал, как сейчас помню, стихотворение «Рыжая». Вот и здесь его с большим «выражением» продекламировал, нажимая на слово «рыжая». Члены комиссии смеялись, как будто я им юмореску рассказал.
ИСПЫТАНИЕ АКТЕРСКИМ МАСТЕРСТВОМ
Потом три этюда на заданную тему сыграл.
«Вот вы сидите за столом, пишете. Вдруг через окно в комнату влетает камень. Ваши действия?»
Я изобразил, что сижу за столом, грызу ручку, добывая умные мысли. Потом срываюсь с места (предполагалось, что камень влетел) и подбегаю к окну. Смотрю то в одну, то в другую сторону: кто же бросил?
«Нет, не достоверно. Как бы сказал Станиславский: „Не верю“. Прежде чем бежать к окну, ты должен узнать, что же влетело. А потом уж смотреть, кто кинул этот предмет. Снова ваше место за столом. Пишете что-то. Вдруг слышите, что капает вода из батареи. Ваши действия?»
Я вновь сел за стол. Пишу. Будто бы слышу звук капель. Остановился, прислушался. Я теперь ученый, как-никак урок по методике Станиславского получил — и не побежал к батарее. Продолжаю писать. Но назойливое капание отвлекает. Обернулся, посмотрел на батарею. Снова пишу. Недовольный капанием останавливаю свою работу, кладу ручку и подхожу к батарее. Просунул вниз пальцы, потрогал. Потом посмотрел на пальцы. Да, капает из батареи. Что делать, я же не слесарь-сантехник, вновь сел писать. Достал меня этот звук, теперь уже бросаю недовольно ручку на стол, подхожу к батарее. Под нею лужица. Демонстрирую, что она заметных размеров. И вдруг на подоконнике увидел полулитровую стеклянную банку, в которую работники дома культуры ставили полевые цветы. Они уже засохли. Беру банку, критически осматриваю состояние букета, вынимаю цветы, кладу их на подоконник, а банку ставлю на пол под батарею. Сажусь за стол. Оглядываюсь, остаюсь довольным своей работой, продолжаю писать.
Режиссер захлопал в ладоши: «Браво. Артист должен не слепо повторять то, что ему предлагает режиссер, а по ходу проникновения в роль вносить что-то свое. У вас, молодой человек, это получилось».
«НЕ СТАНЕШЬ ЮРИСТОМ — БУДЕШЬ АРТИСТОМ»
Меня от гордости стало распирать. Надо же, сам главный похвалил. За всей данной процедурой внимательно наблюдали наши райкомовские. Для них это был бесплатный концерт.
«Давай еще одну сценку с тобой разыграем. Ты приехал к бабушке в деревню. Знаешь, что она сметану в кринке хранит в погребе. Тебе хочется сметанки. Как поступишь?»
Я стал изображать, как, таясь и оглядываясь, подбираюсь к двери погреба. Тихонько, чтобы не скрипнула, открываю ее. Захожу. Открываю крышку кринки и осторожно одним пальцем пробую сметану. Затем замазываю, чтобы не было видно, что кто-то пробовал. Прислушиваюсь. Все спокойно. Более уверенно несколькими пальцами беру сметану. Замазываю. Вкусно. Еще залажу в горшочек. И делаю удивленное лицо — замазывать уже нечего, кринка пуста.
Народ хохочет.
Режиссер расспросил меня. Узнав, что у меня золотая медаль, что я, кроме русского, владею татарским и удмуртским языками, пришел в восторг. Мы поговорили с ним по-удмуртски. Остался доволен.
«Все, — говорит режиссер, — я вас могу поздравить, вы студент». Выслушав о моих намерениях поступать в юридический, он заметил: «Знаешь, парень, жизнь по-всякому может повернуть. Возьмут ли на юридический, еще бабушка надвое сказала, а ко мне ты уже поступил. Вот тебе мои координаты, в случае чего позвони. Не станешь юристом — будешь артистом. Это я тебе гарантирую».
Как не стал журналистом, так и артистом тоже.
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 42
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.