Константин Райкин уже давно не просто блестящий артист, а, пожалуй, один из самых уважаемых людей в отечественном театральном мире

«ЩУКА» ВМЕСТО УНИВЕРСИТЕТА

Накануне в Казани гостил один из лучших отечественных драматических актеров современности. Хотя Константин Райкин уже давно не просто блестящий артист, а, пожалуй, один из самых уважаемых людей в отечественном театральном мире. Худрук «Сатирикона» выступил в столице Татарстана с программой «Самое любимое», которая на три четверти состояла из чтения стихов. Конечно, это не был в чистом виде моноспектакль сродни легендарному райкинскому «Контрабасу», благодаря которому многие узнали о том, что Патрик Зюскинд написал не только «Парфюмера», скорее, концерт, но то, как герой связывал поэзию Давида Самойлова и Николая Заболоцкого, как общался с публикой на литературоведческие и философские темы, создавало ощущение единого повествования.

Райкин — известный ревнитель театральных ценностей, вот и перед вчерашним мероприятием голос артиста в довольно суровых тонах предлагал зрителям выключить мобильные телефоны и не пользоваться фото- и видеоаппаратурой даже во время поклонов, кажется, эта запись звучит и перед представлениями в «Сатириконе». А еще Райкин известен тем, что в качестве режиссера старается делать спектакли без антракта — считает, что если физиологические потребности зрителя побеждают интерес к происходящему на сцене, то тем хуже для авторов этого спектакля. Вот и в Казани публику ждали два часа общения с артистом без перерыва. Надо сказать, аудитория, среди которой, к сожалению, было немного молодежи, оказалась по-хорошему «вышколенной». Не переусердствовала с лишними аплодисментами в ненужных местах, чего очень не любит Райкин, да и вызовов мобильников не прозвучало ни одного. Разве что в баре «Пирамиды», который, как известно, расположен прямо в зрительном зале, иногда вдруг начинали перебирать посуду или копошиться в ведерке со льдом. Но это мелочи жизни.

Все такой же молодой и подвижный в свои без малого 65 лет, одетый во фрак Райкин начал с привычных сюжетов для творческого вечера, рассказав в красках о том, как делал свой главный жизненный выбор — стал артистом, предпочтя Щукинское училище биофаку Ленинградского университета. Но это было только начало. Серьезный разговор с публикой начался, когда артист обратился к поэзии.

«ОНИ ЛЮБИТЬ УМЕЮТ ТОЛЬКО МЕРТВЫХ»

Рассказывать о том, как Райкин читал стихи, довольно бессмысленно — выдающийся актер, конечно, делал это великолепно. А вот его размышления о судьбах поэтов в контексте судьбы страны были очень любопытны. Начав с довольно большого блока произведений фронтовика Самойлова, артист обратился к творчеству Заболоцкого, чья судьба была исковеркана сталинскими лагерями, а первое официальное признание, по замечанию Райкина, пришло в некрологе, где он был назван «большим советским поэтом». После чего худрук «Сатирикона» напомнил, что почти у всех выдающихся российских поэтов «кровавые, изуродованные судьбы». И чем выше поэт, необычнее, мощнее, тем у него сложнее отношения с властью: «Это было и в XIX веке, а в XX эта закономерность только усугубилась. Посмотрите, какие страшные судьбы у лучших наших поэтов, у гордости русского языка, у гордости национального духа, у гордости нашей культуры, даже культуры всего человечества: растрелянный Гумилев, повесившаяся Цветаева, повесившийся Есенин, застрелившийся Маяковский, изгнанный из страны Бродский, уничтоженный в сталинском лагере Мандельштам, преданный всенародному позору Пастернак. Я вам называю лучших из лучших».

По Райкину, проблема в том, что в стране «нет покаяния, нет к этому определенного отношения»: «У нас вообще нет внятного отношения к прошлому, и это очень тревожно. Потому что такой тревожной тучей висит этот грех над всеми нами, что тяжело дышится и нет уверенности, что так не будет продолжаться. А так не должно продолжаться, потому что это страшная несправедливость и варварство — так обращаться с нашим главным достоянием. Ведь потом их именами называем площади, улицы, станции метро, а до этого убиваем. Страна так устроена, к сожалению. Должно быть какое-то покаяние, облегчение, снятие с души греха, а этого нет». И далее, в продолжение печальных размышлений: «У нас некрофильское государство. Больше любят мертвых, чем живых (прерывая аплодисменты)... А что тут аплодировать? Помолчим просто. Это еще заметил Александр Сергеевич Пушкин, который сказал: «Они любить умеют только мертвых». Это он сказал в «Борисе Годунове». Очень горькое наблюдение, которое актуально и по сей день».

«ЕСТЬ ВЕЩИ, ПРЕКРАСНО НЕ ЗАВИСЯЩИЕ ОТ КУРСА ДОЛЛАРА»

Показалось, что вершины эмоционального накала вечер достиг, когда Райкин читал Осипа Мандельштама «За гремучую доблесть грядущих веков...», «Я наравне с другими хочу тебе служить...». «Никто так не пишет о любви, как Мандельштам. Анна Андреевна Ахматова говорила, что он пишет лучшие любовные стихи XX века. И это было сказано ближе к началу века, то есть она до конца века отказывала всем оставшимся поэтам в возможности хоть как-то к нему приблизиться в этом вопросе. И действительно...» — уверен артист. Конечно же, Райкин не мог не вспомнить о трагической судьбе поэта: «Гениальный поэт, высочайшей порядочности человек. «Олицетворение оптимизма», как про него писали близко знавшие люди. Был солнечный человек, совсем не политический человек. Писал по-другому, не так, как другие, от этого «враг народа», «отрезанный ломоть». Замученный обысками, допросами, ссылками и, в конце концов, уничтоженный».

Что же до «нашего всего», то Александр Сергеевич Пушкин, считает Райкин, «никогда не бывает легкомысленным — это очень поверхностное представление о его творчестве»: «Любое его кажущееся легкомыслие преисполнено глубочайшей мудростью. Мне, вообще, кажется, что он занят одним и это главная тема его творчества — он ищет радость в безрадостной жизни, он ищет счастья в несчастной жизни, каковой была его жизнь. Он проживал очень тяжелую жизнь, очень скупую на радости. И Пушкин как гений умел в этих маленьких крупицах находить божественные знаки и уметь их своей фантазией раздуть до размеров какого-то необыкновенного счастья. И поэтому в этом его величайшая мудрость».

В конце вечера Райкин напутствовал верную публику: «Самые тяжелые времена изобилуют поводами для счастья. Кто-то очень умный сказал, что... счастье — это не станция назначения, а способ путешествовать. Мне кажется, это важно понимать. У нас выбор ведь небольшой. У нас времена либо тяжелые, либо очень тяжелые, либо... не дай бог. Но про это не будем говорить. Еще время такое циничное и такое материальное. И так политики разнуздались. Создается впечатление, что политика — это и есть жизнь. Политика и экономика. Это заблуждение. Есть вещи, прекрасно не зависящие от курса доллара, от политической ситуации... Есть глаза любящих нас людей, понимающих нас людей. Есть лица людей, которых мы любим. Есть смена времен года. Зима, весна, лето и осень — это ведь не только холодно, грязно, жарко и сыро, а еще и очень красиво. И это очень важно понимать».

Когда публика расходилась, одна интеллигентная дама подошла к бару и настойчиво попросила бармена «в следующий раз не греметь так кастрюлями». И была абсолютно права.