Наиль Маганов: «Бизнес на Западе не в меньшем, а куда в большем шоке, чем мы!»

Ильсур Метшин: «Все реалисты, никто не говорит, что все прекрасно, вот первое окно возможностей, вот второе, вот третье» Фото: Сергей Елагин

«Ни один мировой кризис не заканчивался еще концом света»

«Сегодня перед нами очередной вызов — и он далеко не только финансовый. И нам в очередной раз необходим коллективный разум, мозговые штурмы и уверенность в том, что после зимы, самой суровой, самой снежной, обязательно наступает весна. Она бывает затяжная, с половодьем, случается, что резко снег тает, солнышка все уже заждались, но потом обязательно наступает лето. Так и в жизни: ни один мировой кризис не заканчивался еще концом света. Все реалисты, никто не говорит, что все прекрасно, вот первое окно возможностей, вот второе, вот третье. Но эти окна есть, запас прочности у Казани и Татарстана — тоже», — говорил сегодня мэр столицы РТ Ильсур Метшин, открывая форум Made in Kazan. Проект был возрожден после многолетнего перерыва в новом антикризисном формате — уже не как цикл образовательных лекций для казанских студентов, но как насыщенный 8-часовой мозговой штурм для предпринимателей.

В конференц-зале отеля Kazan Palace by Tasigo, въезд к которому расписали граффити с установками вроде «Думай», «Чувствуй», «Действуй», собрались около сотни бизнесменов самых разных отраслей экономики. В числе участников были, например, депутат Госдумы РФ Илья Вольфсон, председатель совета директоров ГК ICL Виктор Дьячков, генеральный директор АО «Нэфис Косметикс» Дина Лаврикова и др. Все разделились по профилю за тематическими круглыми столами, за которыми присутствовали также и представители власти, собирающие боли, проблемы и идеи бизнеса. И ведущий Айнур Зиннатулин как мантру повторял, что собравшиеся не потребители контента, а его генераторы и ответственность за содержательность мероприятия лежит не на тех, кто говорит со сцены, а на тех, кто сидит за столами.

В числе участников форума были депутаты Госдумы РФ (на фото: Илья Вольфсон (справа) Фото: Сергей Елагин

Их задача — за день, обмениваясь опытом друг с другом, слушая выступления коллег и приглашенных гостей, ответить на два глобальных вопроса: в какой условной «точке А» сейчас все оказались и как действовать дальше? Помочь в этом должны были выступления экспертов-супертяжеловесов: председателя совета директоров МДМ-Банка, независимого директора Московской биржи Олега Вьюгина и гендиректора «Татнефти» Наиля Маганова.

«А кто-то с первого форума живой еще? Поднимите руки! Что вы тут делаете, вы же все должны уметь уже?! Для кого мы это проводили?» — устроил блиц-опрос Метшин, идеолог формата Made in Kazan. Он напомнил, как на проведение первого такого мероприятия в 2010 году его вдохновил опыт Сингапура, который собирал у себя ведущих мировых спикеров. И признался, что его, как начинающего в то время мэра, очень вдохновили эссе, в которых потенциальные слушатели форума делились (иногда даже от руки) своим видением развития города и мира.

А в кризисных ситуациях нетворкинг особенно ценен. Метшин рассказал, например, что во время последней командировки в Сенегал поинтересовался «как обыватель» у Маганова, какую долю нефти в мире производит Россия. И получил ответ, что 20%, причем заместить западные страны могут только 10%. «Что случится тогда? Ну мы будем жить в 2 раза хуже, но на хлеб с водой не перейдем. Я проанализировал городские проекты, при самом страшном сценарии, который может произойти, изучаю, что обязательно должно быть продолжено, что надо успеть завершить как можно быстрее. Появляются ответы для самого себя», — говорил градоначальник.

