Дмитрий Прокофьев: «При всем уважении к труду курьера не может быть его зарплата настолько выше средней»

Дмитрий Прокофьев: «Труд курьера — это простой труд с низким барьером входа на данный рынок. Значит, что-то не так с официальной средней зарплатой по региону» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Если в регионе нет денег, то в нем не могут быть такие же цены в магазинах, как в Москве»

— Согласно отчету минэкономики Татарстана, республика занимает лишь 36-е место в стране по уровню номинальной среднемесячной зарплаты. Но при этом находится на 4-й строчке по объемам промышленного и сельскохозяйственного производства, на 6-й — по инвестициям в основной капитал и по строительству, на 7-й — по обороту розничной торговли. Почему такая разница в показателях? Разве не должны более высокая производительность труда и уровень инвестиций выражаться в более высоких зарплатах?

— Это происходит потому, что единственная «бизнес-ценность» России, как ее понимает сейчас российское начальство, — это возможность делать высокоприбыльные проекты. А откуда прибыль, если мы оставляем за скобками воровство? Либо вы создаете что-то с высокой добавленной стоимостью и продаете задорого, либо продаете что-то, что у вас и так есть, но тогда для прибыли нужно сильно вложиться в сокращение издержек. На оборудовании вы не можете сэкономить, от импорта технологий тоже не можете отказаться. Остается экономить на фонде оплаты труда.

Еще одна причина экономить на фонде оплаты труда в том, что весь губернаторский KPI, все социальные указы у нас не привязаны к конкретной зарплате. Не сказано: «Сделайте так, чтобы учителя получали 100 тысяч, а врачи — 200 тысяч», потому что тогда был бы простой измеримый показатель. А когда вы вместо этого говорите: «Сделайте не менее 200 процентов от средней зарплаты по региону», то вы сразу создаете мотивацию для местного руководства снижать эту среднюю зарплату. Любое предприятие, которое у вас в республике будет платить много, сразу повышает среднюю зарплату по региону и заставляет выкладывать из бюджета дополнительные деньги на врачей и учителей.

Следующий момент: если у вас, условно, даже восточноевропейские зарплаты, допустим, польские или чешские, то у инвестора сразу вопрос — а почему тогда проект не в Чехии или в Польше? Зачем мне российские риски? Ведь низкая зарплата — это в том числе и оценка инвесторами высоких российских рисков. Где рисков нет — там высокие зарплаты, и наоборот. Экономику не обманешь.

— А это не похоже на китайскую историю об обмене «дешевых» людей на инвестиции?

— Нет. Эту карту с «дешевыми людьми» можно сыграть только один раз, когда вы можете много людей из деревни сразу поставить к станку. Статистически у вас сразу ВВП взлетит совершенно ураганно. Но эту карту Советский Союз уже сыграл в 30-е годы. А когда люди переехали в города, то искусственное занижение зарплаты уже ничего не дает. Китай сейчас тоже проскочил этот момент, когда они до предела выкачали ресурс дешевых зарплат. Когда ты выбрал данный ресурс, тебе надо либо снижать риски, либо вкладываться во что-то более технологичное.

Кроме того, высокие зарплаты означают рост потребления людей, и тут начинается другая очень сложная история. Наше начальство прекрасно видит, на что люди начинают тратить деньги: на потребительский импорт, который покупается на валютную выручку от продажи нефти, газа и металлов. А валютная выручка государству нужна самому, ее лучше копить, тем более учитывая волатильность сырьевого рынка.

Следующий момент — это политические последствия высоких зарплат. Американский социолог и политолог Сеймур Липсет доказывал, что если подушевой ВВП превышает 6 тысяч долларов (это средний по миру показатель на 60-е годы), то люди начинают выходить на улицы и что-то требовать. Почему? Потому что, если этот рубеж пройден, значит, в стране нет голода, человек не боится за завтрашний день. И он не боится увольнения с работы. Безработица может быть, но если человека уволили, то он при небольших усилиях быстро найдет место с такой же зарплатой.

