Мы стремимся к божественному, но живем буднями

В ИСЛАМЕ, КАК И ХРИСТИАНСТВЕ, ПРАВЕДНЫЙ ПУТЬ И ЕСТЬ СМЫСЛ ВЫСОКОЙ МОРАЛИ

Войны, теракты, любые формы человекоубийства нельзя оправдать любовью к Богу. Когда после пятничной молитвы одни мусульмане идут убивать других – это преступление против Веры, и оправдания ему нет. Жертвовать во имя высшего начала – священное право человека, но жертвовать можно лишь собственной жизнью, свободой, благополучием.

АЛЛАХУ НЕ УГОДНЫ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ЖЕРТВЫ. ОСОБЕННО ЕСЛИ РЕЧЬ ИДЕТ О ДЕТЯХ

Мы ли – пляшущие тени?
Или мы бросаем тень?
Снов, обманов и видений
Догоревший полон день.

Не пойму я, что нас манит,
Не поймешь ты, что со мной,
Чей под маской взор туманит
Сумрак вьюги снеговой?
…
Маска, дай мне чутко слушать
Сердце темное твое,
Возврати мне, маска, душу,
Горе светлое мое!

Александр Блок. Смятение

Театр войны в Сирии и Египте напоминает игры с дьяволом в священный месяц Рамадан – одни мусульмане приносят в жертву других мусульман сразу же после пятничной молитвы, а затем идут на ифтар с кличем: «Аллах акбар!» Соседние мусульманские страны не оставляют в беде своих собратьев, помогают кто оружием, кто деньгами, кто людьми. Мир напряженно ждет: в какой мусульманской стране еще вспыхнет резня. Мусульмане причины своих бед ищут в злобных силах, якобы разжигающих среди мусульман демонические страсти. Но шайтан сидит внутри мусульман, его не надо дожидаться из-за океана. За ангелов я не ручаюсь, летают ли они возле нас или нет, а дьявол всегда рядом. Он не оставит нас в покое, пока мы не научимся в ближнем видеть друга, а не врага.

В древние времена, чтобы успокоить демонические силы, приносили людей в жертву, часто для этого выбирали самых красивых юношей и девушек. За это Боги или демоны посылали людям свою милость. Родители без особого сожаления расставались с детьми, ведь они хотели спасти свой народ, задобрив высшие силы. Расставались с детьми и по другой причине. Особой дикостью отличались арабы, которые девочек закапывали в песок, стыдясь своего потомства. Ислам был привнесен, чтобы сделать их цивилизованными. Но сегодня исламский мир демонстрирует обратное – дикость, а наши имамы старательно учат арабский язык, стыдясь всего татарского, изгоняя его из своих проповедей.

Курбан-байрам – праздник жертвоприношения. По христианской и исламской традиции Всевышний повелел Аврааму/Ибрагиму принести в жертву своего сына и в последний момент заменил Исмаила на агнца. Мусульмане радостно празднуют это событие, ведь любимый и единственный сын Ибрагима остался жив. Можно было бы не ворошить эту старую историю, разбираясь в ее истоках, но два момента существенны для понимания сегодняшнего дня. Первое – в чем смысл жертвоприношения вообще и человека в частности. Ведь мы чествуем людей, жертвующих собой ради других. Достаточно вспомнить Иисуса или в наше время – Мусу Джалиля, которые предстают во всем величии именно благодаря своей жертвенности. Вторая проблема связана с соотношением моральных и религиозных норм. Религия призывает «возлюбить ближнего своего», значит, предписывает и Ибрагиму любить своего сына Исмаила. Почему же Аллах потребовал принести его в жертву? Аллах бездетному Ибрагиму в награду за праведность послал на старости лет сына, чтобы затем принести в жертву? Это абсурд. В этом нет ничего божественного. Среди язычников такой поступок имел смысл, ибо таким способом спасали народ. Неважно, что до богов не доходил «запах жертвенного мяса» (Пророк Мухаммед), но сам обряд сплачивал общество. В это верили и в этом заключена высокая мораль – пренебрежение личным, очень дорогим ради общественного. Именно этого требует любая мораль.

