Кондрашов: Многих волнует вопрос: что будет в ближайшее время с валютой под названием доллар? Что предпримут власти США, чтобы сбросить этот балласт, этот свой долг внешний и спасти свою валютную систему?

Кобяков: Мы не сможем дать точного прогноза, тем более связанного с датами. Это очень сложная материя, многофакторная. Американская экономика – это настолько "экономика долга" – долга и внешнего, и внутреннего, – что, по-видимому, каких-то стандартных способов расплатиться там уже давно не существует.

Но есть способ нестандартный: доллар все же еще продолжает удерживать функции мировой валюты. Большая часть мировых торговых сделок, большая часть резервов центральных банков все еще совершается в этой валюте.

И есть такая вещь как печатный станок. Понятное дело, не обязательно печатный станок материальный, он может быть виртуальный, могут быть безналичные деньги. США могут дать новые долговые обязательства, с помощью которых можно будет оплатить старые долговые обязательства и так далее.

Логика действий американского финансового руководства, начиная с "плана Полсона" – это наводнение экономики деньгам. Пошли уже прямые операции Федеральной резервной системы США по скупке долгов, прямая денежная эмиссия и так далее. Все это очевидно уже превратилось в тенденцию, и понятно, что таким способом они будут вытаскивать экономику.

Кондрашов: Вытащат?

Кобяков: Изучили опыт Великой депрессии, когда Федеральная резервная система (американский центробанк) неаккуратно в начале кризиса повысила ставки, то есть сократила денежное предложение. Теперь они решили действовать прямо противоположным образом – это денежный дождь. В свое время Бен Бернанке, нынешний глава Федерального резерва, произнес фразу, что переживать финансовым рынкам в общем незачем, потому что в случае чего можно будет организовать "сброс денег мешками с вертолета". Что он, собственно, сейчас и сделал. После этого он, кстати, получил прозвище "мистер хеликоптер", а эта фраза вошла в анналы. Он это умеет делать, и он это делает. Но я задаю следующий вопрос. По логике вещей, что должно произойти? Почему пока мы не наблюдаем глобальной инфляции? Потому что все эти деньги пока абсорбировались самой банковской системой и пошли на покрытие собственных убытков, на пополнение собственного капитала и тому подобное. Как только процесс нормализуется в финансовой сфере, а речь, повторяю, идет о триллионах долларов (подсчитано, что эти "дырки" банковские тянут на 7 триллионов долларов в мировом масштабе), эти деньги выплеснутся на рынки. И это будет означать начало гиперинфляционного процесса.

Кондрашов: Что будет обесцениваться?

Кобяков: Конечно же, доллары – ведь сейчас идет вбрасывание именно долларовой массы. После того как доллар подешевеет, можно будет начать расплачиваться с долгами!

У АМЕРИКАНЦЕВ НЕТ "СЕКРЕТНЫХ МОДЕЛЕЙ"

Кондрашов: Что, на Ваш взгляд, будет с США дальше?

Кобяков: Дерево, которое внутри все проедено термитами, тем не менее не падает само по себе. Нужно, чтоб подул ветер, чтобы появился новый субъект с претензией на мировое лидерство, который бы мог подтолкнуть пустое внутри дерево, то есть организовать падение Америки. Если бы сейчас Китай захотел обрушить Америку, он бы обрушил ее, просто-напросто выбросив на рынок на полтора триллиона долларов американских гособлигаций, которые содержатся только в золотовалютных резервах. Я уже молчу про другие государственные и негосударственные фонды, которые содержат еще примерно такую же сумму.

Доллар уже сейчас можно кратно обрушить. Вопрос в другом: готовы ли к этому китайцы? Хотят ли они уже сейчас перехватывать бремя мирового лидерства и готовятся ли они к этому сегодня? Мы вряд ли сейчас сможем ответить за китайских руководителей, а они нам вряд ли об этом расскажут. Но, по некоторым ощущениям, они к этому готовятся. Сейчас этот момент еще не настал, а вот годика через три или лет пять вполне может и наступить.

Кондрашов: Часто приходится слышать мнение о том, что финансовые власти США держат ситуацию под контролем, поскольку владеют некой секретной математической моделью, следование которой обеспечит стабильность экономики.

