«Вы в присутствии адвокатов вину признали, просили вообще особый порядок! Как можете это объяснить?» — возмущенно спрашивали прокуроры у банкира Роберта Мусина, пытаясь понять, почему основатель и экс-владелец Татфондбанка решил отказаться от признания вины. Сам подсудимый отвечал, что, находясь в СИЗО, не до конца понимал глубины обвинения, а прозрел лишь на финальном этапе следствия и под домашним арестом. Чтобы понять, насколько сильно расходятся показания банкира, прокуратура провела ретроспективу всех его допросов и поинтересовалась, кто, по мнению Мусина, виноват в отзыве лицензии. АСВ тем временем заявило, что снижает гражданские требования к банкиру. Подробности — в материале «БИЗНЕС Online».
Вахитовский суд завершил допрос Роберта Мусина. На очереди — прения, в ходе которых гособвинение озвучит, какого наказания, по их мнению, заслуживает экс-глава ТФБ
Фактчекинг от прокуратуры
Вахитовский суд завершил допрос Роберта Мусина. На очереди — прения, в ходе которых гособвинение озвучит, какого наказания, по их мнению, заслуживает экс-глава ТФБ. Но до этого его адвокат Алексей Клюкин еще планирует заявить некое «объемное ходатайство», суть которого он пока не раскрывает.
В среду прокуроры самостоятельно огласили все показания Мусина, которые он давал еще в кабинете следователей СКР. Как выяснилось, это были многочисленные допросы. Сначала — череда в 2017 году, сразу после задержания. Затем — в 2018-м, перед тем как Мусин вышел из СИЗО, и в мае 2019 года, когда банкиру предъявили окончательное обвинение. По ним можно проследить, как менялась позиция Мусина на протяжении всего времени: изначально он вину свою признал полностью. Но спустя год почему-то пошел на попятную. Эти показания серьезно расходятся с тем, что Мусин рассказал в суде, потому гособвинение попросило возможность их огласить.
Так, об эпизоде с махинациями при получении кредита ЦБ в 3,1 млрд рублей в суде Мусин заявил, мол, о «подстраховке» попросило руководство ТАИФа, т. к. депозит и кредит на эту сумму числились за их фирмами — «Казаньоргсинтез» и «Нижнекамскнефтехим». А решение — о переводе долга при падении норматива достаточности капитала банка ниже 4,5% — разработали финансовые и юридические службы самого ТФБ. Перечислил даже конкретные фамилии: зампреды Рамиль Насыров и Вадим Мерзляков, а также начальник юротдела Ренат Долотин.
Однако еще в марте 2017, сразу после задержания, Роберт Ренатович заявлял, что, например, его бывший первый зам Насыров не знал о существовании допсоглашений с «Новой нефтехимией» и «Сувар девелопмент», которые принимали на себя все долги. Не знали о подводных камнях и руководители этих фирм, и другой зам Мерзляков, говорил Мусин.
В чем еще расходятся показания Мусина? Во вторник он заявил прокурорам, что ЦБ потребовал от ТФБ досоздать резервы на 23,5 млрд рублей. Почему банк не мог этого сделать, банкир подробно объяснил, предоставив свои расчеты. Однако в 2017 году в разговоре со следователями в день задержания Мусин озвучивал совсем другие цифры. Во-первых, что ЦБ требовал от ТФБ привлечь в 2 раза меньшую сумму — 10 млрд рублей — в качестве обеспечения по кредитам. А сумма недосозданных резервов тогда оценивалась в 2 млрд рублей. Во-вторых, на 9 декабря, когда Мусин отчитался о падении норматива капитала ТФБ ниже 4,5%, фактически этот показатель был 5,5%, признавался следователям банкир.
«Таким образом, никакого умысла на хищение средств Банка России у меня не имелось. Как и не было самого факта хищения средств, полученных в качестве кредита, — заявлял Мусин. — Как выяснилось позже, выполнить мое распоряжение о досоздании резервов в 2,8 миллиарда не представилось возможным. Это, в свою очередь, значит, что коэффициент норматива достаточности базового капитала не опустился ниже 4,5 процента. А подписанные сделки об уступке прав так и не вступили в силу. Таким образом, залог по кредиту остался у Банка России».