Мы чествуем людей, жертвующих собой ради других. Достаточно вспомнить Иисуса или в наше время – Мусу Джалиля, которые предстают во всем величии именно благодаря своей жертвенности

В исламе, как и христианстве, праведный путь и есть смысл высокой морали. Любовь к ближнему, включая родственников, и есть этическое/религиозное требование. Жертвоприношение людей – это из языческого мира. Утверждение об испытании Господом крепости веры Ибрагима бессмысленно. Ведь соблюдение божественных предписаний, как-то – любовь к ближнему, – такое же испытание крепости веры. Невозможно понять и принять требование принесения в жертву любимого, единственного и долгожданного сына. Во имя чего? Разве недостаточно других испытаний? Даже когда волею случая мы теряем своих детей и говорим, что на то была воля Божья, это не ведет к примирению со Всевышним. Он же справедливый и милосердный! Как он может поступать так с нашими детьми?! Пусть он оставит в покое наших детей, они же безгрешны! А уж прямое требование жертвоприношения и вовсе может отлучить от любой религии. Только страх, нагнетаемый клерикалами, удерживает нас в лоне церкви. Страх, а не любовь ко Всевышнему.

Слушай: если все должны страдать, чтобы страданием купить вечную гармонию, то при чем тут дети, скажи мне, пожалуйста? Для чего они-то тоже попали в материал и унавозили собою для кого-то будущую гармонию?..

Федор Достоевский. Братья Карамазовы

ШАРИАТ НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ОПРАВДАНИЕМ НАСИЛИЯ НАД ЛЮДЬМИ

Курбан-байрам – это праздник. Как любой праздник он радостный и священный. Что мы празднуем в случае с Ибрагимом/Авраамом? То, что он готов был ради Аллаха зарезать своего сына? Или то, что Аллах спас его сына и заменил бараном? Наверное, второе. Тогда мы Ибрагима оставляем наедине с его выбором между двумя взаимоисключающими предписаниями Бога. Мы оставляем его наедине со страхом, а не божественной любовью. С этической точки зрения Ибрагим хотел убить сына, а с религиозной – он хотел принести Исмаила в жертву Богу. Абсурдность этой ситуации становится очевидной, если на место Ибрагима поставить любого отца. Ни один суд – ни светский, ни религиозный – не примет объяснение жертвоприношения только потому, что такое требование Аллаха приснилось, как в случае с Ибрагимом. Взаимоисключающие требования Аллаха не могут породить какую-либо деятельность, кроме разочарования. Аллах подарил Ибрагиму на старости лет сына за его праведность. Как же Ибрагим мог поверить в обязательность жертвоприношения, сошедшего ему во сне? В своем ли он уме? Поступок Ибрагима не восхищает, не создает божественный трепет, он порождает СТРАХ.

Если же мы признаем приоритет веры над этическими нормами и требуем исполнять любое, якобы откровение, сошедшее во сне или наяву новоявленному пророку, тогда мы встанем на путь фанатизма. Поставив религиозные требования над человеческими нормами общежития, можно будет растоптать любые национальные традиции и высшие этические нормы. Это путь самоистребления.

Этическое как всеобщее обязательно для всех и каждого. Над этическими нормами нет никаких высших целей, которым бы оно подчинялось. Поэтому этические нормы и воспринимаются как религиозные заповеди. Любой индивид получает предписания из этических норм, что и обеспечивает существование сообщества, иначе отдельные группы и банды разнесут все и вся на мелкие кусочки.

Ибрагим, уверенный в необходимости жертвовать сыном, своим поступком преступает каноны человеческого общежития. Он идет на жертвоприношение сына не ради общества перед лицом разгневанных Богов, как это представлялось язычникам, а укрепляется своей собственной верой, он тешит свой фанатизм. Не более того. Ничего общественного в этом поступке не было. В этом нет праведности. Но мы чтим Ибрагима и радостно празднуем день жертвоприношения, потому что Господь заменил людей в качестве жертвы баранами. Человечество тем самым сделало громадный шаг в сторону цивилизации, сохранив жизни молодых парней и девиц.

Существует ли абсолютный долг перед Богом? Этическое есть общее, и как таковое оно и есть божественное. Твой долг перед Богом – это долг перед обществом, перед твоим народом. Нет ничего выше этого долга. Нет выдуманного абсолютного долга перед Богом, как того требуют фанатики. Это требование от Шайтана, который с кличем «Аллах акбар!» призывает мусульман убивать своих братьев. Если кто-то ставит божественное выше интересов своего народа – это фанатик, попавший в сети Шайтана. Он фанатик, охваченный демоническими страстями. Он думает, что, будучи шахитом, жертвует собой ради Аллаха, на самом деле его ведет демоническое начало, когда он свои намерения поставил выше интересов людей, прикрывшись служением Господу. Священный Долг повелевает любить ближнего, а не убивать его. Этот долг есть долг перед Господом. Нет такого предписания: следовать мазхабам. Есть предписание возлюбить ближнего, признавать человеком любого, кто творит добро. Шариат не может быть оправданием насилия над людьми, Аллаху не нужны человеческие жертвы, до него не доходит «запах жертвенного мяса».

