«Татарская литература неизвестна массовому читателю»: как сегодня переводят Тукая

Марсель Ибрагимов: «В чем состояла роль Тукая, почему его многие называют первым татарским поэтом? Он поэзию, которая до этого очень тесно была связана в языковом отношении с арабо-мусульманским востоком, по сути дела, приблизил к татарам» Фото: Сергей Елагин

«Переводчики — это штучный товар»

— Марсель Ильдарович, на чем сейчас сосредоточены силы исследователей Тукая и тех, кто его переводит? В чем заключаются главные трудности: они чисто филологические (трудности перевода) или связаны с чем-то еще?

— Проблему перевода надо поднимать не только применительно к Габдулле Тукаю. Речь идет о том, что у нас по большому счету наблюдается кризис в области художественного перевода. Одно поколение переводчиков, которое формировалось еще в советский период, по естественным причинам уже ушло или уходит. Очень важно, чтобы был некий резонанс вокруг этой проблемы. Сейчас остро стоит вопрос о подготовке переводчиков. Штамповать их невозможно. Нельзя просто сказать: «А давайте мы сейчас откроем такое-то отделение», — потому что переводчики — это штучный товар. Тем более если речь идет о художественном переводе. Поэтому о нем мы должны говорить не как о чисто языковой проблеме.

Например, чтобы переводить Тукая, Дэрдменда, Сагита Рамиева, Гаяза Исхаки, Галимджана Ибрагимова, ты должен погружаться в соответствующий культурный контекст. И если данного контекста не знаешь, то могут возникнуть разные курьезные случаи. Это еще помимо того, что ты должен знать язык. Сейчас мало переводят авторов начала XX века, потому что тот татарский язык значительно отличается от современного татарского языка. Современную литературу переводить проще, потому что в ней нет такого объема арабоязычной, персоязычной лексики, заимствований, грамматических форм, которые в большей степени характерны для турецкого языка.

Как раз-таки в чем состояла роль Тукая, почему его многие называют первым татарским поэтом? Он поэзию, которая до этого очень тесно была связана в языковом отношении с арабо-мусульманским востоком, по сути дела, приблизил к татарам. Литература ведь тоже не одинаковая: есть массовая, элитарная. И со средних веков татарская литература была все-таки явлением достаточно элитарным, у нее был свой адресат: образованный, просвещенный, интеллигентный читатель. Понятно, что в татарской культуре понятие «интеллигенция» формируется как раз в начале XX века.

И тут появляется Тукай, поэзия которого обращена не только к элитарному читателю, интеллектуалу, но и к народу, более широкой читательской аудитории. Вот Дэрдменд — исключительно элитарный поэт, у которого философская лирика, она простому человеку вряд ли доступна, понятна и нужна. А Тукай понятен и доступен. Он проявил себя в совершенно разных жанрах: и в прозе, и в поэзии.

Соответственно, Тукай — это один из самых переводимых в свое время поэтов, едва ли не самый переводимый. Понятно почему: в каждой национальной литературе выделялись классики, самые главные поэты, в татарской литературе это были Тукай и Муса Джалиль.

Почему не могли назначить Дэрдменда? Потому что он был золотопромышленником, по сути дела, как бы мы сейчас сказали, капиталистом, буржуем. Сагита Рамиева тоже не могли назначить, потому что это был поэт модернистского толка. У него поэзия — культ собственного я, бунтарская, богоборческая. Она в какой-то степени мне напоминает поэзию авангарда.

Тукай же очень хорошо подходил, даже несмотря на то, что он сын муллы. Во-первых, он сирота, у него тяжелая жизнь, воспитывался у своих родственников в Уральске, никогда не было у него своего дома. Когда приехал в Казань, Тукай остановился в 40-м номере гостиницы «Булгар», вообще в городе жил только по гостиницам. Во-вторых, у него много стихов антиклерикальной направленности, против мулл, ишанов, то есть он вполне нормально укладывался в рамки идеологии, хотя отношение к нему в разные годы было различным. Имелась критика, пытались из него сделать буржуазного поэта, но где-то со второй половины – конца 1920-х у него твердо сформировалась репутация народного поэта. Конечно, плохого в этом ничего нет, но понятно, почему он поэт-герой.