В России этот порог с учетом инфляции сейчас составляет порядка 14 тысяч долларов в год. Это около 100 тысяч рублей в месяц. Если подушевой ВВП где-то на таком уровне, то человек уже не боится за завтрашний день, у него уже что-то накоплено. И единственный раз, когда у нас подушевой ВВП проскочил за данный условный порог, — это был 2011–2012 год. Помните, что тогда было? Люди захотели высказать свое мнение. И тогда верхам стало страшно. Так же, как в конце 80-х, когда у людей появились деньги, хоть и не имелось товаров. Весь этот опыт учтен, и его никто повторять не хочет.

— То есть наши низкие зарплаты — это политическое решение властей?

— Да, это в значительной степени политически обусловленное решение. Но тут я хотел бы еще обратить внимание на один очень важный момент. Недавно была статистика, когда посчитали, сколько зарабатывает курьер. В Казани это 80 тысяч с копейками. А средняя зарплата в регионе — 36 тысяч. О чем это говорит? При всем уважении к тяжелому труду курьера не может быть его зарплата почти в 3 раза выше средней по региону. Труд курьера — это простой труд с низким барьером входа на данный рынок. Значит, что-то не так с официальной средней зарплатой по региону. Получается, есть серые заработки, неучтенные доходы, какая-то самодеятельность, которую статистика не видит. Иначе не было бы денег на оплату этих курьеров, потому что оплата их труда — производная от потребительских расходов. Выходит, деньги у людей есть. Соответственно, начальники делают вывод: а зачем тогда платить им больше?

— Значит, не следует делать печальных выводов из официальных цифр минэкономики?

— Минэкономики не видит серых доходов, но есть масса косвенных признаков. Об этом экономист и социолог Симон Кордонский говорил и писал много раз: если в регионе нет денег, то в нем не могут быть такие же цены в магазинах, как в Москве. Они должны быть ниже. Условно говоря, в Америке, если вы посетите богатый Нью-Йорк и нищую Луизиану, то увидите, что в Луизиане цены будут ниже, чем в Нью-Йорке, причем статистически заметно. Почему? Потому что в Луизиане у людей нет денег. Вы не можете продавать им по той же цене. Вы продаете им что-то другое, возможно, попроще, но и подешевле.

А у нас цены везде московские. Значит, ребята, что-то не так, эти деньги где-то есть, кто-то их тратит. Значит, есть какая-то доля серых доходов. Которую, кстати, сейчас ФНС отчаянно пытается собрать с людей.

«Если в регионе нет денег, то в нем не могут быть такие же цены в магазинах, как в Москве. Они должны быть ниже» Фото: «БИЗНЕС Online»

— Но Казань — это все-таки не Татарстан, по ней не стоит судить о средней зарплате по всему региону.

— Казань не Татарстан, согласен, как Москва не Россия. В экономическом смысле, конечно. Москва — это ведь не «город бизнеса», а «город бюджетников». Огромная потребительская экономика Москвы — это производная от расходов тех, кто получает зарплату из бюджета, федерального или городского, прямо или косвенно, плюс зарплаты в корпорациях, которые работают в Москве в первую очередь потому, что это столица, центр принятия административных решений. В Казани точно такая же история должна быть, только в меньшем масштабе.

— Вы упомянули стремление налоговой увеличить сборы с людей. Татарстан стал одним из пилотных регионов по эксперименту с самозанятыми. Что вы думаете об этом проекте, чем он вызван к жизни?

— На этот счет я очень люблю такой замечательный пример. До Петра I на Руси были так называемые «государевы вольные гулящие люди». Это не крепостные, но и не дворяне, и не служащие. Не «податные сословия». Люди, по выражению историка Михаила Дьяконова, «бродили во многих местах по наймам, кормились работою». Они знали и умели многое, что позволяло им заработать самим себе на жизнь. Таких людей было достаточно много, и вот Петр 300 лет назад своей рукой пишет указ — а император далеко не все сам писал. Там чудесная формулировка, примерно такая: «государь … соизволил, чтобы в его государстве никаких вольных государевых гулящих людей отнюдь не было, потому к означенному дню всем таковым людям явиться к штаб-офицерам для записи их в солдаты... А кто по здоровью не будет годен в солдаты, того вписать в кабальные холопы… А буде кто не явится и станет пойман, того бить кнутом и … ссылать в галеру навсегда». То есть, как заметил по этому поводу наш великий историк Ключевский, Петр предложил вольным людям три замечательных варианта: в солдаты, в холопы или на каторгу. Это к человеческому капиталу отношение такое.