Ты ж, с чертом столько дней проведший,–
Ты что?
Нет хуже ничего,
Как черт, в отчаянье пришедший!

Гете. Фауст

БЕДА НАША В ТОМ, ЧТО МАЛО КОМУ НУЖНО ВТОРОЕ ПРИШЕСТВИЕ

Мы стремимся к божественному, но живем буднями. И только в священные праздники преодолеваем границу светского и религиозного, принося в жертву баранов. Это наша жизнь. Но тот, кто посвящает себя религиозной деятельности, должен жертвовать собой ради укрепления нашего общества, мира и благополучия на земле. Если же священнослужитель живет светским, но изображает из себя слугу Господа, он становится лицемером. Некоторые пытаются балансировать между светским и религиозным мирами. Но нельзя жить на границе, это не транзитная зона, а нулевое пространство. Это маргинальность, потеря лица. Так живет юродивый. Он не лицемер и не лицедей, он стоит где-то на грани, на паперти, ибо в церковь не хотел заходить, но и в жизни места себе не нашел. Паперть – это нулевое пространство, пограничная полоса между миром светским и миром церковным. Это жизнь вне всяких норм, вне общественных приличий. Для юродивых и шутов нет норм ни божественных, ни светских, они нужны для того, чтобы говорить то, что не позволено другим. Но священнослужитель, пытающийся стоять на грани светского и религиозного, озабоченный материальным достатком, но прикрывающийся цитатами из Корана или Евангелия, разыгрывает спектакль, он попеременно надевает маски – одну на сцене, другую за кулисами. И больше всего такие клерикалы ненавидят искренне верующих и критиков, срывающих маски во время спектакля. Величайшим из всех бесстыдств в моральном отношении и в то же время совершенно неизбежным бесстыдством является выживание за счет других.

В «Великом Инквизиторе» Достоевского есть сюжет со вторым пришествием Христа. Перед кафедральным собором Иисус повторил свое давнее чудо и тихим словом воскресил мертвого ребенка. Инквизитор понял смысл происшедшего, однако вместо того чтобы поклоняться вернувшемуся Господу, он указал на него костлявым пальцем и приказал страже схватить этого человека и запереть его в подземелье Святого Трибунала. Ночью старец спускается к Иисусу в темницу и говорит: «Это ты? Ты? – Но, не получая ответа, быстро прибавляет. – Не отвечай, молчи. Да и что бы ты мог сказать? Я слишком знаю, что ты скажешь. Да ты и права не имеешь ничего прибавлять к тому, что уже сказано тобой прежде. Зачем же ты пришел нам мешать? Ибо ты пришел нам мешать и сам это знаешь. Но, знаешь ли, что будет завтра? Я не знаю, кто ты, и знать не хочу: ты ли это, или только подобие его, но завтра же я осужу и сожгу тебя на костре, как злейшего из еретиков, и тот самый народ, который сегодня целовал твои ноги, завтра же по одному моему мановению бросится подгребать к твоему костру угли, знаешь ты это? Да, ты, может быть, это знаешь...» Старик ночью выпускает Иисуса из темницы.

Каждая церковь – камень на могиле Богочеловека:
ей непременно хочется, чтобы Он не воскрес снова.

Фридрих Ницше

КАЗАН – ТОРЖЕСТВО БОЖЕСТВЕННОГО НАД ДЕМОНИЧЕСКИМ

В первобытном обществе жертвоприношение было предметом торга с демоническими силами и богами. Именно с ними необходимо было обмениваться, и опаснее всего было не обмениваться. Но в то же время обмен с ними был наиболее легким и надежным. Точный смысл и цель жертвенного уничтожения – служить даром, который обязательно будет возмещен. Этот обмен между людьми и богами может осуществляться через магию колдунов и шаманов, или же священнослужителей, которые фактически действуют в качестве представителей духов, посредников в обмене дарами с божествами, или же люди сами организуют жертвоприношения. В любом случае договор остается в силе, поскольку человек хочет в обмен за свое малое «жертвоприношение» получить больше благ. Жертва – это разрушение границы между «священным» и «профанным», соприкосновение и слияние божественного с физическим. В жертву приносили самые разные вещи, но чаще животных. Когда-то это были тотемные животные или военнопленные, затем резали быков, баранов, кур и т.д., короче, то, что было под рукой.

