Петров день – грустный праздник для Казани и России

НЕСЛЫХАННОЕ СВЯТОТАТСТВО

Сегодня Русская Православная Церковь празднует день памяти святых первоверховных апостолов Петра и Павла — один из крупнейших праздников церковного года, к которому приурочено окончание Петрова поста. В этот же день в Казани празднуется престольный праздник кафедрального Петропавловского собора.

Однако не только для православных казанцев, но и для всех верных чад Русской Православной Церкви сегодняшнее торжество омрачается скорбью. Это скорбь об утрате явленного чудотворного Казанского образа Божией Матери.

Именно в ночь на 29 июня/12 июля 1904 года двое злоумышленников при содействии церковного сторожа проникли во двор Казанского Богородицкого монастыря, вскрыли замок, запиравший массивные двери величественного собора, построенного на месте явления чудотворной иконы, проникли внутрь и похитили Казанскую икону Божией Матери и Нерукотворный образ Спасителя.

Безо всякого преувеличения можно сказать, что это неслыханное святотатство потрясло всю православную Русь. Ограбления храмов не были редкостью, к сожалению, и в дореволюционную эпоху, но, как правило, церковные воры похищали только украшения — ризы, бриллианты, золото, серебро, жемчуг, драгоценные камни и все что имело какую-либо материальную ценность. В этом же случае драгоценности были выкрадены вместе с иконами, причем сделано это было из соображений экономии времени — грабители стремились покинуть место преступления как можно быстрее. Когда кража была раскрыта, выяснилось, что святотатцы — чтобы замести следы — изрубили иконы на щепки и сожгли их в печке. По крайней мере, именно такой версии придерживался товарищ прокурора Казанской судебной палаты И.Ф. Покровский, представлявший сторону обвинения на судебном процессе по делу о хищении икон. Как бы ни тяжело было смириться с этим, очевидно, следует признать эту версию наиболее правдоподобной. И хотя ни на судебном процессе, ни при последующих допросах непосредственные участники святотатства Стоян и Комов прямо не признали, что они сожгли Казанскую икону и образ Спасителя, ни та, ни другая икона до сих пор так и не найдена.

ПЕЧАЛЬНЫЕ СТРАНИЦЫ В ИСТОРИИ ОТЕЧЕСТВА

Дальнейшие события истории России знает каждый школьник. Сокрушительное поражение в войне с Японией 1904 - 1905 годов, наверное, одна из самых печальных страниц в ратной истории нашего Отечества. До сих пор историки не могут найти убедительных объяснений поражениям русской армии и флота, мощь которых к началу ХХ века была такова, что военные стратеги имели все основания полагать, что японцы просто побоятся объявить войну России.

С поражением в этой войне, очевидно, была связана и первая русская революция 1905 года, результатом которой стал ряд уступок революционным силам. Однако эти уступки только выпустили джина революции из бутылки — страну накрыла волна народных волнений и революционного террора. Кстати, убийство министра внутренних дел В. К. Плеве произошло спустя немногим более двух недель после похищения Казанской иконы — 15/28 июля 1904 года.

В 1914 году разразилась Первая мировая война, вызвавшая очередную волну революционных настроений, и, наконец, в 1917 году одна за другой грянули сначала Февральская, а затем Октябрьская революции, которые означали конец и крах традиционной Российской государственности.

Как бы ни говорили советские и светские историки, что это не более чем цепь совпадений, для носителя православного мировоззрения очевидно, что одно непосредственно связано с другим. Ведь именно с явлением Казанской иконы в 1579 году связан подъем и расцвет Государства Российского — преодоление смуты, освобождение Москвы от польско-литовских интервентов, избрание нового государя из рода Романовых, победа над шведами в Северной войне и над французами в Отечественной войне 1812 года и много иных славных страниц в истории России. Казанская икона Пресвятой Богородицы стала символом Русского Православия, русских побед и достижений. И, конечно, далеко неслучайно, что с момента своего создания именно Казанский собор в Санкт-Петербурге был главным храмом Российской империи.

ДУХОВНОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ

Таким образом, похищение Казанской иконы далеко выходит за рамки обычного уголовного преступления. Следует признать, что это в первую очередь преступление духовное, смысл которого заключается в том, что Казанская икона — покровительница и заступница державы российской — была выкрадена и уничтожена «не супостатами лютыми и не злыми агарянами», то есть — переводим на современный русский язык — не внешними захватчиками и иноверцами, а самыми что ни на есть русскими людьми, которые даже на судебном процессе не стыдились называть себя православными. Стоян (Чайкин) и Комов, которые совершили эпохальное святотатство, были представителями крестьянского сословия, которое испокон веков на Руси считалось носителем и хранителем веры православной. Это ли не явный знак отвержения народом заступничества Матери Божией и благословения Божия, отвержения совершенно добровольного и сознательного?

Одним словом, в сегодняшний день спустя 111 лет после поругания великой святыни нам есть над чем задуматься в связи с этим печальным историческим событием, которое продолжает лежать пятном на совести православного русского народа.

Тем, кто не знаком с подробностями этого страшного и грязного дела, предлагаю прочитать прекрасную речь товарища прокурора Казанской судебной палаты И. Ф. Покровского, в которой подробно излагаются все обстоятельства совершенного злодеяния и дается духовно-нравственная оценка происшедшему.

Выражаю признательность казанскому издателю Сергею Бузукину за предоставленный материал. Текст публикуется с незначительными сокращениями по изданию «Судебный процесс по делу о похищении в Казани явленной чудотворной иконы Казанской Божией Матери». Казань, 1904 (2012, репринтное издание). С. 129 - 154.

z=z=z

***

Речь товарища прокурора Казанской cудебной палаты

И. Ф. Покровcкого

Господа судьи, господа присяжные заседатели!

