Александр Канторов: «Помню, как впервые услышал Государственный симфонический оркестр Татарстана. Тогда я еще не играл с ними. Просто слушал. Меня поразила их невероятная энергия» Александр Канторов: «Помню, как впервые услышал Государственный симфонический оркестр Татарстана. Тогда я еще не играл с ними. Просто слушал. Меня поразила их невероятная энергия»

«Мне кажется, когда ты окончательно сойдешь с ума, не потеряв при этом мастерства, тогда сможешь постигнуть Баха и Моцарта»

— Александр, вы отыграли концерт в зале им. Сайдашева вместе с Государственным симфоническим оркестром Татарстана. Это ваша первая поездка в Казань? Какие впечатления?

— Нет, на самом деле я был уже здесь. Еще до конкурса имени Чайковского. Ту поездку организовала Рена Шерешевская, мой педагог. Она хотела, чтобы я немного поиграл в РФ перед основным конкурсом. Если не ошибаюсь, это было в 2018 году. Вообще, мне очень нравится в России. Особенно атмосфера. Еда очень вкусная. Ну и конечно, впереди всего — дух русской культуры. Вот сегодня, например, я играл в прекрасном концертном зале, смотрел на гигантский портрет Сергея Рахманинова и буквально напитывался энергией. Это что-то невероятное.

Помню, как впервые услышал Государственный симфонический оркестр Татарстана. Тогда я еще не играл с ними. Просто слушал. Меня поразила их невероятная энергия. Каждый раз, когда они начинали произведение, у меня дух захватывало. И эти же эмоции повторились, когда мы сыграли вместе. Не знаю, правильно ли я передаю свои чувства… Такое трудно объяснить. Но музыканты меня поймут: энергетика оркестра — очень важная штука. Я надеюсь, мы еще поработаем вместе.

— Сегодня вы впервые играли с ГСО РТ?

— Да, это наш первый совместный концерт (дирижировал маэстро Сесар Альварес из Испании — прим. ред.).

Мне очень нравится сам концертный зал и атмосфера, которой его наполняют музыканты. Каждый человек — это важнейший столп в создании этого храма. Сразу видно, как много они вкладывают в свою работу. Не только репетиционного труда, но и ментального. И, когда ты сидишь перед ними, смотришь на такое количество прекрасных музыкантов, которые тебе аккомпанируют, начинаешь нервничать. А потом замечаешь, что они абсолютно расслаблены и сосредоточены одновременно. Поэтому, повторюсь, мне очень понравилось работать с оркестром Татарстана, и надеюсь, это не последний раз.

— Насколько быстро вы нашли общий музыкальный язык с новым оркестром?

— На самом деле это вполне легко. Во-первых, каждый из нас прекрасно знает материал, который мы исполняли. А во-вторых, они умеют слушать. Поэтому коммуникация налаживается довольно быстро. Причем это не всегда направляется указаниями дирижера. Каждый просто слушает друг друга, доверяет и старается быть абсолютно свободным в своем исполнении.

— Чувствуете, что вас особенно любят в России после победы на конкурсе имени Чайковского?

— Я заметил, что русские — очень музыкальный народ. И каждый участник конкурса имени Чайковского становится для них частью истории. Особенно подобное ощущается во время концертов на конкурсе. Зрители специально приходят, чтобы разделить с нами этот короткий момент жизни. Не знаю, может, я слишком романтичный, но чувства русских слушателей мне показались очень честными.

Да и, вообще, думаю, у Франции и России довольно сильные культурные связи. Кстати, недавно об этом мы говорили с другим французским пианистом, Люкой Дебаргом (в 2015-м получил 4-ю премию на XV международном конкурсе имени Чайковского, — прим. ред.). С Люкой у нас один педагог — Шерешевская. И мы оба чувствовали какую-то ментальную сопричастность к России. Мы очень спокойно чувствуем себя здесь. И во многом это так благодаря особой связи с русской аудиторией.