Вот самозанятые — это похожая история: главное, вписывайся в кабалу, гражданин, стань податным человеком. Приобрети фискальный статус и плати. А за что? За сам факт того, что тебе разрешают заниматься своим ремеслом. Больше не за что. Сейчас для самозанятых низкий процент по налогу, потому что главная задача власти на данный момент — это просто учесть их. А кто первым стучится к людям после надлежащего учета? Об этом вице-премьер Белоусов хорошо сказал на ПМЭФ: налоговый инспектор — первый бенефициар всех этих идей. Так что ставку им со временем поднимут.

«Илону Маску» важно, чтобы люди богатели и не только покупали его электромобили, но и платили высокие налоги, чтобы НАСА потом финансировало его полеты. Везде, где у вас есть высокотехнологичный продукт, вы заинтересованы в высокооплачиваемых людях» Фото: Britta Pedersen / dpa / Global Look Press

«Начальство рассуждает так: малый бизнес сколько ни коси, обратно вырастет. Всегда найдется тот, кто им кофе нальет»

— Если я верно понял вашу мысль о валютной выручке, то одна из причин низких зарплат россиян в том, что они в принципе не очень нужны нашим властям в качестве потребителей. Нефть и без них будет продаваться, прибыль будет распределяться кому надо, а основная масса россиян, выходит, скорее помеха и угроза этому процессу, чем потенциальный драйвер развития.

— Владельцы «заводов, газет и пароходов» не очень понимают, что с этими людьми делать. Мотивации для повышения жизненного уровня населения у государственно-сырьевой олигархии нет. Просто потому, что у них нет никакого мегабизнеса на их потребностях. У условного «Билла Гейтса» есть мотивация в том, чтобы американцы богатели, потому что ему нужно, чтобы все сидели с компьютерами. «Илону Маску» важно, чтобы люди богатели и не только покупали его электромобили, но и платили высокие налоги, чтобы НАСА потом финансировало его полеты. Везде, где у вас есть высокотехнологичный продукт, вы заинтересованы в высокооплачиваемых людях.

А у нас на людей смотрят как на пожирателей ресурсов. Они думают: «Ну, хорошо, мы дадим им зарплату, а они пойдут, купят Ford и съездят в Турцию». Наш олигарх с этого ничего не получит, а государство еще и потеряет. Обратите внимание, в прошлом году люди не поехали за границу и за счет этого страна сэкономила 20 миллиардов долларов валютной выручки. Характерное совпадение — все наши меры помощи со стороны государства тоже составили 20 миллиардов долларов. То есть люди сами себе эту помощь оплатили. Торговые центры закрыли — понятно, коронавирус, но, я уверен, была и такая мотивация: люди ничего импортного не покупают, нет спроса на доллар — ну и отлично. И оказалось, что ничего, можно сидеть дома и ничего не покупать. Начальство ведь как рассуждает: весь этот малый бизнес — как трава, которая растет, сколько ее ни коси, как закроется, так и откроется. Всегда найдется тот, кто им кофе нальет и обед приготовит. Они из-за этого не переживают.

Кстати, сегодня (10 июня — прим. ред.) у Бостонской консалтинговой группы вышел «Отчет о мировом богатстве», Global Wealth Report. И они там пишут: в России 500 сверхбогатых контролируют 40 процентов состояния россиян. Это космос вообще, это значит, что в стране нет вообще никакого единства, это другой мир. Никакой коллаборации между этими мирами быть не может, потому что им просто нечего друг другу предложить. Среди олигархов есть мудрейшие люди — я говорю это без всякой иронии, — но они понимают, что если они вложатся во что-то, что повысит уровень благосостояния людей, то им придется поделиться своей властью и влиянием, потому что их доля в национальном богатстве сразу размоется. Одно дело, когда у тебя 40 процентов, а у народа 60, а тут получится, что у тебя 30, а у народа 70 процентов. Или 20 на 80. Американские олигархи богаче наших, но по отношению к состоянию американского народа это так, ничего особенного. Нельзя сказать, что американские 500 семей контролируют 40 процентов состояния американцев, там показатели меньше. А в Европе вообще нет таких, кто мог бы столько контролировать и иметь такой вес.

— Олигархам россияне не нужны, понятно, но есть же еще государство.