— Действует биографический миф…

— Ну это не миф, хотя вы и правильно говорите. Я в свое время выступал с темой «Тукай как национальный миф», татарская аудитория меня не поняла, потому что есть то, что называется «сакральное святое», а слово «миф» в массовом сознании все-таки имеет другой смысл. Как говорил в свое время Шеллинг: каждый великий поэт становится мифом, предметом различного рода мифологизации. Пушкин — это, понятно, миф.

«Татарская литература почти неизвестна массовому читателю, потому что ее мало переводят» Фото: Сергей Елагин

«Татарский язык — это хорошо, но ты оказываешься ограничен рамками только одной культуры»

— Почему татарская литература так малоизвестна среди широкого читателя?

— Татарская литература почти неизвестна массовому читателю, потому что ее мало переводят. Читатель мало знает татарский язык, и русский язык — это форма, скажем так, репрезентации татарской культуры в российском пространстве.

Есть и другой момент, спорный и дискуссионный: ведь существуют чисто татарские писатели, при этом есть так называемые русскоязычные писатели: Гузель Яхина, Ильдар Абузяров, Шамиль Идиатуллин. Это явление родилось не сегодня, условно говоря, в конце 1950-х. Их творчество здесь не нашло какой-то поддержки среди татарских писателей, те очень болезненно воспринимали этих авторов как татар, считали, что они изменили своему языку. Они ушли в русский язык, условия их формирования как языковой личности были таковы в то время. И у каждого они особенные, но такие (русскоязычные) писатели были весьма успешны и более узнаваемы на всесоюзном, всероссийском уровне.

Татарский язык — это хорошо, но ты оказываешься ограничен рамками только одной культуры. Недавно был круглый стол, посвященный Амирхану Еники, блестящему писателю, выдающемуся. В 60–70-е годы прошлого века были две такие величины: Амирхан Еники и Аяз Гилязов. И вот мы задались вопросом: Амирхан Еники — это писатель уровня Чингиза Айтматова. Еники знает весь татарский мир, но за пределами татарского мира он малоизвестен, а Айтматова знают все. Почему? Потому что он билингв. Наверное, у него были очень хорошие редакторы. Мог ли сам Чингиз Айтматов так хорошо писать на русском языке — отдельный вопрос. Но так или иначе получается, что очень важно, чтобы ты был узнаваемым. Если пишешь на татарском, то для русского читателя ты просто недоступен. Насколько бы ты гениальным ни был и насколько бы ни являлись замечательными твои творения, в широком контексте это станет иметь смысл, только если ты попадаешь в руки хорошего переводчика.

— И переводчик должен быть тоже в своем роде поэтом?

— Да, есть такое дело. Есть переводчики, которые сами являются поэтами: Арсений Тарковский, Анна Ахматова. Это из тех, кто переводил Тукая. Семен Липкин тоже поэт, но он просто известен как переводчик. Понятно, почему они не могли очень часто печатать свои стихи. Имелись кампании борьбы с космополитизмом, и они по своей национальной принадлежности становились жертвами таковых. Переводить Тукая было для них хорошим заработком, это прекрасно оплачивалось. Но как в свое время писал Арсений Тарковский: «Для чего я лучшие годы / Продал за чужие слова? / Ах, восточные переводы, / Как болит от вас голова». Для них это тоже не всегда любимое, желанное занятие. Но тогда наши поэты становились известны, существовали площадки, был прекрасный журнал «Дружба народов», хорошие переводчики.

А теперь такой системной работы не ведется. Есть таланты, но если ты талант и хочешь пробиться — сам ищи переводчика, сам решай все вопросы, сам куда-то обращайся, сам плати за эти деньги или ищи спонсора. Раньше же: пришел в издательство, отдал текст, они находят переводчика, переводчик переводит, редактор редактирует, корректор корректирует — вышло твое произведение.

— А сейчас тоже вспыхивают дискуссии между татароязычными и русскоязычными писателями?