Котел (казан) изначально служил в качестве жертвенного сосуда и, будучи связанным с сакральным обрядом, имел общественное предназначение, как родовой символ, вокруг которого собиралось племя или совет для исполнения обрядов. С казаном связывали благополучие племени, рода, а потому он выполнял символическую функцию. Простым сосудом для приготовления пищи он стал в очень позднее время, когда его первоначальный смысл утерялся в толще времени, но и тогда у татар он находился в центре очага, вокруг которого собиралась семья. Полный казан был показателем изобилия, выживания, продолжения рода.

Котел как родовой символ характерен для гуннов, затем прослеживается в Тюркском каганате, Золотой Орде и Казанском ханстве. У многих народов котел был связан с этническим происхождением. У славян совместно выпитая чаша символизировала верность, преданность друг другу. У кельтов котел был символом изобилия, неистощимым источником поддержания жизни, возрождения воинов для новой битвы, выполнял функцию ритуального сосуда, подтверждающего властные полномочия. У татар котел (казан) лишь по прошествии многих столетий превратился в простую посуду для приготовления пищи, но даже в этой своей функции он находился в центре домашнего очага.
У многих народов мира были сходные символы: чаша изобилия, святой Грааль, различные вазы, которые не всегда носили утилитарный характер, а, скорее, были украшением. Все эти совпадения не случайны, они имеют общий корень. В древней мифологии происхождение мира объясняли через образ «мирового яйца». Этот образ объяснял появление и строение мироздания, людей, функцию богов. «Мировое яйцо», естественно, стало символом плодородия, поскольку из него и рождается мир. В Египте обменивались раскрашенными яйцами как символом возрождения. Их подвешивали в египетских храмах. В «Книге мертвых» записано: «Оты – Ра, бог солнца, сущий в своем яйце, сияющий из своего круга, ты подымаешься на своем горизонте и сияешь подобно золоту над небом...» Египетские предания о начале мира толковались как отражение ежедневного явления восхода солнца. Первый акт творения начинается здесь с появления яйца, выплывающего из первобытных вод: из этого яйца рождается бог света Ра.

У русских яйца имеют тот же смысл, их до сих пор продолжают красить к Пасхе. У татар обряды, связанные со сбором яиц, были приурочены к Сабантую, но порой их называли праздником «красного яйца», иногда «царским праздником». Они опять-таки были связаны с плодородием. Марийцы проводят этот праздник до сева или в Петров день, удмурты – за неделю до Пасхи. Чуваши, собирая яйца, приговаривают:

Если нам не дадут яйца,
То (куры) будут слепыми.
Если нам дадут яйца,
То (их) куры в день три раза будут нестись.
Если нам пива не дадут,
То вытечет все пиво из бочки.
Если нам пиво подадут,
То оно будет в избытке.

Из «мирового яйца» может появиться котел, верхняя половина которого – небесный свод. Эта структура была обозначена в древних рунических письменах: «Когда было сотворено (или возникло) вверху голубое небо (и) внизу темная (бурая) земля, между обоими были сотворены сыны человеческие (т.е. люди)», – записано на памятнике в честь Кюль-тегина. На верхнем уровне в качестве высшего божества пребывает Тенгри – наиболее универсальное божество, источник энергии нашего мира. Он распределяет сроки жизни, он дарует каганам мудрость и власть, наказывает согрешивших против каганов. Рядом с Тенгри богиня Умай – символ плодородия, родительского начала. Она почиталась не менее, чем Тенгри. Атрибутами Верхнего мира были Солнце и Луна.

Удивительно, насколько мы плохо знаем происхождение названия города Казань и, тем не менее, подсознательно его связываем с котлом, но не просто котлом, как казаном, где готовят плов или лапшу, а КАЗАНом как символом, в котором готовится жертвенное мясо. У нас это существует подсознательно, в каждом из нас безотносительно национальной и религиозной принадлежности. Все важные решения, обряды совершались вокруг казана, и эта связь не утеряна, ибо он символически связан с жертвоприношением, а человеку нужно чем-то жертвовать, чтобы божественное торжествовало над демоническим.

Небо синее – в цветке,
В горстке праха – бесконечность;
Целый мир держать в руке,
В каждом миге видеть вечность.
…

Темной ночью и чуть свет
Люди явятся на свет.
Люди явятся на свет,
А вокруг ночная тьма.
И одних – ждет Счастья свет,
А других – Несчастья тьма.
Если б мы глядели глазом,
То во лжи погряз бы разум.
Глаз во тьму глядит, глаз во тьму скользит,
А душа меж тем в бликах света спит.
Тем, кто странствует в ночи,
Светят Господа лучи.
К тем, кто в странах дня живет,
Богочеловек грядет.

Уильям Блейк. Изречение невинности

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции