Олег Синяшин: «Реформа проводится сверху, усилиями чиновников, которые, на мой взгляд, не всегда правильно понимают ту сферу, в которую они вмешиваются»

«РЕФОРМА БЫЛА ПРИНЯТА БЕЗ УЧАСТИЯ НАУЧНОЙ ОБЩЕСТВЕННОСТИ»

— Олег Герольдович, предлагаю начать наш разговор с самого главного — реформирования Российской академии наук. Что вы думаете по этому поводу, что думают об этом другие ученые?

— По-моему, весь процесс реформы РАН уже столько раз освещался самыми разными сторонами, что добавить что-то очень сложно... Но есть некоторые аспекты, на которые стоит обратить внимание прежде всего.

Первый — это то, что реформы в такой сфере, как наука (а это — элемент культуры, элемент творчества) необходимо проводить очень взвешенно, очень осторожно и, конечно, с учетом мнения той аудитории, в интересах которой это проводится. В нашей ситуации получилось так, что вся реформа была принята без участия научной общественности, что совершенно неправильно. Закон был принят в дико короткие сроки, без обсуждения. Всего два закона в последние годы принимались вот в таком краткосрочном режиме — это закон о монетизации льгот, что очень сильно ударило по социальной сфере, и закон о реорганизации Российской академии наук.

Сегодня много говорится о том, что были нарушены конституционные принципы, потому что 72 статья Конституции говорит о том, что все законы, которые касаются такой сферы, как образование, культура, наука, должны обсуждаться в субъектах федерации. Если 28 субъектов выскажутся против проекта закона, то он не должен рассматриваться в Государственной думе. Но, повторяю, такого обсуждения не было!

Второй аспект — безусловно, что эта реформа проводится сверху, усилиями чиновников, которые, на мой взгляд, не всегда правильно понимают ту сферу, в которую они вмешиваются. А вообще нужна эта реформа или нет? Многие задают этот вопрос...

— И в чем ее замысел?

— Да, и в чем замысел? У любой реформы всегда есть много вариантов. Я думаю, тут много и субъективных, и объективных факторов. В основу проведения реформы ставится тот посыл, что сегодня Российская академия наук неэффективна. Но анализ показывает, что это не так. Ссылки, которые приводит министерство образования и науки в лице Дмитрия Ливанова, в лице вице-премьера Ольги Голодец, на мой взгляд, некорректны. Потому что ученые Российской академии наук сегодня — это всего лишь 17 - 20 процентов от общего числа исследователей, которые работают в России. Остальные представляют вузы, государственные научные центры, ряд отраслевых институтов.

«ИЗМЕНЕНИЯ НЕОБХОДИМЫ, НО ЛУЧШЕ БЫЛО БЫ ПРИНЯТЬ ЗАКОН О НАУКЕ»

— Сколько человек работают в РАН?

— Сегодня в Российской академии наук научных сотрудников около 45 - 50 тысяч. И вот эти 17 - 20 процентов из всей науки дают 55 процентов всех научных публикаций, которые появляются в России. Тогда как вузы, например, дают 44 процента от всего объема публикаций, но даже в этих 44 процентах, если их взять за 100, 30 процентов публикаций выполнены с участием ученых Российской академии наук, то есть это итоги проведенных совместных исследований. Вот почему, когда говорят о неэффективности Российской академии наук, это, конечно же, неверно.

Так нужна реформа или нет? На мой взгляд, в том виде, в котором она сегодня задумана, она не нужна. Конечно, лучше было бы, если бы были внесены изменения в закон о науке и научно-технической деятельности. Потому что этот закон охватывает всю сферу научных исследований. Это, мне кажется, намного важнее, чем заняться реконструкцией лишь одной структурной системы — государственными академиями наук.

— Вы считаете, что РАН не нужны изменения?