— Да. Это научная дискуссия в первую очередь об идентичности русскоязычной литературы. Но мое глубокое убеждение: маргинализировать данную литературу не стоит. По сути дела, это писатели, которые узнаваемы в российском литературном пространстве, и надо исходить из такого и гордиться тем, что они татары. Например, я в Москве просто зашел в рядовой книжный магазин. Ничего нет о татарской литературе: ни в переводах, никак, совершенно ничего. Но Шамиль Идиатуллин лежит. Понятно, что такие вещи далеки от того, чтобы называться татарской литературой. Но если у них даже просто появляются татарские образы, сюжеты, связанные с татарским миром, то это хорошо. Например, «Убыр» Шамиля Идиатуллина. Он назвал это хоррором, но все равно в романе возникает отсылка к татарской культуре, к образу Убыра.

По сути, такие писатели выступают как своего рода послы татарского мира в российском литературном пространстве, их надо всячески замечать и поддерживать. Талантливых, конечно же. А у нас очень часто в дискуссии разворачивается другая плоскость: объявить их «недотатарскими» писателями, всячески маргинализировать.

«В конструируемый в советский период образ поэта религиозность не вписывалась — Тукай преподносился читателям как народный стихотворец, поэт-просветитель, боровшийся с невежественными муллами и ишанами» Фото: Общественное достояние, commons.wikimedia.org

«Татарином можно быть и англоязычным, и русскоязычным, и франкоязычным»

— С филологической точки зрения насколько в принципе труднопереводим Тукай на русский и другие языки?

— Для того чтобы ответить на этот вопрос, надо определиться с тем, чего мы ждем от перевода. С точки зрения обыкновенного читателя, наверное, важно, чтобы перевод верно, без искажений, транслировал смыслы произведения. С другой стороны, чтобы он был красивым, то есть удовлетворял эстетические вкусы читателя. Все, казалось бы, просто. В действительности же дело обстоит несколько сложнее. Поймите, любой текст существует не сам по себе, он часть национальной культуры на определенном этапе ее развития, а потому сводить вопрос о трудностях перевода исключительно к языковым моментам было бы неверным.

Приведу один пример, чтобы сделать свою мысль более прозрачной. В большинстве переводов стихотворений Тукая советского времени переводчики старались исключать из своих работ встречающиеся в его стихах религиозные контексты. Это понятно: в конструируемый в советский период образ поэта религиозность не вписывалась — Тукай преподносился читателям как народный стихотворец, поэт-просветитель, боровшийся с невежественными муллами и ишанами. Но ведь татарская культура, литература генетически связаны с арабо-мусульманской традицией. Тукай, напомню, учился в медресе Уральска, одним из его наставников был основатель этого медресе Мутыгулла хазрат Тухватуллин, который сам получил образование в известном медресе в деревне Кшкар. Поэтому в стихах поэта часто встречаются явные или скрытые отсылки к религиозным текстам, его поэзия, как модно сейчас выражаться, насыщена кодами восточной мусульманской литературы. Зачастую советскими переводчиками они либо не замечались (это вполне естественно, учитывая, что большинство переводчиков принадлежали другой культуре), либо в соответствии с установленным идеологическим каноном игнорировались или искажались.

— Можете привести пример такого искажения?

— Их немало. Например, одно из ранних стихотворений поэта «И каләм!» в переводе Анны Ахматовой. Поэтесса в целом верно передает просветительский пафос стихотворения Тукая, его мысль о том, что поэзия должна просвещать народ, способствовать приобщению татар к европейской культуре. Однако сам образ пера, как известно, является в исламе сакральным: в Коране есть сура с таким названием («Нун»), в которой Всевышний клянется пером. В переводе Ахматовой этот культурный код не передается.

— Но ведь прошло уже немало времени с момента распада СССР. Сковывающих переводчиков канонов сейчас нет. Изменилась ли ситуация с переводами Тукая? Появились ли новые работы, лишенные недостатков переводов советского времени?

— Тактичнее было бы, наверное, говорить об особенностях, а не о недостатках советских переводов Тукая. При этом не будем забывать, что именно в советское время стихотворения Тукая многократно переводились на русский язык. Среди переводчиков было немало известных имен: Анна Ахматова, Арсений Тарковский, Вероника Тушнова, Семен Липкин, Рувим Моран и другие. Да, не все переводы удачны, но факт остается фактом: читатели в разных уголках России и бывших союзных республик знают Тукая благодаря этим переводам.

В постсоветское время ситуация изменилась, но нельзя сказать, что в лучшую сторону. В СССР государство уделяло вопросу перевода классиков национальных литератур большое внимание. К их юбилейным датам в ведущих союзных издательствах многотысячными тиражами печатались переводы на русский язык, работа переводчиков хорошо оплачивалась. После распада Союза данная деятельность практически сошла на нет. В добавление к этому ушло поколение маститых переводчиков, а подготовка новых кадров системно не велась.

В результате сейчас мы имеем то, что имеем: активно занимающихся переводами с татарского на русский язык писателей и поэтов немного, еще меньше переводчиков-билингвов. Из известных еще в советский период после ухода из жизни Рустема Кутуя, Равиля Бухараева, Венеры Думаевой-Валиевой (ей принадлежит множество переводов поэзии и прозы Тукая) осталась, пожалуй, лишь Азалия Бадюгина, которая, несмотря на свой почтенный возраст, продолжает работать (недавно в Татарском книжном издательстве вышел двухтомник Гаяза Исхаки с ее переводами на русский язык). Из молодых активно трудится Алена Каримова — помимо переводческой деятельности, она занимается подготовкой переводчиков с татарского на русский на кафедре художественного перевода Литературного института имени Горького.

Что касается новых переводов Тукая, то их практически нет. Трудно однозначно сказать, с чем это связано. Возможно, с тем, что большинство его стихотворений переведено (многие по несколько раз) на русский язык и нынешние переводчики не хотят соперничать с маститыми авторами прошлых лет. Другая возможная причина — большая включенность в современность, и это понятно: русскоязычной читательской аудитории интересно, чем живет, дышит современная татарская литература, что волнует татарских писателей.

— То есть сейчас мы все равно наблюдаем кризис в сфере перевода Тукая?

— Тукай — это только один из маркеров. Если уж у нас, татар, в настоящее время на русский язык не переведен Тукай полностью, то что говорить о других поэтах. На это просто не обращают внимания, а надо бы, потому что есть еще и другой момент — идентичность.

Говорят, что язык — это самый главный маркер идентичности. Согласен. Но я также утверждаю, что это не единственный маркер национальной идентичности. Возникает вопрос: можно ли, не говоря по-татарски, считать себя татарином? Джойс был ирландцем. Он писал на английском, но был все-таки ирландцем до мозга костей. Для него эта ирландская идентичность очень важна, но он писал на другом языке.

Сейчас у нас все время говорят, что надо, чтобы татарский язык знали и изучали в больших объемах. Но реалии иные, и это не скажу, что трагедия, но большая драма не только для татар, но для многих народов России. Реалии таковы, что третье поколение уже не знает татарского языка. Допустим, бабушка говорит по-татарски, ее дети уже двуязычные, а вот внуки по разным причинам уже могут и не говорить на татарском языке. Соответственно, надо понимать, что татарином можно быть и англоязычным, и русскоязычным, и франкоязычным.

Вспомним такого прекрасного, очень интересного татарского социолога, даже мыслителя, скажем, тогда Садри Максуди. Он в начале XX века был очень известен, потом уехал в Турцию и там писал об идентичности как о некоем ощущении. Мы посетили фестиваль в Венгрии. Я туда поехал с фольклорным коллективом «Сурнай». На мероприятие прибыли люди из разных уголков Европы, были те, которые уже в силу разных причин забывали свой родной язык, но они плакали, когда слышали, как поют наши девушки и ребята. То есть идентичность — это чувство.

Таких примеров можно привести много. Например, есть касимовские татары, костромские. Они утратили язык, но, если кто-то умирает, говорят: «Пойдем копать гюрушку». Татарское слово «гүр» — могила, у них это сохранилось. По сути дела, у них в большей степени маркером национальной идентичности становится их религиозная принадлежность. Не язык, который ушел.