Он пообещал, что такие встречи будут продолжаться и дальше. «Сейчас первый шок прошел. Кто-то стартанул [за рубеж] на второй день, но уже возвращается, кто-то уже там, но понимает, что там их никто не ждет, а жизнь продолжится. Надо находить пути, как будем развиваться и использовать возможности. У Казани уникальный шанс. В чем он, кто что на каком этапе должен сделать — правительство, город вас обязательно послушают», — заключил он.

Олег Вьюгин: «Единственный, кто был хорошо готов к происходящему, — это бюджет РФ, где есть десяток триллионов рублей, который можно использовать в том числе для контрциклического финансирования. Но правительство осторожное — если есть сбережения, мы их бережем» Фото: Сергей Елагин

«С учетом комплектующих в машиностроении зависимость от импорта — 70 процентов»

Вьюгин выступил с макроэкономическим, практически визионерским докладом, где подробно обрисовал, что происходит. Основные тезисы речи спикера выглядели так:

Финансовые санкции — это попытка усложнить расчеты между российскими компаниями с внешними контрагентами, а то и сделать их невозможными. Все зависит от того, чем занимается компания: экспортеров газа и нефти не трогают. Краткосрочные последствия этих мер — включение в блокировочный лист крупнейших российских банков (за исключением функций Сбера и Газпромбанка по расчетам за нефть и газ) и уход Visa и Mastercard из России, который коснулся значительной части населения, поскольку именно эти карты использовались для платежей за рубежом. А реакция ЦБ на санкции «привела еще к большей финансовой изоляции».

Торговые санкции. Запрет на поставки некоторых товаров — полбеды, но нарушились важные логистические цепочки. Пять крупнейших компаний, которые занимались контейнерными поставками и покрывают 80% международных перевозок, отказались от обслуживания российских компаний. Воздушное сообщение практически прекратилось (небо над Западом было закрыто). Автотранспорт тоже не выручает: коридоры на Запад перекрыты для российских перевозчиков. А российским судам запрещено заходить в крупные порты.

Зависимость от импорта. Вьюгин привел данные, по которым в конечной продукции машиностроения 48% составляют импортные поставки, в продовольствии — 11%, химии — 18%. «Если пересчитать зависимость не напрямую, а с учетом комплектующих, то есть брать случаи, когда для производства российского продукта российской компанией нужны компоненты, которые завозятся из-за рубежа, то в машиностроении и обработке зависимость — 70 процентов, в продовольствии — 25 процентов», — озвучил безжалостную статистику Вьюгин, подкрепив ее наглядным примером АвтоВАЗа, который планирует изменить номенклатуру продукции и выпускать больше автомобилей класса «Евро-0». Последний удар по российской промышленности — уход примерно 200 иностранных компаний с российского рынка. Они не закрываются, продолжают платить зарплаты, но прекращают инвестиции и поставки комплектующих и конечных продуктов.

«Санкции вводятся вроде как для того, чтобы прекратить поставки в Россию товаров двойного назначения», — продолжал спикер. На самом деле это касается большинства высокотехнологичных товаров: один и тот же чип можно использовать в устройствах гражданского и военного назначения. На несколько лет это очень серьезная проблема. Ни одна страна в мире не могла бы построить эффективную экономику без заимствования технологий, включая Китай.

Запас прочности предприятий. У российского бизнеса в среднем есть запасы на 2–3 месяца, которые позволяют продолжать работу. И, по данным опросов, 12% МСБ ждут, что останется возможность работать с поставщиками, как раньше, 25% начали поиск альтернативных поставок, 18% уже их нашли.

Реакция властей. «После начала специальной военной операции первое, что произошло, — паника. Никто не ожидал таких масштабов, все думали, что будет продолжение полудипломатической, полусиловой борьбы за интересы страны, как в 2008 и 2014 годах. Шок создал панику, начались мощные переводы капитала за рубеж, а граждане бросились оберегать деньги: снимать со счетов банков и класть в ячейки, — обрисовывал диспозицию Вьюгин. — Чтобы остановить этот процесс, ЦБ сделал две естественные, но неприятные абсолютно для всех вещи: ограничил передвижение капиталов и поднял процентную ставку. Это сработало: 20 процентов годовых по депозитам вернуло деньги в банки. Это была единственная цель, так что ЦБ предопределил решение 29 апреля о снижении ставки. Не до того уровня, конечно, который был (в феврале 9,5), но до 15 процентов, а то и больше, снижение ключевой ставки, очевидно, будет».

