Рафаэль Хакимов

В КАЗАНИ ОБЪЕМ ТЕНЕВОЙ ЭКОНОМИКИ СОСТАВЛЯЕТ КАК МИНИМУМ 45%

Решив с чертями
Тряхнуть костями,
Стригите быдло втихаря,
Марухам в грабки
Справляйте бабки,
Не ботайте по фене зря
И зырьте, нет ли где шныря.
А засветились — двинь тюленя
Без сожаленья
В мурло иль жменю.
И когти рви что прыти есть,
Чтоб нам за лоха не подсесть.
А может, лучше
На всякий случай
С блатной житухой завязать?
Ведь наша доля —
Не видеть воли
И из мешка не вылезать.
Или на гопе замерзать.
Но нынче, коль уж подфартило,
Глуши терпилу,
Хоть лишь вполсилы
И лишь пока не гавкнут: «Шесть!»
Чтоб нам за лоха не подсесть...

Франсуа Вийон. Баллада на цветном жаргоне.

В Казани, по данным специалистов, объем теневой экономики составляет как минимум 45% от валового территориального продукта города (См.: И.С.Нафиков. Теневая экономика. — Казань, 2012. — С. 138). Это наркобизнес, который по обороту конкурирует с городским муниципальным хозяйством; проституция; неучтенная вино-водочная продукция; в целом контрафактная продукция; теневой фармацевтический рынок; «откаты»; коррупция; уход от налогов; ЖКХ и т.д. и т.п. При расчетах нужно учесть, что рост иномарок в республике намного превосходит рост доходов населения (по данным официальной статистики). Аналогичное происходит на рынке недвижимости. Значит цифра в 45% — всего лишь заниженная оценка. А верхняя планка зашкаливает. Теневая экономика давно получила организованный характер и составляет значительную часть нашей реальной жизни. Причем около 49% теневой экономики носит характер преступной деятельности. Мы живем не по официальной статистике, а в полутени.

ТЕНЕВАЯ ЭКОНОМИКА — ЕСТЕСТВЕННАЯ ЧАСТЬ КАПИТАЛИЗМА

Только та статистика надежна, которую сфальсифицировали вы сами

Уинстон Черчилль

Естественно, доля теневой экономики — это не специфика Казани и Татарстана, весь капиталистический мир живет в диапазоне от 20% до 80%, где-то чуть меньше, где-то чуть больше. В развитых странах процент меньше, чем в развивающихся странах, зато объемы большие. Теневая экономика такая же естественная часть капитализма, как и любая рыночная деятельность. Часть государственных органов борется с этим злом, другая часть — обслуживает. С учетом размаха коррупции в российском государстве надо полагать, что доля «обслуживающих» в нашей стране весьма значительна.

Рыночный механизм, регулирующий спрос и предложение, рассматривается апологетами капитализма как великое достижение, хотя он довольно примитивен, поскольку все сводит к удовлетворению любых потребностей. Спрос не только рождает предложение, но становится его оправданием. Если есть спрос, например, на киллеров, они появятся. При этом снимут романтические фильмы, в которых киллеры по-своему благородны, набожны, заботятся о детях, мучаются угрызениями совести, но делают свое дело, ведь убивать людей — это их работа, ничего личного.

РАЗРУШИТЬ ПРЕЖНЕЕ И СТРОИТЬ ЖИЗНЬ ЗАНОВО, ПО ПРОИЗВОЛУ

Тот, кто себя позволил взять,
Мудак, созревший для глаголи:
Сорвавши гуж, умей слинять,
Не то запляшешь поневоле
На ленте в шесть локтей и боле,
И коль тебе еще чуток
Охота погулять на воле,
Стремь, чтоб не поканать в мешок.
Принц-мазь, орудуйте костями
Так, чтобы крепкий фрайерок
Не расколол вас с корешами,
Иль поканаете в мешок.

Франсуа Вийон. Баллада на цветном жаргоне.

Российское общество оказалось малоподготовленным к порокам рыночной экономики, скорее, даже наоборот, оно охотно отвергло все положительное от социализма и с жадностью заимствовало все негативное из капитализма. Для этого есть свои причины исторического характера.

