Прощай, Эфиальт! История Михаила Горбачева – последнего лидера «ордена меченосцев»

Горбачев оказался на вершине власти, когда Советский Союз действительно превратился в колосс на глиняных ногах и мог рухнуть в любой момент Фото: © Boris Kavashkin / Global Look Press / www.globallookpress.com

Историю о распаде СССР нужно вести с самого начала — как минимум с 1922 года, а то и раньше

Смерти Михаила Горбачева ждали давно. Он был стар и болен. Патриотическая общественность потирала руки и клацала зубами. Когда известие о кончине пришло, патриотические блоги взорвались восторженными непарламентскими выражениями. Не все, конечно. Александр Жучковский, известный деятель «Русской весны», весьма отрицательно оценивающий Горбачева, написал у себя в «телеге» (орфография и пунктуация автора сохранены — прим. ред.):

«Открыл Телеграм.

Иуда! Горбачев!!! Предатель!!! Пятая Колонна! Гори! В! Аду! Мразь! Прихвостень! Запада!..

Закрыл Телеграм.

Проветрил помещение».

Надо было еще глаза промыть.

Оценивая такое колоссальное историческое явление, как распад сверхдержавы, валить все на одного человека — все равно что приписывать причину снежной лавины горному козлу, прыгающему по скалам. Когда лавина созрела, ее можно обрушить, просто громко крикнув. Горбачев оказался на вершине власти, когда Советский Союз действительно превратился в колосс на глиняных ногах и мог рухнуть в любой момент. Поэтому фантазии насчет того, что Горбачев мог бы править, как и его предшественники, до самой смерти, если бы не затеял перестройку, — не более чем мечты боящихся взглянуть в лицо исторической реальности, которая никогда не бывает такой, как хочется.  

Вообще, историю о распаде СССР нужно вести с самого начала — как минимум с 1922 года, а то и раньше. Советский Союз задумывался как временное территориальное образование, как база для мировой революции, которую в то время ждали со дня на день, причем не только большевики. Советский Союз самим своим названием не имел привязки ни к территории, как Соединенные Штаты Америки, ни к нации, как Франция или Германия, — он должен был охватить весь земной шар. На стене главного зала гигантского Дворца Советов (415 м высотой!), который стали строить с 1931 года на месте взорванного храма Христа Спасителя, планировалось разместить гигантскую надпись, цитату из речи Иосифа Сталина над гробом Владимира Ленина: «Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам укреплять и расширять Союз республик. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы с честью выполним эту твою заповедь».

Строительство Дворца Советов остановили только в декабре 1941 года, а уже смонтированные конструкции из высококачественной стали пустили на нужды фронта. Потом в котловане соорудили знаменитый открытый круглогодичный бассейн, а ныне там снова храм Христа Спасителя.

Горбачев родился, когда старый храм Христа Спасителя еще не был взорван, а умер, когда новый храм Христа Спасителя уже вновь стоял многие годы…

Существование этого военно-промышленного полиэтнического монстра в мирное время было, вообще говоря, неочевидным. Он не был создан для удобной жизни людей. Такая цель в его техническом задании отсутствовала начисто. Советский Союз был предназначен для Павки Корчагина, Зои Космодемьянской, Павлика Морозова, Василия Иваныча Чапаева, Мальчиша-Кибальчиша и других фантастических персонажей. Государство выстояло в войне, но после победы оказалось в положении великана, который топчется, оглядываясь, на месте, не зная, куда ему идти. Поэтому, весьма возможно, историю горбачевской перестройки надо начинать со Сталина.

Известный публицист и историк Юрий Мухин наиболее последовательно пропагандирует идею о том, что Сталин был убит партийной номенклатурой — по его убеждению, во главе с Никитой Хрущевым, — за то, что собирался эту самую номенклатуру от власти отстранить. Поскольку она зажралась, работать не умела, функционировала кое-как только под страхом репрессий и разлагалась с каждым годом все сильнее, т. к. на теплые номенклатурные места массой стремились приспособленцы, жулики, интриганы, карьеристы и прочая безыдейная и беспринципная публика. И будто бы Сталин задумал вернуть партии ее идеологическую природу и первозданную коммунистическую чистоту, отобрать у партийцев привилегии, чтобы в партию шли только настоящие коммунисты. А власть над страной отдать выборным советским органам, рулить экономикой поручить профессионалам. И будто бы Сталин намеревался в полной мере реализовать бухаринскую Конституцию, конкурентные выборы и даже многопартийность — конечно, только в виде нескольких коммунистических партий, спорящих о различных путях строительства коммунизма, но тем не менее. Именно в этом духе Мухин трактует известное высказывание Сталина о партии как ордене меченосцев, т. е. партия должна была стать идеологическим ядром общества, но ничем не управлять.

После формального съезда 1939 года, на котором нечего было обсуждать, поскольку все было заранее решено, стало понятно, что съезды вообще не нужны Фото: Общественное достояние, commons.wikimedia.org

По сравнению с бериевской горбачевская перестройка представляется несколько мелковатой

Какое-то основание эти предположения имеют. Во время войны партия Сталину была не нужна. В мае 1941-го он занял пост председателя Совета народных комиссаров и прекрасно обходился без партии. После формального съезда 1939 года, на котором нечего было обсуждать, поскольку все было заранее решено, а все, кто оказался готов и способен что-то обсуждать и о чем-то спорить, отправились по приказу Сталина на тот свет или в лучшем случае в ГУЛАГ, стало понятно, что съезды вообще не нужны. Следующий съезд был созван только через 13 лет, в 1952 году, и из выступлений товарища Сталина всем сразу стало понятно, что задуман новый 1937-й, ликвидация ближайших соратников — Вячеслава Молотова, Лаврентия Берии, Климента Ворошилова, Георгия Маленкова, Хрущева — и какие-то реформы. Без массовых расстрелов товарищ Сталин проводить реформы не умел. Неудивительно, что намеченные жертвы на этот раз не стали дожидаться, пока их отведут в расстрельный подвал, и приняли меры, так что жизнь вождя после съезда была недолгой.