Какие пути решения? Логистику можно перестроить по двум принципам: транзит (груз идет не самым коротким, но доступным путем — повезло Армении, Казахстану и Турции, где создаются дочерние предприятия) и реэкспорт. Во втором случае российская компания использует «дочку» или дистрибьютора за рубежом не под санкциями, а тот отгружает товар в пользу РФ. Но все это приводит к новым рискам и удорожанию такой логистики в 2–2,5 раза. А в стоимости товара логистика занимает 10–15%. Второй путь — расчеты в нацвалютах. Власти пытаются активно задействовать рубль или рупии (в расчетах с Индией). «По сути, это бартер: когда компания получает выручку в виде доллара, то может использовать этот доллар в любых направлениях. А рупию только там, где ее примут, — то есть в Индии», — привел пример Вьюгин.

И остановился на Иране, где с 2018-го инфляция достигает 30–40% в год. «Один из механизмов расчетов выглядит так. Например, нужно что-то купить в Китае за юани. У Ирана есть человек или компания, связанные с китайцами, которые могут позвонить в Китай и сказать: к вам приедет такой-то, дай ему юани. Человек приезжает, берет юани и покупает все что нужно. А когда китайцу что-то надо в Иране, ему точно так же дадут реалы. Это работает и с Германией, и там есть иранские посредники, которые дают евро и расплачиваются реалами. Механизм звучит анекдотически, но он работал. Когда Трамп отменил радиоактивную иранскую сделку, европейцы сами придумали такую систему расчетов, но сделали ее более цивилизованной, не держится на простом доверии», — рассказывал он. 

Что дальше? По оценкам Вьюгина, за год-два поступления от экспортной выручки энергоресурсов могут сократиться вдвое. В этом году на 10% уменьшатся реальные доходы населения, а значит, и спрос. При сегодняшних условиях спад ВВП может составить 10–12%, что дальше — вопрос открытый. Если будет нарастание конфронтации, может так произойти, что пойдет вторая волна инфляции и новый раунд падения экономики.

Что будет с брокерскими счетами? Брокерские подразделения большинства банков тоже попали под санкции, им нужно клиентские ценные бумаги и счета передать куда-нибудь, где санкций нет. Но Nasdaq объявил, что с 29 апреля прекращает торговлю ценными бумагами: это означает, что бумаги все равно через несколько дней будет нельзя продать.

Есть ли возможности контрциклического финансирования? Вьюгин объяснил, что правительство уже этим занимается: сотни миллиардов выделяются на поддержку авиаперевозок, будет субсидироваться ипотека — «куда-то же надо металл девать». «Единственный, кто был хорошо готов к происходящему, — это бюджет РФ, где есть десяток триллионов рублей, который можно использовать в том числе для контрциклического финансирования. Но правительство осторожное — если есть сбережения, мы их бережем», — ответил он на вопрос гендиректора ОЭЗ «Алабуга» Тимура Шагивалеева.

Наиль Маганов (справа): «Из 600 миллионов тонн нефти 200 миллионов мы гнали на Запад, самое большее. Часть эмбарго мы преодолеем. А потом у нас страна была с положительным торговым балансом. Значит, поменьше будут складывать деньги в евро и доллары» Фото: kzn.ru

Маганов: «Возможно и полное нефтегазовое эмбарго»

Не менее любопытное выступление было и у гендиректора «Татнефти» Маганова. Тот  рассказал, как из строго добывающей компании «Татнефть» превратилась в диверсифицированную: теперь группа охватывает и энергетику, и нефтехимию, и шины, и машиностроение, и композитный кластер, и т. д. «Мы имеем самый современный в РФ НПЗ, наш шинный комплекс выпускает четверть всех российских шин. Вчера были в Туркмении, и директор КАМАЗа сказал президенту Туркмении, что раньше они брали только шины Michelin, а теперь Kama Tyres обошли их по проходимости и топливной эффективности», — говорил Маганов, отвечая на просьбу присутствующих бизнесменов рассказать, что такое «Татнефть».

