«Как объяснить зрителям, что мы не страшные?»

Казань принимала у себя форум-фестиваль социального театра «Особый взгляд. Регионы»

Что такое социальный театр и почему он так важен?

В последние годы к названиям театральных постановок все чаще добавляются не всем понятные термины — «иммерсивный», «инклюзивный», «социальный». Наверняка каждый хоть раз задавался вопросом, что означают эти понятия. С иммерсивным все вроде более-менее понятно. Это такие спектакли-променады и бродилки, которые часто можно встретить в независимых коммерческих проектах. С социальным театром все сложнее. Многие для простоты восприятия отождествляют его с отсутствием профессионального образования его участников. Но, в отличие от иммерсивности, где важна форма, социальный театр — больше про смысл. И заключается он в рефлексии на проблемы окружающего мира и выводы, к которым приходят как зрители, так и участники спектакля.

Попробуем зайти издалека. Театр не всегда был местом профессионалов. Еще со времен Древней Греции с ее хоровыми состязаниями, Средневековья или модернистской Вены, где психиатр Якоб Морено лечил проституток от душевных и физических ран посредством изобретенной им социодрамы, театр с удовольствием вовлекал в свой увлекательный мир всех желающих. Более того, сам Морено охотно верил, что искусство способно изменить нашу жизнь.

Для социального театра этот постулат имеет основополагающее значение. В английском языке есть понятие theatre for social changes, т. е. «театр для перемен в обществе». А кто может создавать такой театр? Все. От полностью здоровых с профильным образованием до людей с инвалидностью без соответствующих навыков и знаний, от бездомных до мигрантов, от заключенных до надзирателей, от совершивших преступление до их жертв. Более того, им совершенно необязательно быть в качестве актеров. Драматург, художник или даже активный зритель — пожалуйста. Главное — говорить о своих или общественных проблемах на языке театра. И, как следствие, помогать переосмыслить общественные процессы, повышать самооценку, социализоваться и начать воспринимать себя всерьез.

Социальный театр — это широкое понятие, а инклюзивный — его подвид. Снова вернемся к английскому. Inclusion означает «включение». Т. е. это театр вовлечения. Изначально он воспринимался как арт-терапия, необходимая особенным детям. Но сейчас во всем мире прослеживается тенденция восприятия человека и художника вне зависимости от его диагноза. И примеров таких спектаклей действительно немало.

Например, «Отдаленная близость» Герда Хартмана и Андрея Афонина, созданная в театральной студии «Круг II» при поддержке Гете-института. В нем играли люди с проблемами психического здоровья. Спектакль получил «Золотую маску» в номинации «Эксперимент». Через два года, в 2016-м, фонд поддержки слепоглухих «Со-единение» и Театр Наций создали спектакль «Прикасаемые», за что тоже получили номинацию на премию. А в 2018-м БДТ им. Товстоногова и центра реабилитации взрослых людей с аутизмом «Антон тут рядом» поставили спектакль «Язык птиц». И это был первый случай, когда социальный спектакль вошел в репертуар крупного федерального театра. Возглавил проект режиссер Борис Павлович, который, к слову, вместе с театральным критиком Александрой Дунаевой курировал театральную программу форум-фестиваля «Особый взгляд. Регионы» в Казани.

Разбавить концентрированный социальный театр решили перформансами (вроде прогулки по библиотеке с Еленой Ковылиной)

Дети о Чечне, взрослые о криминале, слепые о музыке

«Мы хотели собрать спектакли, которые пытаются вдохнуть жизни в это мерцающее словосочетание, ассоциируют себя с ним. Пожалуй, именно этого мы и ждем от участников фестиваля: чтобы в своих работах они дали собственный ответ на вопрос, что же такое „социальный театр“ в сегодняшний России», — обозначил Павлович в программке фестиваля.

«Если нельзя высказаться о потребительской корзине, обыватель начинает гнать на художника»

Театральный марафон включал 6 спектаклей. Два из них предложила дирекция «Особого взгляда». Это «Встречи. Фрагменты», совместный проект творческой лаборатории «Угол» с «Инклюзион. Школа. Казань» и «Сон шарманщика» вокально-инструментального ансамбля «НеЗаМи». Кураторы предложили еще четыре: «Деликатес» ижевского театра Les Partisans, «Дети над пропастью» студии для подростков «Театралка» Казанского ТЮЗа, «Муравей в стеклянной банке» пермского театра-студии «Пилигрим» и «Плюс-минус спектакль» фонда «Солнце внутри» и Набережночелнинской картинной галереи.

А разбавить концентрированный социальный театр решили перформансами (вроде прогулки по библиотеке с Еленой Ковылиной), мастер-классами (например урок подбора материала для спектаклей с особыми артистами от режиссера Туфана Имамутдинова или хореографический процесс раскрепощения с Ильдаром Алекбаевым) и лекциями для участников фестиваля от различных представителей социального театра в России.

Туфан Имамутдинов провел мастер-класс по подбору материала для спектаклей с особыми артистами

День первый. Фестиваль стартовал еще до официального открытия с хореографического перформанса преподавателя школы «Инклюзион» в Казани Алекбаева. Прямо под движущимися и мерцающими буквами в холле Нацбиблиотеки. Пока представители фондов, директора и кураторы определяли будущие направления, люди с особенностями физического и ментального здоровья создавали импровизированный спектакль буквально на глазах у ничего не подозревающих посетителей библиотеки.

К обеду эстафетную палочку принял пермский театр-студия «Пилигрим» с первым спектаклем фестиваля «Муравей в стеклянной банке». Девять девочек и один юноша оживляют дневники девочки из Чечни Полины Жеребцовой, чье детство по трагической случайности пришлось на две войны (1994–2004).

