Дмитрий Муратов – один из основателей и главный редактор «Новой газеты» Фото: «БИЗНЕС Online»

«ЧЕЛОВЕК ЗАБРАЛ СЕБЕ НЕСКОЛЬКО АТОМНЫХ БОМБ И ПРИТАЩИЛ ИХ К СЕБЕ В ГАРАЖ»

― Здравствуйте! Это программа «Особое мнение». И сегодня со своим особым мнением — Дмитрий Муратов, главный редактор «Новой газеты». Добрый вечер!

― Добрый вечер!

― «Новая газета» сегодня вышла с обложкой, на которой была большая фотографии Алексея Навального и написано: «С возвращением!» Есть уверенность, что с Алексеем все будет хорошо?

― Мы не знаем последствий, как, наверное, и все остальные, как и врачи. Просто хорошо, что приходят обнадеживающие сигналы, пускай и неофициальные, что он начал реагировать на какие-то внешние раздражители. И вчера, когда мы решили сделать обложку с лицом Алексея и написать «С возвращением!», мы решили сделать ее черно-белой. Так лучше смотрелось, но и смысл какой-то появлялся несколько потусторонний. Потом решили сделать цветную. А потом, когда номер уже ушел в печать, в редакции пришла в голову мысль, что нужно было делать пополам: цветное лицо и черно-белое. Потому что он одной ногой отравителями, убийцами был отправлен в царство мертвых, но все-таки зацепился за Юлю, врачей и друзей и сумел остаться другой своей частью в нашем мире. И я бы, конечно, очень хотел, чтобы он выздоровел. И мне будет интересно, что последует потом.

― А вот эти слова: «отравители» «убийцы».

― Ну, а кто?

― То есть мы доверяем тому, что говорят немцы, что это было отравление, что это было вещество из группы «Новичок» и так далее.

― Можно тогда я с другой стороны зайду, хорошо? В нашей стране так устроено, что ты можешь следить за чьей-либо причастности или чем-то тайным, глубоко заинтересованным интересом, исходя из того, каких экспертов предлагают на государственных каналах, на государственном телевидении, кто открывает рот, объясняя, что отравлять его никто и не хотел, а если хотели бы, то убили. У нас главным экспертом стал по убийству, по покушению, на мой взгляд — я излагаю свою точку зрения, — стал некто Леонид Игоревич Ринк. Наверное, это фамилия известная. Это человек, который своими руками в Шиханах, в специальной организации делал этот самый «Новичок».

― Один из создателей «Новичка». Его так называют.

― Не только тот, кто придумывал эту формулу «Новичка», а тот, кто своими руками это делал. И вот Ринк, стоя на фоне РИА «Новости» (он там стоит, по-моему, с момента отравления Скрипалей) в программе «Время», в программе «НТВ», в деловой газете «Взгляд» — можно бесконечно перечислять аффилированные идейно с государственном различные структуры), — рассказывает, что «кому нужен Навальный? Если хотели бы — отравили» и что нет никакого особого «Новичка».

Теперь я хотел бы вернуться в некоторое прошлое и всем напомнить. Я хотел это сделать, может быть, одной из главных тем нашего, Ира, сегодняшнего разговора. Вы, наверное, помните, что в 95-м году был убит Кивелиди. Иван Кивелиди, председатель Ассоциации российских банков в тяжких муках погиб, умер в ЦКБ. А до этого несколько раз говорил по телефону. И вот в телефоне оперативными сотрудниками было обнаружено вещество, которое было идентифицировано как «Новичок».

― Вот на трубке?

― Внутри. Она была немного развинчена, эта трубка. Я, собственно говоря, ее покажу. И внутрь этой трубки была вложена, видимо, ваточка.

― А там вот эти дырки, где завинчивается.

― Да-да. И он несколько раз говорил по этому телефону. Еще умерла Зара Исмаилова — это секретарь, руководитель его приемной, которая тоже говорила по этому телефону. Тяжело пострадали несколько оперативных работников ФСБ, МВД Российской Федерации, которые оперативно тоже говорили по этому телефону, исследуя кабинет Кивелиди. Мне известно о сложных последствиях для одного из патологоанатомов, которые вскрывали Ивана Кивелиди.

