Гульнара Сергеева: «Не покупаются объекты – нет желающих»

Гульнара Сергеева

«МНЕ ИНОГДА ХОЧЕТСЯ СКАЗАТЬ, ЧТО У СЕМИ НЯНЕК ДИТЯ БЕЗ ГЛАЗУ...»

— Гульнара Ильдусовна, сразу вопрос от читателя. Скоро мы потеряем все леса с таким отношением в нашей республике! Почему вы не предпринимаете никаких мер по сносу незаконных строений в лесу?! (Альфия)

— От «Рослесинфорга» (ФГУП, который проводит кадастровые работы) к нам поступила информация о 3,5 тысячах нарушений. Это могут быть и кадастровые, технические ошибки, это могут быть и те участки, которые необоснованно заняты. То есть они проводят кадастровые работы и обнаруживают, что там смещены границы и находятся чьи-то объекты, либо земельный участок наложен на лесной.

Работа по поводу лесных участков активно началась в прошлом году, и то там больше были иски о признании недействительными постановлений районных глав, например, по Боровецкому лесу. Происходит это следующим образом: лесные участки и вода в силу закона являются федеральной собственностью независимо от того, поставлены ли они на кадастровый учет, размежеваны или нет. Согласно Конституции и Водного и Лесного кодексов — это российская собственность.

— В том числе внутрирегиональные озера и реки?

— Как указано в законе, если река или озеро находится на территории двух субъектов, то это федеральная собственность, если на территории одного субъекта, то эти права делегированы региону. Когда у нас не было закона о приватизации, не было проблем с лесными участками. Все знали, что лес и вода — государственная собственность. Более того, земельные участки не продавались. Когда вышел закон о приватизации и появилась возможность продавать и совершать сделки с землей, тогда и появились такие ситуации, связанные с правонарушениями.

Почему встал вопрос о том, что нужно определить границы леса и воды, чтобы поставить на кадастровый учет? Потому что люди поняли, что эти участки не стоят на кадастровом учете, и, если посмотреть в Кадастровой палате на план, там, где границы леса не определены, — пустота. Любой кадастровый инженер может сформировать какой-то участок, дальше он обращается к главе муниципального образования с тем, чтобы вынесли постановление о формировании этого участка. И поскольку на плане пустота, формируют земельный участок и ставят его на это место, а там на самом деле находится лесной участок.

Когда Рослесинфорг начинает проводить кадастровые работы, он видит, что фактически по документации должны проходить границы леса, а в кадастровом плане обозначен кусочек земельного участка, значит, этот участок наложили на лес. Когда весь лес и водное пространство будут поставлены на кадастровый учет, с установлением границ, то тогда уже не будет возможности земельный участок накладывать на лесной и водный фонд.

Боровецкий лес

— Когда и кто это сделает?

— Мне иногда хочется сказать, что у семи нянек дитя без глазу... У нас есть целое федеральное агентство по лесному хозяйству, но часть полномочий делегирована нам, часть — им, часть — субъектам, часть — Росприроднадзору. И между этими органами власти идет спор с выяснением полномочий, кто и за что отвечает. Конечно, было бы лучше, если бы был один орган. Сегодня между Росимуществом и Рослесхозом вырабатываются методические рекомендации по вопросу защиты лесных участков, потому что тут тоже идет спор. Эти события я оцениваю положительно.

Проведение кадастровых работ — функция сугубо федерального агентства по лесному хозяйству, у них есть специально созданные ФГУП — «Рослесинфорг» и «Мослеспроект», которые выигрывают тендеры, получают бюджетные средства. Для этого есть целая программа по постановке на кадастровый учет лесов, и, выиграв эти контракты, они должны проводить кадастровые работы. Эти работы начались, по-моему, с 2012 года на территории России. У нас (это не секрет) поставлено на кадастровый учет 13 процентов леса, 87 процентов считаются условно учтенными.

— Что значит — «условно учтенные»?

— Это означает, что на них есть свидетельство о праве собственности РФ, приложен план участка, но не проведены реальные работы по установлению границ этих участков, но это не является поводом для того, чтобы посягать на лесной участок. Что такое кадастровые работы? Это мера охраны и защиты. Сам лес и вода имеют естественные границы испокон веков, они обозначены на картах, это всегда была собственность РФ, поэтому, когда мы ведем дела в судах, мы всегда говорим: «Вопрос регистрации права собственности в Росреестре — это просто фиксация права собственности РФ. На самом деле РФ владеет этим в силу прямого указания закона».

Например, если в 2009 году РФ получила свидетельство о праве собственности на лесной участок, то неверно считать, что только с этого момента это право возникло, это просто фиксация самого права, а права были всегда. Кадастровые работы — то же самое: постановка на кадастровый учет границ не означает, что лес существовал с этого момента — он был всегда, он всегда имел естественные границы. Сейчас это мера охраны и защиты для того, чтобы не накладывали другие участки.