Знаете, когда поднимешься на сцену, а там полный зал такой музыкально образованной публики, чувствуешь нежность к России и родственность с ней. Что-то трепещет сразу в груди, вдохновляет.

— Насколько я знаю, вы играете много русской музыки.

— Прежде всего это влияние двух моих главных учителей. Они оба русские. Я начинал учиться у русского пианиста Игоря Лазько. Сейчас работаю с Шерешевской. Мне кажется, у них есть особая миссия: что-то вроде обучения французов русской культуре, хорошей русской музыке. Собственно, поэтому я так много исполняю произведения ваших композиторов. Вы можете мне не поверить, но в данный момент создается совершенно необыкновенная связь, которая идет из глубин сердца. Причем дело не только в самой музыке, но и в том, как русские музыканты ее исполняют. Это нечто особенное. Что касается пианино, то тебе требуется дополнительное время, надо выдерживать паузы. Абсолютно каждая нота имеет значение. Я вообще чувствую прочную связь с русскими. Может, дело не только в моих учителях, но и в имени. У меня действительно есть русские корни. Просто очень глубокие. Иногда мне кажется, что я могу потерять эту связь, если немного поменяю репертуар. Хотя… кто знает.

— Как вам кажется, музыка какого композитора наиболее сложно воспринимается обычной аудиторией?

— Это сложный вопрос. Мне кажется, встреча с каждым композитором — определенное испытание для слушателя. Нужно быть интеллектуально подкованным, открытым к восприятию. Музыка вообще требует понимания структуры, непрерывного анализа. И вместе с тем каждый концерт — это испытание для нас, исполнителей. Наверное, даже миссия. Мы доносим до аудитории великую музыку. Сложную, разную. Мне кажется, музыка Баха очень непростая. И приятнее всего ее воспринимать, когда она звучит идеально. Только в данном случае аудитория сможет ей насладиться.

— А сочинения какого композитора наиболее сложные для вас?

— Я еще не играл на публике Моцарта и Баха. Конечно, я знаю что-то из их произведений, учился на обоих композиторах. Но исполнять их на большой сцене было бы для меня невероятным испытанием.

— Почему?

— Наверное, дело в том, что я могу очень увлечься во время исполнения. Меня буквально уносит. А музыка Баха и Моцарта требует еще большего. Для этого нужно как-то духовно подобраться. Мне кажется, когда ты окончательно сойдешь с ума, не потеряв вместе с тем мастерства, тогда сможешь постигнуть Баха и Моцарта. Для меня подобное пока очень сложно. Они ведь жили почти 300 лет назад. Из-за этого современные музыканты лишены сильной эмоциональной связи с ними. Особенно в сравнении с современными композиторами. Нам остается только догадываться, предполагать, как могли сочинять в то время, что вкладывали в произведения. Сейчас о человеке рассуждают в одном русле, а 300 лет назад — совсем иначе. Возможно, однажды я смогу это осилить.

«Мне очень нравится сам концертный зал и атмосфера, которой его наполняют музыканты. Каждый человек — это важнейший столп в создании этого храма. Сразу видно, как много они вкладывают в свою работу» «Мне очень нравится сам концертный зал и атмосфера, которой его наполняют музыканты. Каждый человек — это важнейший столп в создании этого храма. Сразу видно, как много они вкладывают в свою работу»

«Рена знала, где находится предел моих физических возможностей, как сохранить тело в тонусе, сколько мне нужно спать»

— Наряду с музыкой вы увлекаетесь теннисом. Когда успеваете?

— Сейчас, конечно, это стало гораздо сложнее. Я много играл в теннис, когда был ребенком, в старшей школе тоже. В соревнованиях никогда не участвовал, но старался заниматься каждую неделю. Сейчас же, чтобы поиграть, нужно где-то найти очень много свободного времени. А после концерта, как правильно, сил для спорта не остается, до выступления тоже не получается. Но спорт — это довольно важная часть моей жизни. Он успокаивает, разгружает. Там можно выплеснуть накопившийся стресс. Много моих друзей тоже подсели на теннис. Мы и играем, и смотрим большие турниры.