«Россия — страна огромных возможностей, и всегда можно найти свое место. Многое, конечно, зависит и от заказчика. Он может быть добровольным, а может быть принудительным. Сейчас такая ситуация, когда заказчик принудительный. От всех мировых историй, слава богу, нас начали отрезать. Голландская болезнь в больших компаниях, в том числе и в нашей, к сожалению, процветала», — констатировал Маганов, подчеркивая, что, когда проект начинался, 97% оборудования НПЗ было импортным, а сегодня на ТАНЕКО на 99,9% все российское. Импортозамещение вообще процесс непростой, особенно 15 лет назад. Так, при строительстве ТАНЕКО нужно было 100 тыс. задвижек, а вся Россия на тот момент выпускала только 10 тыс. задвижек в месяц.

«Февраль 2022 года не был для нас шоком, но и масштаб задач не стоит недооценивать. Мы не стали сидеть в уголочке и поскуливать: „Ай-ай-ай, что делать?“ Мы создали оперштаб и по всем позициям закупок — это 700 миллиардов рублей в год — начали прорабатывать варианты. Изучаем всех российских производителей, смотрим, насколько поставщик устойчив, не зависит ли он от импорта. Встречаемся с ними и пытаемся или помочь развернуться, или подыскиваем аналоги в лояльных странах. Оцениваем возможности организации или возобновления производства, в котором нуждаемся. Альтернативную логистику и реэкспорт мы практически не рассматриваем — максимум временно, на 3–4 месяца», — перешел Маганов к конкретным действиям.

Гендиректор «Татнефти» подчеркнул, что к санкциям Россия готова точно лучше других стран. «Мы точно не Иран и не Северная Корея по уровню своего мышления, смелости, принятию решений. Наш потенциал гораздо больше, все зависит от того, как мы его будем для себя реализовывать». И обратил внимание, что впереди большая работа, но и огромные возможности, которые надо максимально использовать. «Возвращаться к тому, что было, пытаться придумать обходные пути, чтобы потратить валюту на закупку чего-то на Западе, — не самый перспективный путь. Да, в краткосрочной перспективе все почувствовали определенный дискомфорт. Но любые изменения — всегда риски, важно, как мы сможем управлять этими рисками, и найти положительную сторону», — говорил Маганов, заверив, что «Татнефть» готова поддержать и заказами, и финансово все инициативы, полезные компании.

Спикера еще долго не отпускали, засыпая самыми разными вопросами — от просьбы рассказать, где он сам находит мотивацию, до того, возможно ли полное нефтегазовое эмбарго. А оно, кстати, возможно. «Ничего нельзя исключать, есть разные гипотезы, — ответил Маганов. — В том числе имеются определенные факты, которые свидетельствуют о том, что возможно и эмбарго. Мы свидетели целого ряда решений, которые принимают наши бывшие партнеры с Запада, пытаясь ограничивать нас, и при этом страдают очень сильно сами. Бизнес на Западе не в меньшем, а куда в большем шоке, нежели мы. Они спокойно развивались, привыкли к размеренной жизни, и вдруг такие изменения. Но что такое эмбарго для РФ? Из 600 миллионов тонн нефти 200 миллионов мы гнали на Запад, самое большее. Часть эмбарго мы преодолеем. А потом у нас страна была с положительным торговым балансом. Значит, поменьше станут складывать деньги в евро и доллары. Не думаю, что уменьшение нашего экспорта будет настолько катастрофичным для нашей страны».