— Сырьевые корпорации, которые эксплуатируют промышленный ресурс СССР, они государственно-олигархические. Давайте шире рассмотрим, как устроена вообще наша экономика. Экономист Андрей Блохин из Института народнохозяйственного прогнозирования РАН писал, что она у нас «трехконтурная». Высший этаж представлен этими самыми сырьевыми государственно-олигархическими корпорациями, которые существуют «в своем мире». С ними работают крупнейшие банки и все эти «государственные институты развития». Остальная экономика им не нужна по большому счету. Кредитование там самое дешевое, они могут привлечь любое финансирование по минимальной ставке, потому что понятно, под что они занимают: вот нефть, вот метал, и государство гарантирует. Государство этот сектор обслуживает и от него же получает основную массу налогов. Вот высший контур. Всякие инфраструктурные проекты — это тоже высший контур.

Вниз из данного контура что-то просачивается, но на уровне того, что водитель руководителя стальной корпорации где-то кофе попил, и кофевар от этого что-то заработал. Но это копейки.

Второй контур — это региональные фавориты. На уровне региона тоже есть свои лидеры экономики, которые замыкаются на бюджеты местных уровней, есть обязательно какой-то ключевой местный банк или «кусок» важного федерального банка, который работает с данным регионом. На таком уровне процент по кредиту будет выше, потому что больше риски. Почему риски больше? Потому что в любой момент центр может стукнуть кулаком и сказать: нет, будет не так, а вот так. И это не обсуждается, потому что у центра есть ресурс. На этом уровне ты никогда не знаешь, кому из федеральных игроков перейдешь дорогу. Ты можешь спокойно заниматься своим бизнесом в регионе и не знать, что на тебя уже едет федеральный каток.

А третий уровень — это там, где находимся мы с вами. В этом мире потребительский кредит до зарплаты нам дают по паспорту и под 15 процентов, а то и больше. Это потребительская экономика, где мы как-то зарабатываем, что-то пытаемся сделать.

На данном уровне государство говорит людям: если у вас нет денег — это ваша проблема. Товары в магазине есть? Да, полки завалены. Ассортимент стал победнее, конечно, но товары есть. Какую-то минимальную сумму мы вам дадим (которую вы обратно отнесете — за ЖКХ, например), а остальное находите сами. Кстати, надо отметить, что у нас сейчас доля социальных платежей в бюджетах людей все же выше, чем была в Советском Союзе.

«Рождаемость — это количество детей, которое женщина будет иметь на протяжении жизни. То есть сколько она хочет иметь детей. Никакими маткапиталами вы ничего с этим не сделаете» Фото: © Илья Питалев, РИА «Новости»

— Не может быть.

— Если принять ту сумму, которую получает человек, за 100 рублей, то в советское время на социальные выплаты на пике приходилось максимум 16 рублей. Сейчас это рублей 20. Могу ошибиться в копейках, но сумма всех выплат, дотаций, компенсаций, пенсий, пособий играет в доходах нынешних россиян бо́льшую роль, чем в СССР. Советский Союз наличность из своих рук не выпускал.

— На это могут возразить, что СССР вместо этого обеспечивал граждан многими вещами напрямую, минуя денежную форму. То же жилье, например: людям не приходилось выкладывать за него половину своего дохода.

— Люди платили ипотеки, просто в другой форме. Ведь кто получал квартиру? Тот, кто отработал на предприятии определенное время, на определенных условиях и за не самую высокую зарплату. Это была этакая принудительная ипотека. Тебя распределили на рабочее место, ты будешь работать, выполняя 100 условий, и попробуй ты оттуда уволиться. Потому что если ты уволился с предприятия — все, очередь на получение жилья ты потерял. Это то же самое, как если бы ты на эту квартиру заработал. А кооперативное жилье люди прямо строили за свои деньги, все оплачивали строительному управлению.

— Если властям по большому счету не нужны люди, выходит, нынешнее сокращение населения России не является для них реальной проблемой? Например, все эти выплаты материнского капитала теперь уже и на первого ребенка — это история про повышение рождаемости или про что-то другое?

— Ничего увеличить они не могут. Рождаемость — это количество детей, которое женщина будет иметь на протяжении жизни. То есть сколько она хочет иметь детей. Никакими маткапиталами вы ничего с этим не сделаете. Все эти капиталы могут увеличить только количество рождений за данный момент времени. То есть семья думала родить через два года, а из-за маткапитала решила в этом году. Но это всего лишь значит, что она не родит через два года. Просто происходит перераспределение рождений во времени.