— В настольный теннис тоже играете?

— Да, умею. Но мой отец (Жан-Жак Канторов, известный в Европе скрипач и дирижер, — прим. ред.) гораздо лучше меня играет в настольный теннис. Он и меня пытался тренировать. Я примерно с 12 лет играю. Но сейчас уже так, забавы ради.

— Правда, что музыкальные конкурсы, например конкурс имени Чайковского, и спортивные соревнования похожи по накалу страстей и адреналину?

— Подготовка к ним совершенно точно похожа. Сначала ты настраиваешь голову на соревнование, потом выстраиваешь режим. Конечно, у спортсменов и музыкантов они технически отличаются. Но в общей подготовке все довольно похоже. До конкурса имени Чайковского у меня было много концертов, мне повезло выступать с оркестром, но подготовка к состязанию — это совершенно другое волнение. Ты не должен позволить ни одной отговорке проникнуть тебе в голову. Смертельно устал, плохо спал, что-то болит — все не имеет значения. Надо найти в себе силы, полностью сосредоточиться и выступить на пике своих возможностей. В этом, пожалуй, музыкальные конкурсы тоже похожи на спортивные.

Я не знаю, что именно происходит в головах спортсменов в данный период. Но музыканты стараются не разделять соревнование и концерт, потому что в этот момент, хоть он и очень важен для тебя, в зале сидят зрители. И ты не можешь испортить им вечер из-за своих амбиций. Хотя, честно сказать, голова шла кругом. Столько участников, репертуар, постоянное давление.

— В одном интервью вы сказали, что во время подготовки к конкурсу имени Чайковского Шерешевская тренировала вас, как маньяк, даже контролировала режим питания.

 — Да, это так. Она заботилась о моей еде, сне, температуре в комнате, есть ли у меня теплая питьевая вода, в каком состоянии руки. Она действительно все взяла на себя. И, должен сказать, такого подхода совершенно нет во Франции. Там в принципе нет конкурсной культуры, хотя среди учеников музыкальных школ очень много желающих принять в них участие. Но готовить некому. Им кажется, что достаточно записаться на 10 разных соревнований и просто выступить. А оказывается, за этим стоит много на первый взгляд незаметных мелочей.

У русских есть более систематический подход. Собственно, Рена мне впервые указала, что прежде всего я должен работать со своей головой. Потом около двух лет заниматься программой. В каком-то смысле она стала для меня музыкальным тренером. Рена знала, где находится предел моих физических возможностей, как сохранить тело в тонусе, сколько мне нужно спать. Я ей очень благодарен.

— А как сегодня строится ваш ежедневный режим?

— В настоящее время его уже трудно назвать режимом. Честно говоря, я бы хотел его вернуть. Мне гораздо проще так жить. Но сейчас много путешествий, перелетов. За неделю все может поменяться несколько раз. И теперь работа, репетиции, концерты занимают значительную часть моей жизни. Хотя раньше было больше свободного времени для прогулок, чтения, кино.

Я должен много внимания уделять игре на пианино, слушать других исполнителей. Я буквально не знаю, что будет завтра. Наверное, меня можно назвать счастливчиком. Каждый день не похож на другой. Думаю, это здорово.

— Вы вообще представляли, как могла измениться жизнь после конкурса имени Чайковского?

— Не в такой степени, конечно. Я знал, что это огромного значения соревнование, что Валерий Гергиев — его художественный руководитель, и понимал, с какими восхитительными музыкантами встречусь. Но на следующий день после победы я все еще не осознавал, что случилось. У меня не было времени съездить домой, отдохнуть от концертов. И это действительно шокирует. В один момент ты оказываешься в центре внимания. Все к тебе подходят, жмут руку, говорят, что хотят видеть в своих концертных залах, чтобы ты сыграл с их оркестрами. Подобное буквально захлестывает тебя. Поначалу я прямо растерялся. Только и мог говорить: «Да, да. Обязательно. Спасибо. Большое спасибо». А внутри бушевал адреналин, счастье, восторг. Потом мне потребовалось время, чтобы осознать это, понять, чего я хочу дальше, над каким репертуаром буду работать.