Поэтому на Совете по антикоррупционной политике мы предложили рекомендовать главам муниципальных районов обращаться в спорных случаях в лесничество или министерство лесного хозяйства РТ с вопросом, имеет ли место наложение земельного участка на лесной. По лесоустроительной документации это определить можно. Если по-честному, то главы знают свои территории и могут задуматься: а не будет ли здесь накладки? То же самое касается и граждан: ведь многие знают, что там лес или вода, тем не менее они приобретают участок. Тот, кто хочет себя от этого застраховать, может запросить сведения, и ему скажут, где может произойти наложение на воду или на лес. Эта информация общедоступна.

«МЫ ПОЛУЧИЛИ 3,5 ТЫСЯЧИ ФАКТОВ О НАРУШЕНИИ»

— Это как с намывом островов на Волге ПСО «Казань»: на карте там нет воды, потому что после того, как водохранилище построили и Волга разлилась, новую карту не сделали. Наверное, и здесь все эти объяснения — от лукавого?

— Тогда еще кадастровые работы по воде не провели... На самом деле по топографическим картам, которые были ранее, всегда можно это установить. Единственное, есть такие моменты: мы столкнулись с тем, что в 90-е годы незаконно были включены в границы населенного пункта лесные участки. Сегодня установить, было ли это сделано умышленно или по незнанию, трудно. Но так или иначе этот участок внесли в границы населенного пункта и гражданину его предоставили, и он считает, что этот участок находится в границе населенного пункта. Я понимаю, что здесь говорить о том, что он мог предположить, что это лесной участок, конечно, нельзя, а сейчас эти нарушения выявляются.

Сейчас проводятся кадастровые работы, и к нам поступают такие обращения. Например, на территории Альметьевского лесничества лесные участки были включены в границы населенного пункта в 1995 году, в этом же году предоставлены гражданину, потом он продал другому, и вот мы предъявляем иск этому гражданину об истребовании у него лесного участка, а он там живет испокон веков, у него там дом, и он об этом даже не ведает. Конечно, одинаковый подход везде невозможен. За этот год наши требования были удовлетворены по 16 искам.

«У нас по Боровецкому лесу в прошлом году 36 постановлений главы признали недействительными о наложении земельных участков на лесные участки»

— Это какая часть от всего объема?

— Повторю, мы получили 3,5 тысячи фактов о нарушении, то есть по 3,5 тысячам участков. По каждому из них лесничества и министерство лесного хозяйства РТ должны провести огромную работу. Мы эту информацию о нарушениях направляем им, чтобы они сформировали пакет документов, по которым мы можем обратиться в суд. Должен быть составлен акт о нарушениях, должно быть указано, кто занял этот участок, есть там дом или нет, ставить нам вопрос о сносе дома или нет. Должна быть землеустроительная экспертиза, справка о нанесенном ущербе. И так по каждому участку при проведении инвентаризации, которая сейчас как раз идет.

На совещании у президента РТ в марте месяце мы выступили инициаторами с предложением проведения инвентаризации лесных участков, создания рабочей группы по этому вопросу. Сейчас эта работа постепенно идет. Как только к нам поступает полный пакет документов, мы обращаемся в суд. Например, у нас по Боровецкому лесу в прошлом году 36 постановлений главы признали недействительными о наложении земельных участков на лесные участки. Мы будем подавать иски об истребовании этих участков. Порядка 47 исков у нас подготовлено, из них 25 исков находятся в судах на рассмотрении. По 16 искам наши требования удовлетворены. Изъяты 4 участка в поселке Нагорном, 9 участков по ООО «Вумн» на территории Заинского лесничества и 2 участка по Приволжскому району в поселке Кояшлы, где мы выступили совместно с исполкомом Казани. По 2-м участкам в Бугульминском лесничестве отменено постановление главы по предоставлению в аренду. Такая работа будет вестись, потому что по мере того, как будут проводиться кадастровые работы, эти факты будут выявляться.

— А эти товарищи на местах, которые отдавали то ли в аренду, то ли продавали не свою собственность, — с ними-то что будет?

— Это уже не наш вопрос. Наша задача — защитить право РФ, поставить вопрос о том, чтобы суд дал оценку постановлению главы, признал его недействительным, и поставить вопрос об истребовании участка. Дальше уже вопрос взыскания ущерба, который может по-разному сложиться: если, например, взыскали (чисто теоретически) у гражданина участок, плюс он потратил денежные средства на снос, а кроме того он еще и на строительство своего дома понес расходы, то если не было его вины, когда муниципальные органы предоставили участок, а человек действительно не знал, что его участок накладывается на лесной, то он может обратиться с иском о возмещении ущерба в муниципальное образование.

— Это в том случае, если принято решение о сносе дома?

— Если суд примет решение в нашу пользу об истребовании участка и о сносе строений и установит, что действительно вины собственника в этом не было, то суд может удовлетворить иск о взыскании ущерба.