Что же выясняется, как туда попало это вещество? А вещество это убийцам передал комментатор нынешних государственных каналов, главный пропагандист и защитник версии о том, что никакой «Новичок» Навального не травил, именно он — Леонид Ринк.

― Тяжелое обвинение.

― Оно прямо такое… Поэтому я отвечу его словами. Протокол допроса Ринка от 16 февраля 2000 года: «Когда я работал в Шиханах, в той самой лаборатории, у меня возник конфликт с Рябовым, — Рябов — какой-то там уголовный авторитет, — он попросил у меня яд, чтобы отравить собаку. Я передал ему раствор дифенацина — это для крыс. Но он потом пришел и сказал, что его это не устраивает, поскольку ему нужен яд не для собаки, а для человека. И стал угрожать. А я боялся его угроз и согласился достать ему такой яд».

Как он доставал? Он пришел в лабораторию, где он работал много лет, а в этот момент уже не работал, и синтезировал там «Новичок». Эта лаборатория называется ГИТОС (Государственный институт технологии органического синтеза в Шиханах). Это совершенно секретная, закрытая организация. Да все Шиханы контролируются сотрудниками ФСБ, а уж про ГИТОС я и не говорю. Мышка не проскочит, комарик не пролетит без того, чтобы его не отчиповали.

Что делает наш пропагандист всех государственных каналов, главный эксперт по «Новичку»? Он просит свою подчиненную синтезировать «Новичок», так называемый VX — это боевое отравляющее вещество нервнопаралитического действия и заливает себе несколько ампул приблизительно по 0,25 граммов ампулы. И эти ампулы 3 штуки он уносит к себе домой и кладет в гараж.

То есть, вообще, чтобы было понятно: «Новичок» заменяет ядерное оружие, это заменитель ядерного оружия, потому что куда меньшее его количество покрывает количество человеческих жертв, которое может быть использовано при ядерном заряде. Вот считайте, что человек забрал себе несколько атомных бомб и притащил их к себе в гараж.

Эксперт на суде, Ира — внимание! — спрашивает: «А как вы предупредили человека, что у вас в этих ампулах?» — «При передаче ампулы я, естественно, инструктировал человека о мерах безопасности, некого Таланова и Рябова, — бывший рижский омоновец, который там как-то крутился всё. — Я говорил, что вещество действует при нанесении на кожу человека и при попадании вещества с пищей в организм, с одеждой и пищей в организм. Говорил, что признаки смерти будут как при сердечном заболевании. Доза вещества, находящегося в капсюле, смертельна для отравления человека».

Тут эксперт говорит: «Подождите, для смерти человека весом 80–90 килограммов при воздействии через кожные покровы необходимо в сто раз меньше вещества, чем у вас запаяно только в одной капсуле. Вы согласны с этим утверждением?» — говорит эксперт Ринку? «Да, я согласен», — отвечает Ринк.

Сотни убийственных доз этот человек притащил из лаборатории, охраняемой ФСБ, в гараж, находящийся в городе, охраняемом и сейчас, после того, как было уничтожено — мы не все знаем, — но официально уничтожено это химическое оружие.

«Да, согласен», — отвечает Ринк, что он сотни убийственных доз притащил. А в зале судебного заседания Ринку задается вопрос: «Скажите, а вы, вообще, когда передавали изготовленные вами вещества, вы понимали, что вы передаете это для использования против человека?» — уточняет прокурор-криминалист. — «Да, я понимал, что эти люди собираются применить вещество против людей».

― Я прошу прощения, а что это, протокол какого суда? Это в отношении Ринка был суд?

― Это мы, «Новая газета», Роман Шлейнов два года назад, мы продолжили это сейчас — исследовали материалы, когда произошла ситуация со Скрипалем. И каким-то образом — я забыл, каким — у нас оказалось это уголовное дело.

