«Люди, мы потеряли страну, на грани ядерной войны! Можно было после перестройки хоть что-нибудь понять?!»

Сцена для Кургиняна — лаборатория для анализа исторических событий и политических процессов, препарирования неочевидной сложности, казалось бы, известных фактов, приглашение зрителей к размышлению

Паратеатр Кургиняна

«Это спектакль о том, как царствие небесное покидало землю», — так известный писатель, главный редактор газеты «Завтра» Александр Проханов характеризует спектакль «Крот» театра «На досках». Его создатель — Сергей Кургинян, известный политолог и публицист, лидер движения «Суть времени» и чуть менее известный как режиссер, сценарист и художественный руководитель театра. Сцена для него — лаборатория для анализа исторических событий и политических процессов, препарирования неочевидной сложности, казалось бы, известных фактов, приглашение зрителей к размышлению. И обсуждению — Кургинян практикует после спектакля разговор со зрителями, который порой заканчивается ближе к рассвету.

В этом театре почти нет случайных людей. Чтобы попасть внутрь, зрители проходят собеседование, которое может продлиться до 30 минут. В этом театре не бывает антрактов (даже на четырехчасовых постановках) и нет классических спектаклей. Постановки-мистерии — это отсылки к античным таинствам, включая элевсинские обряды инициации в культах богинь плодородия Деметры и Персефоны. Эти традиции идут из древнейших эпох, в конечном счете из шаманизма, но также из Шумера, античных трагедий и так далее, говорит автор. В конце концов, ритуалы магов и шаманов очень театральны, один нюанс — зрителя нет. Но как иначе рассказывать о мистическом? Ведь Кургинян пытается исследовать перестройку и другие явления не рационально, но метафизически. «Игнорируя не до конца рациональные аспекты произошедшего, невозможно добросовестно ответить на вопрос, что же произошло со страной», — объясняет режиссер.

Постановки-мистерии — это отсылки к античным таинствам, включая элевсинские обряды инициации в культах богинь плодородия Деметры и Персефоны

Вместе с тем это единственный в России, если не в мире, паратеатр в духе польского драматурга Ежи Гротовского. Он в свое время предложил театру бедность, отказавшись не только от декораций, но и в определенный момент от сцены с креслами для зрителя. Грим, декорации, костюмы только мешают восприятию: психофизиологическая подготовка труппы должна была до предела обострить способности актеров и превратить спектакль в акт священнодействия. В результате в единой мистерии сплетаются сценическое искусство, политика и метафизика.

В театре «На досках» играют в том числе члены коммуны «Суть времени», прошедшие студию при театре. В результате, по определению Кургиняна, получился «профессиональный театр на самодеятельной основе». «Эти люди не могли войти в культуру иначе, чем через этот канал. Они вошли в нее, но как-то странно: для них духовная, мистериальная часть театра, которая так трудно дается профессиональным актерам, наиболее близка. Эти люди могут дать что-то сверх того, что дает обычный театр, — убежден режиссер. — Здесь какое-то таинство, к которому относятся серьезно. Они действительно общаются с космосом в ходе представления. Поэтому здесь можно получить чуть больше того, что обычно получают от театра, если чуть-чуть перенастроить датчики».

«Почему сейчас, в разгар спецоперации, нужно смотреть спектакль, где показана мистика распада СССР? Смотреть о том, что произошло в перестройку и почему советское общество допустило развал своей страны?»

«Крот идеальный, есть ли у тебя глаза?»

Среди всех кургиняновских постановок «Крот» — парадоксально — одна из наиболее актуальных. «Почему сейчас, в разгар спецоперации, нужно смотреть спектакль, где показана мистика распада СССР? Смотреть о том, что произошло в перестройку и почему советское общество допустило развал своей страны? Потому что сверхмощную страну не спасли от крушения танки и ракеты!» — говорят представители театра.

«Крот» здесь тайная сила, движущая историю. «Крот идеальный, есть ли у тебя глаза?» — спорили Фома Аквинский и Альберт Великий. «Крот истории роет медленно, но хорошо», — писал Гегель. Использовал образ и Александр Блок:

Ты роешься, подземный крот!

Я слышу трудный, хриплый голос…

Не медли. Помни: слабый колос

Под их секирой упадет…

Как зерна, злую землю рой

И выходи на свет. И ведай:

За их случайною победой

Роится сумрак гробовой.

Что же удалось вырыть «кроту», когда распадался Советский Союз? «Мистериальное странствие в лабиринтах истории» — так сам Кургинян определяет жанровое своеобразие постановки. Лабиринты кротовых ходов скрыты под землей и временем, но из них ведут на поверхность кротовины, и театр «На досках» — одна из них. От зрителя зависит, сумеет ли он провалиться в нее, как Алиса в кроличью нору (которая, пожалуй, будет пошире), чтобы исследовать хотя бы некоторые закоулки, или споткнется и сломает ногу.