Однако хочешь или не хочешь, но надо было что-то делать с негодной в мирных условиях системой управления, где партийные органы путались с государственными; с сельским хозяйством, которое никак не могло встать на ноги после коллективизации; с промышленностью, умевшей производить без счета лучшие в мире танки, но неспособна была снабдить советских людей приличной одеждой. Да что там приличной одеждой — даже пуговицы для гимнастерок советских солдат поставлялись по ленд-лизу. Поэтому следующим реформатором стал Берия.

Что именно он собирался сделать, можно только предполагать, потому что правление его было недолгим. Но размах впечатляет. По сравнению с бериевской горбачевская перестройка представляется мелковатой.

Во-первых, Берия остановил репрессии, которые с 1917 года не прекращались никогда, и начал реабилитацию уцелевших. Неизвестно, насколько далеко он зашел бы, потому что пересмотр миллионов дел требовал многих лет. И первым делом Берия прекратил «дело врачей» — затеянную Сталиным с неясными целями антисемитскую провокацию. Был даже издан секретный приказ о запрете пыток, который, конечно, так никогда и не был исполнен.

Вслед за Сталиным Берия продолжил отстранять партийные органы от руководства государством. При этом государственные органы в союзных республиках потребовал немедленно заполнить исключительно национальными кадрами. Согласно марксистским понятиям, Берия был типичным буржуазным националистом, считал нормальным отделение союзных республик от СССР, даже вел секретные переговоры с националистическим подпольем в Прибалтике. Возможность распада СССР превосходно осознавало и остальное руководство, только по-иному оценивало такой ход событий, поэтому после ликвидации Берии все эти постановления были тут же отменены. Сына Берии Серго вспоминал: «[Лаврентию Павловичу] хотелось, чтобы Татарстану присвоили статус союзной республики и обеспечили ей доступ к Каспийскому морю. В конце концов, Астрахань была татарским, а не русским городом и вернуть ее татарам было бы справедливо. Но, к сожалению, он не достиг своих целей».

Замечательно, что многие из идей Берии были воспроизведены в перестроечном проекте Конституции академика Андрея Сахарова.

Столь же последовательным был Берия и в международной политике: выступал против советизации Восточной Европы; считал, что СССР должен распространять свое влияние не насильно, а как пример образцово устроенной жизни; предложил объединить Германию, ликвидировав режим Вальтера Ульбрихта.

Для сталинского руководства такие идеи были совершенно безумными, поэтому Берия правил недолго: союзников у него не нашлось, а бывшие соратники съели Лаврентия Павловича в один момент.

Хрущев был первым руководителем СССР, при котором улучшение жизни людей было поставлено во главу угла и провозглашено целью политики партии Фото: Общественное достояние: commons.wikimedia.org

Сталин однажды даже написал на очередном предложении Хрущева по расстрелам: «Уймись, Никита!»

Следующим «перестройщиком» стал Хрущев. При Сталине он играл роль кровавого клоуна и был настолько кровожадным, что Сталин однажды даже написал на очередном предложении Хрущева по расстрелам: «Уймись, Никита!» Несомненно, желая хоть как-то загладить свою вину перед бесчисленными жертвами, он продолжил политику реабилитации и объявил главным злом культ личности. Разумеется, в суть коммунистической системы заглядывать запрещалось, поскольку появилась бы угроза самым основам существования государства, но и этого хватило, чтобы страна свободно вздохнула, а вместе с этим первым свободным вздохом пришли успехи в космосе, строительстве, сельском хозяйстве. Случился настоящий взрыв творчества в культуре и искусстве. Хрущев был первым руководителем СССР, при котором улучшение жизни людей было поставлено во главу угла и провозглашено целью политики партии. Одни только хрущевки оказали колоссальное воздействие на массовое сознание, создали новые стандарты жизни, резко ускорили урбанизацию, приближая СССР к развитым странам. Это было единственное и очень короткое время в истории страны, когда большинство населения начало верить, что коммунизм действительно возможен и что все будет хорошо.

Но Хрущев, как и Горбачев четвертью века позже, оказался совершенно некомпетентным руководителем, не умеющим даже собрать вокруг себя квалифицированных соратников, если уж сам не понимаешь, что и как надо делать. Хрущев был замечательным интриганом, выбравшимся живым и здоровым из кровавой мясорубки, уничтожившим могущественного Берию, а затем съевший маршала Георгия Жукова и «антипартийную группу Молотова – Маленкова –Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова». 7-летний план, который должен был создать основы коммунистической экономики, был провален, а сельское хозяйство доведено до такого состояния, что зерно пришлось закупать в США. К тому же Хрущев приказал расстрелять демонстрацию недовольных рабочих в Новочеркасске и спровоцировал Карибский кризис. Это уже было слишком, и его убрали.

Если считать это второй перестройкой (после попытки Берии), то она все-таки частично удалась. Америку не перегнали и даже не догнали; о лозунге «Партия торжественно провозглашает: нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!» пришлось забыть, но национальный доход за семилетку все-таки вырос на 53%, производственные фонды — на 91%, промышленность — на 84%, вовсю шло освоение космоса и движение к ядерному паритету со США, реальные доходы населения выросли на 30%, были введены зарплаты и пенсии колхозникам, начато массовое жилищное строительство.

