Казанский феномен, или Как в Советской Татарии было построено «государство пацанов»

«Когда начинаешь задавать наводящие вопросы: сколько было «возрастов», какое количество членов, где собирались, были ли запреты на курение, — ты понимаешь разницу» Фото: Юрий Пирогов, РИА Новости

«Проект КГБ»

— В конце 80-х, в 90-х годах в любом советском/российском городе улицы были заполнены гопотой, которая делила территорию, спрашивала: «Ты откуда?», била лохов и отбирала деньги. В чем принципиальное отличие казанских гопников от остальных? И почему появилось это словосочетание «казанский феномен»?

— В Казани была большая плотность группировок, больше, чем где-либо. В моем паблике «Казанский феномен» мы с участниками насчитали около 150 «улиц», которые действовали в Казани в 80-х. Это не считая самых мелких. Было такое сильное дробление, что буквально каждый двор хотел драться с другим двором. Плюс Казань город-миллионник, столица Татарии. В Москве и Ленинграде улицы тоже дрались и многие говорят: «У нас то же самое было», — но это лишь на первый взгляд.

Когда начинаешь задавать наводящие вопросы: сколько было «возрастов», какое количество членов, где собирались, были ли запреты на курение, — ты понимаешь разницу.

Везде была какая-то компашка, готовая подраться. За территорию боролись все, это была важная история для Советского Союза в целом. Но признаков дисциплины (про которую подозревают, что она была привнесена извне) особо нигде не наблюдалось, разве что в Набережных Челнах — это такой город-побратим, город-спутник Казани. Челнинская история была с казанской наравне в плане жестокости, в плане количества группировок, их плотности и т. д.

— Еще до выхода книги прокуратура заявила, что будет ее проверять на экстремизм, и я даже видел сюжет на НТВ с комментарием эксперта (это был доцент кафедры религиоведения Казанского госуниверситета Антон Горин), который ее связал с движением АУЕ (запрещено в РФ). У вас есть представление о том, почему «Слово пацана» еще до выхода вызвало такую реакцию? Чем это в итоге закончилось?

— Ролик НТВ был вообще одним из первых материалов про книгу. К тому времени она вышла только в электронном виде, мало людей ее прочитало. НТВ решили метнуться, нашли этого диванного эксперта. Они его пихают куда угодно, он любит высказываться на любую тему, чтобы засветиться в телевизоре. Мне потом рассказали, что этот эксперт и сам состоял в группировке в Набережных Челнах.

Я впервые столкнулся с тем, как работает машина пропаганды. Причем даже смысла не было никакого в действиях этого журналиста, он все сделал for fun, просто придумал. В итоге обошлось. Никакая прокуратура со мной не связывалась. Наоборот, получился подарок свыше: бесплатная хорошая реклама. Это работает: если хотят что-то запретить, то, наверное, это что-то стоящее.

— Были ли, по вашим данным, попытки собрать официальную статистику по числу группировщиков, количеству совершенных ими преступлений в 80-х? Есть ли вообще такая статистика, какие-то архивы МВД, КГБ СССР?

 — Да. Она тогда была. Естественно, не открытая. Когда я разговаривал с людьми из органов, которые в 80-е занимались группировками, они говорили, что к 1986 году были посчитаны все лидеры, были известны основные авторитеты, был список из 3,5 тыс. человек, причастных к улице. У меня также есть архив советской прессы, в которой упоминается количество группировок, это число гуляет: то 70, то 65, то 75.

Были данные МВД и ВЛКСМ, они разнились. Комсомол считал, что было около 80-90 группировок, а МВД немножко занижало эту цифру. Я выдергивал эти цифры из прессы, но если бы где-то в одном месте найти брошюру, в которой была бы вся статистика, она бы стала моей библией. Очень интересно мне, конечно, знать. Наверняка данные где-то есть. Но силовым ведомствам, видимо, не показалось, что со мной надо дружить, когда я готовил книгу.

— В книге вы упоминаете теорию, что группировки — это проект, который придумали в КГБ. То ли в виде социального эксперимента, то ли для троллинга МВД, с которым якобы комитет тогда был не в ладах. Насколько распространена эта версия среди самих группировщиков?