Поэтому переводы на русский язык не только художественной литературы, но и, например, исторических трудов должны быть. Переводы, посвященные культуре в целом.

— Какой выход из сложившейся ситуации вы видите?

— Я вижу один основной путь — это переводить, переводить и еще раз переводить. Возвращаясь к ситуации с переводами Тукая, хочу сказать, что есть необходимость подготовки полного собрания его сочинений в переводе на русский язык. Тукай в большей степени известен русскоязычному читателю как поэт. В советский период внимание переводчиков было сосредоточено преимущественно на его поэзии, проза же оставалась в стороне. К настоящему времени на русский язык переведена примерно треть его прозаических произведений. Между тем Тукай, несомненно, талантливый прозаик, чему в немалой степени способствовала его работа в периодических изданиях Уральска и Казани: газетах «Фикер», «Аль-Ислах»; журналах «Уклар», «Яшен», «Ялт-юлт».

Вопрос о переводах не исключительно филологический. Это вопрос, связанный с тем, что мы должны использовать русский язык в том числе как язык коммуникации с татарами, которые не знают по разным причинам своего родного языка, чтобы доносить до них информацию о том, кто такие татары, насколько интересна их культура, насколько интересны их мыслители, писатели, поэты и прочее. На мой взгляд, здесь надо еще видеть такую миссию перевода, не сводя ее исключительно к популяризации татарской литературы в русском мире. И это гораздо более важная задача.

600 тысяч татар мы потеряли по последней переписи, эти цифры никуда не денешь, их никак не скроешь. Снова проблема идентификации. Он спрашивает: «Ты кто? На каком языке ты говоришь?» Человек думает: если на русском говорю, то я русский. Должна быть литература, большой массив текстов культуры на понятном ему языке. Люди часто интересуются, все время задают вопросы: как бы то узнать о своей культуре, а как бы это? Я отвечаю, что работаю над 6-томником Тукая, и оказывается, что людям подобное интересно и очень нужно. И это относится не только к татарской культуре, но и в целом к национальным культурам. Работа над таким собранием сейчас ведется в нашем институте. Оно будет отличаться от предыдущих изданий не только охватом текстов, но и концептуально.

Во-первых, параллельно с художественным переводом каждого стихотворения Тукая будет дан его подстрочник. В сознании большинства последний не обладает самоценностью, он значим исключительно как материал для переводчика. Расул Гамзатов сравнивал подстрочник с грудой бревен, из которой переводчик собирает новую избу.

Но есть и альтернативное понимание подстрочника — как обладающего собственной ценностью текста. В европейской литературе встречаются издания, в которых подстрочник публикуется параллельно с оригиналом на правах самостоятельного перевода. Такова, например, изданная в 1984 году в Германии антология русской поэзии в немецких переводах, в которую вошли подстрочники более 250 текстов: от «Слова о полку Игореве» до поэзии Высоцкого и Бродского.

Во-вторых, каждый текст в многотомнике будет сопровождаться развернутыми комментариями, которые проливают свет на изображенные в произведениях события, культурную, социальную, политическую жизнь эпохи, в которую жил и творил Тукай.

— Вы один трудитесь над 6-томником? Это ведь колоссальная работа…

— Это вопрос воли. Есть же воля на то, чтобы проводить саммит БРИКС. Для того чтобы такая воля случилась, должно быть понимание того, что это вопрос будущего нации. И может быть, подобное звучит парадоксально, но в данном случае русский язык — один из инструментов формирования национальной идентичности татар. Необходимо поддержание этой идентичности в тех контекстах, где язык ушел. Для нашего поколения такое сплошь и рядом. У нас татарский язык был 2 раза в неделю, нулевым уроком и 8-м или 7-м. Соответственно, на нулевой урок я не приходил, а с 8-го сбегал. Хорошо, что эта ситуация в 90-е годы начала меняться. Все-таки татарский язык и его престиж в нашей республике поднялись. Начиная с 90-х где-то по 2010-е годы.

Сейчас же можно сказать, что языковая федеральная политика вряд ли способствует развитию языков. Даже в диссовете у нас раньше была специальность — «языки и литература народов России», в скобочках указывалось: «татарский» и прочие. Сейчас даже шифр другой: «русская литература и литература народов России», «русский язык и языки народов России». Хотя что мешало сделать шифр, допустим, «татарская литература и татарский язык»?

— Кажется, что в последнее время эта проблема только обостряется

— В республика у нас ведь очень мудрое руководство. Оно может выстраивать диалог и отстаивать значимые вопросы, важные моменты. Но мы живем все-таки в общем континууме, как бы мы сейчас сказали, в общем пространстве…

— Когда планируется выход 6-томника?

— Очень хотелось бы завершить эту работу к 140-летию со дня рождения Тукая, которое мы будем отмечать в 2026 году. Пока я один тружусь над данным проектом, а с учетом того, что приходится заниматься в институте рядом не менее глобальных проектов, без поддержки, привлечения дополнительных сил и средств к указанному сроку можно и не успеть.

В конце прошлого года совместно с редакцией «Казанского альманаха» при финансовой поддержке союза писателей Татарстана был организован конкурс переводов Тукая. Его результаты объявят в следующем выпуске альманаха. Среди присланных на конкурс переводов (их, кстати, немного) есть интересные работы. Их авторов планируем привлечь к деятельности над многотомником.

«Его личность, творчество — безусловные национальные ценности для многих поколений читателей» Фото: Андрей Титов

«Дискуссии вокруг Тукая необходимы и сейчас»

— Я правильно понимаю, что сейчас нет определенной структуры, которая бы занималась переводами, наподобие союза переводчиков РТ?

— Есть центр художественного перевода при союзе писателей, который возглавляет Алена Каримова, о которой я говорил. А насчет структуры: можно создать кучу инстанций, но это ведь не увеличит количество переводчиков. В прошлом году мы проводили в литинституте в Москве семинар о национальной литературе. Там есть федеральная программа поддержки национальных литератур, по-моему, 2016 года. И в рамках данной программы — прекрасная идея — набирают группы переводчиков-билингвов. И это тоже очень важный момент. Нет переводчиков-билингвов в достаточном количестве. То есть переводчик-билингв, казалось бы, по определению должен быть лучше, чем переводчик-монолингв. Для перевода ты в первую очередь должен знать очень хорошо язык, на который переводишь. Есть популярная переводчица Венера Думаева-Валеева, которую я упомянул. При всем уважении к ней, у нее очень много переводов, как мне кажется, неудачных. Она переводила в основном Тукая. Но переводчик-билингв почему хорош? Он не привязан к подстрочникам. И если его билингвизм полный (а ведь все равно бывает такое, что некий язык доминирует), то, конечно же, такой переводчик имеет определенные преимущества, потому что он чувствует текст на языковом уровне и, соответственно, его интонацию, мелодику.

— Раньше, кажется, профессия переводчика считалась престижной, неужели сейчас это так изменилось?

— Можно было ехать в Нижний Новгород и учиться на переводчика с французского, английского, а кто и там занимался переводами с татарского, башкирского? Вот такое ведь нужно. Соответственно, это же должны быть люди, которые составят программу. Говорят: езжай в Москву. Отлично, там у них хорошие кадры, которые знают теорию перевода, стилистику и прочее. Но это они знают на русском языке, а они же должны учить переводу на татарский. Алена Каримова там одна бьется над подобным, ну еще три студента. Это позор, Татарстан не набрал нормальную группу. Там, я смотрел, якутов больше, чем татар.

Мы как раз проводили конкурс переводчиков, и у меня была задача выявить тех людей, которые обладают хоть каким-то талантом. Я им хочу предложить поучаствовать в этом проекте (создании 6-томника к юбилею Тукая). Наверняка в середине 2025 года из минкульта РТ придет письмо на предмет того, что мы станем готовить к данному юбилею, который будет в 2026-м. Вот как они себе мыслят, что можно подготовить за полгода? Ну проведем конференцию какую-нибудь, форум сделаем. Но конференции — это собрались, пообщались, поговорили, и все, артефактов никаких нет. Ну давайте перепечатаем что-то, сделаем какое-то издание, потратим кучу средств, но выхлопа от подобного никакого совершенно. Это мышление чиновников, их нельзя обвинять. Наша задача — достучаться до них.

Надо же говорить и о каких-то узких проблемных местах, начинать такую точечную работу, найти человечка, который будет где-то сидеть в школе, учиться, у него окажется талант какой-то, вырастить его в переводчика. Хотя это, конечно, не как пирожок испечь, потому что, повторюсь, перевод — творческий процесс. Но нужно что-то делать, иначе у нас все зачахнет совсем. Сейчас-то уже все в таком нехорошем состоянии, а если не взяться, то мы это потеряем окончательно.

— В целом в каком состоянии сейчас находится тукаеведение? Каковы перспективы его развития?

— Скажу откровенно: оно вызывает у меня тревогу. Реализованные в нашем институте за последние 10 лет проекты — 6-томное академическое издание, тукаевская энциклопедия, отмеченный на федеральном уровне (в номинации «Лучший научный проект» на конкурсе «Ключевое слово», организованном в 2021 году Федеральным агентством по делам национальностей) трехтомник «Габдулла Тукай: жизнь и творчество» — это труды, подводящие итог определенному этапу развития тукаеведения. За подведением итогов встает резонный вопрос: что дальше?

Я уже многократно на разных площадках говорил о своем взгляде на перспективы тукаеведения. Они видятся мне во включении творчества поэта в широкие ряды литературных сопоставлений: не только с русской литературой, но и с европейскими, восточными и, что особенно важно, с литературами народов России. Без решения кадрового вопроса, привлечения молодых кадров эта перспектива так и останется перспективой.

Интересным представляется и другой путь, который сейчас активно внедряется в отдельных республиках России: включение в пространство научных исследований национальной литературы, культуры ученых, расположенных по отношению к ним в ситуации вненаходимости (в современной терминологии — ученых-аутсайдеров). Такой подход предполагает создание условий для вовлечения ученых из других республик России и ближнего зарубежья в сопоставительное изучение творчества Тукая, других татарских поэтов и писателей. Кстати, именно с этой целью в нашем институте и была создана возглавляемая мной лаборатория сопоставительного татароведения. Широкая кооперация с учеными из разных российских субъектов видится как один из перспективных путей повышения интереса к татарской литературе и культуре.

— Насколько востребован сейчас Тукай, насколько он интересен современному читателю?

— В предисловии к трехтомнику «Габдулла Тукай: жизнь и творчество» первый президент Татарстана Минтимер Шаймиев назвал Тукая «милли кыйблабыз». Такое символическое сравнение (Кибла — направление в сторону священной для мусульман Каабы) как нельзя лучше характеризует то место, которое Тукай занимает в татарском мире. Его личность, творчество — безусловные национальные ценности для многих поколений читателей.

Вместе с тем это не исключает множественности прочтений Тукая. Речь в данном случае идет не только о его произведениях, но и о его личности. Сейчас, например, в нашем институте совместно с союзом художников РТ реализуется интересный проект (его руководитель — Рауза Султанова) «Тукай эзләреннән» («По следам Тукая»). В рамках него ежегодно в разных городах, в которых за свою короткую жизнь успел побывать поэт, устраиваются пленэры: художники из Татарстана и других регионов и городов России предлагают свое художественное видение пространств, связанных с Тукаем. Эти работы разные и по стилистике, и по создаваемым в них образам.

Наверное, такой разный Тукай более интересен современному читателю, зрителю, нежели стереотипизированный образ поэта, долгие годы внедрявшийся в массовое сознание. Добавлю, что споры вокруг Тукая были во все времена. Достаточно указать на небезызвестный труд Галимджана Ибрагимова «Татар шагырьләре» («Татарские поэты»), увидевший свет в год смерти стихотворца и вызвавший бурную реакцию в среде татарской интеллигенции (в нем ученый ставит Тукая на 3-е место после Дэрдменда и Сагита Рамиева).

Дискуссии вокруг Тукая необходимы и сейчас. Они являются одним из условий постоянного интереса к его жизни и творчеству, поиска новых путей их изучения.