Третьим «перестройщиком» мог бы стать Брежнев, но не стал. Он был ничем не лучше и не хуже других. Разбирать завалы, созданные «старым кукурузником», невозможно было без каких-то серьезных изменений, и Брежневу пришлось с них начать. Алексею Косыгину было поручено провести экономическую реформу, которую по его заданию разработал экономист Евсей Либерман. Результаты были замечательными: с 1966 по 1970 год ВВП рос в среднем на 7,8% ежегодно, объем промышленного производства увеличился на 50%, велось интенсивное промышленное и жилищное строительство, а самое главное, рос уровень жизни. Вот это-то и погубило брежневско-косыгинскую «перестройку». Критический момент случился в 1968 году, когда в Чехословакии к власти пришли сторонники «социализма с человеческим лицом» и надо было решать, что делать — подавить, плюнуть или самим пойти тем же путем. Намертво сросшийся с государством партийно-советско-спецслужбистский монстр перестроиться не мог, с ним и Сталин не справился; оставить в покое неугомонных собратьев тоже было нельзя (дурной пример заразителен); оставалось подавить, что и было сделано. Какое отношение это имело к перестройке Косыгина? А такое, что вела она примерно к тому же результату, что и Пражская весна: повышение самостоятельности предприятий, поощрение всякого творчества, ликвидация милой сердцу каждого советского человека уравниловки, усиливающийся разрыв в уровне жизни между хорошими и плохими работниками и, как следствие, неизбежный рост разнообразных свобод, после чего вставал неизбежный вопрос: а зачем нам вот этот партийно-советско-спецслужбистский монстр?

Монстр испугался. Реформу было велено свернуть. Заодно не дали ходу и академику Валентину Глушко с его идеями компьютерного управления экономикой — предтечей нынешнего ИИ. Нечего тут Маркса, понимаешь, подправлять. Да еще и сибирская нефть забила фонтанами, и очень кстати приключился энергетический кризис 1973 года, когда черное золото за год подорожало в 4 раза. Стало можно усесться со всеми удобствами на нефтяную иглу и жить припеваючи, не озабочиваясь реформами и перестройками. Но это было позже; реформа оказалась раздавленной немедленно после Пражской весны. Уже в 1971 году Косыгин признался главе правительства Чехословакии Любомиру Штроугалу: «Ничего не осталось. Все рухнуло. Все работы остановлены, а реформы попали в руки людей, которые их вообще не хотят… Реформу торпедируют. Людей, с которыми я разрабатывал материалы съезда, уже отстранили, а призвали совсем других. И я уже ничего не жду».

Когда Брежнев благополучно досидел свой пожизненный срок, к старости явно впав в деменцию, Советский Союз находился уже в глубоком кризисе, и просто реформами было уже не обойтись Фото: © via www.imago-images.de / www.globallookpress.com

«Демонический Андропов»

Поэтому, когда Брежнев благополучно досидел свой пожизненный срок, к старости явно впав в деменцию, Советский Союз находился уже в глубоком кризисе, и просто реформами было уже не обойтись — требовалась перестройка, глубинное преобразование всей системы. Четвертый (или третий, если забыть попытки Брежнева – Косыгина) по счету перестройщик, Юрий Андропов, это понимал. Кадры для перестройки он начал готовить, видимо, под впечатлением неудачи Косыгина, еще при Брежневе. Именно из этого инкубатора происходят Егор Гайдар и Анатолий Чубайс. Параллельно, на фоне официальной торговли нефтью, возникал класс тайных нефтяных магнатов, потихоньку сколачивавших себе капиталы за границей и ни теоретически, ни практически уже не имевших отношения к коммунистический идее и ее зримому воплощению — Советскому Союзу. Андропов, как глава КГБ, знал об этом лучше всех. По мнению Александра Проханова, Андропов был «великой, странной, демонической фигурой середины ХХ века», тайным отцом перестройки, замыслившим разрушение СССР во взаимодействии с западными разведками и осуществивший свой черный замысел руками Горбачева.

Однако если Сталин собирался что-то там реформировать, готовя очередные массовые репрессии и, очевидно, переселение целых народов (Еврейская автономная область не для смеху же была создана); если Хрущев начал с разоблачения культа личности Сталина и тайного личного покаяния, если Брежнев и Косыгин начали с экономической реформы, то «демонический Андропов» начал с кампании по «укреплению дисциплины», которая свелась к ловле людей на улицах, в садах, парках, кафе, кинотеатрах. Ничего более умного «великий и странный» генсек придумать не смог. И вряд ли придумал бы, даже если бы прожил дольше. При его непосредственном участии было принято решение о вмешательстве в афганские дела, что закончилось вводом войск и разрывом отношений с Западом вплоть до Горбачева. При нем был сбит корейский пассажирский Boeing, что резко усугубило и без того очень нездоровую международную обстановку, развернуты ракеты РСД-10, на что Рональд Рейган ответил размещением в Европе «Першингов». Все, что только можно было сэкономить, уходило на афганскую войну и укрепление обороны. Тут уж не до перестройки.

Единственным проблеском во тьме при Андропове стала светлая и трагическая история Саманты Смит, очаровательной 10-летней американки, написавшей письмо лично Андропову с вопросом, почему СССР и США так враждуют. Андропов схватился за Саманту как за соломинку, лично пригласил ее в СССР. В июле 1983-го Саманта побывала в Москве, Ленинграде и «Артеке». Сам Андропов не смог с ней встретиться, потому что к тому времени уже почти не вставал с постели (что, естественно, держалось в строжайшем секрете), но отправил ей свою визитную карточку и множество подарков. Визит Саманты широко освещался во всем мире. На фоне ядерных ракет, афганской войны, сбитого Boeing она стала поистине народной мировой героиней, глобальным миротворцем. На родине, в штате Мэн, ее по возвращении и встретили как героиню — красной ковровой дорожкой, цветами и речью губернатора.