Страна пережила несколько потрясений, которые каждый раз добавляли дозу деморализации общества. Будет правильно начать с Петра I. Все зло началось не столько с Ивана Грозного или времен смуты, а именно с Петра, который, по словам Николая Бердяева, «изнасиловал женственную душу русского народа». Остальные монархи или продолжали дело Петра, или безуспешно пытались смягчить режим насилия.

Петр — разрушитель традиций, типичный революционер. При нем Россия стала откровенно милитаристской страной с опорой на крепостничество. Этот период князь Трубецкой называет эпохой «романо-германского ига». «Большевизм, — писал он, — есть такой же плод двухсотлетнего романо-германского ига, как московская государственность была плодом татарского ига... И когда сопоставишь друг с другом эти два аттестата — аттестат татарской школы и аттестат школы романо-германской, то невольно приходишь к тому заключению, что татарская школа была вовсе уж не так плоха...»

Петр ломал привычные общественные устои. Он переодевался и работал как плотник, устраивал шутейные битвы на искусственных озерах, в оргиях терял человеческий облик. Петр свой разгул облекал в канцелярские формы, учредив коллегию пьянства или «сумасбродный, всешутейный и всепьянейший собор». В великий пост ездил со всем «собором» процессией на ослах и волах или в санях, запряженных свиньями, медведями и козлами, в вывороченных полушубках. Он прижил двух дочерей от ливонской крестьянки вне брака, которая впоследствии стала императрицей Екатериной I. Фантастический эпатаж. Петр стал эталонной личностью, а потому произвол и эпатирующий разгул стал элементом политической культуры. Как иначе понять появление хлыста Распутина в опочивальнях Николая II?

Революция 1917 года отвергла всю прошлую историю, тем самым Россия еще раз духовно оказалась поруганной. Революционные методы только внешне отличались от петровских преобразований, но суть была одна — разрушить прежнее и строить жизнь заново, по произволу. Петр — первый большевик, а Ленин — его последователь. К чести Ленина, он не рубил собственноручно как Петр головы стрельцам, а просто отпустил всю интеллигенцию в Европу, посадив на поезда и пароходы.

Эмиграция была серьезным ударом по воспроизводству русского духа — уехала наиболее интеллектуальная, деятельная, опытная часть общества. Вынужденная эмиграция составила не сотни и тысячи, а миллионы далеко не отбросов общества, как называли их большевики. За границей оказалась самая дееспособная часть нации. Уголовники не бежали из страны, они приспособились.

Затем наступила гражданская война и физическое уничтожение интеллигенции, священнослужителей, военных, политиков в 30-е годы. Сталин расстреливал без сожаления.

Война довершила этот процесс, ибо те, кто имел сильную волю, оказались на фронтах и по большей части погибли. Наиболее преданные отечеству, честные и смелые шли в первых рядах и первыми погибали. Вместе с гибелью лучших, погибает и будущее. Не секрет, что в войне СССР брал числом, а не умением. Отец вспоминал, что в первые дни войны не хватало на всех винтовок, не было прикрытия сверху, а когда начали поступать автоматы, стало полегче, затем появились танки и самолеты. Объективно битвы были жесточайшими. На Курской дуге от батальона осталось 9 человек, среди них мой отец — дважды контуженный, но живой. Роту набирали из плохо обученных новобранцев, и снова в бой. А с тем, чтобы не отступали, Сталин бросил клич: «Ни шагу назад!» Кто отступил — в штрафбат. Человеческая жизнь мало ценилась.

Кто же остался в тылу? Кто не годился для фронта или же те, кто сумел найти свою «нишу»... В то время гуляла присказка: «Кому война, а кому — мать родная».