Когда у Мусина спросили, как он объяснит такие расхождения, тот заявил: не подтверждает свои показания в части цифр.
— События и действия имели место быть, но тут серьезный момент в части достаточности капитала. Предписание ЦБ уже было, может, я там не помнил, когда отвечал на вопросы. И, создавая резервы, норматив был бы отрицательным, если все правильно считать, — сумбурно заявил он прокурорам. И добавил, что не помнит, о чем конкретно было предписание, но суть одна: нужно досоздавать резервы.
— В связи с чем вы тогда давали такие показания? — уточнил прокурор Динар Чуркин.
— Потому что в процессе следствия мне предъявлялись разные обвинения, эпизоды, что-то убиралось, что-то менялось, то одно было, то другое. И мне даже иногда было непонятно, что предъявляется. Когда мне окончательно предъявили обвинение, был большой допрос 6 мая 2019 года. Все, что я говорил в нем, подтверждаю, ну и то, что я говорил на суде, — открестился Мусин от сказанного четыре года назад.
— Но вы же такие показания 3 раза давали, — логично приметил Чуркин.
Он зачитал протоколы допросов от 3, 10 и 20 марта 2017-го — везде Мусин называл цифры, отличные от тех, которые озвучил в суде.
— Большого противоречия я не вижу. Но, когда речь об этих допросах, там идет официальная отчетность. А то, что я в суде и 6 мая [2019 года] рассказал, говорил о том, что [было] фактически, реально, — объяснился Мусин. На вопрос о том, почему нельзя было сразу говорить о фактическом положении дел, внятно ответить Роберт Ренатович не смог: «Надо все помнить, подымать [документы]…И тем более, я же говорил, у меня сначала был один эпизод, потом другой…»
— А с чем вы связываете расхождение между официальной отчетностью и реальным положением дел? — задал уточняющий вопрос представитель АСВ Юрий Пиягин. Мусин снова замешкался, так и не ответив по существу.
Прокурор Динар Чуркин
Как открестился от DOMO
Также прокуроры огласили показания Мусина по фирме «Аида и Д», которая появилась по инициативе подсудимого. А еще по эпизоду с Бинбанком и покупкой кредитного портфеля, качеством которого, как оказалось, банк был «недоволен». И, конечно, по эпизоду с ГК DOMO — входившие в нее фирмы получили в ТФБ кредиты на 18 млрд рублей.
На допросе в декабре 2017 года Мусин сказал следователям, что выступал фактическим бенефициаром ГК DOMO «на завершающем этапе», после увольнения директора Сайфутдинова. «Определял финансово-хозяйственную, кадровую политику и часть руководящего менеджмента данной компании», — заявлял, в частности, Мусин. Однако в суде он этого не подтвердил.
— После 2011 года я фактически [выступал] не как бенефициар [DOMO], а как главный кредитор… — поправил свои же показания Мусин. — Юридически ни я, ни моя семья связаны с ним не были. Я управленческие решения там принимал, топов назначал и так далее как главный кредитор ГК DOMO.
— Вам понятие «бенефициар» известно? — уточнил у Мусина судья Наиль Камалетдинов.
— Акционер… — слегка помедлив, дал определение Мусин. — … Хозяин.
— А почему на вопрос следователя вы отвечали, что являетесь бенефициаром ГК, если сейчас говорите, что фактически были лишь кредитором? — задал логичный вопрос судья.
— Ну… Сейчас я не вспомню, какой вопрос задали. Разница, конечно, есть между владельцем и кредитором. Я понимал, что мне задают вопрос о том, могу ли я назначать топ-менеджеров. И исходя из этого… — попытался объяснить свою позицию Мусин.
— Такой вопрос тоже был. И вы разделили данный ответ, — заметил судья, чем на секунду поставил Мусина в тупик.