Все участницы спектакля — это одна девочка. Сначала они пластично передвигаются по сцене, занимая все пространство танцами и звуками, а потом начинают посменно инсценировать страницы дневника. Для большего эффекта все девушки одеты в одинаковые белые водолазки и голубые джинсы. Вот маленькая Полина впервые видит разрушенный снарядом дом, впервые понимает, что влюбилась, и первый раз задумывается о том, что может не пережить эту ночь. Отрывки сменяются песнями, которые написали сами ребята. Стихи — Валерий Светлаков,  музыку — Степан Светлаков.

Это поколение, к счастью, не знает того, о чем говорит. Не знает войны. Но, как только повествование переходит к эпизодам мирной жизни, в глазах молодых актеров действительно появляется осознание происходящего. «Муравей в стеклянной банке» — это манифест. Против насилия и агрессии. И заканчивается он на характерной для подобных жанров ноте — скажем «нет» войне и в знак солидарности поднимем вверх сжатый кулак.

Завершил первый фестивальный день провокационный и дерзкий спектакль «Деликатес» ижевского театра Les Partisans по документальной пьесе Миши Соловьева в постановке Павла Зорина. Белый экран, 6 «партизан», четкий бит, жесткий тюремный сленг и острые, как «опаска», истории прямиком с социального дна. В программке была строчка — «особо впечатлительным людям просмотр не рекомендуется». И часть зала действительно вышла в первые 20 минут. В основе спектакля — реальные преступления, совершенные на территории РФ и Удмуртии. Такое можно придумать, но зачем? Жизнь жестче. И не каждый способен принять правду.

Трогательная сказка «Сон шарманщика» вокально-инструментального ансамбля «НеЗаМи»  была написана Борисом Вайнером специально для показа в школах-интернатах с детьми с особенностями здоровья. Спектакль не только музыкальный, но и тактильный

После «Деликатеса» все последующие спектакли кажутся соцветием прекрасного в окружении вдохновения и творчества. Например, «Сон шарманщика» вокально-инструментального ансамбля «НеЗаМи» из Казани. Эта трогательная сказка была написана Борисом Вайнером специально для показа в школах-интернатах с детьми с особенностями здоровья. Спектакль не только музыкальный, но и тактильный. Однако это не главное.

Дмитрий Бикчентаев: «По традиции Первый канал полностью убрал лица инвалидов»

В нем задействованы три слепых артиста: Диляра Залялиева, Владимир Ненастин и Булат Минуллин, каждый из которых играет минимум на 10 музыкальных инструментах. Скрипка, пианино, гитара, контрабас, флейта, барабан, гусли. Ребята так органично вживаются в свои роли, что вне зависимости от того, 5 тебе лет или 55, начинаешь следить на нехитрым сюжетом, отбивать ритм и подпевать песенкам. Одна только их музыкальность приводит в восторг. А вот руководитель коллектива Дмитрий Бикчентаев так и не смог выучить текст и запомнить мизансцены, хотя спектакль поставлен еще в 2019 году.

Ирада Аюпова определила три основные проблемы, связанные с развитием социального театра: доступность среды, навыки сотрудников и, как следствие, стирание всяких границ между инклюзивностью и условной нормальностью

«Профессиональный театр с непрофессиональными актерами»

«Особый взгляд» — это не только фестиваль, но и форум. Поэтому половина заявленных мероприятий состояла из лекций и семинаров. Еще на открытии министр культуры РТ Ирада Аюпова определила три основные проблемы, связанные с развитием социального театра: доступность среды, навыки сотрудников и, как следствие, стирание всяких границ между инклюзивностью и условной нормальностью. Однако, как случайно выяснилось в ходе дискуссий, проблем у развивающегося направления намного больше.

Диана Сафарова: «Нашей целью всегда было расширение границ социального искусства»

По данным на 2020 год, каждый 12-й житель России старше 18 лет имеет инвалидность. Только 26,4% из них работают. О том, в какой сфере задействованы люди с инвалидностью, данных нет. Как нет данных и о точном количестве организаций, которые занимаются творчеством с особенными людьми.

Еще в первый день фестиваля состоялась лекция Инны Ярковой, которая руководит фондом «Живой город» и творческой лабораторией «Угол».

«Мы начинали просто с желания заниматься театром, которого не было в Казани, но который откликался в нас. Появились театральные лаборатории вне театральных пространств. В Казань стали приезжать новые режиссеры. Потом мы поняли, что нам интересно разговаривать на разные для города темы. Причем с непрофессионалами. Чтобы получился профессиональный театр с непрофессиональными актерами», — рассказывала Яркова о начале своей деятельности. Скоро легкий экскурс в историю казанского социального театра перешел формат вопросов и ответов.

— А как вы платили аренду за помещение? — раздался голос из зала.

— Мы не платили. Нам помогло министерство. Мы просто поддерживали в чистоте пространство, сами создавали спектакли и привлекали на них зрителей, — ответила Инна.

— У меня некоммерческая организация в Перми. Театр. И мои артисты в основном пожилые люди. Слепые или с остаточным зрением. Город нам не помогает. Аренда колоссальная.

Как выяснилось, смелый отклик одной женщины вскрыл целый пласт мелких проблем, о которых, кажется, не задумываются в чиновничьих креслах. Как наладить общение с госструктурами, если они не хотят слушать? Как снизить стоимость аренды оборудования для тифлокомментирования, если театры небольших городов совершенно к этому не приспособлены? И, наконец, «как объяснить зрителям, что мы не страшные?» Пока эта ноша ложится на плечи руководителей и сотрудников некоммерческих организаций, которые самостоятельно идут по дороге социального театра.