— Есть такие воспоминания, что в 80-х ходили некие «мужики» в штатском, они подходили к группировщикам, о чем-то беседовали. Можно предположить, что если вас берет в разработку КГБ, то вас будут ловить на каком-то мелком криминале и дальше уже раскручивать, делать информатором. Несмотря на всю эту пацанскую историю (пацанский кодекс чести запрещал сотрудничество с правоохранительными органами. — Ред.), ложка дегтя все-таки была. Каким-то образом составлялись списки участников группировок, информация доходила до органов. Если задуматься, то понятно, что источники были внутри.

Про 90-е годы говорят, что тогда у каждой крупной группировки был куратор из спецслужб. Но эта история была не для младших «возрастов». Когда ты ходишь на сборы и тебе 14, 16 или 18 лет, такой информацией с тобой никто не поделится, насколько бы ты ни был авторитетным. Кто-то из числа лидеров крупных группировок, возможно, об этом знал, но эти люди либо не дожили до сегодняшнего дня, либо не помнят, либо не хотят об этом вспоминать. Но я жду, я терпеливый. Книга прозвучала, так что вдруг кто-то, прочитав, подумает: «А что, я ведь все знаю, пойду-ка все расскажу».

Поэтому свое исследование я делал сразу прозрачным, завел паблик, чтобы было понятно, кто я такой, что я не из силовиков.

— Остается факт: кем-то придуманная или сложившаяся в процессе эволюции средняя казанская группировка обладала строгой иерархией, воинским порядком, ориентировалась на ЗОЖ и на патриотизм. И этим правилам следовали все группировки Казани. Почему так быстро распространилась сама эта военизированная структура? Почему она оказалась такой привлекательной?

 — Влияние тоталитаризма. В общем-то, ребята не видели ничего другого. Кстати, если эта структура была привнесена извне, то вполне возможно, что из армии, из мест заключения.

Советский человек мыслил иначе, он немножко другой был. Иногда смотришь старый советский фильм и задумываешься о взрослых 50-60-летних людях, которые там есть. Они такие странные: как будто немного романтики, при этом они во многом заблуждаются. Не особо задумываются и действительно многому верят.

Мой товарищ, который меня на 10 лет старше, поверил Брежневу, что в 1980 году в СССР будет построен коммунизм. Прямо ждал, когда наступит 1 января 1980 года, чтобы пойти в магазин и забрать бесплатно велосипед.

И эта наивность осталась в прошлом. Сейчас на людей посмотришь — другие. Капитализм делает из нас всех немножко хищников. А в то время управляемая толпа была как пластилин в руках у пропагандистов, идеологов. И долго ведь прожили таким образом, 70 лет.

— Мне просто кажется, что строгая дисциплина и одинаковое устройство как раз косвенный признак внешнего влияния. В дальнейшем по похожим принципам строились неонацисткие группировки в Москве, в Питере, про которые тоже говорят, что за ними видна рука спецслужб, покровительство и направляющая сила.

— Да. Рядовые члены, возможно, этого не замечали. У кого-то сверху был такой важный мотив, о котором сейчас просто неизвестно.

От субкультуры к ОПГ

— А если сравнивать пацанов со скинхедами, с панками, металлистами? Это была субкультура или нет?

— Все признаки субкультуры есть. Общее идеологическое мировоззрение — понятия, пацанский кодекс. Объединяющая одежда — широкие штаны, фернандельки (шапки особого фасона — прим. ред.). Совместное прослушивание музыки… тут хуже было, попсу слушали. Но тем не менее что-то было. Манера поведения, язык — есть.

Когда пришло время трансформироваться, то трансформация произошла в силовое предпринимательство, в бизнес, в рэкет, в криминал. Система есть, крепкие ребята есть, а тут появилась новая прослойка — коммерсы и барыги, с которых можно иметь процент.

Истории 80-х и 90-х — это две разные истории. В 80-х бегали просто так, с палками, в спортивных костюмах, без особой цели, как в фильме «Бакенбарды». А в 90-х появился материальный смысл. Это значит, что твоя семья на тебя рассчитывает, ты уже сам привык получать деньги. И войны перестали быть символическими. Во время «асфальтных войн» убивали часто случайно — ну, забили в драке, но цели такой не было, никто не говорил: «Пойдем кого-нибудь убьем».

