«Сколько можно – настоящий татарин танцует под татарскую музыку и сделан из теста!»

Прошли показы эскизов, созданных на второй лаборатории режиссеров Tamga, которая была посвящена татарским народным и авторским сказкамФото предоставлено театром им. Кариева

«в этом году мы решили приговорить режиссеров к определенным сказкам»

Театр в Казани все больше вступает в свои права. Вслед за открытием летних сцен в Тинчуринском и Казанском ТЮЗе пригласил к себе зрителей и театр им. Кариева — но пока в ограниченном количестве. Здесь прошли показы эскизов, созданных на второй лаборатории режиссеров Tamga, которая была посвящена татарским народным и авторским сказкам. Кариевцы и кураторы лаборатории продолжают размышлять над тем, как должен развиваться национальный театр, нацеленный на детей и подростков. Работали со сказками четыре режиссера: казанцы Регина Саттарова и Эльдар Гатауллин, а также уже достаточно именитые приглашенные постановщики Павел Зобнин и Марфа Горвиц. Саттарова известна своими проектами в «Пакет-театре» и «Углу», Гатауллин служит в театре им. Кариева, Зобнин ставил спектакли во множестве региональных театров и до конца прошлого года был главрежем Томского ТЮЗа, а на счету Горвиц в числе прочего «Бесстрашный барин» в РАМТе, который стал лауреатом «Золотой маски».

На этот раз не режиссеры выбирали материал для работы, а кураторы лаборатории во главе с театральным критиком Ниязом Игламовым. Зобнину досталась народная сказка «Жена падишаха и Алтынчеч», а Горвиц — «Камыр батыр». Саттарова работала с поэтической сказкой Габдуллы Тукая «Сенной базар, или Новый Кисекбаш», а Гатауллин — с пьесой Алексея Житковского «Девочка с головой волка», которая стала победителем драматургического конкурса ASYL в номинации Asyl для подростковой аудитории (от 11 до 15 лет) и набрала наибольшее количество баллов во время зрительского голосования на читках пьес в феврале 2020-го.

«В прошлом году мы дали режиссерам возможность самим выбирать материал, а в этом решили приговорить их к определенным сказкам. Лаборатория должна по-разному расти и развиваться», — считает Игламов. Но при этом режиссерам дали самим выбрать пространство для показа эскизов — и если Зобнин с Горвиц поместили их в привычную среду сцены, то Саттарова и Гатауллин решили испытать уличную площадку перед театром им. Кариева. Это создавало дополнительные сложности не только из-за необходимости соответствовать окружающей среде, но и поскольку на улице переводчик на русский язык хуже ловил связь.

Нияз Игламов: «Все-таки татарский мир и татарская культура сложнее»Фото: «БИЗНЕС Online»

«Насильственное отупление себя у режиссера иногда приводит к интересным вещам»

Эскиз Саттаровой композиционно был поделен на две большие части — первое действие, на Сенном базаре, разворачивалось на улице, а второе, на дне озера, — в фойе театра. Роль рассказчика была отведена народному артисту РТ Нуриахмету Сафину, который примерил образ канонического «ведущего филармонии», как метко отметила одна из зрительниц эскиза. «У нас Тукай настолько затерт до дыр, что им названо все. Я как-то в „Фейсбуке“ пошутил, что надо вручить Тукаю посмертно премию Тукая за произведения Тукая. Это обессмысливает его поэзию, он становится значком, фантиком, спичечным коробком с его изображением», — объяснил появление «филармониста» Игламов. Сафин чинно-благородно читал поэму Тукая, при этом оставаясь внутри спектакля — согласно его постдраматическому строению, актеры переглядывались, посмеивались, поясняли что-то друг другу, с помощью игры «камень – ножницы – бумага» решали, кто будет исполнять определенную роль. Казалось, что даже окружающая среда играет с артистами — на строчках о приближающемся трамвае под ногами зрителей задрожал поезд метро.