Так что маткапиталом просто создается еще одна категория зависимого и благодарного населения. А самое главное, что делает семья с маткапиталом? Относит его в строительную отрасль.

Это как история с льготной ипотекой, совершенно великолепная, классический пример манипулирования экономической политикой. Да, кризис, да, пандемия, надо поддерживать строительную отрасль, которая первая реагирует на падение доходов людей, в которой многие заняты, на которую многое завязано. Представим, что мы с вами в такой ситуации правительство. Мы можем дать деньги строителям: вот вам кредит, стройте дома и продавайте эти квартиры людям. Кто будет нести риски по тому кредиту? Правительство. А зачем это нам нужно? Давайте лучше выделим небольшие деньги, да еще и не наличными, на субсидию тех же государственных банков, чтобы давали народу пониженную ставку по ипотечному кредиту. Так и было сделано. Люди подорвались брать эти кредиты и отнесли деньги строителям. Но строители не могут так быстро возводить дома, есть технологический цикл, это же не пирожки печь. Потому проходит время, и цены на квартиры взлетают так, что вся эта льгота съедается. Что с льготной ипотекой, что без нее, платите 30 тысяч рублей, а то и больше. Но кто несет риски в данном случае? Люди. Теперь это их проблема, как выплатить эту ипотеку, а не правительства. А все, кто нужно, на этом заработали.

«Посмотрите, какое время человек проводит в социальных сетях, игрушках и так далее. Это же потенциальное рабочее время. Раньше у него не было возможности отвлекаться на работе, а теперь есть» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Половину рабочего времени человек может играть в Minecraft. Бог с ним — лишь бы с булыжниками по улице не бегал»

— Вы объясняете низкие зарплаты в России внутриполитическими причинами. Но феномен снижения реальной зарплаты имеет место и на Западе. Об этом говорят не только левые экономисты, тот же президент Давосского форума Клаус Шваб признает, что нынешнее поколение западной молодежи впервые будет беднее своих родителей.

— Да. Сложная история торможения реальных зарплат на Западе началась около 50 лет назад, потому что стало понятно: все, что можно, мы произвели, а тогда за что платить? Технологии пошли по такому пути, что конкретно работающих людей нужно все меньше и меньше. Каких-то рабочих мест после этого удалось насоздавать, но это такие, «плохие» рабочие места, которые не дадут никакого социального роста. Вот ты встал у «Макдоналдса» за свободную кассу — ты и умрешь за этой свободной кассой. Место в массовом сервисе тебе ничего не дает, это не карьерный рост и не накопление социального капитала.

Посмотрите, какое время человек проводит в социальных сетях, игрушках и так далее. Это же потенциальное рабочее время. Раньше у него не было возможности отвлекаться на работе, а теперь есть. Ну и бог с ним — лишь бы с булыжниками по улице не бегал, думает начальство. Создан такой общий достаток, чтобы половину потенциального рабочего времени человек мог играть в Minecraft или еще во что-то, и ничего страшного для экономики от этого не случилось. Так что все всё понимают.

Да, не все так живут, но многие. Можно было давать деньги просто так, но это пока психологически сложно. Потому их дают хоть за какую-то работу.

— Давайте тогда обсудим сокращение рабочей недели и введение безусловного базового дохода. Дмитрий Медведев в прошлом году высказался за введение в России ББД, а недавно предложил поэкспериментировать с четырехдневной рабочей неделей. Получается, это не популизм, за такими предложениями есть экономические расчеты и соображения?

— Не берусь судить, есть ли у Медведева какие-то расчеты, но могу сказать, что об этом думают экономисты. В принципе, четыре дня в неделю можно работать и сейчас, это зависит от уровня экономического развития страны. Если он высокий — ничего страшного с экономикой не произойдет. В Голландии и Франции работают 35 часов, это четыре с половиной дня (считая по 8 часов), и нормально. Это ведь не значит, что предприятия будут стоять 3 дня из 7, просто в определенные дни там станут работать одни люди, в иные дни — другие, то есть сотрудников понадобится при такой системе больше нанимать. В XVIII веке на лондонских верфях вообще работали три дня в неделю, и ничего, справлялись, строили большие суда. А вокруг свободного времени людей появятся новые бизнесы.

