«Если татары не будут пить, мы не станем показывать это на татарской сцене»

Ильгиз Зайниев (слева): «Вместе с театром мы должны придумать новую форму существования» Фото: «БИЗНЕС Online»

«АКТЕРЫ ПОНЯЛИ, ЧТО ОНИ МОГУТ МОНТИРОВАТЬ ВИДЕО»

— Ильгиз Газинурович, вы только стали полноценным руководителем театра «Экият», как нагрянул коронавирус. Не пожалели, что взяли на себя художественное руководство целым учреждением, подразумевающее и решение многочисленных хозяйственных вопросов?

— Конечно, нет. Да, задумываешься о том, что только начал работать, а полноценно не получается. Но мне кажется, что вместе с театром мы должны придумать новую форму существования. Конечно, зарплаты пострадали — чуть ли не 80 процентов заработка от спектаклей уходит на зарплату. Мы пытаемся сэкономить и за счет средств, которые были в запасе, сформировать дополнительные выплаты.

— А чем сейчас живет театр?

— На данный момент мы в отпуске. Во время самоизоляции сидели дома, а театр перешел на онлайн-режим. У нас появились новые рубрики, все внимание было обращено на «Инстаграм». Конечно, есть и другие соцсети, но сейчас все сидят в «Инстаграме». Мы стабильно создавали там контент — по вечерам артисты в прямом эфире читали сказки на татарском и русском языках, каждый день выкладывали аудиосказки на ночь, проводили зарядки, пробовали снимать мини-сериалы. Всего выложили более 150 постов.

— Насколько была востребована работа в онлайне?

— Охват с каждым днем увеличивался, как и отклик зрителей. Мы стали работать в онлайне в апреле, в мае уже был спад — не только у нас, но и во всех театрах. Начались майские праздники, стояла хорошая погода, ослабили самоизоляцию, да и в целом люди устали от соцсетей и интернета. Но в итоге наша аудитория прибавилась на несколько тысяч подписчиков, а охват в течение апреля рос с каждым днем.

Также мы бесплатно выложили на YouTube архивные спектакли. К сожалению, в театре до сегодняшнего дня не было хороших записей постановок и нам нечего было продавать. Как можно продать съемку на одну любительскую камеру? На сайте тоже отсутствовала возможность продажи. Поэтому за время самоизоляции мы переделали сайт и, когда с 12 мая все вышли на работу, отсняли некоторое количество спектаклей. Сейчас они монтируются. Если карантин будет продолжаться, мы сможем продавать показы.

«Мы нашли в себе новые таланты — актеры поняли, что они могут монтировать видео, вести блоги. Осознали, что зрителю это интересно — даже онлайн-читка сказок» Фото: «БИЗНЕС Online»

— После выхода из карантина вы продолжите работу над онлайн-проектами?

— Конечно. Мы нашли в себе новые таланты — актеры поняли, что они могут монтировать видео, вести блоги. Осознали, что зрителю это интересно — даже онлайн-читка сказок. Мы многому научились и не собираемся все растерять, поэтому работа будет продолжаться.

— Как вы думаете, когда театр вновь сможет принять зрителей? Ирада Аюпова говорила об июле — августе…

— Ирада Хафизяновна периодически нас собирает на онлайн-совещания. Исходя из актуальных прогнозов, министерство культуры постоянно разрабатывает новые стратегии наших дальнейших действий, и мы их обсуждаем. Мы должны быть готовы к разным видам развития сценария. Как только контролирующие органы разрешат и в какой форме нам дадут возможность, в такой и станем играть.

«МЫ БУДЕМ ВСЕ ЖЕ ДВИГАТЬСЯ В СТОРОНУ ТЕХНИЧЕСКИ СЛОЖНЫХ ВЕЩЕЙ»

— Нет ли уже сейчас мыслей, что после пандемии вам придется менять свои планы относительно «Экията»? Речь даже не о конкретных спектаклях, а о том, что театр должен будет подстраиваться под социальную реальность. Например, придется ли делать больше развлекательных постановок, чтобы выводить публику из депрессии?