— Ну реально я всегда был главным кредитором. А бенефициаром никогда! — не нашел другого оправдания банкир.
Прямого умысла похитить деньги у него не было — иначе он бы не продлевал договор по кредиту. А значит, мошенничества и злоупотребления доверием в действиях не имелось, говорил Мусин
Почему, сидя в СИЗО, признал вину, а на свободе передумал?
Пожалуй, самый интересный допрос с точки зрения изменения мнения банкира состоялся в начале 2018 года. Тогда, 16 января, банкир признал вину по эпизоду с выдачей кредита фирме «Аида и Д». В частности, заявил, что оценка состояния фирмы перед выдачей 133 млн рублей проводилась поверхностно, а для ТФБ данная сделка вообще не несла никакой выгоды. При этом подчеркнул: честно сообщил всем членам кредитного комитета, что заинтересован в деятельности этой фирмы. А прямого умысла похитить деньги у него не имелось — иначе он бы не продлевал договор по кредиту. А значит, мошенничества и злоупотребления доверием в действиях не было, говорил Мусин.
«Вместе с тем признаю себя виновным по части 2 статьи 201 УК РФ, поскольку получение данного кредита подконтрольной мне организацией ООО „Аида и Д“ стало возможным в связи с использованием мною своих должностных полномочий в ПАО „ТФБ“», — заявлял Мусин.
Ровно через неделю после этого допроса следствие попросило перевести Мусина из СИЗО под домашний арест. Суд разрешил. Спустя три года в суде Мусин заявил, что виновным себя не считает. У него поинтересовались: подтверждает ли он подлинность допроса перед освобождением из СИЗО?
— В общем я подтверждаю, но не подтверждаю в части того, что вину признаю. Подтверждаю, что события и действия были, но я не мог знать всех событий тогда, мне не все документы предоставляли… — заявил Мусин.
— Вы говорили в суде, что процедура выдачи кредита была обычная, а здесь заявляете, что упрощенная, — обратил его внимание прокурор.
— Я считаю, что обычная была. Может быть, более ускоренная. Это еще раз показывает тот факт, что я ничего не скрывал и, как положено, начиная с общего собрания акционеров, все вопросы выносил. И все это знали. А не так, что я председатель правления и даю вам указание.
Прокуратура снова вернулась к январю 2018 года. Тогда еще в клетке СИЗО Мусин признал вину по эпизоду с Бинбанком: «Признаю себя виновным, поскольку реализация данных мероприятий стала возможной в связи с использованием мною своих полномочий в ТФБ». А главное, подал ходатайство о рассмотрении его уголовного дела в особом порядке, т. е. без допроса многочисленных свидетелей и без изучения материалов дела.
— Вы в присутствии адвокатов вину признали, просили вообще особый порядок! Как можете это объяснить? — уточнил у него прокурор Руслан Губаев.
— Ну… — пожал плечами Мусин. — Ну может быть, я сейчас… Вы понимаете, там же уголовные дела… Эпизоды — то один, то другой, объединяли, разъединяли…
— Конкретно: «Аида и Д», ГК «DOMO, Бинбанк, НКНХ — вы по всем этим эпизодам вину признали и ходатайствовали об особом порядке, — продолжал напирать прокурор, видя, что Мусин растерялся.
— Я могу сказать только то, что готов дать пояснения в прениях. Можно сказать: частично признаю. События имели место и действия. Но я, когда глубже разобрался (я же сам, самостоятельно глубже разбирался), какая там тяжесть статей 201 части 2, 201 части 1… Поэтому в данной части я сейчас не признаю.
Финальный допрос, на который ориентируется сам Мусин, состоялся 6 мая 2019 года. Тогда же ему было предъявлено окончательное обвинение. Именно тогда и появилась та позиция, которой сейчас придерживается банкир: вину признаю частично, с квалификацией дела не согласен.