Вот с этого и началась перестройка. Она началась с визита Саманты Смит

Вот с этого и началась перестройка. Она началась с визита Саманты Смит. О ней быстро забыли, потому что поток грандиозных событий поглотил ее и по той причине, что сама она погибла с отцом в авиакатастрофе в 1985 году, но те, кто хорошо помнит то время, подтвердит: горбачевская перестройка началась со стремления к миру. И стремление это было взаимным. Как раз в это время была сформулирована и просчитана теория «ядерной зимы», и страх перед уничтожением всей земной цивилизации охватил планету. Страх был так велик, что в какой-то момент переговоров Горбачева и Рейгана в Рейкьявике лидеры были готовы подписать договор о полном запрещении и уничтожении ядерного оружия в течение 10 лет. И подписали бы, если бы Рейган согласился на требование Горбачева ограничить работу по СОИ, т. е. «звездным войнам», «лабораторным исследованиям» в течение 10 лет. Страх Горбачева перед СОИ, как выяснилось позже, был пустым, технологии «звездных войн» оказались нереализуемыми, но, если бы договор был бы все же подписан, шансы на его реализацию были бы ничтожны. В США «ястребы» и так подняли бурю, обвиняя Рейгана и госсекретаря Джорджа Шульца в предательстве, безответственности и всем прочем, что полагается припоминать в таких случаях.

Не меньше «ястребов» было и в СССР. Однако у Горбачева нашлись очень неожиданные и мощные союзники — советский Генеральный штаб и президент США Рейган, а также маршал Сергей Ахромеев, которого традиционно считают «ястребом из ястребов» — еще с 1984 года трудился над программой всеобщего ядерного разоружения. Ее и обсуждали в Рейкьявике. А Рейган в принципе считал ядерное оружие аморальным и бесчеловечным, а потому отнесся к программе Горбачева – Ахромеева не как к пропаганде, а как к деловому предложению.

Хорошее начало. Если бы удалось разгрузить бюджет от военных расходов, с реформами было бы проще.

А что творилось внутри страны? Ускорение и перестройка были объявлены еще весной 1985 года, но оставались лишь магическими заклинаниями. Реальностью оказалась антиалкогольная кампания, объявленная 16 мая 1985 года, почти сразу после прихода Горбачева к власти. Громкая, но бессмысленная затея, закончившаяся закономерным пшиком и трагическими потерями в виноделии — были вырублены виноградники, любовно возделываемые столетиями, уничтожены заводы, разогнаны уникальные специалисты. В погибающей стране, утерявшей цель и смысл существования, уже давно не имевшей никакого образа будущего, где пили от нищеты и безнадеги, бороться со спиртным было все равно что вычерпывать море решетом. В магазинах сразу же исчез сахар — он ушел на самогоноварение. По цепочке был нанесен удар по другим продуктам; с продовольствием становилось все хуже.

Второй глупостью «перестройщиков», усугубившей действие сухого закона и общей некомпетентности, усиленной еще и неизбежными кадровыми чистками, была борьба с нетрудовыми доходами, соответствующий указ был издан в мае 1986 года. Это еще хуже, чем андроповская охота на тунеядцев: нетрудовыми доходами была объявлена фактически любая деятельность не на государственной зарплате. Частный извоз, репетиторство, шитье, ремонт квартир — все стало незаконным. В дачных поселках сносили теплицы и ломали ухоженные дома. На улицах милиционеры ловили старушек с редиской с собственных огородов. Кое-где возобновилась андроповская практика облав в кафе и кинотеатрах. Протрезвевший народ тихо обалдевал и пытался понять, зачем и какую гадость опять замыслило начальство и чего оно добивается. Указ о нетрудовых доходах был настолько глупым, вредоносным и раздражающим общество, что уже через полгода его пришлось фактически отменять законом «Об индивидуальной трудовой деятельности граждан СССР». Но когда указ сочиняли, о чем-то ведь думали, на что-то рассчитывали! На что? Ведь частные услуги в СССР не запрещались никогда, даже при Сталине; боролись только со спекулянтами и цеховиками, домашних портних никто не трогал.

Горбачев с удовольствием купался в лучах славы миротворца за границей и в полном недоумении стоял в перекрестии прожекторов на сцене внутри страны, не зная, куда идти Фото: © Zamir Usmanov / Russian Look / www.globallookpress.com

Истинная проблема была в том, что прогнило и проржавело все

Что это означает? А то, что ни Горбачев, ни его соратники понятия не имели, что, как и в каком порядке надо делать. Они изменили в Программе КПСС «построение коммунизма» на «совершенствование социализма», придумали ускорение и перестройку. И если в международной политике было понятно, к чему стремиться и как это надо делать, а советский МИД, являя собой, быть может, самое профессиональное ведомство в СССР, мог эффективно реализовывать идеи вождей, то во внутренней политике были полнейшие разброд и шатание. И это происходило не только от глупости и некомпетентности. Нет никакой уверенности, что, окажись на посту генерального секретаря какой-нибудь гений, он справился бы с управлением гибнущим монстром и сумел бы вылечить его. Снаружи монстр выглядел еще о-го-го и внушал страх, как и в старые добрые времена, но внутри весь прогнил и проржавел, от него на ходу отваливались шестеренки, винтики и отдельные агрегаты. Горбачева посадили управлять этой разваливающейся машиной в надежде, что он ее спасет, но никто не знал, что и как надо чинить.