Эскиз Саттаровой композиционно был поделен на две большие части — первое действие, на Сенном базаре, разворачивалось на улицеФото предоставлено театром им. Кариева

По-видимому, отталкиваясь от образа Башки, Саттарова выстроила сценографию вокруг шаров — их несут Рузанна Хабибулина и Эльвира Заббарова, выступающие в роли неких Мойр, или проводников героев, огромный шар несет на спине Кисекбаш (Ильнар Низамиев), шар поднимает батыр Карахмет (Дилюс Хакимзянов), демонстрируя свою силу, ими наполнено подводное царство. Для создания образа глубин озера Кабан фойе осветили голубым цветом. Вместе с шарами такая лаконичная сценография сработала великолепно и погрузила зрителей в атмосферу зачарованного царства Дива. Сам Див у Саттаровой, в отличие от поэмы Тукая, предстал в образе маленького мальчика — игривого, энергичного, шаловливого. Расколдовать Кисекбаша удалось, заговорив с ним на языке игры, а именно: попрыгав вместе.

А второе, на дне озера, — в фойе театра Фото: Валерия Завьялова

Во время обсуждения заведующий отделом литературоведения ИЯЛИ АН РТ Альфат Закирзянов и Игламов обратили внимание на то, что в эскизе не нашлось место тукаевской сатире — она уступила место сказочно-лирическому повествованию. Закирзянов также заметил, что образ Кисекбаша — порочного старика — не вполне передан, что снижает накал конфликта между добром и злом. Театральный критик Алексей Гончаренко признался, что после прочтения поэмы совершенно не понимал, как на ее материале можно сделать спектакль 6+, а у Саттаровой он стал волшебным, красивым и интересным. Ему не хватило импровизационных мотивов и взаимодействия со зрителями, которые просятся в этом эскизе. Образ Дива-ребенка Гончаренко понравился: «Спасение и осознание пространства через детство было очень убедительным».

Его коллега Андрей Пронин считает, что эскизу еще предстоит 50% режиссуры и он поставлен «на санитарной дистанции», что соответствует текущему моменту. «Это подчеркнуто некомпетентное прочтение поэмы Тукая. Человек не лезет в сноски, не пытается разъяснить зрителю, что имеется в виду, в чем тут сатира, историзм, какие мысли, идеи, а берет и завороженно играет в первый план. Это вполне достойная стратегия работы с текстом. Насильственное отупление себя у режиссера иногда приводит к таким интересным вещам», — сказал критик. Он отметил простую визуальность, которая смотрится интересно. При этом Пронин увидел два пути развития спектакля — игровой театр, для чего надо избавиться от длиннот и подробно продумать роли и функции актеров, либо оставить все как есть, но добавить атмосферу, создать красивую среду и декорационную инсталляцию. «Честно говоря, мне было очень обидно за финальную часть поэмы Тукая. Я очень ждал порыва ветра, этого Дива, которого тащат на веревке, как голову превратят в юношу. Самый театральный цимес — в финале, а тут все оборвано. В результате композиция получилась кривой — мы долго шли к этой истории, поехали на трамвае, а обратно не вернулись. Тогда и трамвай можно вымарать», — сказал критик.

«Дети не поймут, что происходит за столом, а родителям будет смешно и пикантно»

В эскизе Горвиц больший акцент был сделан на костюмы персонажей — оно и понятно, ведь сказка «Камыр батыр» повествует о разнообразных батырах, своеобразных «людях Х», или мутантах от рождения. Эскиз начинается с рассказа о родителях Камыра — старике и старухе (Булат Гатауллин и Гузелия Назипова), которые кудахтают, слушают популярную музыку 20-х и умеют делать детей из теста (с характерными телодвижениями). У них появляется нечеловечески сильный сын Камыр (Искандер Нуризянов) в костюме сумоиста, который калечит соседских детей, поэтому из аула его выгоняют. На пути к счастью он встречает самого быстрого бегуна в ботинках-джамперах (Ильназ Хабибуллин), батыра с металлической трубой вместо руки, которая похожа на сильный фен (Альбина Гайзуллина), и самого меткого стрелка с пистолетом вместо лука (Булат Гатауллин). На этом первая часть пластинки заканчивается, а вместе с ней и эскиз.

Те самые характерные телодвижения, мягко говоря, удивили Закирзянова. «В начале не хватает татарского национального акцента. Герои могут танцевать и под татарскую музыку. Когда родители делают ребенка, сцена похожа на фильм „Укрощение строптивого“ — движения, намеки… Мне кажется, можно убрать, потому что это 6+. Поменьше всяких движений», — сказал он под хохот и аплодисменты присутствовавших. От такой реакции литературовед даже смутился ненадолго, но продолжил: «У стрелка пистолет можно убрать и вместо этого дать ему в руки лук. Для детей так будет интереснее, мне кажется», — заключил Закирзянов.

Пронин отметил, что публика была взята с первых сцен эскиза, и это действительно так — корреспондент «БИЗНЕС Online» настолько увлеклась происходящим, что даже не успела его сфотографировать. «Идея рассказать эту сказку как историю мутантов X, талантливых детей, которых не принимают неталантливые, и как непроста их судьба, очень продуктивна. Клоунская форма находит отклик в зале, и это правильный путь». Среди проблем эскиза критик назвал отсутствие развития истории, обратил внимание на разносортные элементы и удовольствие от гэга — когда актеры слишком увлекаются своими задумками и затягивают любование ими.

Гончаренко назвал важным достоинством эскиза то, что он очень смешной, ведь по-настоящему смешно бывает нечасто. «Сотворчество с актерами — правильный путь лабораторной работы. То, что каждый нашел для себя некий образ и жил в нем свободно, не натянуто, — работает. Конечно, страшно хочется увидеть спектакль, у эскиза есть разные пути развития», — сказал он. Критик отметил удачную работу с фактурой и хороший функционал реквизита. «Эклектика собирается в единую неконфликтную группу товарищей, и интересно, как дальше они будут в ней развиваться», — заключил критик.

Игламов в ответ на претензии Закирзянова сказал, что татарская музыка в начале как раз вернет зрителей в пресловутый «Тукай имени Тукая». «Дети 5–6 лет играют разными наборами игрушек, и все это выстраивается в детский сказочный сюжет. И здесь тоже эклектика становится осознанной необходимостью, а не случайным подбором. Она рождается из природы персонажей, которых сложно объединить. Это тот спектакль, на который я хотел бы прийти с ребенком, тот семейный формат, где есть над чем посмеяться взрослым и детям. Дети не поймут, что там происходит за столом, а родителям будет смешно и пикантно. Сколько можно — настоящий татарин танцует под татарскую музыку и сделан из теста! Все-таки татарский мир и татарская культура сложнее», — подчеркнул Игламов.

«В прошлом году мы дали режиссерам возможность самим выбирать материал, а в этом решили приговорить их к определенным сказкам. Лаборатория должна по-разному расти и развиваться»Фото: Валерия Завьялова

«Мы не видим ни мальчика с ногами косули, ни девочку с головой волка»

Для просмотра третьего эскиза зрители вновь вернулись на улицу. В пьесе Житковского рисуется антиутопичное будущее, в котором появились полулюди-полузвери — с волчьими головами и ногами косули, — и государство пытается ассимилировать их с обычными людьми. Детей отдают на усыновление и в школы, чтобы они быстрее нашли контакт с другими учениками. Однако процесс идет с трудом, и девочка с головой волка Оля (Гульназ Галимуллина) всячески сопротивляется ему. Гатауллин в своем эскизе отказался от животного антуража — у него девочка просто носит капюшон и длинные волосы, закрывающие лицо, а других животных не видно. Вербальные реплики Оли превратились в письменные послания на стирающейся доске. Кроме того, актеры старались максимально использовать уличное пространство — залезали на скамейки, подсвечивая собой постер с премьерой Кариевского, сидели на перилах и траве.

По мнению Пронина, нельзя сказать, что режиссер в полной мере справился с этим сложным текстом. «Тут много трудностей. Манок этой пьесы — безумное допущение о том, что появляются полулюди-полузвери, наследники героев фильма ужасов „Остров доктора Моро“. Адресация этой пьесы подростковой или детской аудитории имеет такой козырь — дети любят ужастики, страшные истории. И я ждал, как подобное будет реализовано. Мы не видим ни мальчика с ногами косули, ни мальчика с головой зайца, ни девочку с головой волка. Нужна ли детям такая условность, готовы ли они ее воспринять? Не покажется ли это притчевой, избыточной фантастикой? Возможно, здесь стоит использовать элементы дополненной реальности. Опасно терять страшное», — предположил критик. По его мнению, минусом работы является и введение элементов фарса, который не монтируется с хоррором. При этом он добавил, что пьеса не очень детская — проблемы в ней больше актуальны для взрослых, и написана она наспех и сгоряча, а также с сильной мелодраматической линией, которую усилили в эскизе.

Гончаренко с ним не согласился — для него это вполне подростковая пьеса 10+. Он признался, что у него возник диссонанс действия и пространства — например, то, что оно разворачивалось на фоне театра кукол. По его мнению, спектакль все-таки стоит перенести на сцену. «Новая история решается здесь через знакомую историю про трудного подростка, особенность которого только в его трудности. И есть общество учителей-взрослых, которые являются карикатурами. То есть конфликт пьесы упрощается», — полагает критик. Тем не менее он считает пьесу перспективной, за которую стоит цепляться. Игламов согласился, что этот материал не подходит для site-specific и его стоит поставить на сцене.

Гузель Сагитова: «Пока мы ничего никому обещать не будем, станем думать. Мы работали над преодолением — и режиссеры, и актеры — и продолжим нашу работу» Фото: «БИЗНЕС Online»

«МЫ ПРОЖИВАЕМ СКАЗКУ КАК ТРАГИЧЕСКУЮ ИСТОРИЮ О БЛИЗОСТИ И ПРЕДАТЕЛЬСТВЕ»

В финале показов зрители увидели эскиз Зобнина, для которого это уже 35-я лаборатория. Во время обсуждений чаще всего звучало словосочетание «готовый спектакль», и действительно, показанное можно было назвать эскизом с трудом. В работе была четко видна режиссерская мысль, продуманы драматургические ходы, хорошо сделана сценография, которая до последнего яблочка работала на раскрытие идеи. Зобнин местами постарался преодолеть сказочную условность истории о жене падишаха и Алтынчеч — когда трое сестер выбираются из ямы, они не могут идти, ведь ноги у них поломаны. Когда жена падишаха (Алсу Шакирова) плачет о своих украденных детях, ей невозможно не верить, настолько пронзительно и искренне это горе. Волшебные утки становятся резиновыми, озеро — металлической ванночкой, которую выносит сам режиссер со словами «Урдеки». Возможно, единственным недостатком постановки стала слишком резкая смена с комического пафоса на драматически-трагический и наоборот. При этом Зобнин вводит в сказку персонажа с множеством функций (Назлыгюль Хабибуллина) — сначала он следит и сопереживает происходящему, потом превращается в коня главного героя, а затем — в Алтынчеч.

«Важная проблема — как сделать инсценировку сказки, потому что такие истории не так часто удаются на театральной сцене. Здесь очень интересное решение — нам предлагают посмотреть на сказку чьими-то глазами. Решение ввести фигуру наблюдателя, зрителя, соучастника, сочувствующего, которая постепенно становится заглавной героиней, — очень верное и точное, соответствующее задаче, поставленной перед режиссерами на этой лаборатории», — считает Гончаренко.

Пронин назвал спектакль такого уровня хорошим подарком театру и призвал его не потерять. «Это очень сложная работа, удивительно, что Павел смог подобное сделать за ограниченное количество времени. Сказка оказалась похожа чем-то на шекспировскую трагедию, „Зимнюю сказку“. При это она сохранила черты детского спектакля, он подходит для семейного просмотра», — сказал критик. Он обратил внимание и на сильное впечатление от артистов — роль Хабибуллиной для него «по-брехтовски остро сыграна». «История начинается с того, что нам показывают достаточно странную сказку. А в финале мы проживаем это как трагическую историю о близости, предательстве, разлуке и воссоединении, которая связана с каждым из нас. Алтынчеч тоже проходит этот путь вместе с нами — от дистанцирования она приходит к объединению с героями», — отметил Пронин.

Главный режиссер театра Кариева Ренат Аюпов в своем восхищенном отзыве сказал, что труппа определенно будет работать над эскизом, чтобы он превратился в спектакль, и поблагодарил Зобнина за то, что он по-новому раскрыл его героев. Однако директор театра Гузель Сагитова решила не торопиться с решением. «Пока мы ничего никому обещать не будем, станем думать. Мы работали над преодолением — и режиссеры, и актеры — и продолжим нашу работу», — заключила она.