К сокращению рабочего времени мы все потихонечку идем. Почему в свое время появился 8-часовой рабочий день? Потому что появился конвейер. Когда людей поставили к конвейерам, оказалось, что после 8 часов у конвейера количество ошибок рабочего растет по экспоненте.

— А 8-часовой рабочий день не потому появился, что рабочие за него боролись?

— Нет, это был в первую очередь вопрос производительности труда. Лозунг рабочих был эффектным, но он выстрелил только тогда, когда появились технологии, когда всем капиталистам стало понятно, что ты можешь хоть рогами упираться и заставлять их работать больше, но тогда они будут больше ошибаться.

То же самое происходит сейчас и с нами. Эффективно «работать головой» ты можешь три-четыре часа, максимум пять. Так что наши нынешние 8 часов — это просто дань конвейеру.

Но у сокращения рабочей недели есть другая сторона: если люди начнут выбираться из дома на работу меньше, чем четыре раза в неделю, то начнет умирать городская сервисная экономика. Станут пропадать рабочие места, которые обслуживают этот трафик людей из дома на работу и обратно, их пребывание в центре города, и так далее.

Плюс сокращение объема совместной работы снизит уровень коммуникации между сотрудниками в технологичных, креативных отраслях, а это обязательно скажется негативно на их результатах. Был такой Томас Аллен, в Массачусетском технологическом, он еще в 1970-х доказывал — чем дальше у инженеров оборудованы рабочие места в одном офисе, тем меньше они коммуницируют и обмениваются идеями. В 2010-м эту теорию проверили в том же MIT, проанализировав базы данных по патентам. Оказалось, что если в одном кампусе ученые сидят в соседних зданиях, то эффективность их сотрудничества резко падает. Нет «творческой атмосферы».

Та же «удаленка» работает для рутинных задач, но рождать прорывные идеи здесь не получается, для этого нужно видеться вживую. Для инноваций необходим высокий уровень доверия. Инновационные проекты возникают, когда, условно, за одним столиком в кабаке собираются инженер, маркетолог, предприниматель и юрист, они другу другу верят и делают стартап. На «удаленке» это не работает.

— А что с безусловным базовым доходом? Какие у него могут быть последствия?

— Сейчас главный аргумент против ББД такой: «Как это мы будем платить людям деньги просто так? Они же перестанут работать». Но эксперименты показывают, что это не так. Во всех локальных экспериментах основная масса людей продолжает работать. Да, некоторые бросают работу и «курят бамбук». Но основная часть продолжает работать, более того, люди находят более высокооплачиваемую работу. Почему? Потому что у них переговорная позиция стала лучше. Они не хватаются за первое попавшееся место, они могут с работодателем поспорить, поговорить, они не боятся, что их в любой момент уволят.

Базовый доход также позволяет человеку вырваться из петли бедности. Был красивый эксперимент в Лондоне — бомжам раздали по несколько тысяч фунтов. Для чего это сделали? Лондон дорогой город, а бомжи все-таки оттягивают на себя часть усилий полиции и больниц. То есть для города бомжи — это лишние издержки, по 50 тысяч фунтов в год примерно на каждого. Им раздали по 3 тысячи фунтов и посмотрели, что будет. Конечно, никто из этих бомжей не разбогател и не сделал карьеры. Но три четверти участников эксперимента с улицы ушли навсегда. Этого толчка оказалось достаточно, чтобы они вернулись в семьи или нашли себе какую-то работу, вернулись в общество.

В общем, безусловный базовый доход — это перспективно и интересно. Пока эксперименты говорят скорее в пользу него. Самое важное, что показали эксперименты: люди не бросают работу. Перестают работать те, кто лучше бы и не работал. Потому что современная экономика требует не просто человека, который работает из-под палки, под страхом голода, а мотивированного сотрудника, который прокачивает свои навыки, что-то осваивает. Такой человек и с базовым доходом не разляжется на диване. А тот, кто будет просто занимать рабочее место — да и черт с ним, пусть дома сидит, играет в компьютерные игры и не путается под ногами. Как от производителя экономика от него не потеряла, а как от потребителя еще и выиграет.