Истинная проблема заключалась в том, что прогнило и проржавело все. Кризис был системным. Общественное устройство, экономика, идеология не соответствовали вызовам времени.  Требовалось менять все — кадры, идеологию, систему управления, оборудование, логистику. И непонятно было, с чего начинать. Попробовали с водки — не получилось. Попытались сделать государство единственным законным работодателем — стало только хуже. Горбачев с удовольствием купался в лучах славы миротворца за границей и в полном недоумении стоял в перекрестии прожекторов на сцене внутри страны, не зная, куда идти. А от него, как от вождя, ждали четких указаний: «Иди туда, делай так». К тому же Горбачев был еще и нерешительным. Он очень много говорил о перестройке, о том, что «процесс пошел», что теперь каждый на своем месте должен «хорошо работать», что нужно не только «на́чать», но и «углу́бить», что нужно бороться с «механизмом торможения» и тогда начнется желанное ускорение. Как пелось в частушке того времени:

Девки воют, бабы плачут,

Что нам делать, как нам быть?

Михаил умеет на́чать,

Но не может углубить.

Делать решительные шаги Михаил Сергеевич боялся. Хрущев всего лишь через три года после смерти кровавого вождя в зале, полном людей, всем обязанных Сталину, не побоялся сделать свой знаменитый доклад — и выиграл. Горбачев тянул время и говорил, говорил, говорил… Слов было так много, что их смысл потерялся совершенно. Даже болтун Хрущев говорил несравненно более содержательно.

А страна жила по-прежнему, притом все беднее и скуднее. Еще в конце 1986 года КГБ проводил у диссидентов и подозрительных лиц обыски в поисках запрещенных антисоветских книг. В 1987-м, когда Intel уже два года выпускал 386-й процессор, а Билл Гейтс в Microsoft сделал Windows 2.0, Первый отдел забирал на субботу-воскресенье в опечатываемое хранилище пишущие машинки из приемных, чтобы никто не смог напечатать антисоветские листовки. До конца 1987 года никакие разговоры о сталинских репрессиях, об ужасах коллективизации, тем более о реальностях революции были невозможны. Сталинизма в Союзе отродясь не случалось, это выдумка буржуазной пропаганды. Политических заключенных в стране не было — только уголовники. Фильм Тенгиза Абуладзе «Покаяние» сначала показывали на закрытых просмотрах в партийных органах, лишь к весне 1987-го был разрешен широкий прокат. Ленинские заветы по-прежнему были верны и вели нас к сияющим высотам — правда, уже не коммунизма, а очень развитого социализма.

Могучий пинок под зад судьба дала Горбачеву в Чернобыле

Горбачев не мог использовать для перестройки старый партийно-советский аппарат, потому что он не для перестройки был предназначен, но и заменить его на новый не умел. Сталин просто уничтожал подлежащих замене руками тайной полиции, которую держал под неусыпным партийным и личным контролем, периодически уничтожая и ее руководителей. Мао Цзэдун, когда ему потребовалось избавиться от старых кадров, мобилизовал беспартийную малограмотную молодежь, позволив ей расправиться с ненавистным начальством и объявив происходящее «великой пролетарской культурной революцией». В цивилизованных странах, когда перестройка добралась и туда, проводились массовые люстрации. Горбачев совершенно очевидно не знал, что ему делать с партийно-советско-кагэбэшной номенклатурой, тем более что часть этой номенклатуры и проводила перестройку, поскольку была подготовлена для этого еще Андроповым. Змея все злее кусала свой хвост, и чем больнее ей было, тем сильнее она его кусала, но с места не двигалась.

Могучий пинок под зад судьба дала Горбачеву в Чернобыле. Старая советская привычка требовала все скрыть, а всем причастным — заткнуть рты. И шло это с самого низа до самого верха. И каждый знал, что и как он должен скрывать, но никто не знал, что и как надо делать, чтобы исправить положение. Это замечательно показано в мини-сериале HBO «Чернобыль», максимально приближенном к реальности, насколько это вообще возможно для художественного произведения. Руководство станции видит происходящее и понимает, что уровень радиации небывалый, убийственный, но местному начальству сообщает, что дозиметры показывают допустимые величины. Начальство успокаивает Москву, что все в порядке, мелкие неполадки, дескать, сейчас устраним. В итоге положения дел не знает никто. Высшее руководство вообще не в курсе. 1 мая, когда Киев уже накрыт радиоактивным облаком, проводится обычная первомайская демонстрация. И лишь когда радиация достигает Европы и оттуда начинают спрашивать Горбачева — что там у вас такое происходит? — Москва посылает в Чернобыль серьезных специалистов, гражданских и военных, и выясняет истинный размер катастрофы.

Чернобыль выявил две вещи: во-первых, вопиющую некомпетентность руководства станции, сделавшего все возможные ошибки, прямо запрещенные инструкциями, и тем самым никчемность советского образования и отбора специалистов даже на высшем уровне, а во-вторых, неизбежность огромных материальных, социальных, идеологических убытков для всего государства от системы тотального вранья и сокрытия реальности.

Вот тогда в ход пошло слово «гласность». Для начала Горбачев просто хотел знать, что на самом деле происходит на вверенной ему территории. «Мы не знаем страны, в которой живем», — признался Андропов на съезде партии, став ее генеральным секретарем, но не успел познакомиться с последствиями этого незнания на деле, а вот Горбачева чернобыльская катастрофа приложила об это незнание как мордой об стол. 