— Специфика детского театра — развлекая, воспитывать — останется такой же. Каждый спектакль — праздник для ребенка, и при этом он должен чему-то научиться, сам того не осознавая. Если мы будем учить его в назидательном тоне, он не будет смотреть такой спектакль. Это не драматический театр, где можно ставить тяжелые драмы, трагедии или комедии. Конечно, постановки для взрослых — отдельная история. У нас есть планы и обязательства — мы начали репетировать пять спектаклей и продолжим над ними работу, потому что нам выделили на это грант и подобное необходимо для репертуара театра.

— Вы действительно хотите из театра кукол сделать серьезный взрослый театр, куда, скажем, люди вечером бы приходили так же, как в Камаловский или Качаловский? Думаете, это возможно, все-таки наша аудитория достаточно консервативна?

— Мы только начали это делать, но уже видим, что подобное реально. Спектакль «Альфия» шел почти год — с октября по март. И на него приходили люди, которые впервые переступили порог театра, — взрослые, пожилые, поклонники творчества Альфии Авзаловой. Конечно, большинство зрителей удивлялись, что такой формат возможен в театре кукол, что он может быть интересен и взрослой аудитории. После этого мы выпустили спектакль ко Дню Победы «Самовары» (автор и режиссер — Рафаэль Тагиров). Правда, мы успели его сыграть только 2–3 раза, но он тоже вызвал отклики. На него пришли и очень маленькие зрители и сидели, не шелохнувшись, а взрослые плакали. Так что это вполне реально.

Сегодняшний зритель более открыт новому. Тем более после карантина у людей поменяется мышление, они поймут, что надо двигаться, пока есть возможность. Конечно, надеемся, что придут зрители, мы не можем жить без этой надежды. Но ситуация может сложиться по-разному — например, у них просто не будет денег на билеты. Или, наоборот, они потратят последние средства на театр, чтобы получить духовную пищу. Но даже в очень тяжелые времена, во время войны, театр работал, и я думаю, что в такой период народ больше тянется к искусству, чтобы вспомнить о вечных ценностях и о том, что определяет нас как людей.

— У вас есть какие-то идеи по взрослым спектаклям, какие темы вы хотели бы поднять на сцене кукольного театра?

— Поскольку эта тема только развивается, в театре пока четыре спектакля, которые могут смотреть и взрослые. Они обозначены как «для семейного просмотра» — «Ночь перед Рождеством», «Ханума», «Альфия» и «Самовары». Конечно, есть много материала, который хотелось бы поставить. Главное, не переборщить и сохранить баланс между детскими и взрослыми спектаклями. Но тема взрослых спектаклей — пока непаханое поле для нашего театра.

В театре кукол можно поставить абсолютно разный материал, но я думаю, что мы будем все же двигаться в сторону технически сложных вещей, которые не могут поставить драматические театры. Нам нужно улететь — мы улетим. Нам необходим космический корабль — его сделаем. Законы физики в нашем театре не работают, в этом плане мы свободны. Поэтому возьмемся за материал, который, как мы считаем, зритель хотел бы увидеть, но драматический театр в Казани не может его предоставить. Если делать спектакль про Альфию Авзалову, нужно найти актрису, которая бы пела и выглядела, как она. Это очень сложная задача. А в театре кукол мы данный вопрос решили.

— А есть ли какие-то табуированные темы для театра кукол?

— В интервью главного режиссера Театра кукол им. Образцова Бориса Константинова прозвучала фраза, что в театре кукол возможно все, главное, понять — зачем. Для каждой пьесы этот вопрос решается по-своему. Можно поставить и Шекспира, и Чехова, но нужно понимать: необходимо ли это театру?

«Мы никак не лишаем детей того объема спектаклей, к которому они привыкли, а играем плюсом, так что детских спектаклей меньше не становится» Фото: «БИЗНЕС Online»

«МЫ станем ИГРАТЬ ТАТАРСКИЕ СПЕКТАКЛИ, ЕСЛИ И один ЧЕЛОВЕК БУДЕТ СИДЕТЬ В ЗАЛЕ»

— А не боитесь, что Зайниев станет делать серьезные спектакли, получать «Золотые маски», а привычная детско-школьная публика ходить перестанет и исчезнет тот ажиотаж, когда приходится покупать билеты за месяцы вперед?