Вот как вы считаете, того человека, которые подвергает сотни людей смертельной опасности и который передает яд убийцам… вот как ты считаешь, Ира, он получил какой-либо срок?

― То есть это уголовное дело в отношении Ринка.

― Кивелиди. Он свидетель, Ира. Он свидетель! Это показания свидетеля. Свидетель говорит: «Да, я синтезировал запрещенное вещество, смертельно опасное, капли которого хватает на сотни трупов. Вынес его, положил в гараж и передал людям, зная, что они будут применять его против человека. И остался — кем, Ира?..

― И его не арестовали в зале суда?

― И даже не дали нюхнуть из его ампулы. И он остался свидетелем, потому что, я так полагаю, что он чрезвычайно полезный человек. Парень может чего надо синтезировать. Наверняка у него под верстаком где-то в гараже может еще что-то. И можно это использовать, обходя любые законы. Если он ампулу с сотнями смертельных доз отдает убийцам, знаете, за сколько? Отгадай, за какую цену?

― Не могу сказать, сколько может стоить атомная бомба.

― Сколько может стоить несколько сотен убийств, да? Вот я могу тебе сказать, что он продал эти ампулы за 1,5 тысячи долларов США.

― Это было в 90-каком-то году.

— 94-й, 95-й год. А потом уточнил, что все-таки, наверное, за 1800. Вот можете посчитать приблизительно цену жизни, как ее оценивает эксперт государственных и окологосударственных телевизионных каналов и пропагандистских ток-шоу. Вот именно он, этот человек, всё и сделал. В судебных материалах так прямо и сказано: «Учеными-экспертами ГосНИИОХТа, — я уже говорил про эту организацию, — было установлено, что отравляющее вещество, синтезированное химиком Ринком, не имеет аналогов в мире, в научной литературе, в том числе, в закрытых источниках. Его свойства не описаны. Данное отравляющее вещество, формула которого приводится в экспертном заключении, относится к боевым отравляющим веществам».

Когда у Ринка та коллега, которая по его просьбе синтезировала «Новичок», спросила: Не опасно ли это?», он сказал: «Нет-нет, я это делаю для военных». Она говорит: «А как для военных? У нас вроде бы государственная организация». Он говорит: «Ну, это левый заказ военных». И никто не удивился.

Если может быть левый заказ военных или левый заказ убийц, и никто даже в самом закрытом учреждении страны этому не удивляется, то, может быть, мы тогда не будем удивляться тому, как это попало в организм Юрия Щекочихина?

АЛГОРИТМ СМЕРТИ

― Но мы знаем, что попало в организм Юрия Щекочихина?

― Мы знаем, что там бы некий неопознанный агент, как написано в документах. Карту Щекочихина утратили, и его анализы, которые у него брали, они разбились и пропали.

― То есть не дали вообще никак посмотреть, что произошло.

― А кровь была вытеснена бальзамирующим раствором, и только эксгумация, спустя несколько лет, показал, что там есть агент, который привел к такому обвальному разрушению организма.

Я, наверное, заговорился, извини.

― Нет-нет, я бы, наоборот, хотела поговорить о том, что отравление Алексея Навального, если бы история с отравлением в нашей стране была бы первой, наверное, не было бы таких реакций, но мы же уже столько раз на это смотрели…

― Но как-то Ринк соединился с этой историей. Кто-то же ему дал приказ. У нас в телевизионный эфир просто так, без пропуска, без приглашения, без обговаривания темы не приходят, да ведь?

― Наверное, я не знаю, честно говоря.

― Не приходят. Зовут и говорят: «Вот хотелось бы услышать вашу точку зрения по этому вопросу». Каким-то образом срифмовали Ринка с Навальным. Каким-то образом сблизили их. И, конечно, у меня возникают соответствующие мысли по другому поводу, Ира. Я напомню, что в апреле прошлого года наш сотрудник, наш обозреватель Дима Быков и ваш ведущий программы вылетел из аэропорта Екатеринбурга в Уфу, где у него был вечер и потом встреча с однополчанами по армии. И туда он приземлился в коме. Я полетел туда с одним из выдающихся нейрохирургов-реаниматологов одной из лучших, просто потрясающей клиники, и мы нашли Быкова, собственно говоря, в состоянии полного покоя. Он был в коме.