И когда перестроечные издания стали буквально вываливать на читателя произведения Александра Солженицына, Ивана Бунина, Василия Гроссмана, Андрея Платонова, Евгения Замятина, Бориса Пастернака, Варлама Шаламова, а тиражи их достигли миллионов экземпляров, «Новый мир» в апреле 1990-го имел тираж 2 млн 710 тыс. экземпляров (его еще надо было где-то достать!) и перед советскими людьми открылась бездна советской истории, гигантская могила с десятками миллионов жертв, вот тогда и Горбачеву стало понятно, что «восстановлением ленинских принципов» не обойтись, что вернуться назад невозможно, что придется идти только вперёд.

Гласность немедленно отозвалась межнациональными конфликтами, которые в Советском Союзе глушились КГБ и тотальным замалчиванием. Внезапно оказалось, что азербайджанцы все так же враждуют с армянами, а узбеки — с турками-месхетинцами, что русских в национальных республиках просто вырезают, а местное начальство все меньше слушает Москву и, по заветам Берии, пополняет свои ряды националистами, в которых внезапно превратились местные интернациональные коммунисты. Все это происходило на фоне разрушающейся экономики, сидевшей на нефтяной игле.

Фактически Горбачев заменил собой партию с ее руководящей и направляющей ролью. Вот только как руководить и куда направлять, он не знал Фото: © Boris Kavashkin / Global Look Press / www.globallookpress.com

КГБ пребывал в растерянности, поскольку такого хода событий никто не ожидал

Инструменты управления обществом из рук Горбачева и его команды просто уплыли. Партия разложилась, торопливо разбегалась по «национальным квартирам» и была уже ни на что не способной, советские органы без партийного руководства оказались подобием суденышек, попавших в бурю на море, КГБ пребывал в растерянности, поскольку такого хода событий никто не ожидал. Самые неожиданные проблемы наваливались со всех сторон, как морлоки на путешественника во времени; едва успеешь отбиться от одной, как наваливается 10 новых. Горбачеву ничего не оставалось, как создать новую вертикаль, которая бы подчинялась командам сверху и могла бы их выполнять.

И вот в мае 1989 года созывается съезд уже не партии, а народных депутатов. Это было грандиозное событие: съезд целиком транслировался по ТВ, и народ, замирая, слушал речи, за которые еще год назад можно было сесть лет на 10. Сам Горбачев собирался стать избранным на съезде президентом, т. е. хотя бы в какой-то мере народным избранником, а не ставленником «ордена меченосцев». Теоретически партия и должна была рулить съездом как некий тайный орден: выдвижение и выборы депутатов происходили под партийным контролем, а выдвинутые партией люди и должны были бы принимать решения.

Это и была сталинско-бериевская схема: «орден меченосцев» занимается кадровой работой, а отобранные кадры работают без мелочного партийного надзора, в большей свободе и потому с большей эффективностью. Во времена Сталина такая схема сработала бы, потому что партия была вычищена, доведена до состояния безупречной машины и выполняла любой приказ любой ценой, а исполнение контролировала тайная полиция. Но при Горбачеве от «ордена меченосцев» осталось одно название, вместе с КГБ «орден» и сам участвовал в перестройке; ну а уж людей, которые верили бы в коммунистические идеи или хотя бы оставались марксистами, в партии было не сыскать днем с огнем.

Поэтому съезд сразу же взял курс на принципиальные преобразования, которые ни Горбачев, ни кто-либо другой не могли ни остановить, ни возглавить. Прибалты открыто выразили желание покинуть Советский Союз и жить самостоятельно; предприниматели требовали рынка и свободы бизнеса; интеллигенция — политических свобод; антисоветчики — запрета и роспуска КПСС. Даже управлять этим огромным собранием — 2 225 депутатов — было решительно невозможно. Это был истинный парламент, «говорильня», бестолковая, бесполезная и даже многоязыкая. Отличный инструмент для разрушения, но очень плохо приспособленный для созидания.

14 марта 1990 года на III Съезде народных депутатов было принято историческое и давно уже назревшее решение, лишь констатирующее и так уже случившееся: из 6-й статьи Конституции была изъята формула о руководящей роли КПСС. Вместо этого Горбачев был избран президентом СССР. Фактически Горбачев заменил собой партию с ее руководящей и направляющей ролью. Вот только как руководить и куда направлять, он не знал. И подсказать было некому, потому что не знал никто.

Вообще-то 6-я статья была чистой формальностью. Ее не было в бухаринской Конституции, что никак не помешало Сталину сделать из партии главный орган управления государством, а ее внесение в Конституцию при Брежневе никак не усилило позиции партии в обществе и государстве. И уж тем более она никак не мешала саморазложению партии, происходившему с невероятной скоростью. Будь КПСС действительно партией, союзом идеологически заряженных единомышленников, а не органом государственного управления, совмещавшим в себе множество функций, — от отдела кадров до отдела контроля качества продукции — такого бы не случилось. Так что отмена 6-й статьи ни на что не повлияла и ничего не изменила. Это была чисто моральная победа недовольных.

Экономисты предлагали тысячи решений 

К тому времени экономика пошла вразнос, полки магазинов совсем опустели, приходилось вводить талоны на продукты первой необходимости. Экономисты предлагали тысячи решений — от решительного возврата к сталинизму до немедленного введения чистого рынка безо всякого регулирования, но, какое из них окажется спасительным, не знал никто, да и выполнить хоть какое-то из этих решений было невозможно. Не существовало структур управления, способных это сделать. К этому времени могущественный генеральный секретарь партии, создавшей Советский Союз, стал уже смешным со своими бесконечными невразумительными речами, и даже самым невнимательным становилось понятно, что он уже ничем не управляет ни внутри страны, ни вне ее. И, что еще хуже, не управляет никто. Вообще никто. Ни КПСС, ни Съезд народных депутатов, ни Совет министров. «Процесс пошел» сам по себе, фактически господствовал лозунг «спасайся кто может». Спасаются в подобных случаях сплоченными группами, а в Советском Союзе такими группами были прежде всего национальные республики, а также давно сложившиеся экономические, партийные и спецслужбистские кланы и, конечно, организованная преступность.