«Пьеса достаточно фантастическая. Но каждый эпизод ее взят из реальной жизни. Пьеса фантастическая ровно настолько, насколько фантастическая сама жизнь», — говорит Кургинян во вступительном слове к зрителям перед спектаклем. Будучи на уровне аксиомы убежденным в том, что нельзя говорить о самой постановке, он рассказывает о различных исторических событиях, которые ее обрамляют. И обнаруживает фантастические параллели 70-х годов и сегодняшнего дня. Снова в Москве ставят памятники Феликсу Дзержинскому, а в газетах пишут статьи о Корее и Вьетнаме.

«Прошло 30 страшных послесоветских лет с их спецификой, деструкцией, новыми архетипами жизни и всем остальным. Ощущение, что я спал в анабиозе и проснулся. Люди, мы прожили огромное количество трагического времени! Мы потеряли страну, миллионы населения, находимся на грани ядерной войны. Можно за это время было что-нибудь понять про самих себя? Хоть чуть-чуть, хоть куда-нибудь присмотреться, чтобы эти годы не были совсем зряшными? Выходит, что нельзя, — разводит руками режиссер. — Если будет вечное дежавю — это конец».

Он садится в первый ряд и раз за разом смотрит собственные спектакли.

Почти все четыре часа спектакля на сцене одновременно 13 персонажей, как 13 апостолов

О «Евтухе», Сталине и герое нашего времени

Почти все четыре часа спектакля на сцене одновременно 13 персонажей, как 13 апостолов. У многих есть конкретные исторические прототипы: Сталин, Троцкий, Петр Машеров, Евгений Евтушенко. Последний — главный антагонист, олицетворение советской интеллигенции, предавший свой народ. Кургинян изрядную часть спектакля буквально распинает «Евтуха», карикатурно демонстрируя его ничтожество и как поэта, и как личности-флюгера, воспевающей то, куда дует в данную секунду политический ветер. Образ, конечно, собирательный, но получивший имя Евтушенко из-за его стихов о Беслане, где тот заявляет, что взрывчатку в спортзале школы подвесил Сталин… «Он зашел в своем кощунстве дальше других», — считает автор.

Причем он тревожится, что сегодняшняя интеллигенция делает то же самое, что и поэты-шестидесятники. Что история повторяется снова. «Чтобы воскресить труп Европы, нужен России котел кипящий», — говорит жрица, посланная британцами. Беслан – Осетия – Донбасс-2014 – Сирия – спецоперация — все это те самые попытки подогреть котел.

Образ протагониста в центре пьесы отчасти автобиографический, отчасти отражение лермонтовского героя нашего времени с поправкой на современность. Эдакий представитель постсоветской эпохи: у него айфон и бабло, крутая тачка, крупный бизнес, соответствующий сленг. Но когда он попадает в автокатастрофу, все меняется. К нему приходят вестники апокалипсиса, посланные Им и погибшими детьми Беслана, приносят шанс на спасение мира и отправляют в мистериальное путешествие.

Сюжет рваный, нелинейный, местами хаотичный, как и сама жизнь

Здесь есть умирание и воскрешение, Сталин и Греф, Кудыкина гора и диалоги с Раисой Горбачевой, пророки и жрецы, Беслан и Лукоморье, Альфа и Омега, Гамлет и К (р)от. Тэтчер молится в мегалитах, а учитель пытается привлечь внимание школьников вопросом, как натянуть презерватив на глобус. Сибирь ждет нового Чингисхана, а политики всем обязаны Андропову. Античный хор — голос народа, голос рока, превращается в церковный хор, ритмы, задаваемые актерами, вводят практически в транс. Хотя акустика такая, что реплик ведущих на гране крика и срыва бывает не разобрать.

Сюжет рваный, нелинейный, местами хаотичный, как и сама жизнь. Композиция кольцевая, между двумя звонками на айфон главного героя проходят не года — эпохи. В конце концов, автор прямо говорит: в спектакле нет эпизодов, не основанных на реальных событиях.

Нет кулис — есть клетки. Одеяния актеров черные. Все внимание на лица и руки — как на портретах Рембрандта

Работа с пространством в спектакле мастерская, многоуровневая: герои то возвышаются над окружающим миром, то оказываются за решеткой, то падают с вершин и попадают на качели. Сцена черная. Нет броских костюмов, декораций, броского грима. Нет кулис — есть клетки. Одеяния актеров черные. Все внимание на лица и руки — как на портретах Рембрандта. Единственное пятно цвета — алые гвоздики, которые становятся практически действующим лицом — и падают, падают, падают на могилу очередного исторического эпизода. Ваза, пианино, венские стулья и портрет на стене — вот и весь реквизит. Правда, за портретом обнаруживается зеркало, которое в руках героев то отражает зрителей — мол, это все про вас тоже, то отбрасывает блики — будут ли среди них лучи надежды?

«За пять секунд до апокалипсиса часы, которые показывают окончание времен, загадочным образом остановятся и время пойдет вспять. И в этой тьме возникнет скважина, просвет, полынья, сквозь которую из темного небытия опять на нашу родину спустятся восхитительные крылатые существа, божественная субстанция русских времен», — сквозит надежда в рецензии Проханова.