Кобяков: Я много занимался проблемами экономического моделирования и могу сказать, что работающих моделей очень мало. И именно потому, что социальная ткань и такое сложное явление как экономика – это настолько многофакторная и с большим количеством случайных факторов ткань, что она плохо поддается вообще математическому моделированию и прогнозированию. То есть, работают иногда модели не очень глубокие, хорошо схватывающие важные факторы и тенденции на поверхностном уровне. Но я не думаю, что в Америке есть секретные математики, которые разработали математическую модель, чтобы по ней управлять.

И в этом смысле я не подтверждаю наличие таких моделей, думаю, что их нет. Человеческий мозг заменить искусственным интеллектом, а тем более какой-то упрощенной математической моделью, пока не удается. Да, мозги там работают. И мы знаем, что там мозговые тресты, вот эти think tanks, которые существуют во множестве в Соединенных Штатах, они являются квазигосударственными. То есть они имеют частное финансирование, но они работают и по заказам государства. У нас же, к сожалению, руководство все еще не создает подобные альтернативные структуры. Это как раз и есть постоянная подпитка новыми идеями. И это я бы рекомендовал нашим властям заимствовать прежде всего. Необходимо создавать каналы взаимодействия между подобными неправительственными институтами и какими-то экспертными группами, которые могли бы оказаться очень полезными.

Кондрашов: Есть версия, что американцы специально сдули пузырь, чтобы захватить инициативу как в шахматах – белые делают первый ход и имеют преимущество.

Кобяков: Что касается искусственно спровоцированного кризиса, ну в общем-то любой кризис имеет некий толчок. В данном случае повышение ставок, которое стал осуществлять Федеральный Резерв, несомненно, сыграло фатальную роль. Но дело в том, что это было неизбежно. Рано или поздно все равно это бы произошло. Здесь больше тянуть было нельзя. Мы уже видим, к каким это привело последствиям. Если бы ситуация развивалась и дальше, еще пару лет, то думаю, что она стала бы совсем неуправляемой. Хотя и сейчас она плохо управляема.

Кондрашов: Что Вы думаете о перспективах введения новой валюты, например – золотого доллара?

Кобяков: Вопрос сложен. Могут или не могут позволить себе это США? В каком-то смысле – могут, потому что, по крайней мере формально, самые крупные золотые авуары среди всех центральных банков находятся как раз у Соединенных Штатов. Если верить статистике, там восемь с половиной тысяч тонн лежит в золотых слитках. Это существенно больше, чем у любой другой страны мира: все запасы золота центральных банков мира составляют 31 тысячу тонн. Больше четверти этих запасов находится у Соединенных Штатов, и определенные возможности, связанные с этим, есть.

Однако США не для того от старой системы отказывались, чтобы сейчас так легко к ней возвращаться. Этот отказ позволял финансовой элите, особенно определенной ее части, наименее скованной регулятивными функциями (инвестиционные банки, всевозможные структуры типа хедж-фондов, фондов частных инвестиций) получать деньги буквально из воздуха. Они изобрели механизм финансовой алхимии, который при привязке доллара к золоту не будет работать.

Подобное ответственное решение предполагает, что найдется кто-то, кто противопоставит себя этой огромной финансовой клике, которая, по большому счету, является мировой экономической элитой. Должен появиться новый Рузвельт, который был бы готов на подобные действия. И чтобы у него хватило воли, и были бы умные сторонники, которые позволили бы это делать. И есть еще один момент, чисто технический. Когда-то, мы моделировали эту ситуацию с Михаилом Хазиным и решили, что если они и будут это делать, то только после резкой девальвации. То есть они все равно должны произвести оздоровляющий шок с точки зрения очищения себя от предыдущих долгов, должны выбросить на рынки безумное количество долларов. Они должны его опустить, создать определенные возможности для отечественного производителя, и уж после этого этаким хитрым кульбитом попытаться вывести свою экономику на некоторое стабильное основание. Но это очень сложные финансовые операции, которые чреваты всевозможными неудачами, политическими осложнениями и т.д. Это из разряда геополитических фантазий, но теоретически – вполне возможно.

К ВОПРОСУ О СВОБОДНОМ РЫНКЕ

Кондрашов: Что нужно сделать нам, нашей элите, нашим руководителям, чтобы те накопленные средства, которые у нас в Стабилизационном фонде, не были высосаны американским пылесосом?