— Мы играем детские спектакли днем, а вечера у нас свободны. Мы никак не лишаем детей того объема спектаклей, к которому они привыкли, а играем плюсом, так что детских постановок меньше не становится. А что касается фестивалей, это не самоцель.

— Актеры и в целом работники театра поддерживают вас в стремлении изменить лицо «Экията»? Ведь многим наверняка комфортно работать в детском репертуаре.

— Пока никто не возражал. По крайней мере, мне нравится с ними работать, и я надеюсь, что им тоже. У нас абсолютно живые, хорошие артисты, и, наоборот, они с удовольствием берутся за что-то новое. Они соскучились по взрослому материалу. И до моего прихода было два спектакля для взрослых, так что труппа абсолютно готова к экспериментам. Они открывают что-то новое в себе, и я что-то иное открываю. Пока нам работать крайне интересно. Актеров всегда тянет к новому, интересному. Получится или нет — это другой разговор. Если ты закрыт, то происходит остановка в развитии, стагнация. Как учил нас Фарид Рафкатович [Бикчантаев], артист должен быть словно с содранной кожей — остро реагировать на все, что вокруг происходит. А в мире столько всего интересного! Мы не можем существовать отдельно от него.

— Многолетний директор «Экията» Роза Яппарова всегда объясняла, что в театре не так востребованы спектакли на татарском языке, поэтому их показывают не так часто и в малом зале. Возможно ли как-то изменить ситуацию?

— Каждый день проблема языка становится все острее. Дети в семьях, где родители не разговаривают по-татарски, автоматически не знают его. И у нас доля русскоязычного зрителя выше, чем татароязычного. Но мы станем играть татарские спектакли, если и один человек будет сидеть в зале. Мы пойдем широко в плане репертуара, начнем искать новые формы существования татарского спектакля, чтобы его отличал только язык и он был абсолютно конкурентоспособен и интересен зрителю. Мы будем работать над качеством. Сейчас планируем выпустить больше спектаклей на татарском, чем обычно.

— В этом году у вас прошла лаборатория «Экият.LAB». Каковы ваши дальнейшие планы по лабораториям?

— До моего прихода был объявлен конкурс драматургии, и пьесу-победительницу мы начнем сейчас ставить. К сожалению, премьеры спектаклей по эскизам, созданным на лаборатории, немного сдвигаются. Конечно, мы хотим сделать лабораторию ежегодной, но это зависит от финансирования. В дальнейшем раз в год или в два мы станем проводить лабораторию — возможно, она будет посвящена новой пьесе. Нам хочется делать что-то иное, злободневное для нашего театра. Что нам нужнее — новые пьесы, режиссеры, художники? От этого и будет зависит тема лаборатории.

Также мы начали развивать направление беби-театра и выпустили один спектакль. В планах — создать еще. Мы хотим охватить всю аудиторию — от самых маленьких до самых взрослых.

У нас есть актеры, которые давно мечтали поставить спектакли, и я хочу, чтобы они попробовали и оценили свои силы. Это Дилюс Хузяхметов, Айвар Гимаев — у него будет уже вторая работа, у Евгении Кладовой подобное тоже станет уже вторым опытом. Я очень приветствую — это развивает их как актеров, они понимают разность актерского и режиссерского мышления. Чем черт не шутит, может, они превратятся в режиссеров. Также мы сейчас ведем переговоры с режиссерами из топ-5 ведущих постановщиков театра кукол. Пока договорились с трижды лауреатом «Золотой маски» Евгением Ибрагимовым на 2021 год. Если у него не поменяются планы, он поставит у нас спектакль.