— Я в Российской академии наук с 1997 года, это почти 17 лет, и считаю, что изменения необходимы. Во-первых, кадровый потенциал РАН — возрастной. Этот вопрос связан с тем, что в академии наук существует определенная иерархия. Конечно, имеются и элементы клановости, есть жесткая конкуренция за ограниченные финансовые ресурсы. Это внутренний фактор. Но есть внешние факторы, которые очень показательны. Первое — это недостаточное финансирование науки. Я могу привести пример: сегодня Россия не входит в четверку стран, которые определяют научный прогресс в мире. Эти четыре центра — США, Евросоюз, Китай, Япония.

«Наука — это одна из тех областей, которая не была политизирована. Но когда возникла вся эта ситуация с РАН, ученые страны объединились»

«ПО ОБЪЕМАМ ФИНАНСИРОВАНИЯ НИОКР РФ УСТУПАЕТ США В 17 РАЗ»

— Евросоюз — это несколько стран...

— Но тем не менее Евросоюз мы рассматриваем. Россия уступает США по объемам финансирования НИОКР в 17 раз, Евросоюзу — в 12 раз, Японии и Китаю — в 6,4 раза. А если говорить вообще о финансировании фундаментальной науки, что является основой деятельности Российской академии наук, то за последние пять лет ее финансирование уменьшилось в два раза, в то время как общее финансирование науки в стране возрастает. В основном большие средства идут на поддержку вузовской науки, на крупные проекты, связанные с созданием федеральных и исследовательских университетов, огромные средства идут в «Сколково», «Роснано».

— До сих пор идут?

— Пока идут и идут, в том числе государственные бюджетные средства. Недофинансированность академической науки — это очень важный фактор.

Мне кажется, если говорить о реформе, то любая реформа должна преследовать определенные цели. Реформа должна показать, к чему она приведет, какие параметры и цели должны быть заложены, и что нужно сделать для того, чтобы эти цели были достигнуты. То есть должна быть некая «дорожная карта», как сегодня любят говорить, которая должна привести за определенный период к определенным результатам. К сожалению, ни в законе, и нигде еще эта «карта» пока не прописана. И понятно, что научная общественность сегодня живет в состоянии непонимания. Почему-то не прописаны важнейшие условия этой реформы.

— Наверное, потому, что истинные цели скрывают?

— Да, конечно. Но понятно, что есть масса проблем, которые необходимо решить, в том числе с использованием имущества Российской академии наук. Все-таки сегодня, по разным оценкам, это где-то 1 - 1,5 триллиона рублей.

«АКАДЕМИЯ НАУК ОСТАЕТСЯ НЕКИМ КЛУБОМ УЧЕНЫХ»

— 27 сентября закон о реформе РАН был подписан. И что дальше?

— Сегодня готовы положения о федеральном агентстве научных организаций (ФАНО), уже назначен руководитель этого агентства — Михаил Михайлович Котюков, заместитель министра финансов РФ. Сам он из Красноярска, ему 36 лет. Как говорят, он хороший управленец, быстро считает...

— Что вы думаете об этом законе?

— Скажу, в чем я вижу его один положительный момент, а потом — все отрицательное. Положительный момент: впервые за Российской академией наук в правовом режиме закреплена экспертная функция. То есть сегодня академии наук поручается не только экспертиза государственных проектов, но и экспертиза фундаментальных исследований, проводимых в научно-исследовательских учреждениях и вузах, которые получают деньги из федерального бюджета. Вот эта функция, наверное, впервые так четко прописана в законе.

А дальше уже идет отрицательное... Первое: сегодня академия наук теряет те исторические принципы, которые были заложены еще Петровской академией. Это принцип самоуправляемости. Принципы демократии, выборности, формирования научных исследований, которые ведутся при широком обсуждении в научной среде, — все это будет потеряно сегодня. Все вопросы, связанные с госзаказом на научные исследования, с финансированием, с выполнением хозяйственных функций и управлением имущественным комплексом, передаются этому федеральному агентству научных организаций.

То есть Российская академия наук остается неким клубом ученых, которые должны выполнять все те экспертные функции, о которых я сказал. Но возникает естественный вопрос: а какими инструментами эти функции будут выполняться? То есть то системообразующее ядро Российской академии наук, а именно научные институты, которые и являлись бы инструментом экспертной оценки, сегодня ушли из академии и переданы в федеральное агентство научных организаций.

— А что осталось в академии, если институты ушли? Президиум?

— В академии остался президиум, остались члены академии, которых сегодня с учетом медицинской и сельскохозяйственной академий чуть больше 1,5 тысяч. Сохраняются региональные отделения и региональные научные центры, которые прописаны в законе.

Надо сказать, вышел указ о новом составе совета при президенте РФ по науке и образованию, куда вошло достаточно много представителей Российской академии наук. Заместителем председателя этого совета является в том числе и Владимир Евгеньевич Фортов — президент Российской академии.

— От Татарстана вошел кто-нибудь?

— Нет, от Татарстана не вошел никто.

— Этот совет большой?

— Он небольшой, по-моему, там всего человек 35. Но есть важный момент, который остро обсуждался, в том числе и в положении о ФАНО, — это принцип назначения руководителей научных учреждений Российской академии, которые вошли в ФАНО. Одним из этапов является согласование кандидатур в кадровой комиссии, которая должна быть сформирована из членов этого совета. Важно то, что эту кадровую комиссию сегодня возглавил Фортов — президент РАН, и это некий позитивный момент.

«АКАДЕМИЯ ОПОЗДАЛА ПРИМЕРНО НА ПЯТЬ ЛЕТ»

— Многие патриотические силы в нашей стране, большое количество представителей науки называют проводимую правительством реформу РАН «лжереформой». В очередной раз свое, отечественное, восхищавшее и продолжающее восхищать мир принесено в жертву второсортной, уходящей в прошлое чужеродности — слепому копированию далеко не лучших образцов Запада. В управление наукой планируется приход новых Сердюковых. А есть ли своя стратегия у РАН, свое видение будущего науки и РАН? (Андрей)

— Первое — закон принят, и его нужно исполнять. Это к вопросу о том, что можно сделать и что сделать уже нельзя. Делала ли что-то сама академия? Уже с момента начала выборной кампании в президенты Российской академии наук в рамках программ всех кандидатов были заложены реформаторские предложения, которые должны были бы изменить внутреннюю структуру, в том числе и устав Российской академии наук. Конечно, это и вопросы возраста, сколько можно занимать руководящие должности, вопросы организации науки, связи науки с бизнесом, вопросы укрепления международных связей и т.д. Много чего было заложено в программах кандидатов — и Фортова, и Алферова, и Некипелова.

Конечно, многое изменилось за последние годы в плане социальной поддержки ученых, например, есть программа строительства жилья для молодежи, которая в том числе и здесь, в Казани, реализуется. То есть те принципы, которые должны были быть заложены в реформу, в программах кандидатов были определены. Другое дело, что, по-видимому, академия опоздала с этим примерно на пять лет, это надо было делать просто раньше, это надо было делать более активно. Но вот предыдущий президиум академии либо не хотел, либо не мог этого сделать. Хотя, я думаю, что Юрий Сергеевич Осипов (экс-президент РАН — ред.) был проинформирован о готовящемся процессе.

— В ФАНО вошли только те научные организации, которые были под эгидой Российской академии наук, или еще и вузовские?

— В ФАНО должны войти, по большому счету, все научные организации страны, хотя, когда заместителю министра образования и науки Людмиле Огородовой был задан вопрос, войдет ли, например, туда Курчатовский центр, она ответа на этот вопрос не дала.

НАУЧНЫЙ ЦЕНТР — В СТРУКТУРЕ РАН, А ЕГО ИНСТИТУТЫ — В ФАНО

— Какие научные центры Казани войдут в ФАНО?

— В ФАНО перейдут все институты, которые входят в Казанский научный центр: Институт органической и физической химии им. Арбузова, Казанский физико-технический институт им. Завойского, Казанский институт биохимии и биофизики, Институт механики и машиностроения. И еще перейдут те организации, которые входят в состав академии сельхознаук и меднаук. По меднаукам я не знаю, есть ли у нас организации, которые входят в академию медицинских наук, но вот ТатНИИ сельского хозяйства, как я понимаю, находится под эгидой Россельхозакадемии.

— А сам Казанский научный центр куда войдет?

— В соответствии с законом, Казанский научный центр остается в структуре Российской академии наук, но какие функции будут за ним закреплены, пока непонятно. В соответствии с той «дорожной картой», которую готовит правительство сегодня, вопрос о порядке создания региональных центров должен быть решен примерно в августе 2014 года.

— Как финансировались институты? Через Казанский научный центр РАН?

— Финансирование все институты получали самостоятельно от Российской академии наук. Казанский научный центр также являлся государственным бюджетным учреждением науки. В основном задачей центра была координация деятельности институтов.

— В чем координация?

— Это формирование и реализация междисциплинарных проектов, в которых задействованы несколько институтов центра. Это вопросы, связанные с проведением исследований в интересах региона, то есть формирование планов НИР, которые направлены на решение региональных задач. Это вопросы взаимодействия с госструктурами, с академией наук РТ. Это и комплекс вопросов, связанных с обеспечением социальной сферы, поскольку в центр входит, например, поликлиника.

Центр, как юридическое лицо, реализует жилищную программу, то есть мы получаем сертификаты и квартиры, которые выделяются по программе «Жилище». Сегодня Центр начал строительство жилого дома для молодых ученых и специалистов на 88 квартир. Уже готова вся проектная документация, и ведутся строительные работы на проспекте Победы.

— Это соципотека?

— Нет, эти средства выделены из федерального бюджета по программе «Жилище», но условие там очень четкое: стоимость квадратного метра не должна превышать 35 тысяч рублей. Это будет служебное жилье. В 2014 году дом должен быть сдан.

— Какова стоимость дома?

— Суммарная стоимость — 234 миллиона рублей. Это стоимость дома, котельной, обустройства прилегающей территории, всей инфраструктуры.

ОТБИРАЮТ ВСЕ, ЧТО СВЯЗАНО С ДЕНЬГАМИ

— Теперь у вас отбирают все, что связано с деньгами, с материально-техническими вещами?

— Естественно. Все уходит в ФАНО, и уже оно будет распределять. Мы должны будем доказывать агентству, что нам необходимо приобретение такого-то оборудования для обеспечения научной работы или ремонта такой-то инженерной инфраструктуры и так далее.

Тут есть очень сложный момент. У нас только два института имеют собственную базу — это ИОФХ и КФТИ, у которых в оперативном управлении находятся здания и земля под ними. Два других института — КИББ и ИММ — фактически располагаются на площадях Казанского научного центра на правах безвозмездной аренды. Вот как сегодня в этих условиях будет решаться вопрос по ним? Ведь они относятся уже к другому ведомству — к ФАНО, а не к Российской академии наук. А этим двум институтам и так площадей не хватает. Мы этот вопрос поднимали еще в феврале месяце перед Рустамом Нургалиевичем Миннихановым, когда он был у нас в гостях. Здание было построено в конце 50-х годов, численность сотрудников была совершенно иная, плюс сегодня мы приобретаем дорогостоящее габаритное оборудование для научных исследований. Это все размещается на тех же самых площадях. То есть возможностей для развития практически нет. Строить что-то мы пока не можем — нет средств.

Отдельно нужно сказать об Институте языка, литературы и искусств, старейшем институте Татарстана. Он был создан в 1939 году и в 1946-м вошел в состав Казанского научного центра, поэтому исторически по-прежнему размещается в здании КазНЦ. Когда была создана академия наук Татарстана, юридически Институт языка и литературы был передан в АН РТ, но территориально остался у нас.

— Какой штат у Казанского научного центра?

— Он небольшой, с учетом всего обслуживающего персонала (слесарей, техников) это около 35 человек. Важное звено в составе Центра — это научная библиотека. В Центр входит Научно-исследовательский центр проблем энергетики РАН (Академэнерго), который является научным подразделением центра и состоит из почти 50 сотрудников. Вот еще один вопрос: что будет с ним?

«Было бы логичнее, если бы эти академии были просто аффилированы в рамках Российской академии наук, но жили своей жизнью самостоятельно. А предложенное объединение ничего, конечно, не дает»

«ПЕРВЫЕ МЕСЯЦЫ БУДУЩЕГО ГОДА ДЛЯ НАС БУДУТ СЛОЖНЫМИ»

— Что сегодня происходит в академической науке? К чему может привести реформа РАН? Сказалась ли уже вся эта бодяга на научной работе? (Эмиль Салихов)

— Я думаю, что все это вызывает определенное напряжение. Мы, конечно, пока до конца года получаем зарплату...

— Кстати, какая в вашем центре зарплата?

— Средняя зарплата по научным работникам в Казанском научном центре — 44 тысячи рублей.

— То есть не такая уж позорная, в общем-то...

— Нет, она нормальная, если сравнивать со средней по региону, но надо понимать, что зарплата складывается как за счет средств, выделяемых из бюджета (это средства РАН), так и получаемых из всех других источников: госконтракты, гранты, хоздоговоры, это все. А бюджет — это примерно 28 - 29 тысяч.

— До конца года зарплату вам платить будут, а потом что?

— А дальше будет приниматься бюджет. Но ведь бюджет должен приниматься сейчас, когда ФАНО только-только создали, а в бюджете следующего года везде прописано — Российская академия наук. Значит, необходимо будет внести к концу ноября, когда будет третье чтение бюджета, определенные поправки. Примерно к весне, по-видимому, эти средства будут только переданы в ФАНО. То есть первые три месяца будущего года для нас будут очень сложными, напряженными: будут деньги — не будет денег...

— Кроме денег, в целом непонятно управление системой.

— Конечно.

У РУКОВОДИТЕЛЯ ФАНО — 7 ЗАМЕСТИТЕЛЕЙ

— Заместителем руководителя ФАНО кто-то из академиков будет?

— Пока еще непонятно. Пока только прописано, что должны быть 7 заместителей, будут созданы 18 управлений, в том числе, территориальные управления в тех городах, где базируются региональные отделения. Это Екатеринбург, Новосибирск, Владивосток. Будут ли созданы территориальные управления там, где имеются региональные научные центры — Казань, Нижний Новгород, Уфа — это вопрос.

— Сколько примерно центров?

— Сегодня суммарно 36 научных центров по всей России.

— Казань всегда была научным центром Поволжья. Насколько сейчас вероятно создание Поволжского отделения РАН по аналогии с Уральским и Сибирским? (Тимур Ямашев)

— Раньше была идея создания такого отделения с целью объединения тех институтов, которые входили в Нижегородский, Казанский, Самарский, Саратовский, Уфимский научные центры. Хотели сделать мощное научное региональное отделение, которое бы решало многие проблемы именно Приволжского округа. Но сейчас, когда все институты ушли в ФАНО, это уже не имеет под собой какого-то основания. Тем более что функции региональных научных центров и региональных отделений пока не прописаны.

— По сути, не нужен центр в новой системе, нет места для него?

— Нужен. Так как Центр — это представительство Российской академии наук в регионе.

— Зачем Татарстану две академии наук? Как считаете, есть в этом смысл с научной и экономической точки зрения? (Альфия)

— Во-первых, это ошибка, в Татарстане нет двух академий наук, у нас одна академия наук — Академия наук Республики Татарстан. Казанский научный центр является лишь региональным структурным подразделением Российской академии наук. Здесь я могу сказать, что исторически именно руководство Казанского научного центра было одним из инициаторов создания академии наук Татарстана. В нее был передан, в частности, Институт языка, литературы и истории им. Ибрагимова, который стал неким костяком академии наук. Потом уже в ней были созданы другие подразделения.

Каждая из этих академических структур — и АН РТ, и КазНЦ РАН имеет свои научные направления исследований. КазНЦ РАН — это естественно-научные и технические науки, а АН РТ — это преимущественно социально-гуманитарный профиль. Тем самым эти две академические структуры формируют в регионе единое научное пространство, включающее все сферы исследовательской деятельности. Что касается экономических факторов, то АН РТ финансируется из республиканского бюджета, а КазНЦ РАН — из федерального бюджета.

«ПРЕДПОЛАГАЛОСЬ, ЧТО РАН БУДЕТ «ЗОНТИКОМ»

— Конечно же, объединение РАН, РАМН и РАСХН — нонсенс. Зачем собираться физикам, зоотехникам и гинекологам вместе? Надеюсь, этого не будет. Как Вы думаете, не будет ли логичнее, если РАН разделить на РАЕН (не тот самозваный, который существует, а настоящий) и Российскую академию экономических и юридических наук, и все четыре академии подчинить ФАНО? (Тахир Давлетшин)

— Это, конечно, утопия. Да, мы уже сегодня имеем другую академию, но все-таки она является неким правопреемником всего того, что было.

Нам сегодня говорят: давайте мы будем жить, как в Америке, где вся наука — в университетах. Но это заблуждение, так как в США есть, например, Национальный институт здоровья США, мощная организация, которая финансирует исследования в области биологии и медицины. Есть Национальная академия инженерных наук. Оба этих учреждения входят в состав Национальной академии США, которая является неким «зонтиком» для них. Наконец, есть министерство энергетики США, которая является также научной организацией, в структуру которой входят десятки крупных научных лабораторий.

Ведь когда зашла речь об объединении, то предполагалось, что РАН будет таким же «зонтиком», и в нее на правах автономии войдут отраслевые академии — академия медицинских наук, сельхознаук и т.д. Ведь РАН всегда занималась, прежде всего, фундаментальными исследованиями, тогда как члены медицинской академии наук — как правило, клиницисты, которые реализуют медицинские исследования на практике. То же самое относится и к сельхозакадемии. Было бы логичнее, если бы эти академии были просто аффилированы в рамках Российской академии наук, но жили своей жизнью самостоятельно. А предложенное объединение ничего, конечно, не дает.

«ФАНО МОЖЕТ ПРЕВРАТИТЬСЯ В МИНИСТЕРСТВО НАУКИ»

— Как вы относитесь к предложению о выводе Федерального агентства по научным организациям из подчинения министерства образования и науки, создав тем самым министерство образования и агентство при правительстве РФ? В перспективе, возможно, создание министерства наук и высоких технологий? (Тахир Давлетшин)

— Во-первых, Федеральное агентство ниоткуда не выводилось, это совершенно самостоятельный орган власти, который был создан правительством России. Ему сегодня передаются функции управляющей компании над научными организациями страны. Решение о том, будут ли переданы ФАНО функции, связанные с проведением государственной научной политики, или они останутся за министерством образования и науки, вопрос пока непонятный. Я не исключаю, что такие функции могут быть переданы в агентство. Насколько я знаю, в министерстве образования и науки будет упразднен департамент, связанный с государственной научной политикой. Я не исключаю, что когда ФАНО расставит все по местам, разведет все финансовые потоки, на определенном этапе, года через два-три, оно может превратиться в министерство науки, и у нас останется только министерство образования. Я не исключаю этого.

— А где будет вузовская наука?

— Мне трудно сказать.

— Где она должна быть по логике?

— По логике... У нас ведь в свое время было министерство просвещения, которое занималось детскими яслями и садами, школами; было министерство высшего, среднего и специального образования, и был государственный комитет по науке и технике. Эта схема, по крайней мере, была понятна всем. А когда министерство занимается проблемами, с одной стороны, детских садов, с другой, — проблемами федерального университета, это, я считаю, нерационально.

35% УЧЕНЫХ — В ВОЗРАСТЕ ДО 35 ЛЕТ

— Какой средний возраст научных сотрудников в вашей структуре?

— Средний возраст у научных сотрудников сегодня — 44,5 года. Среди всех наших сотрудников 35 процентов составляет молодежь в возрасте до 35 лет.

— Идут все-таки молодые кадры в науку?

— Да, в последние несколько лет стала наблюдаться положительная тенденция. И это вполне обосновано, так как стало много различных программ, грантов, конкурсов. Хотя должен сказать, что я не считаю совсем правильным, когда поддержка молодежи происходит отдельно. У нас нет «молодежной» науки как таковой, вся наука делается в коллективах, научных школах, где наряду с молодежью работают и те, кто уже вышел из этого возраста, при этом активно помогает молодым, координирует их действия, нацеливает на успех.