Там еще, слава богу, оказался Юра Шевчук, у которого был первый день отпуска или второй (он к маме поехал), и вот мы сидели и думали вместе с врачами, прекрасными уфимскими врачами — нижайший им поклон, — что делать дальше. И было принято решение, что его надо вывозить в абсолютно интенсивную реанимацию с другим обеспечением, с другим оборудованием, другими аппаратами. Это было только в этом федеральном центре.

Я тогда не придал ничего значения. Я каюсь. Ну, Быков, ну, чего-то, может, съел, чем-то отравился.

― Может быть, проблемы со здоровьем.

― Может, проблемы со здоровьем. Мало ли что. Ну, случилось. Потом, Быков же трудоголик абсолютный. Он же пашет круглосуточно. Вдруг это такое переутомление. Я даже жалею теперь, что я совсем не конспиролог. Видимо, уже мне поздно.

― Что с самого начала…

― Что с самого начала… А дальше было вот что, Ира. А дальше мы поняли, что нам нужно вызывать самолет санитарной авиации. Газета наша — у нас есть страховой медицинский фонд — оплатила этот самолет. И «Як» уже летел в Уфу с двумя врачами-реаниматологами на борту. И потом только нам пилот сообщает, что из Министерства здравоохранения поступила команда развернуть самолет и не лететь в Уфу. Я никогда об этом не рассказывал.

― Я этого не знала.

― Ну да, я и не рассказывал. Мы страшно удивились. Оплачен самолет, скоро должен приземлиться. Там час полета остался до Уфы. А потом пытаются отозвать того врача, с которым я прилетел. А потом говорят, что, видите, Минздрав считает, что не надо перевозить, пускай остается там.

― Какая знакомая история.

― Так я и говорю, когда это произошло с Навальным, я просто вижу как: вот аэропорт, это происходит перед полетом, чтобы в полете уже, собственно говоря, всё произошло. Человек после полета в состоянии комы. Затем его нужно эвакуировать в более интенсивные медицинские условия — я не знаю, как это точно звучит — в другие протоколы лечения. Но в это время начинает вдруг все тормозиться каким-то непонятными приказаниями, как у нас с Быковым в воздухе пытались развернуть самолет.

― Но не развернули.

― Пилот сказал: «Я через 10 минут обязан буду подчиниться приказу и развернуться, сменить курс». Нечего скрывать, я тогда — я никогда этим не то что не пользуюсь, у меня и возможности, прямо скажем, такой нет, я очень редко общаюсь, кроме как на встречах с главными редакторами, с руководителями государства и членами правительства; собственно, все мои контакты фактически этим, чаще всего, ограничиваются, — я позвонил одному из тех людей, которых знал по этим встречам. Он занимал и сейчас занимает один из самых высоких постов. Я ему очень благодарен, но без его согласия… С удовольствием, если он мне скажет, что я могу назвать его фамилию, я назову.

И через 8 минут пилот сообщил, что откуда-то с небес прилетел приказ, что он может продолжать — это был кремлевский приказ, — что он может продолжать полет. А врач, который и так не хотел покидать больного, получил приказ, что он может остаться.

― То есть когда это всё происходило с Навальным, мы удивлялись и думали, что это, может быть, какая-то история… может быть, омские врачи видят чего-то, что не видим мы.

― Что-то где-то сбилось, куда-то легли спать немецкие летчики, еще что-то… Вполне вероятно, всё в мире не связано. Но когда я сейчас понимаю, что с Быковым действовал точно такой же алгоритм: гостиница, аэропорт, самолет, кома, больница скорой помощи и дальше — торможение в небесах в буквальном смысле…

Я не хочу делать выводов, Ира, ты знаешь, я не политолог. Где-то я услышал на днях хорошую фразу, что «правды нам недостаточно, нам нужны факты». Я тебе рассказываю только факты. Они таковы. Вот факты про Ринка, нынешнего нашего эксперта-пропагандиста. Вот факты про эвакуацию Быкова. Факты про Политковскую, как это происходило, я рассказывал: самолет, кома, разбили анализы, больница.

― А у Политковской тоже разбили анализы?

― Разбили в аэропорту. И рвотные массы, и кровь — всё потерялось. Первое, что было сделано в аэропорту. И вот Ринк, который неизвестное количество порций этих ампул куда-то передал. И вот как-то у меня в голове невольно сползаются пазлы. Я гоню их прочь, я не хочу верить во всё это. Да?

― А про Быкова тут возникает вопрос. Когда получилось привести Дмитрия в Москву, у него же не нашли ничего или не искали? То есть версия с отравлением, она когда появилась-то?

― Не Быков сам, ни я ни в какое отравление не верили. Но состояние его было таково, что никакое иное объяснение не проходило. И мы забыли про это на весь этот год вплоть до того, что произошло в городе Томске, а затем продолжилось в городе Омске. И еще раз: и там и там врачи-то действовали правильно. Начальство медиков действовало как чиновники, подчиненные силовым структурам. А врачи действовали как врачи, как их учили, по своему опыту, интенсивно.

И, кстати, так же действовали врачи… я понимаю, что происходило с Политковской: ее не хотели допустить в Беслан для того, чтобы она привезла Масхадова для переговоров с террористами, этими садистами в 1-й школе. И тогда врачи тоже… Тогда не было такого оборудования, как сейчас, но тогда врачи — я уже рассказывал и повторю — сумели ее вытащить с того света, обложив двухлитровыми бутылями от кока-колы, наливая туда почти кипяток, обкладывая ее тело, чтобы поднялось [давление]… у нее нижнее было — 20, верхнее — 40. И вот мы сидели у ее кровати с Сережей Соколовым в инфекционном отделении Ростовской больницы. Лежала Политковская, обложенная этой кока-колой и пепси-колой с кипятком, — и потихоньку розовела.

Ничего не раскрыто. Дело по Политковской не раскрыто. По Быкову даже и не возбуждалось. По Навальному, как известно, решили дело не возбуждать, поскольку для этого нет оснований, кроме того, что человек на тот свет чуть не попал. Должны быть какие-то основания. Ну, мало ли что убили. Но основания какие, что убили? Мало ли что случилось.

― По факту госпитализации проходила проверка, напомню.

― По Щекочихину… Во-первых, он был зам председателя комитета по безопасности, Государственной думы, то есть государственный деятель, а не только заместитель главного редактора «Новой газеты». Во-вторых, он вел важнейшие дела по коррупции. В-третьих, он из вполне пышущего [здоровьем] человека — в 2003 году ему был полтинник, он бывший боксер, не самый здоровый образ жизни, но при этом в абсолютно работоспособной форме, — он превратился в глубокого старца. Невозможно было на него смотреть. Судебным экспертам, которые должны были проводить исследования тела, была поставлена задача… Потом говорят: «Ой, извините, мы по ошибке такую задачу поставили». Задаче, знаете, какая была? Что вы исследуете тело ветерана Великой отечественной войны, участника аварии на Чернобыльской АЭС».

Но Щекочихин не мог, поскольку он родился спустя много лет после войны и не был ликвидатором аварии на Чернобыльской АЭС.

― То есть они предполагали, что будет такое состояние органов, которое можно объяснить только…

― И нам не дали снять с него ни ногти, ни волосы. У нас были только какие-то кусочки, которые мы отправили в крупнейшие мировые исследовательские центры. Нам всюду сказали, что там агент, который вызвал такое отключение всего организма Щекочихина, но что за агент, установить нельзя. Потом Медведев дал указание. Отличные эксперты-криминалисты Следственного комитета с нашим участием и участием детей Юры проводили эксгумацию. В нем было столько бальзамирующего закачено раствора, что ничего не удалось определить.

Вот я привел несколько случаев, которые с нами связаны.

― Ну да, давайте посмотрим на факты, а выводы делайте сами.

― А выводы — пожалуйста. Выводы не яд.

«ГОЛИКОВА ОБМАНУЛА ЛЮДЕЙ, ОБМАНУЛА СТРАНУ, ОБМАНУЛА РОДИТЕЛЕЙ, ОБМАНУЛА ЖИЗНИ»

― Мы здесь уже в перерыве договорились, что мы обязательно должны сказать про СМА. Я думаю, что те, кто постоянно слушает «Особое мнение», помнят, что Дмитрий Муратов много об этом рассказывает. Наверняка есть какие-то новости. Ну, кроме того, что спинразу всё-таки внесли в список жизненных…

― Это фантастическая победа всего общества. Доктора Курмышкина, Ольги Германенко, фонда «Вера», наша, потому что и «Новая газета», и «Эхо Москвы» много сюда вложились, и, конечно, родителей. Это очень важно.

― Но это же еще не победа.

― Нет, в том-то всё и дело. Я хотел сказать, что 8 июня, когда еще готовилось голосование по поправкам в конституцию, вице-премьер Голикова привела на встречу с волонтерами и руководителями благотворительных фондов президента России. И когда были заданы вопросы про СМА, президент был готов к этому разговору. Она сказала: «Владимир Владимирович, у нас есть решение. Мы создаем фонд. Фонду дает деньги государство, бизнес и регионы». То есть федеральный центр и местные.

Все очень обрадовались, потому что невозможно людям, у которых на глазах умирает без этого лекарства ребенок (ведь мотонейроны уменьшаются в нем каждое мгновение), видно, как он тает на глазах и становится всё неподвижнее — у них нет возможности собрать эти деньги с помощью смсок.

― Там миллионы.

― Да, золгенсма — это 2,4 млн. долларов, а если иметь в виду спинразу, то там 125 тыс. — это первая инъекция. 8-е число. Путин сказал: «Хорошо, давайте создадим фонд, поможем этим людям». Мы очень обрадовались, но при этом выразили сомнение: а если не будет вот этого какого-то ответственного бизнеса, который принесет деньги? А если в регионах казна пуста? У нас есть регионы совсем небогатые — не знаю, там, Костромской, Кировский, Курган…

― Брянская.

― Брянская. Есть Югра и Красноярск, где в конце концов после смерти Захара Рукосуева помогли его брату Добрыне. В Югре сейчас правительство Югры выделило. В Калининграде с помощью местного бизнеса (в том числе одна крупная компания) это было сделано. В Первоуральске и вообще на Урале этим занимался Лисин, мальчиком Тимуром — Владимир Сергеевич Лисин, НЛМК. Занимался Андрей Леонидович Костин. Занимался Александр Светаков — это «Абсолют». Занимался Александр Лебедев.

Я не всех перечисляю — только тех, кто мне с трудом дал разрешение. Потому что никто из них — ни Лисин, ни Костин, ни Светаков, ни Лебедев — публичное разрешение… Это мы уже потом просто сказали, что нужно, чтобы люди всё-таки знали. Потому что это поможет нам привлечь.

― Ну конечно, если остальной бизнес будет видеть такие имена.

― Да, видно такие имена, и тогда хочется как-то соответствовать уровню. Что происходит дальше? 8 июня Голикова это пообещала. Смотрите — это государство! В присутствии президента вице-премьер страны, отвечающий за социалку — при Путине. И Путин говорит: «Да, создавайте».

Прошло 8 июня. 8 июля — раз, 8 августа — два, 8 сентября — три. Прошло 3 месяца и, считай, 5 дней. Вот за эти 3 месяца и 5 дней фонд не создан. Вы можете залезть на сайт Минюста, вы можете опросить родителей — нет этого фонда, понимаете?

― Могу объяснить. В тот же момент Владимир Путин выступал и сказал, что он введет вот эту другую шкалу налогов, и все эти деньги отдаст этим больным детям.

― Всё, теперь отлично. Теперь смотрите. Владимир Путин, на мой взгляд, предлагает качественное решение. Решение, при котором люди, получающие более 5 млн. рублей дохода в год, сумму, превышающую 5 млн., будут платить не 13%, а 15% подоходного налога. Таким образом вот эти дополнительные 2% (они посчитали приблизительное количество людей) составит 60 млрд. маркированного налога именно на СМА и орфанные заболевания. Нормально? Нормально. Но налоговая поправка начнет действовать с 2021 года, а соберут эти налоги в 2022 году.

― За 2021.

― За 2021-й в каком году-то? В 2022-м. Год закончился. Ты до 1 апреля следующего года должен перечислить все свои налоги. Следовательно, весь конец этого года будет профукан, весь следующий год закрыт. Детям ничего не поступает. И в 2022 году…

― Это они только соберут.

― Только соберут. И вот тут начинается полный тупик. Если бы сейчас был этот фонд, люди могли бы на него рассчитывать. Но Голикова… В чем гнусность этого мнимо-государственного менеджмента? В том, что она разогрела рынок надежд. Люди поверили. Ведь в конституции говорится про детей.

Мы, кстати, пытались включить про орфанные заболевания. Все говорили: «Да и так всё будет». Да ничего не будет! А все депутаты слились. Просто все слились, все забыли про это. Там были какие-то двое чудиков из ЛДПР, была Инна Свитенко, которая сказала, что для нас это прямо важнейшее дело. Ничего, всё — больше ничего нет! Конституция принята — дальше забудьте. И что, скажите мне, делать всем детям, которым маркированный налог… И не только детям — там есть и люди более взрослые.

Например, есть мальчик Никита Зайцев, который ездил на суды, где ему могли присудить спинразу, а могли не присудить — заключение врачей было. И он сам в зале суда на электрической коляске — он уже не ходит — следил, как судья говорит: «Вы знаете, сегодня решения не будет, потому что у нас суд заминировали (Тверской суд в Москве). Всех эвакуируем». Опять приезжает — он говорит: «Знаете, у нас два сотрудника Депздрава заболели ковидом. Поэтому всех эвакуируют». И вот так вот шло, шло, шло. Но в результате всё-таки благодаря доктору Курмышкину, который готовит эти иски, были выиграны 13 из 14 судов. 1 не был выигран, потому что там спинразу уже ввели.

Но Голикова обманула людей, обманула страну, обманула родителей, обманула жизни. Она не может обмануть только мотонейроны. Потому что мотонейроны не зависят от обещаний Татьяны Алексеевны Голиковой. Они каждую секунду уменьшаются на миллиарды, на миллионы — я не микробиолог.

И вот прихожу неделю назад к дверям редакции. Там стоит молодая красивая пара, приехавшая из Башкирии. Молодые парень с девушкой. В коляске у них лежит ребенок. Я, в общем, догадался, в чем дело. Анелия Рафкутдинова. Они собирают деньги и собрать их не могут. Лекарства им в Башкирии не выделяют. Они пытаются здесь ходить по редакциям, как-то рассказывать про себя. Я тоже обещал про них упомянуть. Теперь как начинает действовать государство, которое зарегистрировало спинразу и ввело в этот перечень?

― Теперь квест — получить.

― Квест! Мальчик Бахтин в Екатеринбурге с родителями…

― Миша. Мне Женя Ройзман рассказывал.

― Миша. Приходят к Ройзману, Ройзман звонит мне: «Что мы будем делать?» Оказывается, 2 ампулы есть. Их надо вводить сегодня. Но они их не введут, потому что сейчас они принадлежат другому ребенку, которому их надо вводить до 10 октября. И они могут, конечно, забрать у того ребенка эти 2 ампулы, но чтобы у них было гарантийное письмо от какого-либо благотворительного фонда, что 48 млн. рублей будут перечислены. Тогда тому ребенку они успеют купить 2 ампулы. Вы понимаете, что происходит?! И что? И вот Женя в отчаянии. Потом я ему пишу: «Кому звоним — Лисину?». Часы же идут!

― Да, у этого ребенка… Он прямо еще в понедельник говорил, что не введем в пятницу — ребенок не сможет НРЗБ.

― Вот и Владимир Лисин — что он делает? Он всё перечисляет, отдает это гарантийное письмо. Вернутся ему эти деньги, не вернутся — там уж он говорит: «Не в деньгах дело». Но так же нельзя! Мне даже не с чем это, собственно говоря, больше сравнить.

― Не надо, я представляю.

― Потому что я сейчас всё что-то хочу сказать, а в общем, как это всё скажешь? Понимаете, вот эта хроника смерти на глазах, хроника в прямом эфире… Давайте мы каждому из них поставим дома онлайн камеру. Каждой из этих 1111 семей. Я заведу специальный канал. Получаешь ссылку на зум и смотришь, как у тебя на глазах всё это происходит. Проймет их это или не проймет — я, честно сказать, не знаю.

― Что-то подозреваю, что нет.

― Да, но мы не забудем. Мы людоедам построим свою доску почета.

«БЕЛОРУСЫ ВЫБРАЛИ ПОТРЯСАЮЩЕ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНУЮ, САРКАСТИЧНУЮ, ИРОНИЧНУЮ ТАКТИКУ»

― У нас есть еще 3 минутки. Надо успеть сказать еще несколько слов про Беларусь и про то, что происходит там. Мне интересно, что происходит с людьми, которых сажают, пытаются выдворить из страны, выкинуть и так далее. Убивают — мы знаем, что там есть убитые.

― Вот какие-то наши коллеги в Фейсбуках объясняют белорусам, что им надо что-то срочно захватить — Администрацию, КГБ.

― Да, что беззубый протест.

― Да, как Пелевин в последнем романе написал: «Я могу давать любые советы и работать кем угодно, лишь бы не вставать с кровати». Значит, вот эти люди, которые сами просрали все шансы, реально начинают советовать белорусам проливать кровь.

А белорусы выбрали потрясающе интеллектуальную, саркастичную, ироничную тактику. Они осмеяли своего диктатора, и диктатор действительно смешон. Если вы видели его на встрече с российскими журналистами — конечно, это позорное зрелище. Это как встреча яркого представителя АУЕ (запрещена в России — прим.ред.) с любопытствующими медиа. Причем, как всякий молодой ауешник, он такой говорит: «Я пересидел». Нет, ты не пересидел — ты еще не сидел. Не надо хвастаться — еще сядет.

Потом, что происходит с нами? Самое главное — с нами. Почему сейчас российский народ заступается за белорусов? Мы что, правда хотим одного упыря поменять на дружбу с целым народом? Это плохой курс. Это плохой обменный курс.

Что происходит с Лукашенко? Он утратил народную любовь. Народ ему сказал: «Ты знаешь, мы с тобой пожили какое-то время — мы от тебя уходим. Собираем вещи». Он говорит: «Нет! С другим тебе будет хуже!» Они говорят: «Нет, хуже, чем с тобой, уже не будет».

Лукашенко ведет себя в соответствии с замечательной фразой Брехта. Брехт однажды сказал (я помню, я тебе как-то цитировал): «Если правительство недовольно народом, оно должно распустить народ и созвать для себя новый народ». Так не бывает и так не будет.

Я считаю, что белорусы, по большому счету, уже победили. Потому что пути назад уже ни у кого нет. Потому что образ диктатора, бегающего за колючей проволокой с автоматом, навсегда станет мемом. Люди не пролили кровь, не поддались на провокации.

― Ничего не разбили.

― Вставали за кофе в то кафе, в котором омоновец разбил витрину. Им уже вынуждены пообещать новую конституцию и выборы не по графику. Поэтому ну что? Я поздравляю вас с выдержкой и желаю вам по-прежнему не пролить крови.

С Дмитрием Муратовым беседовала Ирина Воробьева, «Эхо Москвы», 11.09.2020