«Я буквально не знаю, что будет завтра. Наверное, меня можно назвать счастливчиком. Каждый день не похож на другой. Думаю, это здорово» «Я буквально не знаю, что будет завтра. Наверное, меня можно назвать счастливчиком. Каждый день не похож на другой. Думаю, это здорово»

«Я люблю рок. Особенно классическую рок-музыку. Guns N’ Roses, Jimi Hendrix, Queen, Bob Dylan, Pink Floyd»

— Давайте повернем наш разговор в сторону блиц-интервью. Я буду задавать вам короткие вопросы, а вы можете отвечать на них в любом формате.

— Такое мне нравится.

— Вы слушаете неклассическую музыку, например рок, хип-хоп, поп, джаз?

— Да, конечно. Я люблю рок. Особенно классическую рок-музыку. Guns N’ Roses, Jimi Hendrix, Queen, Bob Dylan, Pink Floyd. Из современных мне очень нравится группа Snarky Puppy. Это такой джазовый коллектив, в котором около 40 артистов, играющих на гитарах, клавишах, деревянных и медных духовых, барабанах, перкуссии. Они являются четырехкратными обладателям «Грэмми». Причем каждый альбом записывают в новом для себя стиле. Джаз, фанк, этническая, классическая музыка, рок. Они просто невероятные. Я был на их концерте во Франции. Это какое-то фантастическое сочетание импровизации и мастерства. Особенно когда видишь их всех на сцене.

— Нет ли у вас порой пресыщения от классики?

— Она никогда не надоедает. Но классику я слушаю иначе, у меня к ней особое отношение.

— Сколько часов в день вы спите?

— Сейчас это слишком большой временной разброс. От двух до 10. Хотя для нормальной работы мне нужно примерно 5–6 часов.

— Сколько времени вы проводите за инструментом?

— До конкурса Чайковского я играл четыре часа в день. Сейчас мне трудно назвать конкретную цифру.

— Ваш любимый фильм?

— Сложно… Они часто меняются. Например, «Любовное настроение» Вонга Карвая.

— Актер?

— Мадс Миккельсен. Он невероятно хорош. Еще британский актер Дэниел Дэй-Льюис. А из актрис, пожалуй, Одри Хепберн.

— Чем вы готовы пожертвовать ради музыки?

— Это зависит от контекста, конечно. Я готов жертвовать временем и своей энергией. Думаю, здоровьем тоже. Но, с другой стороны, не готов жертвовать общением с близкими мне людьми, семьей. Тут трудно, конечно, назвать полный список. Но родные — это первое, что пришло мне в голову. И думаю, самое важное.

— Любимый концертный зал?

— «Консертгебау» в Амстердаме, «Мариинка» в Санкт-Петербурге и Salle Colonne в Париже.

— Кем из пианистов вы больше всего восхищаетесь?

— Их много. Из артистов прошлого — Владимир Горовиц, Глен Гульд, Владимир Софроницкий. Среди живущих — Григорий Соколов, Михаил Плетнев, Аркадий Володось, Виктория Постникова — настоящие гиганты.

— Если бы не было пианино, на каком инструменте вы бы играли?

— Определенно, виолончель. Не знаю, это так естественно. Мне нравится звук, вибрато, даже тактильные ощущения. Будто обнимаешь дорогого тебе человека. Я периодически беру у друзей виолончель и играю.

— Какова ваша главная черта характера?

— Я немного витаю в облаках.

— И последнее. О чем вы сейчас мечтаете?

— Мне хочется пожить в какой-то другой стране. Я думаю о Японии. Кажется, что на такие перемены я могу решиться только сейчас. Мне очень хочется когда-нибудь начать преподавать. Может, не совсем скоро, но однажды. И, конечно, я хочу прекрасную успешную семью.