— Молодежь поддерживают, чтобы привлечь в науку молодых, стимулировать их как-то. Это чтобы пропасть ликвидировать...

— Да, конечно, пропасть возникла, особенно в 1990-е годы.

— Так что «спасибо» все-таки Путину. Или Шаймиеву и Минниханову? Откуда деньги пошли?

— Деньги, в основном, федеральные, хотя и на региональном уровне тоже многое делается: есть и стипендии, и гранты президента РТ для талантливой молодежи. Сегодня источников много, но тут возникает другой вопрос: любой институт — не резиновый, мы не можем каждый год брать по 5, 7, 10 молодых ученых. Все равно происходит насыщение. У нас есть штатное расписание, и мы не можем выходить за рамки установленного предела.

Отдельно нужно сказать и о той категории ученых, которые достигают пенсионного возраста. Я неоднократно и на разных уровнях говорил о необходимости создания хорошей социальный поддержки для них. Например, на Украине, как и в ряде других европейских стран, создана такая пенсионная система, где научные сотрудники пенсионного возраста получают пенсию в размере, по-моему, 75 - 80 процентов от своей зарплаты. Дальше они могут преподавать, работать по грантам. Но они освобождают те должности, которые занимали, и на их место могут прийти молодые. У нас же, к сожалению, человек держится за свое место, потому что жить на одну пенсию очень сложно.

«Венчурный капитал — это капитал, который имеет определенный риск. Сегодня, к сожалению, этих рисковых вложений практически нет»

«БИЗНЕС БОИТСЯ ВКЛАДЫВАТЬ СРЕДСТВА В НАУКУ»

— Все-таки, почему академию начали реорганизовывать против ее воли? Одна из версий — что сырьевой элите наука не нужна, и она ее демонтирует окончательно. Но, с другой стороны, последние пять лет в науку пошли большие деньги, стимулируют молодежь, и она пошла в науку.

— Я могу привести такую цифру: прикладные исследования и опытно-конструкторские работы, которые выполняются для нужд частного бизнеса, финансируются этим бизнесом всего лишь на 16 процентов, все остальное финансирует государство. Бизнес просто боится вкладывать средства в науку. Венчурный капитал — это капитал, который имеет определенный риск. Сегодня, к сожалению, этих рисковых вложений практически нет.

И государство берет расходы на себя. Но ведь это неправильно! Эти средства государство могло направить на решение других вопросов.

— Кто-то из депутатов, кажется, сказал, что когда страну разрушали, академики отсиживались, когда парламент разрушали, академики были в стороне... То есть эти последние 20 лет академики не были со страной. Среди них нет политиков, кроме Алферова, который вошел в КПРФ, чтобы отстаивать некие идеи. Поэтому сегодня общественность равнодушно смотрит, как разрушают академию...

— Дело в том, что изначально наука сама по себе консервативна...

— Консервативна?! Наука — это, наоборот, авангард!

— Я имею в виду, что консервативна она по отношению к политике, то есть ученые заняты своими задачами. Наука — это одна из тех областей, которая не была политизирована. Но когда возникла вся эта ситуация с РАН, ученые страны объединились. Сегодняшнее положение дел заставило многих по-иному взглянуть на вещи. Сегодня идут разговоры о возможности создания общественно-политического движения — «Интеллектуальная Россия», например. Уже создана постоянно действующая конференция научных работников, которая объединила не только членов академии, но и докторов, кандидатов наук, молодых ученых, имеющих свою концепцию, позицию, готовых отстаивать интересы академической науки.

— То есть социально ученые проснулись?

— Конечно. Я думаю, что сегодня это демонстрируется и в Москве, и в Питере, и в Казани.

— И в Казани тоже чувствуется?

— Ну, а как же? Казанский научный центр одним из первых выступил с обращением к руководству страны, к лидерам политических партий по поводу реформы.

Окончание следует.