«НЕ БЫВАЕТ, ЧТО И УЧАСТОК ЗАНЯЛ, И ГОСУДАРСТВО ДОЛЖНО ПРОВОДИТЬ ЭКСПЕРТИЗЫ»

— Моя дача находится в живописном месте — залив реки Волга с красивым названием Кордон. В конце 70-х годов ХХ века лагерь КГУ намыл себе пляж, который с годами смыло течение в сторону Астрахани, и наш пролив стал превращаться в болото, тем более что предыдущие 2010 - 2013 года вода стояла на отметке ниже 53 метра. И шустрая местная власть — Лаишевский район РТ — захватила водное пространство и остров, который всегда был островом, по кадастровой выписке превратился в полуостров. Каким образом вы можете помочь восстановить справедливость в установлении водных и наземных границ? (Елена Зотова)

— Этот вопрос не раз обсуждался, когда мы разбирались с полномочиями, и наша позиция такова: есть Нижне-Волжское бассейновое управление, которое ведет реестр всех водных объектов. Кстати, у них в реестре их очень мало учтено. Есть у нас Росприроднадзор, который осуществляет контроль и надзор за землями: 20 метров от воды — это береговая линия, где нельзя строить, и еще 200 метров, где постройки могут быть, но ограниченно. До сих пор водные объекты не поставлены на кадастровый учет — это вопрос Нижнекамского бассейного управления и министерства природных ресурсов и экологии РТ.

Вопрос есть и в том, кто должен защищать водные объекты, главная проблема — в до сих пор не установленных границах. Обращаться в суд будет гораздо проще, когда кадастровые работы будут проведены. Сегодня, чтобы что-то доказать, нужно предоставлять все карты, все планы. Такая попытка была по острову Щурячий, но пока единообразной судебной практики нет, суды нередко отказывают нам.

— Кто должен предъявлять такие иски по лесу, по воде?

— Мое мнение как юриста таково: заниматься этим могут абсолютно все органы власти. В одно время считалось, что Росимущество — представитель собственности РФ, вот оно и должно этим заниматься. Но у нас в положении написано: за исключением случаев, которые предоставлены отдельным органам власти. У нас ведь есть федеральное агентство лесного хозяйства, федеральное агентство водных ресурсов — целые федеральные структуры. И мы, Росимущество, не отказываемся и ведем дела, когда к нам обращаются. Такая практика по всем регионам есть: где-то сами ведут дела, где-то передают другим структурам.

У нас штат всего 25 человек, а государственных услуг мы очень много оказываем: учет всего федерального имущества, его закрепление, контроль за имуществом, контроль за государственными унитарными предприятиями, акционерными обществами, где есть доля государства — пакет акций. Еще у нас есть целый блок, о котором мы не говорили, — это реализация арестованного имущества, уничтожение конфискованного имущества. Много проводится работы по защите интересов РФ. Суды разбросаны по РТ, и за один процесс дела никогда не разрешаются, поэтому каждый раз направлять людей в Альметьевск, Бугульму — это очень сложно. За этот день сотрудник может столько работы сделать по оказанию госуслуг! Это сложный вопрос, и пока у нас позиция такая сформирована: мы заявляем ходатайство о рассмотрении дела в наше отсутствие в дальних районах, а в ближние мы стараемся ездить. Но в Верховном или Арбитражном суде стараемся принимать участие сами.

В настоящее время министерство природных ресурсов и экологии РФ готовит методические рекомендации по этому поводу. Этими методическими рекомендациями как раз и будет попытка установить, кто должен предъявлять иски по защите прав на водные и лесные объекты. Если речь идет о том, что участки входят в границы населенных пунктов, то там определено, что Россельхоз должен этим заниматься, и рекомендации в этом же направлении, вроде, и двигаются. Когда встречаются такие факты, мы направляем документы в департамент лесного хозяйства.

Вообще, в защиту интересов неопределенного круга лиц могут обращаться все органы власти. Это могут быть и органы местного самоуправления, потому что лес и вода — всенародное достояние. Можно обращаться и в лесничество, и в министерство лесного хозяйства, и в Росимущество, и в Росприроднадзор. Нужно просто желание, а не пытаться перекидывать друг на друга.

— Надо документом закрепить ответственных.

— Сейчас это как раз делается, потому что этот вопрос серьезно встал, идет серьезное обсуждение. У нас, например, лесоустроительной документации нет, то есть мы на сегодняшний день можем опираться только на те документы, которые нам предоставит министерство лесного хозяйства и лесничества. Должен быть очень качественный пакет документов, иначе мы можем легко проиграть эти дела в суде. И позиция министерства природных ресурсов такова, что на основании нашей доверенности департамент лесного хозяйства по округу мог бы осуществлять защиту интересов РФ.