«Уже в ноябре была определенная паника. Люди выводили средства. В конечном итоге на коррсчете стало трудно. Банк как работает? Средства от клиентов приходят и уходят. И уже с конца ноября коррсчет начал хромать, собственный капитал стал ниже»
Виноваты вкладчики и клиенты
Под занавес допроса гособвинение решило поинтересоваться у Мусина, в чем, по его мнению, была причина отзыва лицензии у Татфондбанка. Тот заявил, что это совокупность факторов.
— С одной стороны, это должен быть комплексный ответ, — будто готовясь к долгим рассуждениям, начал Мусин. — Элементарные факторы: по коррсчету мы не могли обслуживать, собственный капитал стал, на мой взгляд, отрицательным…
— А почему не мог обслуживать? Что способствовало? — уточнил прокурор Чуркин.
— Во-первых, уже в ноябре была определенная паника. Люди выводили средства. В конечном итоге на коррсчете стало трудно. Банк как работает? Средства от клиентов приходят и уходят. И уже с конца ноября коррсчет начал хромать, собственный капитал стал ниже, — будто на пальцах пытался объяснить Мусин.
— А что привело-то к этому? — искал истину прокурор.
— Там ряд факторов, я вам сказал один: вкладчики стали снимать [деньги], клиенты начали меньше приходить в банк, — слегка раздраженно отвечал банкир.
— А по-вашему, это не было из-за того, что банк вел такую политику, стратегию?
— В какой-то мере можно сказать, но… — Мусин оборвал и даже, кажется, не хотел продолжать.
На помощь ему пришел его адвокат Клюкин.
— Предписание ЦБ [о досоздании резервов] от 30 сентября получилось исполнить? — уточнил он.
— Насколько я помню, нет, — четко ответил Мусин. И согласился, что это «возможно» считать одним из факторов, способствовавших отзыву лицензии ТФБ.
Представитель АСВ Пиягин заявил, что агентство уменьшит сумму исковых требований к Мусину до 47 млрд 244 млн 342 рублей 49 копеек. Раньше эта сумма достигала почти 50 млрд рублей
АСВ уменьшило исковые требования к Мусину на 2,7 миллиарда
Финальным штрихом заседания стало выступление потерпевшей стороны. Представитель АСВ Пиягин заявил, что агентство уменьшит сумму исковых требований к Мусину до 47 млрд 244 млн 342 рублей 49 копеек. Раньше эта сумма достигала почти 50 млрд рублей.
С чем это связано? Пиягин объяснил, что причиной уточнения иска стала ситуация со сделкой, которая легла в основу эпизода Бинбанка и «Московской инжиниринговой группы». Следствие и обвинение считают, что в декабре 2016 года Бинбанк обменял акции ТФБ на кредитный портфель того же ТФБ. Но не напрямую, а через компанию «МИГ», отдав Татфондбанку его же облигации, Бинбанк получил кредиты пяти фирм, которые впоследствии обанкротились. Сумму ущерба по этому эпизоду следствие оценило в 2,7 млрд рублей.
Пиягин напомнил, что в 2017 году АСВ пыталось оспорить сделку в суде, однако к тому моменту стороны уже заключили мировое соглашение, которое подразумевало, что Бинбанк получит назад облигации ТФБ, а кредитные портфели вернутся в конкурсную массу рухнувшего банка. В связи с этим исковые требования, которые предъявляют Мусину, уменьшаются ровно на эту же сумму.
При этом представитель агентства подчеркнул, что по облигациям, которые выступили в качестве средства мены, ТФБ объявил дефолт — по каким-то в 2016 году, в день самой сделки, по каким-то уже в 2017-м.
— Мне неизвестно о каких-либо действиях со стороны подсудимого по способствованию заключения данного мирового соглашения, — подчеркнул Пиягин.
— Я правильно понял, что дефолт по облигациям произошел до того, как наступило мировое соглашение? Какой смысл был заключать мировое? — возмутился Клюкин.
— Я не могу комментировать смысл соглашения. Знаю, что оно заключено. Суд, когда его утверждал, достоверность и правильность проверил. Ни одна из сторон его правильность не оспаривала, — заключил Пиягин.
Процесс продолжится 20 апреля.
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 129
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.