Кобяков: А нужны ли были вообще эти стабилизационные фонды и подобного рода изобретения последних нескольких лет? Надо ли было "засаливать" эту валютную выручку, или надо было эти средства потратить на модернизацию российской промышленности, на организацию структурного сдвига в нашей экономике?

То, что нужно было делать именно это, доказывает само развитие нынешнего экономического кризиса в России. Началось все с падения фондового рынка. Он был и перегрет и привязан к ценам на сырье, прежде всего на нефть. И поэтому капитализация наших крупнейших компаний в любом случае должна была упасть в нынешних условиях. Далее возникла проблема устойчивости банковской системы из-за начавшего резко падать капитала банков по отношению к накопленной, да еще и зарубежной валютной задолженности. Но всего этого можно было просто не допустить, если бы экономика было более диверсифицированной и если бы средства, мариновавшиеся в стабфонде, использовались в качестве кредитного источника для наших банков и те не были бы вынуждены в предыдущие годы осуществлять заимствования на международных кредитных рынках. И поэтому я считаю, что этого фонда просто не должно было существовать изначально. Но это моя точка зрения. Многие экономисты сейчас стали бы со мной активно спорить. Но он уже есть. Боюсь, что при идущих процессах, при этой вот самой ожидающейся гиперинфляции, о которой мы говорим, чем быстрее эти средства будут выведены и превращены в кэш и запущены те программы, про которые мы уже намекнули – перевооружение нашей промышленности или там ремонт инфраструктуры и так далее, – тем лучше. Потому что деньги будут обесцениваться не просто с каждым месяцем, боюсь с каждой неделей.

Кондрашов: То есть сейчас, продолжая держать деньги в Стабфонде, мы спасаем американскую экономику?

Кобяков: Ну, по большому счету можем сказать, что спасаем и себя, конечно. Потому что якобы оттягиваем процесс обесценивания этих же самых ценных бумаг. Я только что логику продемонстрировал, что они так или иначе будут обесценены, и непонятно, почему мы здесь подыгрываем этому игроку. Поэтому я думаю, что это вопрос еще и политической воли. Насколько мы готовы к подобным действиям, потому что эти средства омертвлены. Получается, мы пока не можем даже вывести средства из этих бумаг. То есть мы не можем их выбросить на рынок, потому что последствия непредсказуемы для того же самого доллара.

Кондрашов: Какие конкретные меры, на Ваш взгляд, нужно предпринять, чтобы обеспечить оптимальное антикризисное регулирование? И как они могут сочетаться с так называемой "философией свободного рынка"?

Кобяков: Есть свободный рынок как некая экономическая реалия, и есть свободный рынок как идеологическая установка. Это две разных вещи. Если рынок свободный – в определенных случаях это несет за собой много позитивных факторов. Однако любой свободный рынок нуждается в регулировании.

Кондрашов: Да есть ли в России свободный рынок?

Кобяков: Я думаю, что будь у нас настоящий свободный рынок, мы вряд ли бы имели такую удивительную ситуацию в продаже нефтепродуктов. Цены на бензин у нас повышались с ростом цен на нефть, так же как и везде в мире. Но когда цены на нефть упали со 150 до 35 долларов, мы видим, что в Америке значительно упали и цены на бензин. У нас же они снизились на какую-то символическую величину. Это совершенно понятно. Это откровенное квазимонополистическое поведение. А вот почему бездействует Антимонопольный комитет, мне не понятно. И если он настолько неэффективен, почему наше руководство, например под предлогом чрезвычайных экономических обстоятельств, не возьмет эту ситуацию на прямое регулирование? Это же социальный вопрос.

Свободный рынок может быть инструментом экономического равновесия, а может быть инструментом манипуляций. Это как палка о двух концах. И понимая, что есть две стороны процесса, нужно всячески – а в этом и есть смысл государственной политики – стараться стимулировать это позитивное свойство свободного рынка и пытаться компенсировать те издержки, которые свободный рынок предполагает с точки зрения всевозможных паразитических методов поведения, откровенно преступных, начиная от халатности, заканчивая сложными махинациями.

(Rpmonitor.ru, 26.01.09)