Все чаще и настойчивее в последнее время говорят о второй волне коронавируса. А где вторая — там и третья. Похоже, что COVID-19 останется с нами надолго Все чаще и настойчивее в последнее время говорят о второй волне коронавируса. А где вторая, там и третья. Похоже, что COVID-19 останется с нами надолго Фото: «БИЗНЕС Online»

ПЕРЕПРОШИВКА МИРА ИДЕТ ПОЛНЫМ ХОДОМ

Все чаще и настойчивее в последнее время говорят о второй волне коронавируса. А где вторая, там и третья. Похоже, что COVID-19 останется с нами надолго. Мы можем бесконечно спорить о том, что стоит за пандемией. Действительно ли так страшен черт, как его малюют? Откуда взялось это гигантское медиацунами, снесшее экономику планеты: образовалось ли спонтанно или вследствие тайного сговора глобальных элит, целенаправленно раздувавших из мухи слона? И из мухи ли? Все эти досужие разговоры вполне украсят старые добрые посиделки на кухне, но малополезны в практическом смысле.

В современном информационном обществе, как известно, хвост виляет собакой, а не наоборот. Важна не истина, а ее общепринятая интерпретация и последствия. По поводу 11 сентября 2001 года тоже вот уже почти два десятилетия не угасают споры, но рядовому обывателю, вынужденному каждый день проходить через металлоискатель в детском саду своего ребенка, не так уж принципиально, кто разрушил нью-йоркские небоскребы — американские спецслужбы или «исламские» террористы. Его волнует скорее другое: террор из печального инструмента чьей-то далекой политической борьбы превратился в постоянно действующий фактор общественный жизни и уже в этой реинкарнации вторгся в повседневность каждого, во многих аспектах изменив ее навсегда. Пандемии случались и раньше, но ковид смог изрыгнуть в наше коллективное бытие абсолютно новую фундаментальную категорию социальной дистанции. Она и стала той архимедовой точкой опоры, которая перевернула мир.

Любопытно, что глобальные СМИ начали активно (если не сказать судорожно) искать эту самую точку опоры еще до начала пандемии. Так возник феномен внезапно вспыхнувшей на мировом небосклоне экоактивизма звезды Греты Тунберг, задавшейся целью сократить количество вредных выбросов в атмосферу. Медиа, напомню, в частности, охотно освещали, как шведская школьница, вместо того чтобы воспользоваться самолетом, переплыла Атлантический океан на парусной яхте с солнечными батареями, чтобы 23 сентября выступить в Нью-Йорке на саммите ООН по изменению климата. У многих чудаковатые заявление и действия этой девочки вызывали тогда скептическую улыбку. Однако, как говорится, смеется тот, кто смеется последним. Будто услышав ее настойчивый призыв, уже в декабре 2019 года на информационную авансцену мира выходит COVID-19. С его появлением на самолетах, как и хотела Тунберг, перестали летать почти все. Занятное совпадение. Так и хочется вспомнить народную поговорку: «Не мытьем, так катаньем».

Как бы там ни было, перепрошивка мира идет полным ходом. Онлайн активно теснит офлайн. И эти изменения касаются не только бизнеса. Фактор социальной дистанции давит и на другие сферы жизни человека, в том числе и на религию. Хотим мы того или нет, но коронавирус требует от нас новой этики. Этики дистанцированного человека.

КУЛЬТУРА ЧЕСТИ ИЗНАЧАЛЬНО БЫЛА СТРАТЕГИЕЙ ВЫЖИВАНИЯ

В религиозной среде принято считать, что нормы нравственности даются нам свыше, без оглядки на мирские факторы. Ученый человек вряд ли согласится с таким взглядом. С точки зрения науки, нормы морали не падают с неба, они произрастают из земли. Хотя и не всегда легко проследить эту взаимосвязь.

Взять, к примеру, так называемую культуру чести. Ученые из США (Нисбетт, Коэн, Баудль и др.) как-то задались целью выяснить, почему одни люди готовы отстаивать свою честь с кулаками и даже оружием в руках, в то время как другие смотрят на попытки оскорбить их и вывести из себя снисходительно. Откуда берется такая разница в поведении?

Был проведен весьма любопытный эксперимент. Его участников попросили отправиться в специальную комнату и заполнить анкету с вопросами. Испытуемые не знали, что анкета служила всего лишь уловкой. Сам эксперимент на самом деле происходил по пути в комнату — в коридоре, где его участников (совершенно неожиданно) задевал идущий навстречу «хулиган», всячески оскорблявший их и провоцирующий на конфликт. Кто-то велся на провокацию, отвечая на грубость аналогично. Кто-то, пожав плечами, шел дальше, не придавая инциденту большого значения.

В результате испытуемые разделились на две группы: приверженцев культуры чести, готовых ее рьяно отстаивать, и тех, кто считает ниже своего достоинства опускаться на уровень встреченного грубияна. И там, и там были люди разного социального положения, разных взглядов и убеждений, разного достатка и т. д. Никаких общих признаков, по которым образуются эти две группы, не прослеживалось. Ученым немало пришлось поломать голову, прежде чем они решили покопаться в родовом прошлом участников эксперимента. Вскоре выяснилось, что предки первой, «вспыльчивой», группы были скотоводами из Шотландии, Северной Ирландии, Северной и Западной Англии, а вторая, «спокойная», группа уходила корнями к земледельцам из Юго-Восточной и Восточной Англии.