«Как учил нас Фарид Рафкатович, артист должен быть словно с содранной кожей — остро реагировать на все, что вокруг происходит. А в мире столько всего интересного» Фото: «БИЗНЕС Online»

«ДРАМАТИЧЕСКИЙ ТЕАТР С КАЖДЫМ ДНЕМ ВЫЗЫВАЕТ У МЕНЯ ВСЕ БОЛЬШЕ ВОПРОСОВ»

— Когда вас позвали в «Экият», вы сразу согласились, понимали, что уже готовы к такой работе? Ходили разговоры, что вы можете стать главным режиссером Тинчуринского театра, а сейчас и русский ТЮЗ остался без главрежа.

— Работу с Тинчуринским театром я не рассматривал, потому что там был главный режиссер. А в «куклах» уходил на пенсию Ильдус Зиннуров, и нужна была замена. Это совпало с моментом, когда я должен был немного поменять свою жизнь, потому что, если долгое время находиться на одном месте, происходит застой. Я до того уже делал два спектакля для театра кукол, мы даже успели съездить на «Золотую маску» с театром кукол Набережных Челнов. И я полюбил это направление театра. У меня не было рефлексии о том, что я что-то теряю. К тому же продолжаю сотрудничать с драматическими театрами, хоть и реже.

— А за что вы полюбили театр кукол?

— Мне понравилось, что здесь ничто не ограничивает мою фантазию. К тому же драматический театр с каждым днем вызывает у меня все больше вопросов. Мои представления о театре и современные представления о театре немного отличаются. Подобное сложно объяснить, возможно, это даже больше претензия ко мне самому в драматическом театре. То, что интересно мне, не захватывает других.

— Но при этом ваши спектакли — «Мэхэббэт ФМ» и «Бию пэрие» — стали самыми кассовыми в Камаловском театре…

— Успех этих спектаклей в профессиональном сообществе часто списывается на плохой вкус зрителя. Как сказал один композитор, получая музыкальную премию: «Извините, что я пишу музыку, которая нравится миллионам». Я никогда не хочу кому-то понравиться или не понравиться. Мои действия не руководствуются этим. Конечно, всем хочется, чтобы их поняли. Когда я ставлю спектакль, стараюсь делать его таким, чтоб мне нравилось. Чтобы я сам смотрел и мне это нравилось. Не могу залезть к каждому зрителю Камаловского театра в голову и узнать, чего он хочет. И это не моя задача. У меня есть какие-то мысли и переживания, и я делюсь ими как драматург или режиссер, выстраиваю спектакль так, чтобы меня поняли. Когда смотрю свой спектакль и понимаю, что у меня получилось донести данную мысль, я выбрал для этого правильные средства, тогда мне нравится. И если я так честно работаю, то, наверное, найдутся люди, у которых возникнут какие-то мысли или эмоции от увиденного.

— Также вы поставили в Камаловском пока не вышедший «Эйленем.тат» / «Женюсь.тат». Не загадываете, какая судьба ждет этот спектакль?

— Да, репетиции идут. Пока они приостановлены. Я могу только предполагать. Это будет злой, немножко сердитый спектакль. Я не знаю, как люди отреагируют на вещи, которые говорят им прямым текстом. Действие происходит в редакции, и там будут подняты разные темы, как рубрики в газете, — погода, анекдоты, политика, культура. Я пытаюсь понять, что делаю, как живу, как живут другие. Сейчас проблема в том, что спектакль не успел выйти до карантина. А если мы пишем современную пьесу, там должны иметься актуальные темы. И если спектакль выйдет сейчас, там не будет ничего про коронавирус. Если дописывать часть про карантин, все поменяется, к тому же мы еще не знаем, чем он закончится. В этом сложность работы с современными пьесами. Но я всегда, когда создаю текст, переписываю его до дня премьеры. Если у меня есть возможность улучшить его, делаю это.

«Я надеюсь, что мы все поймем, что театр ничто не заменит — никакая трансляция, никакая видеозапись, что это совсем другое» Фото: «БИЗНЕС Online»

«СЕГОДНЯ ТЕАТР — ЭТО НЕПОНЯТНАЯ СУБСТАНЦИЯ, КОТОРАЯ ЗАНИМАЕТСЯ ВСЕМ ПОДРЯД»

— Как станет меняться театр после пандемии? Будет ли всеобщая диджитализация театрального процесса, еще какие-то изменения?