В 90-х же начали появляться наемные убийцы, киллеры при группировках. Появился большой финансовый рынок, за который дрались по-настоящему. И это уже была настоящая преступность.

— И у пацанов, как и у любой субкультуры, были какие-то враги? Комсомольские комиссары, которые на улицах пытались с этим бороться?

— Да, БКД, боевая комсомольская дружина. Но в народе их называли «Бей, кого догонишь».

— Их считали конъюнктурщиками, комсомольскими карьеристами?

— Нет, почему, для группировщиков они были настоящими врагами. Часто в БКД шли приезжие, у которых не было знакомых для защиты. И в идеалы комсомола, в светлое будущее тогда верили вполне искренне. Но вообще публика была разношерстная, мотивы были у всех свои. Например, бывший группировщик, которого исключили за проступок, а он крепко затаил обиду. И что он может сделать? «А пойду-ка я в ОКОД, оперативный комсомольский отряд имени Дзержинского, и буду бороться со своими бывшими друзьями». Еще по комсомольской линии можно было карьеру сделать хорошую. Кто стал миллиардерами в 90-х? Комсомольцы. Хороший был карьерный рост.

— О группировках и власти. Признавала ли партийная номенклатура существование «улицы»? Были ли среди группировщиков дети партийной элиты? И почему члены банд никогда не были «антисоветчиками», несмотря на явный, кричащий антисоветизм самого явления?

— Партия знала о группировках где-то с 1984–1986 годов, ее информировали — через комсомол, конечно.

Дети партийных боссов, как ни странно, тоже состояли в группировках. Чаще всего, конечно, такие банды в СССР были для ребят с окраин, где частный сектор, который мало чем отличается от сельской местности. Но в Казани группировки были на каждом сантиметре и даже в тех домах, где селились члены обкома КПСС, была такая группировка под названием «Сквер», которая позднее влилась в «Калугу».

Мажоров там было достаточно. Там были, по моим сведениям, сын министра культуры, сын замминистра МВД Татарской ССР.

Родители ходят на партсобрания, а дети проламывают друг другу головы, так и было.

Если ты мажорик, то тебе все равно хотелось быть частью коллектива. Кровь молодая кипит: «Хочу драться, хочу быть сильным, хочу иметь авторитет». Это такая была заразная история. Потому что ты другого пути не видишь, когда ты школьник, тебе мало лет, и ты смотришь: весь город такой, все такие, и правила странные. Казалось, что это навсегда, на всю жизнь.

Уродливый институт «пацанства»

— Один из рецензентов вашей книги, Марк Галеотти (британский политолог, автор книги «Воры. История организованной преступности в России») назвал уличные группировки «свидетельством утраты связей в обществе». Что это значит? Разве не являются, наоборот, группировки подтверждением существования таких связей?

— Когда нет нормальных иерархий в обществе, то возникают псевдо- или символические иерархии. Что такое наличие «возрастов» в группировках? Это возможность подняться по иерархической лестнице, которая возникла, потому что нет другого социального лифта. И в какой-то степени это работало. Можно было через участие в группировках подняться, приблизиться к ресурсам и к связям. А социальные связи у банды были широкие. Группировка — это человек 100–200, у кого-то есть родственники, знакомые, которые что-то решают. Казань, она вся такая, наполненная родственниками. Кто-то в милиции, кто-то в мясном отделе, а где-то можно сапоги достать.

Советский человек жил такими низовыми социальными иерархиями.

Круто было не то, что у тебя много денег. Их примерно у всех было одинаково. А вот если есть связи, ты мог куда-то пролезть и приблизиться к ресурсам. И это явно свидетельствует о нездоровье общества.

— Это если сравнивать с какой-нибудь страной первого мира, с институциональной западной демократией?

— В принципе, да. Но мы знаем, что демократия не помеха криминалу, этническому в том числе. Лос-анджелесские банды самые крупные, долговечные и кровавые.

— Не так давно мы делали материал про так называемое «движение АУЕ». С разных сторон его рассматривали. И вот юрист из фонда «Русь сидящая» Алексей Федяров говорил примерно то же, что и вы сейчас. Что АУЕ — это такая понятная иерархия, которая может возникнуть только там, где нет государственной структуры. Естественная попытка упорядочения хаоса этого мира. Уродливая по исполнению, но по задумке — это государственное строительство.

— Я недавно списывался с редактором моей книги Камилем Асадуллиным, он главред иркутского издания «Верблюд в огне». Недавно был у него суд по поводу АУЕ, он забыл написать, что это запрещенное движение, и его оштрафовали. Отсюда можно вывести, что опасный преступник — это не подросток из подворотни, а суперинтеллигентный Камиль. Кому нужна такая практика? Прежде всего силовым структурам, потому что их так много, с кем-то же им надо бороться. Например, с редактором книги «Слово пацана».

АУЕ назвали экстремистским движением, потому что оно якобы нарушает основу конституционного строя Российской Федерации. То есть представляете, какая опасность исходит от шестиклассников?

А на самом деле это очень выгодно силовикам, они пенсионерами рано становятся, уже ревматизм, неохота по улице бегать: вот компьютер, вот «ВКонтакте», сиди, лови оргпреступность, получай медали, отчетность. Мы в 2021 году очень во многом пришли к практике Советского Союза: показуха, плановая отчетность. Силовики живут в этом Советском Союзе.

История с АУЕ, может быть, действительно проблемная в Забайкалье, Амурском крае, Иркутской области, где есть поселения, в которых очень много сидельцев. А в Татарстане у меня было полевое исследование, я очень сильно пытался найти ауешников, но не нашел. Нет такого, чтобы шестиклассник отнял у пятиклассника деньги на переменке и отнес их 60-летнему зэку на зоне. Это даже звучит смешно.

Ну, а подписчики группы «Казанский феномен» вообще угорают: «АУЕшники? Это же клоуны!» Криминал есть в любой стране, даже в самой благополучной, потому что это привлекает — из запретного. Но что произошло, если ты написал на стене «АУЕ»? Это то же самое, как если бы ты написал…

— …«Рэп — кал».

— Да.

Город против деревни

— Когда я читал «Слово пацана», мне пришло в голову сравнение с романом «Повелитель мух» Уильяма Голдинга. Там оставшиеся без присмотра подростки довольно быстро строят на необитаемом острове жестокое иерархическое общество. Можно роман трактовать как поучительную историю о том, что детям нужен пастырь и присмотр. И в книжке появляется в конце концов внешняя сила — взрослые, которые останавливают безумие, «закрывают проект», всех увозят по домам, и дети снова из монстров становятся обычными. В Казани этого не случилось, не появилось взрослых. Почему?

— В стране был идеологический кризис, который потом превратился в экономический. Подростки в 80-х не боялись милиционеров. Ну драка, а ты несовершеннолетний. Тебя даже на 15 суток не посадят, никакой специальной статьи нет. Мы же живем в Советском Союзе, здесь нет организованной преступности, какая статья? Есть статья «бандитизм», по которой сажали «Тяп-ляп» (первую казанскую группировку, образовавшуюся еще в 60-х) и все.

Тогда и каждому взрослому нужен был кто-то еще более взрослый. Времена меняются, люди растеряны, во взгляде читается непонимание: что происходит? Ладно, что такое «плюрализм», что такое «гласность», мы разберемся, а как жить, когда ты с детства поклонялся Ленину и вдруг приходит капитализм?

— А в семьях почему не справились?

— Советская семья как институт не была патриархальной, она была в процессе разрушения в то время.

Твои дедушка с бабушкой, а может быть, и папа приехали из деревни строить какой-нибудь большой город или завод в 80-х годах. Ты привыкаешь к новому месту, обрастаешь социальными связями, но разрыв между тобой и родителями очень велик. Твои родители приехали из татарской деревни, в которой особо русский язык не был нужен, и говорят с сильным татарским акцентом, который в то время ужасно высмеивался. Притом не на национальном уровне, во всяком случае в Казани. Смеялись: «А, ну этот деревенский!» Мол, мы тут местные, мы уже нормально на русском разговариваем, а вы приезжие.

Это была для СССР очень важная тема — противостояние города и деревни. Все творчество Василия Шукшина было на ней построено, вот эти «Печки-лавочки». Деревенский парень приехал в город, и он такой озлобленный. Вы посмотрите на Шукшина, вы увидите этого деревенского озлобленного парня из Алтайского края, приехал, в литературном институте учится, и там Белла Ахмадулина ходит. Он такой злой, ершистый, у него свой внутренний мир.

Таких одиночек было в советское время много, которые катались по стране на стройки коммунизма, социализма, строили БАМ, гидроэлектростанции.

А когда ты приезжаешь туда, ты разрушаешь прежнюю структуру общественных связей, и возникает какая-то новая. Если нет взрослых, она молодежная. Суть даже не в феномене группировки, а в том, как возникали эти структуры на том месте, где разрывались старые.

Любой социолог, когда ты у него спрашиваешь, что может служить первой причиной появления группировок, отвечает: «Достаточное количество молодежи». Много молодежи — будет много группировок.

Пацан — это воин и аристократ

— В вашей книге упоминается, что «слово пацана» — это магическая формула, сильнее которой ничего нет.

— Как клятва на Библии, да.

— Я недавно прочитал такую новость, позвольте процитировать.

«В Чувашии школьник спрыгнул с 25-го этажа. Перед прыжком мальчик оставил записку, где просил родителей не плакать и объяснил свои мотивы:

 «Я сброшусь с крыши, потому что я Андрею сказал: если ты поженишься с Соней, то я сброшусь с крыши, и если ты ей расскажешь, то я точно сброшусь. Андрей не поверил в мои слова, посчитал их шуткой и сказал ей, а я пошел на 25-этажку спрыгивать с крыши. Вы потом скажете, зачем ты сбросился с крыши, а я вам скажу — я дал слово пацана!»

Почему так щепетильно относятся к «слову чести» в мужском комьюнити? Причем, по некоторым наблюдениям, это работает только до армии. Я слышал даже такую теорию, что в армии как раз специально учат, что в России жить «по чести» нельзя, что очень многое здесь неточно, расплывчато, называется не тем, чем является.

— Любые боевые сообщества, где самое главное — это наличие силы, где вы ее открыто презентуете, всегда себя противопоставляют торговцам. Потому что есть воин, а есть торгаш. И если ты из воина становишься торгашом, то в ответ получаешь: «Мы также с тебя будем иметь».

В 90-е пацаны, которые начинали заниматься бизнесом, сталкивались с этим сразу: «А че это ты? Мы с таких имеем. Ты коммерс, все, ты больше не пацан».

У пацанов было понятие чести — они были уличной аристократией, доминантными представителями территории. Те, кто не входил в состав группировки, вообще были не совсем люди, не граждане. У аристократии было слово чести, у военных и вот у пацанов тоже…

— Я могу понять, откуда это у аристократии, у военных. Это воспитание, это другая культура просто-напросто. А тут гопота. Казалось бы, что они могут понимать о чести. Откуда у них это представление? Из советских мультиков?

— Вы говорите «гопота», а такого самоназвания не было, это кто-то «снаружи» так назвал. Пойди скажи ему, что он гопник. Он пацан. Он себя презентует как пацана, как участника боевого коллектива, в котором есть такая же иерархия, как у аристократии и у военных.

А что такое вообще государство? Это, если по Веберу, тоже ОПГ, у которой есть монополия на насилие, и оно ни с кем ею не хочет делиться. Отчего у пацана не может быть понятие чести? Оно было.

— В книге есть упоминание, что группировки и по сей день не мертвы окончательно. А что можно сказать об их будущем? Могут ли возникнуть условия для их ренессанса?

— Говорят, сейчас в казанских группировках стало много участников из центральной Азии: таджики, узбеки. Для них это работает сейчас как социальный лифт. Нормальный современный ребенок все-таки, не знаю, в компьютере будет разбираться, найдет себе дело по душе.

Смотришь из нашего 2021 года в то время и вспоминаешь, что ты был очень часто предоставлен сам себе. Родители приходят в шесть-семь вечера, а ты бродишь весь день по двору без всякого контроля.

А сейчас детей в школу водят. Мне, например, до школы надо было идти полчаса. И меня первого сентября отчим отвел на линейку, и все, потом я всегда ходил один. Советские жители не были напуганы Чикатилами.

Все-таки это был мирок такой, фэнтезийный, немножко из утопии. То что там было, больше не вернется никогда. Этот эксперимент пройден и доказано, что он не работает.

С Робертом Гараевым беседовал Антон Юлаев

«Znak.com», 31.03.2021