Я надеюсь, что в скором времени, когда у нас будут четко очерчены наши полномочия, порядка все-таки будет больше. Но, несмотря на это, все пакеты документов, которые к нам поступают и по которым мы видим, что этого достаточно, мы отправляем в суды. К сожалению, нередко организации по выполнению кадастровых работ присылают нам заключение, не обозначая поворотные точки, а они необходимы при межевании участка и при истребовании его. Конечно, нам суды откажут, если мы представим документ в таком виде. Поэтому мы пока зачастую зависим от качества выполнения ими документов.

Есть еще один момент. Допустим, есть заключение Рослесинфорга — специально созданной организации для проведения землеустроительных работы. Но у судов иногда возникают сомнения, нужно ли доверять их заключению. Я полагаю, что им нужно доверять, потому что эта организация создана для проведения кадастровых работ, она получила бюджетные деньги на эти работы. Если суды будут подвергать сомнению сведения только потому, что именно эта структура сделала заключение, то мы должны будем заявлять о проведении дополнительной землеустроительной экспертизы в судебном порядке. А денежных средств на это нет, для государства это будет затратной экспертизой. На мой взгляд, это не совсем государственный подход.

Иногда говорят, что нужна судебная землеустроительная экспертиза, но это дополнительные расходы. Мы этот вопрос обсуждали с прокуратурой, проводился круглый стол с судами. Мое мнение такое: если ответчика — гражданина или юрлицо — не устраивает результат экспертизы Рослесинфорга, то он должен представить суду какие-то пояснения к своим сомнениям, и если действительно есть сомнения, что экспертиза некачественная, то ответчик может заявить о проведении этой экспертизы. И сам за нее заплатить. Так же не бывает, что и лесной участок занял, и государство должно проводить экспертизы за счет своего бюджета. Мне кажется, здесь должен экономически соблюдаться баланс интересов: если есть мнение, что вы незаконно заняли лесной участок, но вы не согласны с этим, тогда докажите, что вы его законно заняли, представьте все документы и понесите расходы.

Вопрос по границам лесных и водных участков идет не первый год

— Вопрос по границам лесных и водных участков идет не первый год. Вы говорите, что да, надо составить границы и проблема будет решена, но сколько лет это уже идет?

— Есть госконтракты, их отслеживать должен Рослесхоз, потому что они проводят эти торги, конкурсы. Есть организация, созданная государством федеральное учреждение — Рослесинфорг, которое по итогам торгов должно проводить эти работы. Конечно, я понимаю, что кадастровые работы выполнить непросто — это надо выехать на место, нужно все точки расставить, размежевать, у нас более 24 тысяч лесных участков... Но вопрос решать надо. В чем причина задержки — в финансировании или в организационных вопросах — не могу сказать, это не наша епархия.

«ДВА ФГУП ВКЛЮЧЕНЫ В ПЛАН ПРИВАТИЗАЦИИ»

— Каким образом Росимущество как акционер ряда татарстанских предприятий может поддержать их в их развитии и реализации крупных инвестиционных проектов (в плане финансов, административных ресурсов и т.д.), и как в этом смысле у ведомства налажена работа с основными профильными министерствами, например, минпромторгом РФ? (Айдар Мифтахов)

— Начнем с акционерных обществ. Я не могу точно сказать, каково количество акционерных обществ на территории РТ, где есть доля государства, потому что пакет акций, который принадлежит государству, может быть закреплен за разными федеральными структурами. Нам, территориальному управлению Росимущества, делегированы права в отношении 9 акционерных обществ. Поэтому мы работаем только по ним. Остальные могут быть отнесены к разным корпорациям, госструктурам, и к нам это отношения не имеет.

Есть у нас ОАО «КЗСК-Силикон», Завод имени Серго, ОАО НПО «Радиоэлектроника» им. Шимко, ОАО «Казанский опытный завод «Эталон», «Прибор», АКИБАНК, АО «Казанское приборостроительное конструкторское бюро» — это акционерные общества, где есть доля государства, и нам делегированы права по контролю финансово-хозяйственной деятельности.

У ряда ОАО, например, у Радиоэлектронного завода им. Шимко есть еще ведомственная принадлежность в лице минпромторга РФ. У нас есть полномочия по некоторым из них по согласованию крупных сделок. В этом случае центральный аппарат спрашивает позицию минпромторга (нам позицию всегда предоставляет центральный аппарат Росимущества): каким образом голосовать на собрании, согласовывать. Что-то отдано нам, что-то им, но с минпромторгом формируется позиция. Мы же не можем знать, насколько это экономически целесообразно или нет. Эта работа проводится совместно, поэтому, когда речь идет об инвестициях — конечно, нет, Росимущество не занимается инвестициями, у них для этого есть отраслевые министерства.

Есть такие акционерные общества, где права нам не делегированы. На территории РТ есть АО «Центр подтверждения качества продукции и услуг» — это акционерное общество со 100-процентной долей государства, но нам права в его отношении не делегированы. Права принадлежат Росимуществу, то есть центральному аппарату. В этом случае мы вообще не можем вмешиваться в его деятельность, только по поручению центрального аппарата.

«У ряда ОАО, например, у Радиоэлектронного завода им. Шимко есть еще ведомственная принадлежность в лице минпромторга РФ»

— Является ли государство лучшим собственником в условиях кризиса или необходимо с помощью торгов продавать госсобственность частным инвесторам? (Рустем)

— Изначально задача у Росимущества — управлять имуществом таким образом, чтобы была минимизация казны, то есть государство не сторонник того, чтобы в казне находилось имущество, за которое мы бы несли расходы. Поэтому ставится задача: если есть имущество в казне, которое никому не нужно, никаким органам власти, нужно либо его передать в аренду на торгах, либо его продавать. Поэтому мы периодически продаем что-то, включаем в план приватизации. Но остальным имуществом, которое находится у органов федеральной власти, мы уже управлять не можем. Тут уже можно только следить, чтобы оно по назначению использовалось.

— Насколько охотно сегодня приватизируют госсобственность?

— У нас есть два ФГУПа, которые включены в план приватизации. Здесь мы выполняем директивы Росимущества. ФГУП «Казанское протезно-ортопедическое предприятие» находится в прогнозном плане приватизации на 2015 - 2016 годы. Есть еще ФГУП «Центральный научно-исследовательский институт геологии нерудных полезных ископаемых», но по нему пока еще правительство РФ решает, следует ли его приватизировать или нет.

Отчуждение объекта — это тоже приватизация. У нас, к примеру, был в плане приватизации объект в Мензелинском районе, и мы его продали на торгах. Он был включен в план приватизации на отчуждение. Мы движемся по этому плану. Но, повторю, самостоятельно мы не можем предпринимать действия — только по плану центрального аппарата.

«НЕ ПОКУПАЮТСЯ ОБЪЕКТЫ — НЕТ ЖЕЛАЮЩИХ»

— Много ли желающих купить федеральное имущество, ведь ситуация в экономике нестабильная?

— Приведу пример с Мензелинским районом: объект выставили на аукцион — никто не купил. Потом уже идет понижение цены, чтобы кто-то приобрел. Купили только тогда, когда выставили публичное предложение цены — этап, когда на понижение цены тоже никто не купил, а кто больше предложит, по этой цене и было продано. На мой взгляд, кризис отразился. Это очень хорошо видно по реализации арестованного имущества: если в прошлом году было реализовано 30 процентов, в этом году — 6 процентов. Не покупаются объекты — нет желающих. Поэтому проблемы есть как для взыскателя, так и для должника.

— Как устраиваются конкурсы по продаже госимущества, почему идет торг на понижение, почему в основном одни и те же участники и почему эти объекты через некоторое время появляются в продаже на коммерческих площадках в 2 - 4 раза дороже в том же виде? (Дмитрий)

— Нельзя путать: торги, например, арестованным имуществом — одна система торгов, торги земельными участками — вторая система, торги недвижимом имуществом — третья. Они все разные, но сейчас уже установлено, что все объявления о торгах публикуются на сайте torgi.gov.ru. Может, раньше была система, что в каких-то газетах публиковалось, люди не знали, а сейчас все, что идет на реализацию, публикуется на этом сайте.

Что касается всех торгов — нет такого, что обязательно все торги должны проводиться в электронном виде. Может быть в электронном, но может и не в электронном. Я думаю, что когда законодательно четко установит порядок реализации на электронных торгах, тогда мы полностью перейдем на электронные торги.

Что значит «на понижение»? Земельный участок сначала выставляют по кадастровой стоимости, если не было реализации данного участка, то он выставляется с понижением на 15 процентов, и все. А когда здания продаются, то выставили за миллион — не реализовалось, потом его выставляют опять за миллион, но понизили до 900 тысяч рублей и меньше. Но ниже 500 тысяч нельзя, потому что есть цена отсечения. Если и так не реализовалось, то спрашивают, за какую цену вы хотите купить. У каждого объекта есть свои подходы. Когда мы говорим о торгах арестованного имущества, то также на сайте torgi.gov.ru и в печатных СМИ публикуется организатором торгов информация об этих торгах. Если не продалось имущество, они выносят постановление о снижении его цены на 15 процентов, опять не продалось — предлагают взыскателю взять этот объект со снижением цены на 25 процентов. Если взыскатель его в этом виде не взял, то возвращается имущество должнику. Мы только выполняем функцию помощи в реализации, это же не государственное имущество.

— А по каким причинам имущество оказывается арестованным?

— Это те же кредиты. Если взыскатель обратился с иском о взыскании денежных средств у должника, и у него нечего взыскать, то арестовывается имущество. В этом случае судебные приставы накладывают арест на это имущество, выносят постановление о том, что необходимо реализовать, и передают нам. Мы сами этим не занимаемся — заранее на конкурсе отбираем специализированные организации, кто желает этим заниматься, они получают все документы и выставляют имущество на торги.

— Реализует у вас один оператор или их несколько?

— Их несколько. Но сейчас уже некоторые отказываются, потому что они несут расходы: содержат штат людей, а продать не могут, это уже убыточное занятие.

— Эти организации живут, наверное, с процента от продаж?

— Когда мы объявляем конкурс, то указываем сумму госконтракта, и за эту сумму специализированные организации оказывают услуги по реализации. А то, о чем пишет ваш читатель, что потом перепродается, то это мы уже не можем контролировать. Если, например, арестованное имущество кто-то купил на торгах, а потом сумел перепродать — это не воспрещается.

— В связи с последними экономическими событиями арестованного имущества становится больше?

— Такую статистику мы не подводили. Могу сказать одно: с каждым годом сложнее реализовать, то есть востребованности и возможностей у людей все меньше.

Успенский собор града Свияжска

«В ТАТАРСТАНЕ 140 ОБЪЕКТОВ КУЛЬТУРНОГО НАСЛЕДИЯ ФЕДЕРАЛЬНОГО ЗНАЧЕНИЯ»

— Какие объекты на территории РТ являются культурным наследием федерального значения? Какой доход они приносят в казну страны? Или они все убыточны? (Юлия)

— На территории РТ находится более 140 объектов культурного наследия федерального значения. Вообще, они бывают федерального, республиканского и муниципального значения. По объектам культурного наследия не ставится вопрос о том, что они должны приносить доход.

— Но ведь можно минимизировать убытки.

— Да, но задача наша в том, чтобы сохранить эти объекты культурного наследия. Если мы возьмем ансамбль Казанского государственного университета — это одна тема. Он закреплен на праве оперативного правления университета, они пользуются этим помещением, у них есть охранные обязательства и задача сохранить этот объект. Он не приносит чистого дохода.

— На содержание здания им выделяет средства министерство образования?

— Да, а там уже какие у них доходы или убытки — я не могу знать. Вопрос в том, чтобы это имущество было сохранено и использовалось для обучения. Есть такой объект, как Успенский собор града Свияжска. Многие религиозные объекты переданы в безвозмездное пользование. Конечно, дохода они нам не приносят, но и убытка не приносят, потому что бремя содержания лежит на религиозных организациях.

— Направляют они средства на содержание или нет, контролировать-то вы должны?

— Мы должны контролировать, чтобы они в надлежащем виде его сохраняли. Например, если мы приехали и обнаружили, что помещение не отапливается, из-за этого разрушается помещение, то мы должны принимать меры, и возможно расторжение договора.

— И у вас есть плановые выезды?

— Да, у нас есть плановые проверки, конечно. В прошлом году их было 12, 3перешли на этот год, всего 15 проверок, а в следующем году будет 20. Недавно музей Горького, который находился в казне, передали в муниципальную собственность по просьбе муниципального образования.

— Скажите, пожалуйста, здания вокзала РЖД в Казани — это федеральная собственность? Кто их охраняет? И почему туалеты в них платные, хотя это противоречит закону? (Анна)

— Это собственность акционерного общества, к нам она отношения не имеет. Что касается работы туалетов, то по правилам, если человек имеет билет, он может бесплатно пользоваться. У нас находится только часть объектов, которые мы передали в доверительное управление — то, что еще не успели включить в период приватизации в уставной капитал. Они все должны быть включены в уставной капитал.

Здание вокзала РЖД в Казани — собственность акционерного общества

— Здания УВД и Почты в районах — это чья собственность? (Анонимно)

— Это федеральная собственность. У нас есть ФГУП «Почта России», на территории РТ есть филиал этого ФГУПа, поэтому мы сейчас очень активно в этом плане работаем: проводим инвентаризацию, приводим в порядок закрепление объектов. Если они занимают федеральное помещение, тогда передаем в хозяйственное ведение ФГУП «Почта России». А иногда и муниципальные образования могут предоставлять эти помещения в безвозмездное пользование. То есть это не означает на 100 процентов, что помещение «Почты России» — федеральная собственность. Республика может дать в безвозмездное пользование, это не запрещено законом.

УВД тоже так же. Вообще говоря, все имущество, которое находится на балансе МВД, в том числе и УВД, — федеральная собственность. Но если для УВД в каком-то из районов муниципальное образование предоставило помещение в безвозмездное пользование, то тогда это их собственность, которую они отдали в безвозмездное пользование.

«ОСОБЫЕ ЗАДАЧИ, СВЯЗАННЫЕ С РТ, НЕ СТОЯЛИ»

— Какая была ситуация с федеральной собственностью в РТ, когда вы только что заняли пост руководителя территориального управления Росимущества? Какие задачи перед вами были поставлены?

— Особые задачи, связанные с РТ, не стояли, есть одна общая задача для всех территориальных управлений — чтобы все федеральное имущество было учтено. В начале года нам все федеральные организации предоставляют свои учетные карточки, и мы проводим сверку с ними. А вторая задача — использование этого имущества надлежащим образом, чтобы ни в коем случае не было такой ситуации, что кто-то им пользуется незаконно. Если есть такие факты, когда используются какие-то земельные участки или здания, мы предъявляем иски как взыскание за незаконное обогащение.

— А внеплановые проверки у вас бывают?

— Есть, по обращениям. И внеплановые проверки мы согласовываем с центральным аппаратом: они нам дают поручение, и мы проводим.

— Внеплановых проверок по обращениям граждан много бывает?

— Незначительное количество.

— А вы хотите этот поток наладить и увеличить?

— Знаете, с любым потоком тоже можно не справиться. Нас беспокоит то, что в любом случае ответственность несем мы, и если есть такое, что имущество рушится, ненадлежаще сохраняется, то лучше знать о проблеме заранее и принять меры. Мы же имеем право не только проверки делать, но и акт осмотра. Например, пришло какое-то сообщение, мы можем выйти, сделать акт осмотра, увидеть, что действительно оно ненадлежаще используются, а дальше уже обратиться в центральный аппарат с предложениями.

— Чем проверка от акта отличается? Глубиной?

— Конечно, проверка — это когда изымаются документы, полностью проверяется все: движимое и недвижимое имущество, документация, визуальный осмотр. А акт — осмотр только самого помещения. Иногда даже с улицы видно, что идет разрушение. Сделали акт осмотра, зафиксировали, в каком оно состоянии, а дальше нам уже центральный аппарат говорит, что надо провести внеплановую проверку данного помещения.

— Какие вопиющие нарушения были при проверках, которые состоялись уже при вас?

— Обычно бывает, что какое-то имущество не учтено. Вообще, в любом государственном учреждении есть общее правило: если ты принес, допустим, свой телевизор, то обязательно должен оформить договор о его использовании. Приходит проверка, проводит инвентаризацию по инвентарным номерам, возникает вопрос: что это за имущество? Оно не должно там находиться. Любое имущество должно быть учтено, либо должен быть какой-то договор о временном использовании этого имущества.

Еще бывают нарушения по оформлениям учетных карточек: либо какое-то имущество не учтено, либо какого-то имущество не достает. Мы должны выявлять излишки потребностей: может, есть имущество, которое не используется. А есть факты, когда размещают кафе, рекламу устанавливают, а это уж нарушения. По земельным участкам бывают нарушения. Как я уже говорила, участок может быть выделен, но он не используется.

«У НАС КОЛЛЕКТИВ ПОМЕНЯЛСЯ НА 87 ПРОЦЕНТОВ»

— Можно ли на должности руководителя Росимущества по РТ оставаться честной? Или соблазн настолько велик, что совесть совладать не может? (Миронов Ю.А.) Взятки вам предлагали?

— Нет, честно — нет. Конечно, есть сложности, которые связаны со сменой коллектива и отсутствием достаточного опыта. У нас коллектив поменялся на 87 процентов. Не я была инициатором: большая часть коллектива переехала в Московскую область до моего назначения. Сейчас вакантных мест у нас не имеется, коллектив добросовестно старается, объем работы большой.

Мне пришлось работать с людьми, которые проработали в управлении Росимущества всего месяц-два. Конечно, это было сложно. И до сих пор сложно. Сегодня в отделе учета реестра коллектив полностью новый, порой недостаточно опыта и знаний специалистов, порой не все урегулировано законодательством. Бывают такие тупиковые ситуации, когда приходится много изучать, какое решение принять. Конечно, советуемся с коллегами, с центральным аппаратом.

От ошибок никто не застрахован, но чтобы специально их совершать — на это я абсолютно не настроена в силу того, что я прекрасно знаю работу адвоката, и мне совершенно не хочется, чтобы были какие-то последствия. Работа в Росимуществе сложная, требует много знаний, но интересная. Поэтому я с пониманием отношусь к своему коллективу, я им благодарна за то, что они со старанием выполняют работу.

— В основном у вас юристы работают?

— Нет, у нас всего два юриста, потому что наша специализация все-таки рассмотрение межевых планов, учет имущества, контроль. Есть экономисты, есть оценщики. Деятельность-то разнообразная. Но все в итоге становятся юристами, потому что правовых вопросов много. Эта проблема серьезная, как и у всех федеральных служб, — недостаточно штатных единиц, причем вакансий не имеется, все места заняты. Государство, когда формирует штатное расписание, не предполагает, что будет такое количество судов, и получается дополнительная нагрузка.

— По поводу оптимизации штата вам еще не поступали депеши?

— Вы же знаете, что этот разговор идет давно, что нужно сокращать федеральную службу. При такой ситуации это достаточно сложно, потому что мы будем все больше и больше проводить судебных дел.

«Перед тем, как попасть в агентство по развитию предпринимательства, я была депутатом Госсовета РТ, была членом партии «Единая Россия»

«ЕСЛИ ЧЕСТНО, Я НЕ ПОЛАГАЛА, ЧТО МОЯ СУДЬБА ТАК СЛОЖИТСЯ»

— Не жалеете, что ушли из бизнеса? На государственной службе ведь обязанностей и всяких запретов много. Ответственность большая, а вознаграждение, наверное, не очень...

— Знаете, на каждом этапе жизни человек доходит до какого-то уровня, когда он понимает, что на этой стезе он себя исчерпал, что наступил момент, когда что-то хочется поменять. То же произошло и со мной, особенно учитывая, что я проработала адвокатом 20 лет. Потом меня пригласили в агентство по развитию предпринимательства. Тогда это плавно произошло — мне предложили войти в экспертный совет. И это был новый уровень — уже не просто работа адвоката, а работа с предпринимательским сообществом, с учетом политики, и мне было достаточно интересно. Не просто соблюдение закона, а есть еще масса интересов — государственных, граждан, общества, бизнеса. В этой ситуации бывает сложно принять мудрое решение. Это было для меня новым витком. Работа в агентстве мне очень нравилась, потому что это новый круг людей и вопросов. Если в адвокатуре я была больше ориентирована на право, то здесь пришлось вникать в экономические вопросы, бытовые. Поэтому сказать сейчас, что я сожалею, не могу, я никогда ни о чем не жалею. Моя работа в Госдуме — тоже очень интересный период жизни.

— Как вы попали в Думу, кто предложил?

— Перед тем, как попасть в агентство по развитию предпринимательства, я была депутатом Госсовета РТ, была членом партии «Единая Россия», и мне было предложено стать доверенным лицом Владимира Владимировича Путина. И это все, наверное, тоже сыграло свою роль.

— А кто вас порекомендовал в доверенное лицо Путина?

— Работая адвокатом, я много проводила судебных дел в интересах комитета по управлению имуществом города Казани о признании права муниципальной собственности. В связи с этим меня пригласили в экспертный совет по развитию предпринимательства, который был при президенте РТ. Там я была сначала членом экспертного совета, потом мне предложили быть замом руководителя экспертного совета. И когда встал вопрос о доверенных лицах Путина, мне сделали предложение. Затем по партийному списку «Единой России» стала депутатом Госсовета РТ. Если честно, я не полагала, что моя судьба так сложится. Так бывает в жизни у людей, что ты встаешь на доску, и волна тебя несет. Вот и у меня так получилось.

— Какие наиболее громкие законопроекты, какие темы, которыми вы занимались в Госдуме, вы записали бы себе в актив?

— К примеру, был один законопроект из серии малого и среднего бизнеса, связанный с контрольно-кассовыми аппаратами. К нам обратились с предложением, и мы сумели добиться того, чтобы его приняли. Он, может быть, был незначительный в том плане, что имел значение не для всего бизнеса, но тем не менее для определенного круга был значим. Затем был законопроект в страховой сфере деятельности, связанный с добросовестными компаниями. Я была зампредседателя комитета и вела блок законов о государственной службе, с чем я и работаю сегодня. Конечно, подход депутата был одним, сейчас я его уже вижу как правоприменитель, то есть с другой стороны.

— Что-то хочется поменять в этом законе?

— Так, чтобы глобально поменять — нет, не хочется. На том этапе если изменения и вносились, то это были поправки. Второе направление моей работы в Госдуме — разграничение федеральных и субъектовых полномочий. Эта работа принесла огромную пользу уже на моей нынешней службе. Еще я вела антикоррупционный закон, он непосредственно связан с законом о государственной службе. Проводили мы парламентские слушания. Там были чисто юридические противоречия, когда в двух законах шла трактовка немного по-разному, и надо было устранять эти противоречия. Например, в законе о госслужбе нет жесткого правила о том, что нужно обязательно госслужащему акции передать в доверительное управление, там написано, что если они могут вызвать конфликт интересов, только тогда служащий должен передать их в доверительное управление. А в законе об антикоррупционной деятельности более жестко: ты должен от этих акций избавиться. Со всем этим я сейчас сталкиваюсь как правоприменитель. Если тогда, в комиссиях по урегулированию конфликтов и интересов, я рассуждала с точки зрения законотворческой работы, то сейчас уже как правоприменитель на практике рассуждаю, где конфликты интересов.

Была проведена очень интересная работа совместно с управлением президента РТ по антикоррупционной политике, когда я была начальником управления минюста России: мы как раз на практике рассматривали как правоприменители, что нужно совершенствовать в этом направлении.

— Газету «БИЗНЕС Online» продолжаете читать?

— У меня даже есть на айпаде окошечко, которое я просто открываю каждый день. Когда нам надо почерпнуть какую-то информацию, мы всегда обращаемся к «БИЗНЕС Online». Мне кажется, что у вас всегда более обширная и разносторонняя информация. Иногда она в хорошем смысле жесткая. Я не могу сказать, она по всем ситуациям правильная или нет, но иногда вы более откровенно о многих вещах высказываетесь.

— Гульнара Ильдусовна, спасибо за интересный разговор. Успехов вам!