С осознанием этого факта пришла и искомая разгадка. У скотоводов легко можно угнать скот, оставив их ни с чем. Этой опасности они подвергались круглогодично, поэтому в их среде издревле культивировалась резкость характера и манер, направленная на то, чтобы отпугивать своих недоброжелателей. У земледельца же засеянное поле украсть невозможно, да и собранный урожай — не скот, так просто не уведешь. Поэтому земледельцев грабили значительно реже, и оттого они были более спокойными. Другими словами, культура чести изначально была стратегией выживания, которая, пройдя сквозь многие поколения, отложилась в поведенческий стереотип, воспринимаемый нынче как моральная норма.

Стратегией выживания были и странная с точки зрения собственнической морали монотеистов форма гостеприимства некоторых северных народов, у которых было принято «потчевать» гостя собственной женой в постели. Для малых народностей, живущих в фактической изоляции, такая форма гостеприимства — способ «разбавить кровь» (или генофонд, говоря по-современному), а с точки зрения христиан и мусульман — постыдный блуд.

Таких примеров можно привести множество. И все они будут свидетельствовать о том, что мораль относительна и соотносится она с условиями жизни того или иного социума.

ЭПИДЕМИОЛОГИЧЕСКАЯ УГРОЗА ПОСТАВИЛА НА ПОВЕСТКУ ДНЯ ВОПРОС О МОРАЛЬНОСТИ РЕЛИГИОЗНЫХ ПРАВИЛ И ОБЫЧАЕВ

Именно эти условия ковид и изменил. На поверхность вышло осознание вирусной угрозы, которая подстерегает нас на каждом шагу. Причем угроза эта двусторонняя: не только мы можем заразиться от других, но и сами можем выступить распространителями инфекции. Морально ли в таких обстоятельствах собираться вместе на религиозные и прочие собрания, подвергая смертельному риску не только окружающих, но и себя, а через себя и своих близких? Это фундаментальный вопрос, который теперь будет не так-то просто снять с повестки дня.

Разберем один пример. Согласно исламским канонам, во время коллективного намаза верующие должны стоять плечом к плечу, нога к ноге. Некоторые имамы даже обращаются к пастве перед молитвой со словами о том, чтобы в рядах молящихся не оставалось зазора, дабы шайтан не смог проскочить между ними. Дотошные исламские законники при этом уточняют, что, дескать, в хадисе про коллективную молитву сказано: «Касайтесь лодыжками лодыжек». Другие допускают «оставление между ступнями расстояния, равного четырем пальцам руки». Но какой бы мы трактовки ни придерживались, в любом случае речь идет о расстоянии, даже приблизительно не напоминающем социальную дистанцию. Возможно ли в таких условиях требовать соблюдения этих шариатских норм, если мы знаем, что они могут стать причиной смерти многих людей? Вопрос можно поставить и иначе: морально ли соблюдение таких шариатских норм?

Сегодня мусульманское сообщество согласилось на временные ограничения. Поэтому намаз на Курбан-байрам, например, был исполнен в мечетях с соблюдением социальной дистанции (в нарушение норм шариата, но во славу здравого смысла). «Согласилось» — неудачное слово, ведь выбора как такового у мечетей не было: они просто подчинились требованиям государства.

Допустим, что в скором времени социальная дистанция будет упразднена (хотя не факт). И тогда вопрос из юридической плоскости перейдет в собственно моральную. Если мусульманин из зоны риска (или, скажем, имеющий в семье ребенка со слабым иммунитетом) захочет, несмотря на государственные послабления, продолжить соблюдать карантинные предосторожности, то имеем ли мы право запретить ему это? Конечно, нет, ведь все мы прекрасно понимаем, что снятие ограничений диктуется скорее экономическими соображениями, нежели эпидемиологическими. И подвергать в таких условиях человека смертельной опасности — грех. Каких же норм тогда этот человек должен придерживаться в мечети в части социальной дистанции? А если в одном приходе таких людей много? Как быть в таком случае?

Есть опасность, что после снятия ограничений мечети вернутся в обычный режим исполнения молитв и останутся слепы к запросам части своих прихожан. Сюда же надо отнести значительное число тех, кто не соблюдает пятикратный намаз, но все же время от времени приходит в мечеть. Среди них тоже немало людей из зоны риска. Они также будут сторониться людных мест. И если в мечетях не создать соответствующих условий, то мы можем потерять значительную часть своей паствы. Что мы им скажем: скатертью дорога или оставайтесь с нами, мы что-нибудь придумаем?

Итак, эпидемиологическая угроза поставила на повестку дня вопрос о моральности религиозных правил и обычаев. Для исламской мысли на самом деле это не новый вопрос. Мусульманские богословы издревле осмысляли религиозный закон в рамках категорий хасан и кабих («прекрасное» и «уродливое»). Они задавались вопросом: может ли Божий запрет накладываться на «прекрасное», а Божья воля предписывать «уродливое»? Большинство мусульманских ученых мужей сошлись на том, что такое невозможно. Бог не предписывает «уродливое» (аморальное) и не запрещает «прекрасное» (нравственное). А раз так, то имеем ли мы право настаивать, что намаз в мечети должен совершаться непременно «лодыжка к лодыжке»? Или пусть лучше каждый сам решит для себя, какой формат молитвы в мечети ему подходит: шариатский или карантинный?

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции