Известный мусульманский и общественный деятель, автор «БИЗНЕС Online» Рустам Батыр сегодня пишет о том, что в небытие может уйти один из важнейших кусочков пазла национального и духовного самосознания татарского народа — традиция носить чалму. Хотя участие в сохранении этой древнейшей традиции татар может принять любой без исключения. И для подобного абсолютно не нужно быть муллой.
«Крайне важно, в том числе и на визуальном уровне, подчеркнуть, что Россия — страна многонациональная и многоконфессиональная, ибо утрата этих ориентиров в конечном итоге ударит по всем нам, по будущему наших народов»
В КОНТЕКСТЕ ЗАДАЧ УКРЕПЛЕНИЯ ФЕДЕРАТИВНЫХ ПРИНЦИПОВ ПОСТРОЕНИЯ РОССИИ
Как должен выглядеть современный религиозный деятель? Вопрос этот, конечно же, не уровня Стратегии татарского народа, но из той же серии. Вместе с тем он до сих пор не имеет однозначного решения. Так, часть наших деятелей ислама одеваются на публичные мероприятия в чапан и чалму, а часть надевает в лучшем случае тюбетейку, а то и просто приходит в обычном деловом костюме и галстуке.
Почему этот вопрос так значим?
Когда на параде 9 Мая, или ежегодном послании президента Федеральному Собранию, или на каком-то ином общественно значимом собрании присутствуют религиозные деятели в подчеркнуто мусульманских одеждах, то тем самым обозначается наличие мусульман в стране. Это достаточно важная декларация в контексте задач укрепления федеративных принципов построения России. Неспроста же региональные лидеры национальных республик (Рустам Минниханов, Рамзан Кадыров, Радий Хабиров) прибегают, по сути, к тому же приему и время от времени появляются на публике в одежде, выполненной в национальных традициях своих народов. Крайне важно, в том числе и на визуальном уровне, подчеркнуть, что Россия — страна многонациональная и многоконфессиональная, ибо утрата этих ориентиров в конечном итоге ударит по всем нам, по будущему наших народов.
С другой стороны, религиозным деятелям необходимо быть ближе к своей пастве. А искусственность их облачения, ряженность отталкивает многих людей. Чалма и чапан, надетые как маскарадный костюм по случаю, исключают исламских духовников из естественности жизни, воздвигают дополнительную преграду между ними и теми, к кому обращено их духовное слово. Вот почему многие имамы избегают быть чалмоносцами и даже на пятничные службы приходят без чалмы. Многим прихожанам на самом деле это нравится. Мулла таким образом становится ближе к народу.
Как видим, у обеих позиций есть своя логика и аргументация. И определить, какая из двух точек зрения более выгодна нашему народу в стратегической перспективе, непросто. Вместе с тем правильный выбор можно сделать, только опираясь на глубокое понимание того, между чем мы выбираем. Апологетикой галстука сегодня заниматься незачем. Он и так неплохо себя чувствует. А вот объяснить, в чем состоит глубинный смысл чалмы, пожалуй, стоит, ибо подавляющее большинство татар о нем, увы, уже и не подозревают.
В ЧЕМ СОСТОИТ ГЛУБИННЫЙ СМЫСЛ ЧАЛМЫ
Обычай носить чалму имеет древние корни. Мусульманская традиция возводит его к самому Пророку. Еще на заре ислама, когда молодая община верующих стремилась вырваться из гнета враждебного языческого окружения, Пророк, как повествует предание, обращаясь к своим ученикам, гласил: «Разница между нами и многобожниками — чалма, повязанная поверх тюбетейки». Известный ханафитский ученый Мулла аль-Кари в своем трактате, посвященном данной теме, насчитывает 121 хадис, побуждающий надевать чалму. А некоторые мусульманские экзегеты, в частности Ибн-Касир, усматривают указание на нее и в Св. Коране (3:125). Другими словами, этот головной убор имеет для мусульман глубокое каноническое обоснование.
Поэтому неслучайно, что практика его ношения была распространена и бережно передавалась из поколения в поколение у многих мусульманских народов мира, в том числе и у татар. Мотив значимости чалмы, кстати, отражен и в знаменитой народной легенде про трех сподвижников Пророка, которым он среди трех важных вещей вручил и ее, отправляя их с миссией ислама на земли древних булгар. Сегодня это старинное предание увековечено на булгарской земле в памятном скульптурном монументе, включающем в себя среди прочего образ чалмы, и обыграно в логотипах некоторых мусульманских организаций (Болгарской исламской академии, духовного собрания мусульман России).
Раньше наш народ был более религиозен и чувствовать свою причастность к традиции Пророка хотели многие, поэтому чалму носили представители совершенно разных слоев мусульманского сообщества, а не только те, кого нынче принято называть религиозными деятелями. Связано это было и с глубоким пониманием транслируемых ею смыслов. В наши же дни люди, далекие от религиозных истоков культуры своего народа, уже давно не понимают их. Они полагают, что чалма — лишь экзотический наряд мусульманских священнослужителей. А между тем чалма — не просто повязка на голове. Чалма — олицетворение особой жизненной философии, предполагающей максимальную полноту проживания жизни. Именно поэтому этот головной убор де-факто всегда был внешним сопровождением ценностей традиционного ислама, проистекающих в том числе и из суфийской традиции, в которой семантика чалмы осознавалась с предельной ясностью. Кстати, сказанное отчасти объясняет, почему в странах Персидского залива, где преобладает идеология салафизма, ненавидящего суфизм, местные шейхи уклоняются носить чалму, подменяя ее платком (куфией) с обручем (эгалем).
«НЕ СПРАШИВАЙ, ПО КОМ ЗВУЧИТ АЗАН: ОН ЗВУЧИТ ПО ТЕБЕ!»
Смысловой шлейф чалмы проистекает из ее изначального предназначения. Она была задумана не как декоративный, а как вполне утилитарный головной убор. Если называть вещи своими именами, то это похоронный саван, намотанный вокруг головы. В древности, к слову, именно в нем, снятом с головы умершего, и хоронили человека, особенно тех, кого смерть застигла в дальнем странствии. Со временем же чалма все меньше использовалась в таком практическом отношении и все больше обретала символическое значение. Ежедневное ношение чалмы было призвано напомнить ее обладателю о конечности нашего бытия, о скоротечности человеческой жизни. В этом и заключается ее секрет.
Семантика чалмы смысловым ансамблем коррелирует с мусульманским обрядом имянаречения (исем кушу), во время которого над новорожденным провозглашается азан и икамат, т. е. формулы призыва на обязательную (фард) молитву мусульман. Возникает вопрос: какая же молитва имеется в виду, ведь во время обряда никакого намаза не читают? Ответ кого-то поначалу может даже шокировать: речь идет о похоронной (джаназа) молитве. Казалось бы, какое отношение она имеет к новорожденному? И вот тут мы подходим к глубинной сути понимания этого обряда, а вместе с ним и раскрытию семантики чалмы.
Согласно исламским канонам, между икаматом (т. е. призывом на обязательный намаз) и самой молитвой (напомню, что джаназа намаз по статусу — фард, т. е. обязательный) не должно быть никакого временного зазора. А поскольку между похоронной молитвой и призывом на нее, который звучит во время обряда имянаречения, успевает втиснуться вся человеческая жизнь, смысл этого заключается в том, чтобы помочь людям с предельной ясностью осознать: отведенный нам на этой земле отрезок времени — всего лишь крохотное мгновение, мельком вспыхнувшее перед уходом в небытие, тотальную неизвестность. А значит, нужно торопиться жить. Второго шанса не будет. Уже прозвучал азан, призыв на нашу похоронную молитву, и потому мой саван, свернутый в чалму, всегда со мной. В любой момент ангел Азраил готов прийти по мою душу, и, стало быть, очередной понедельник может для меня и не наступить, а потому уже сейчас не стоит растрачивать себя на никчемное времяпрепровождение, пустую и мелочную суету. Перефразируя Эрнеста Хемингуэя, здесь можно было бы сказать: «Не спрашивай, по ком звучит азан: он звучит по тебе!»
«Почаще вспоминайте обрушителя [беспечных] наслаждений», — говорил Пророк про пробуждающий феномен смерти. Эту же идею парадоксальной природы человеческого бытия кто-то из современных философов экзистенциализма выразил другими словами: «Смерть — начало жизни». И действительно, именно осознание человеком неотвратимости могильного финала в конечном итоге заставляет жить. Именно смерть своим холодным дыханием тонизирует нас, торопит совершить в жизни что-то значимое, побуждает возвыситься над трясиной повседневности. Отрезвляющий посыл смерти очень хорошо знаком тем, в непосредственной близости от которых прошлось ее бескомпромиссное, не знающее пощады леденящее лезвие. Одно лишь легчайшее прикосновение к нему перетряхивает человека до основания, пробуждает в нем жажду к осознанной жизни и заставляет ценить все то главное и важное, что в ней заключено, но что порой теряется в тумане бесцельного и бессмысленного существования. Призыв к жизни — вот что являет собой смысл чалмы.
ЗА БОЛГАРСКУЮ АКАДЕМИЮ СТАНОВИТСЯ СТРАШНО И ГРУСТНО
Утрата таких смысловых ориентиров во многом обуславливает те многочисленные духовные пороки, которыми болеют многие индивидуумы современного потребительского общества, впавшие в настоящий экзистенциальный сомнамбулизм. В конечном итоге это близорукое забытье порождает ненасытный гедонизм и саморазрушение человека через вседозволенность, которые в своем крайнем выражении кристаллизуются в изувеченные судьбы наркоманов, распавшиеся семьи алкоголиков и растоптанные личности проституток.
Мусульманские религиозные деятели носят чалму не потому, что она является отличительным признаком некой особой касты избранных жрецов. Просто они поневоле остались во многом последними хранителями религиозных традиций татарского народа, которые в эпоху воинствующего атеизма кровавыми клещами жестоких репрессий выдирались из тела нации. Наши имамы, в том числе и таким способом, актуализируют ее величайшую гуманистическую, жизнеутверждающую философию. И при этом никому из них и в голову не придет говорить, что чалма — это какая-то религиозная обязанность ислама или верный признак богобоязненности и благочестия. Подобный бред придумывают и инкриминируют им светские татары, совершенно не знающие религии собственного народа. Любой из нас без исключения может принять участие в сохранении этой древнейшей традиции татар. И для подобного абсолютно не нужно быть муллой.
Но, конечно же, никто, кроме религиозных деятелей (и единичных представителей тарикатов), носить чалму из современных татар не станет. А значит, в небытие может уйти один из важнейших кусочков пазла национального и духовного самосознания нашего народа.
Да, ислам нужно осовременивать (хотя, к слову, для этого не надо ничего придумывать нового, достаточно лишь вернуться к истоку нашей духовной традиции). Но это осовременивание должно быть вдумчивым. Как бы вместе с водой не выплеснуть и ребенка. Особенно это актуально на фоне угроз, исходящих от глобализированного мира, который штампует человечество по единым безликим шаблонам. Важно понимать, что народ сохраняет не только язык, но и многие другие элементы культурного кода. И среди них национальная одежда играет не последнюю роль. Вспомним Махатму Ганди, который всегда принципиально одевался в национальное, что среди прочего помогло ему изменить настроения масс, придать им нужный мобилизационный импульс, который в итоге и позволил индийцам сбросить со своей шеи британскую колониальную удавку.
Мы вряд ли сможем сохраниться как народ, если станем игнорировать разные грани родной традиции, будь то национальные блюда, праздники или одежда. Поэтому когда видишь фотографии с торжественной линейки по случаю начала нового учебного года в Болгарской исламской академии, где из татар, кроме муфтия Татарстана, чалму не надел больше никто, то становится немного грустно. Грустно и страшно за будущее татарского народа. Если традицию чалмы не берегут даже на святой болгарской земле, то о каких религиозных традициях мы вообще говорим?
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 58
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.