Советский Союз лопнул строго по швам, по которым он был сшит в 1922 году на скорую руку, в ожидании близкой мировой революции. Таковой не случилось, и конец созданного для нее инструмента был предрешен. Украина так вообще была готова к выходу из СССР с момента включения в него — там имелась и соответствующая идеология, и сами идеологи, и зачатки собственной культуры и истории, и свой язык, и даже готовая к мобилизации бандеровская армия, которую так никогда и не удалось одолеть, в конце концов амнистировав не желавших сдаваться. А советское руководство, вместо того чтобы бороться с любыми проявлениями сепаратизма, его активно поддерживало, проводя насильственную украинизацию, включая в состав Украины отобранные у исторической России территории, поощряя создание принципиально антирусской украинской культуры. По тем же принципам создавали казахскую, киргизскую, прибалтийские нации. У всех у них были свои компартии, ЦК, придуманные истории, школы, техникумы, вузы. К 1990-м даже в никогда прежде не существовавших киргизском и казахском государствах все было готово для отделения — от территории до национальных кадров.

И только у России в виде РСФСР не было своей компартии. Самое мощное и наиболее преданное делу коммунизма, совершившее революцию государственное образование существовало в Советском Союзе в роли изгоя, какого-то бастарда, которого кормят у порога объедками. На один только намек об уравнивании РСФСР с другими республиками Сталин ответил «ленинградским делом» и расстрелом всех, кто только посмел заикнуться о субъектности русских.

А вот когда надо было остановить самого страшного врага, которого на Украине и в Прибалтике встречали цветами и поцелуями местных красавиц, вот тогда о России сразу вспомнили, потому что кроме русских в Советском государстве сделать этого никто не мог да почему-то и не хотел.

Причины такого отношения станут понятнее, если вспомнить какой-то инфернальный страх Ленина перед «великорусским шовинизмом» и этнический состав пришедшего к власти революционного руководства.

Первой из состава СССР вышла РСФСР

Поэтому первой из состава СССР вышла РСФСР.

Формально 12 июня 1990 года была принята некая Декларация о суверенитете, однако же содержащая в себе все признаки конституирования независимого государства — приоритет местной Конституции и законодательства над общесоветскими, право устанавливать собственные отношения с другими государствами, заключать государственные договоры и т. д.

12 июня 1990-го распад СССР стал свершившимся фактом, хотя тогда мало кто это понимал.

Мог ли что-нибудь сделать с этим Горбачев?

Он мог несколько затормозить глубинные объективные процессы — остановить их было невозможно. А еще лучше — воспользоваться ими, чтобы достичь своих целей. Один из вариантов такого использования показали Борис Ельцин, Леонид Кравчук и Станислав Шушкевич — они стали главами собственных государств, использовав объективную энергию распада. Возможно, ту же энергию можно было как-то использовать и парадоксальным образом, сохранив в каком-то новом виде Советский Союз, но эта задача выглядит слишком нетривиальной для советского руководства.

А вот что Горбачев совершенно точно мог сделать — так это затормозить процессы распада и хотя бы выиграть время, чтобы разработать какую-то стратегию выхода из кризиса и способы ее реализации. Но для этого требовалось применить насилие. Препятствий для этого не было никаких ни внутри страны, ни вне ее. Народ уже устал от болтовни и хаоса и требовал навести хоть какой-то порядок. Интуитивно все понимали, что означает Декларация о суверенитете РСФСР — официальный государственный праздник в честь нее и сейчас никто не празднует. Примени Горбачев силу — большинство ему бы только аплодировало.

На Западе же перспектива распада сверхдерждавы, набитой ядерным оружием, атомными станциями и радиоактивными могильниками, опаснейшими химическими и металлургическими производствами, после Чернобыля вызывала ужас. США не раз давали понять Горбачеву, что поддержат любое его действие, направленное на сохранение СССР и наведение в стране и зависимых территориях порядка. Когда в 1989-м в Румынии под Николае Чаушеску зашатался трон, госсекретарь США Джеймс Бейкер немедленно сообщил Горбачеву, что Соединенные Штаты и их союзники с пониманием встретят любые меры, которые предпримут Советский Союз и страны Варшавского договора для наведения порядка. В переводе с дипломатического: «Да чего же ты ждешь, идиот, давай действуй, мы тебя поддержим!» Точно так же, как только до Белого дома на Потомаке дошла весть о беловежском сговоре и президент Джордж Буш в ужасе схватился за голову, Горбачеву было передано, что США и союзники будут приветствовать любые меры, которые предотвратят распад страны и неизбежный хаос.

Горбачев не сделал ничего. Как ничего не сделал, когда Ельцин в РСФСР Декларацией о суверенитете запустил непосредственный процесс распада страны. Как ничего не сделал, когда в южных республиках резали русских. Как ничего не сделал, когда Прибалтика открыто заявила о выходе из СССР.