— Лично я за время самоизоляции устал от онлайна, экранов. Надеюсь, что зритель тоже от этого утомился и просто захочет прийти в театр и смотреть наши спектакли живьем. Я рассчитываю, что мы все поймем, что театр ничто не заменит — никакая трансляция, видеозапись, что это совсем другое. И еще очень надеюсь, что театр наконец-то будет заниматься постановками. Сегодня театр не равно спектакль. Это непонятная субстанция, которая занимается всем подряд — даже теми вещами, которые должны делать другие организации, — но только не постановкой. Мне кажется, первое, что должен делать театр, — ставить спектакль.

— Вы ждете, что нынешняя пандемия как-то спровоцирует художников на гениальные произведения? Нет ли у вас планов написать пьесу о коронавирусе?

— Конечно, литература и искусство не обойдут эту тему. И у меня возникла пара сюжетов, где описываются жизненные ситуации, которые возникли на фоне данного события. Буду ли я это писать или нет, не знаю, но такие мысли возникли. Думаю, у других литераторов и художников тоже.

— А вы, как художник, считаете, что мы живем в интересные времена?

— Если бы мог выбирать, я бы не жил в это время. Но у меня нет такой возможности. Если мы родились здесь и сейчас, значит, мы нужны в этом времени. Пока не знаю, с чем будет ассоциироваться наше время. Да и само понятие «наше время» звучит странно — все постоянно меняется. Раньше жанры в театре или литературе развивались по 100 лет, потом по 10, а сейчас, дай бог, один-два сезона продлятся. Все так быстро меняется, что не успевает наполняться содержанием. Придумали яркую внешнюю форму, развить до совершенства не успели и бросили, схватили что-то другое. Мы не останавливаемся, не успеваем подумать. Пришла мысль — записываем ее в «Фейсбуке» или «Инстаграме». А раньше люди записывали в дневник, выстраивали ее, думали, все ли понятно, все ли так, как они хотели сказать, чтобы потом не пришлось извиняться, как сейчас часто бывает. Такие умнейшие люди, как Толстой, Чехов, подбирали фразы, слова, формы, работали над этим часами, месяцами, годами. А сейчас каждый умнее Чехова и может на лету написать ту мысль, которую имел в виду. И потом возникает проблема — недопоняли.

А чем интересно наше время? Тем, что можно разъезжать по всему миру? Что он везде одинаковый? Ты даже не знаешь, что привезти из другой страны, потому что-то же самое продается у тебя на рынке и сделано в Китае. Чем это интересно? Или тем, что я могу общаться со всем миром, но не спросить у соседей, как у них дела, не дорожить подобным? Наблюдать за этим со стороны, может быть, интересно, а участвовать — нет.

Мы не остановимся, даже пандемия не прекратила это движение. После карантина люди в первую очередь побежали ногти делать. Мне кажется, что прогресс сработал против нас. Чтобы быть популярным, надо быть фриком. Сейчас ты не можешь искренне и без стеба сказать со сцены: «Я тебя люблю». Нужно обязательно это высмеять, иначе будет слишком лирично. Надо подвергнуть сомнению ценность такой фразы.

— Получается, и театр не может остановить эту гонку?

— Нельзя вынуть театр из общества. Я всегда удивляюсь, когда ты что-то показываешь со сцены, а люди возмущаются: «Это нельзя показывать». Не живите так, и мы не будем! Водку нельзя показывать — не пейте! Если татары не будут пить, мы не станем показывать это на татарской сцене. Мы против того, чтобы дети видели водку на сцене, но не против, чтобы они видели ее дома, на витрине магазина. Во всем нужна мера. Наркотики, алкоголь, курение не должны пропагандироваться. Но как показать, что это плохо, если не через образ алкаша или человека, умирающего от наркотиков? Мы не научим ребенка, что курить плохо, с помощью назиданий. Мы не сочиняем, не пишем про инопланетян. Я смотрю в окно, вижу, как люди живут, и рассказываю об этом со сцены. Театр живет так же, как общество.