Есть мрачное подозрение, что эта экономическая война определит судьбу реальных боевых действий. Да и судьбу страны тоже. По крайней мере, на ближайшие 15–20 лет Фото: © Jan Woitas/dpa / www.globallookpress.com

«С газом… без газа…»

«Особенности национальной рыбалки»

Газ, нефть и война

Нефтяные (да и газовые заодно) новости понеслись вскачь. Пишут, что Иран рвется в бой: готовясь заливать своей нефтью весь мир, как только будет заключена очередная версия ядерной сделки, они закачали в танкеры под 100 млн баррелей нефти, расставив их по всей морской трассе от Ирана до Сингапура. Пишут, что «Северный поток» отключили и не включили обратно, потому как утечка масла; Reuters, впрочем, сообщил, что поставки по нему пошли, но в очень небольших объемах. Пишут, что российскую нефть активно стали брать турки и не очень активно — индийцы, особенно после того, как в Дели наведалась американская делегация. В общем, много чего пишут — и в этой весьма задорной ситуации стоит попробовать навести хоть какой-то порядок.

Для начала, впрочем, стоить отметить простой факт: поставки углеводородов и плата за них в валюте были и остаются критичными для экономики Российской Федерации, причем у этих поставок имелся явно выраженный мультипликативный эффект. Грубо говоря, если доллары от продажи газа не поступают на биржу, то их никто не покупает, соответственно, не покупается импорт — и, соответственно, с некоторым лагом встает деятельность уже в России, зависящая от этого импорта. Я напомню, что половина импорта в страну — машины и оборудование, а с сырьем, комплектующими и услугами по пусконаладке этот объем промежуточного (а не конечного) импорта достигает двух третей от общего объема. Это все было критично важно экономике, и сейчас эта машинка встала: валютного рынка де-факто нет, большая номенклатура импорта недоступна, а предприятия подъедают запасы, переключаются на эрзацы и с горем пополам налаживают поставки через третьи-пятые руки, что тоже получается далеко не всегда. Еще раз: экономика сломана, и этот разлом, с одной стороны, продолжает углубляться (нехватка запасов затрагивает все большее количество секторов), а с другой — постепенно чинится, поскольку предприниматели (и примкнувшие к ним чиновники) старательно изыскивают те или иные решения, подходящие для этой сложившейся «новой реальности». Но, боюсь, до точки равновесия и тем более отката и восстановления еще далеко.

Это, безусловно, факт значимый, но значимо также и то, что до критической ситуации (нехватка продовольствия, логистических мощностей, массовые нарушения инфраструктуры, зависящей от поставок импортного оборудования) тоже достаточно далеко. Тренд, однако, именно что на ухудшение положения, и вот тут-то и начинается контригра, в основе которой — зависимость Европы от российских энергоносителей. Зависимость, которая идет еще из 70-х годов. Здесь также надо отметить забавный факт: судя по пропаганде, основной противник России — США, но достается на орехи не им, а Европе, точнее, той ее части, которая зависит от поставок энергоносителей. США покупали российскую нефть в мизерных объемах и без проблем от нее отказались еще несколько месяцев назад, а цена на природный газ в США сейчас в 10 раз (!) ниже таковой в Европе. Другой бенефициар сложившейся ситуации, к примеру, Норвегия. Здесь, честно говоря, хочется высказать предположение о том, что Россию могли, скажем так, попросить устроить Европе задорную жизнь, но оставим это по ведомству конспирологии.

Что станет с Европой без российского газа

Итак, о зависимостях. Что было на входе нынешнего газового конфликта? Европейское соглашение о запрете импорта российской нефти с 2023 года и запрете импорта нефтепродуктов с весны этого же 2023-го. Про газ столь конкретно речи не шло, и это логично: нефть в силу своего агрегатного состояния спокойно может кочевать по миру в танкерах, а с газом гораздо сложнее. Терминалы по сжижению/регазификации строятся несколько лет и стоят очень дорого, соответственно, привязка по газу гораздо сильнее. Соответственно, использование именно этого фактора как оружия неудивительно. Вопрос лишь в эффективности и в контрмерах со стороны тех, против кого оно применяется, и здесь есть несколько важных факторов.

Так, за период 2008–2020 годов мы имеем снижение стоимости газа для немецкой промышленности примерно на 20–25%. За это же время инфляция составила порядка 25–27%, так что в реальном выражении стоимость газа за этот период уполовинилась. Нынешний рост цен примерно десятикратен относительно 2020 года; отмечу, что здесь слово «примерно» используется в самом широком контексте «примерности» — а что еще делать, если только за прошлую неделю газ подешевел на четверть. Соответственно, та самая промышленность получает рост цен на энергоносители для своей работы в 4–5 раз — и это, на мой взгляд, не является для нее действительно критичным.