А иногда он предавал. Мелко и подло, подставляя тех, кто выполнял его приказ. Он предал рижский ОМОН, предал военных, которые наводили порядок в Тбилиси, предал ГДР и ее руководство, договорившись об объединении Германии, хотя ФРГ оказалась не готовой, а США и вообще были резко против; предал армию, которую сам же заставил бежать из Европы в никуда, хотя Запад даже и не настаивал на этом. В конце концов, он предал те сотни тысяч граждан, которые вышли на митинг в поддержку сохранения СССР. У него был мандат от собственного населения, от Съезда, от Запада, от союзников и даже врагов на любые действия, которые сохранили бы Советский Союз, его руководство и политику международной разрядки, но он не сделал ничего. И каждый раз, когда от него требовалось взять на себя ответственность и твердо и прямо заявить: «Стране угрожает опасность, я принял трудное, но необходимое решение и беру на себя всю ответственность за его исполнение и его последствия», — он прятался в кусты и кричал оттуда: «Это не я, это не я!»

Только один раз он согласился на организованное и ограниченное насилие, допустив введение чрезвычайного положения в стране, но даже и в этом случае, вместо того чтобы взять ответственность на себя, спрятался в Форосе и сделал вид, что ни при чем: «Это не я, это не я, это они, они!» А эти «они», кому он поручил дело, которое должен был сделать сам, лично, как президент СССР, в конце концов, просто как человек, искренне желавший сохранения СССР, оказались настолько ничтожны, что в течение буквально одного дня спустили в унитаз и все усилия Горбачева по сохранению СССР, и его самого, и самих себя.

И это был закономерный конец недополитика, когда торжествующий Ельцин встречал его в Москве как победитель и открыто издевался над ним. Он заслужил это и сам это понимал. Но даже пальцем не пошевелил, чтобы исправить хотя бы свой имидж труса и предателя, который сам себе и сотворил.

Сам он потом объяснял свое бездействие в самые критические моменты истории страхом перед «большой кровью», которая будто бы непременно случилась, если бы он предпринял решительные меры. Так это или нет, сказать невозможно. Сослагательного наклонения история не знает. Но мы точно знаем, что кровь была и в Сумгаите, и в Тбилиси, и в Фергане, и в Оше, и в Приднестровье, а потом в Москве, в Чечне, на Украине…

Станут ли будущие поколения его проклинать или прославлять?

Так кем же был Горбачев? Героем или антигероем? Великим государственным деятелем или ничтожеством, случайно вознесенным на вершину власти, тяжесть которой его раздавила вместе с государством? Станут ли будущие поколения его проклинать или прославлять? А если то и другое вместе, то в какой пропорции?

Франсуа Рабле приводит следующую историю, которую, скорее всего, сам и придумал:

«Как-то раз Гнею Долабелле, проконсулу Азии, пришлось решать дело, суть которого заключалась в следующем. У одной женщины был от первого мужа ребенок по имени Абеве. Некоторое время спустя после смерти первого мужа она вышла замуж вторично, и от второго мужа у нее родился сын по имени Геде. Случилось так, что второй ее муж и сын его Геде тайно, предательски, из-за угла убили Абеве. Жена в отмщение за убийство своего первенца умертвила и мужа, и сына.

Долабелла не знал, чью сторону принять в этом обоюдоостром деле. Преступление женщины было велико: она умертвила своего второго мужа и сына. С другой стороны, муж и сын убили ее первенца, убили по тайному сговору, из-за угла, не будучи ни оскорблены, ни обижены им, единственно из жадности, оттого что им хотелось завладеть его наследством. Долабелла перенес это дело в афинский ареопаг.

Ареопаг рассмотрел дело и вынес следующее решение: вызвать в суд тяжущихся по прошествии ста лет и тогда задать им некоторые вопросы, в протоколе не значащиеся.

Следственно, ареопаг находился в полном недоумении, и дело представлялось ему до того темным, что он не знал, какое можно вынести по нему решение».

Французской революции скоро минет 250 лет, а французы до сих пор не могут решить, что там и почему произошло, и кто герой, а кто наоборот. Споры эти сейчас носят больше академический характер, а первые сотню лет после Великой революции они выплескивались на улицу новыми революциями.

Не уверен, что англичане окончательно разобрались с собственной революцией, которой скоро будет 400 лет.

Да что там англичане: стоит почитать специалистов по Древнему Риму, чтобы ощутить весь накал споров о том, кем был Гай Юлий Цезарь — гением всех времен и народов или наоборот? Современники, кстати, Цезаря ни тем ни другим не считали и относились к нему как к обыкновенному, хотя и выдающемуся, полководцу и политику.

Нашей революции едва минуло 100 лет, и читая иных блогеров, остается только ждать новой гражданской войны между красными и белыми — настолько велик накал ненависти между ними.

Спор о Горбачеве никогда не будет разрешен. Просто потому, что он оказался на вершине власти в сверхдержаве, когда она дышала на ладан, и не смог ее спасти. В такой ситуации даже муравей безо всякой лупы будет выглядит гигантом. Но, поскольку сослагательного наклонения история не знает, невозможно сказать, что было бы, если бы во главе СССР вместо Горбачева оказался Наполеон, Цезарь или Петр Великий.

Но вот чего никто и никогда не отнимет у Горбачева: он показал народу свободу. Ненадолго, буквально на год-два. Но в эти год-два можно было свободно дышать и ничего не бояться — ни КГБ, ни ядерной войны, ни партийного собрания. Горбачев  показал свободу народу, который почти весь родился и вырос в СССР, как и сам Горбачев, и потому о свободе знал только из книг, кино и телевизора. От свободы народ опьянел. Как сказал Платон об Эфиальте: «Он опоил демос неумеренной свободой».

Поэтому, когда Советский Союз рухнул, никто не вышел его защищать. Потому что уже сформировалось понимание, чем был Советский Союз, и имелся опыт свободы. И можно было сравнивать. И народ, сравнив, остался дома, не думая о том, что присутствует при величайшей геополитической катастрофе века.