В ОТЛИЧИЕ ОТ ЗАПАДА В СССР ИНАКОМЫСЛИЕ БЫЛО НЕДОПУСТИМО

Мухлюя, скок лепя иль тыря,
Попризадумайтесь, жулье,
Чем платит жулик в этом мире
За жульническое житье.
А потому сорвал свое —
И не осли — мотай от псов
Да поскорей столкни шурье,
Чтоб не прихлопнул мухолов.
Коль долго станешь, слам транжиря,
Мудохаться с барыгой ты,
Срисуют враз тебя, фуфыря,
Сгребут и вытряхнут менты,
А сядешь — и тебе кранты.
Поэтому и будь готов
Лечь в дрейф иль сигануть в кусты,
Чтоб не прихлопнул мухолов.
На хазе, лежбище, хавире,
Принц-коновод, учи воров
Шары распяливать пошире,
Чтоб не прихлопнул мухолов.

Франсуа Вийон. Баллада на цветном жаргоне.

Послевоенный период не содействовал восстановлению духовности, так как тысячи людей были заняты доказательством неизбежности коммунистического рая, а другая часть талантливых ученых занималась изобретением ядерного и другого оружия. Ко времени перестройки российская мысль уже не была способна родить что-либо стоящее, она могла лишь заимствовать и опошлять либеральные идеи Запада.

За общими цифрами мы не улавливаем значение таких шагов, как жестокость Петра, ради Петербурга, положившего десятки тысяч строителей со всей России. А ведь можно было отстроить всю страну вместо одной имперской, чиновничьей столицы. Трудно оценить ущерб от белоэмиграции. Начало ХХ века в России отмечено блестящей общественной мыслью. Чего стоит один Николай Бердяев или целая плеяда историков во главе с Трубецким, Савицким, Вернадским. Сегодня о них знают только узкие специалисты, они не стали властителями дум. Вместо них пришли пропагандисты решений ЦК КПСС и стукачи.

Не лучше дело обстояло в других сферах жизни. Взять, к примеру, такую фигуру как Сикорский. Он был не просто талантливым авиастроителем, он создавал всю авиацию США, а Питирим Сорокин — всю американскую социологическую школу. Конечно, в СССР остался Туполев, который стоял у истоков советской авиации, но он доказывал свою правоту в шарашке... Все ученые-ядерщики содержались за колючей проволокой, хотя и американские физики в Лос-Аламосе работали примерно в таком же режиме. Но о них, по крайней мере, знали в мире, они получали Нобелевские премии и имели собственное мнение. В отличие от Запада в СССР инакомыслие было недопустимо.

Послевоенное время стало постепенным загниванием общественной мысли. Естественные науки держались, они не попали под пресс цензуры, кроме генетики и кибернетики, а гуманитарные дисциплины были сведены до примитивного изложения истории КПСС и идеологического обслуживания партии и правительства. Мысль, которая не была физически убита при Сталине, добили идеологически при Хрущеве и Брежневе.

Сегодня мы пожинаем плоды прежних лет. И снова, как в стародавние времена, проклинаем прошлое и пытаемся заново построить неизвестно чего и зачем. И снова опорой нам служит произвол, как это повелось с Ивана Грозного, к которому обращались со словами: «Похошь пожаловати — пожалуешь, а не похошь пожаловати — не пожалуешь». Результатом произвола становится пренебрежение правовыми нормами, нравственностью, эпатаж в политике и светской жизни. Общество с каждым шагом деморализуется и ориентируется на спрос-предложение, а потому официальная и теневая экономика перепутались, а светлую жизнь трудно отличить от темной.

Блатная бражка, люд фартовый,
Кого на лажу не купить,
Умейте фрайера любого
За жабры иль хомут схватить,
Шмель, полный бабок, закосить
И с ним во что бы то ни стало,
Устроив шухер, понт разбить,
Чтоб не скривить в петле хлебало.
Не дайте и чердак свой клевый
Казенной биркой заклеймить,
Что помогло б лягавым снова,
Вас срисовав, вам срок вломить.
Старайтесь с курвами пропить
Все, что от дела перепало, -
Уж лучше трахать, чем копить,
Пока вам не скривят хлебало.

...

Принц, тот, кто шьется с блатарями,
Хоть у него в калгане мало,
Пусть земко стремит за ментами,
Не то в петле скривит хлебало.

Франсуа Вийон. Баллада на цветном жаргоне.