Конечно, это очень и очень неприятно. Европа все эти годы жила при инфляции около 2% в год, и это на фоне регулярной эмиссии, накопления долгов и в целом низкой маржинальности бизнеса. Такой рост цен на энергию обратится в рост цен конечной продукции в единицы процентов, разумеется, исключая варианты, когда газ сам по себе сырье в технологическом процессе. Эти единицы процентов сильно ударят по марже, хилые прибыли вполне могут обернуться убытками, но и убытки эти в процентных пунктах тоже будут невелики. Это не катастрофа: кто-то перетерпит, кто-то разместит на рынке облигации, кто-то закроется и будет выкуплен в рамках отраслевой консолидации, кто-то переведет капиталы и мощности в условный Вьетнам, а кто-то, может, даже и окажется в выигрыше, уже по иным причинам. Так, производство алюминия очень энергоемко, и для этих предприятий рост цен на энергию действительно проблема, но Европа сейчас сокращает закупки более дешевого российского алюминия, считая его токсичным, и это работает как протекционизм, регион готов платить за это в корне нерыночное действо. При этом России девать его особо некуда: это не нефть, тот же Китай — сам крупный производитель этого металла.

Далее, стоит помнить, что цена на газ носит явно выраженный сезонный характер. Она растет, пока идет пополнение запасов перед зимой, и снижается, когда идет потребление. Сейчас пополнение запасов газа в европейских закромах идет с опережением графика, регион тратит деньги, готовясь к зиме. В итоге рынок не отыграл в плюс новость о прекращении поставок газа по «Северному потоку» — он не счел это важным: в последнее время мощность этого газопровода и так была на уровне пятой части от проектной, а хранилища уже почти заполнены. Мол, чего бояться-то — и это уже отражается на «Газпроме». Конечно, точные данные по экспорту от ЦДУ ТЭК сейчас засекречены (полагаю, потому как хвастаться нечем — будь цифры отличными, про них вещали бы на всех углах), но сам «Газпром» недавно сообщил, что экспорт газа в страны дальнего зарубежья за 8 месяцев упал на 37%, а добыча сократилась почти на 15%. И это сейчас, в высокий сезон, в период накопления газа для зимы. Он пока еще идет, но сливки с этого снимает отнюдь не «Газпром».

Решимость Старого Света придется проверить вживую?

И ;в такой вот непростой ситуации, буквально только что, страны G7 санкционируют введение потолка цен для закупок российской нефти. Инициатива выглядит предельно сырой: нет размера этого потолка, не указаны механизмы соблюдения этого соглашения, санкций за его нарушения (те же греки отлично наварились на российской нефти за последние полгода), уточнена лишь дата начала этого процесса — 5 декабря, совместно с началом европейского эмбарго. Непонятно также, как эта мера будет сочетаться с этим эмбарго. Россия уже отреагировала, заявив, что продавать будет только по рынку; стоит отметить, что мирно и постепенно дисконт сорта Urals к эталонному Brent снизился с $30–35 до $18–20 за баррель; иначе говоря, «принятие» российской нефти на рынке за последние месяцы улучшилось.

Что в итоге? В итоге мы видим стремительное вытеснение России с нефтегазового рынка Европы, причем этот процесс идет с двух сторон — и с эмбарго/потолками, и с ремонтами / такого рода заявлениями. Вопрос в том, у кого первого сдадут нервы. И Европа, похоже, с ситуацией справляется: они копят газ, они раскочегаривают (в самом прямом смысле) угольные станции, наплевав на крики «зеленых» (закупки угля в РФ уже прекращены), они подсобрались в смысле частного потребления, над чем глумятся даже французские тролли из «Шарли Эбдо». Опять же, консолидированным европейским элитам на мнение пополанов наплевать: та же Франция спокойно пересидела бунты «желтых жилетов», а субконтинент в целом бодро загонял свой податной электорат в локдауны и массово прокалывал от ковида — и никто особо не протестовал. В США вообще все отлично в этом смысле, даже бензин подешевел, в Норвегии тоже порядок, Иран готовится выйти на рынок, а Азия закупает, сколько им надо — ну и чтобы не злить американцев. Похоже на то, что единственное оставшееся у России в этой игре — это прекратить все поставки прямо сейчас и посмотреть, что будет. Проверить вживую, пойдет ли условный коллективный Запад на попятный в деле организации антироссийских санкций и поддержки Киева. Но риск такого подхода очень высок, особенно если вспомнить сложившуюся зависимость от нефтегазовых доходов со всей их мультипликацией, притом что складывалась она объективным рыночным путем.

Посмотрим. Есть мрачное подозрение, что эта экономическая война определит судьбу реальных боевых действий. Да и судьбу страны тоже. По крайней мере, на ближайшие 15–20 лет.