В ночь на 29 июня текущего года, в г. Казани, из Богородицкого женского монастыря похищены: явленная в 1579 г. чудотворная икона Казанской Божией Матери и икона Спасителя в драгоценных ризах.

В летописях русского суда это первое дело, когда дерзость преступников дошла до того, что они посягнули не только на ценности, украшавшие святыню, но и на самую эту святыню, истинно дорогую всякому русскому православному. Факт похищения и уничтожения святых икон невольно возмущает нас. Вы знаете, что 8 июля, в день празднования явления чудотворной иконы Божией Матери, народ, наполнявший обширный храм женского монастыря, плакал, не видя перед собою повсеместно чтимой иконы. И не только осиротевшие обитель и г. Казань, но вместе с ними миллионы русских сердец болезненно содрогнулись при известии об этом неслыханном преступлении.

В течение 325 лет в Казанский женский Богородицкий монастырь ежедневно шли непрерывною полосой люди всех состояний и положений в обществе, чтобы поклониться Заступнице рода христианского, чтобы испросить у Нее благословение на всякое доброе дело, чтобы получить облегчение и поддержку в силах для перенесения физических или моральных страданий, чтобы получить, наконец, нравственное обновление в чистом раскаянии. 325 лет перед пречистым образом Богоматери неугасимо горели самые возвышенные молитвы всех с верою к ней притекающих. Здесь пролито море слез умилительной радости, слез покаяния и спасения. Уже по одному этому, независимо от тех чудесных знамений, проявленных Казанскою Божией Матерью, икона Ее являлась великою святыней, и отныне место то, где стоял чудотворный образ Ее, стало святым для всякого верующего.

Но икона Казанской Божией Матери имела не только местное, а и всероссийское значение: Ее чудодейственною силой в Смутное время, в 1612 г., полчища поляков изгнаны из нашей страны и, таким образом, спасены православие и Россия. В ознаменование этого великого чуда, а впоследствии и рождения наследника престола у Государя Алексея Михайловича, в день 22-го октября установлено повсеместное празднование Казанской иконе Божией Матери. И с тех пор святая икона Богоматери была знамением Божественной силы для всей России.

В тяжелые годины своей многострадательной жизни г. Казань много видел бед и от головорезов Пугачева, но и те не посягнули на великую православную святыню. И вдруг, наши современники, выдающие себя исповедующими ту же православную веру, под влиянием самых низменных, гнусных побуждений, похищают святые иконы, жгут их, а ценности с них превращают в деньги! Чем же и как объяснить это ужасное преступление?

Напомню Вам показание свидетеля Якупова. Этот татарин свободно сбывал получаемый им от подсудимого Стояна жемчуг, но когда Стоян предложил ему продать драгоценную ризу, как впоследствии оказалось, похищенную в г. Рязани с иконы Знамения Божией Матери, то татарин наотрез отказался, говоря, что это грех. Что же ответил ему Стоян? А вот что: «умрем — все равно сгнием...». «Ваш Магомет вас заколдовал»: это слова, господа присяжные заседатели, палача безверия, палача невежества. В этих немногих словах заключается яркое объяснение настоящего дела и корень зла в будущем. Если в прежнее время народ наш был невежествен, зато он был крепок верой — правда, верой не в духа разума, а лишь в обрядовую сторону ее, но и та вера была для него благотворным, сдерживающим началом. Теперь невежество то же, но, увы, веры не стало, и соблазн растет. Сильно пошатнулись в народе сдерживающие начала. Дело суда — дело хирурга: если отдельный орган поражен такою злокачественною болезнью, что излечить его невозможно, то необходимо совсем отнять его; что же касается устранения тех социальных причин, которые благоприятствуют появлению подобных злокачественных преступлений, то эта задача лежит на иных, общественно-государственных учреждениях, обязанных к поднятию и укреплению религиозного чувства в народе и возможно широкому развитию света и просвещения.

...

Итак два преступления подлежат вашему обсуждению — святотатство и вооруженная кража 365 руб. Юридическая природа этих преступлений совершенно различная. Так, для понятия о краже необходимы — рыночная ценность вещи и корыстная цель преступника, для святотатства же —похищение из церкви или из церковной ризницы священных предметов, к которым закон относит иконы, с окладами и украшениями на них, причем взлом церковных дверей считается обстоятельством особо увеличивающим ответственность подсудимых.

...

Подсудимый Стоян сказал уже Вам, какое ожидает его наказание за святотатство. Он правду сказал. Да и как не облагать подобные преступления тяжелым уголовным наказанием! Ведь святотатством наносится одно из тягчайших оскорблений самому святому чувству верующих.

Что из собора Казанского женского монастыря действительно похищены иконы в драгоценных окладах — чудотворные Казанской Божией Матери и Спасителя, и похищены из свечных ящиков деньги, в сумме 365 руб., это несомненно; несомненно также и то, что преступления эти совершены по уговору нескольких лиц, имевших при себе орудие, и со взломом замков у наружных дверей храма и у свечных ящиков. Все это ясно до очевидности и не требует с моей стороны никаких разъяснений. Преступления эти совершены с необыкновенной ловкостью и быстротой, что указывает на то, что преступниками были люди высшей воровской школы, с громадным опытом в этом деле. Момент для кражи был выбран ими самый — насколько возможно — удобный: 25, 26, 27 и 28 июня, по случаю приноса в город иконы Смоленской Божией Матери в монастыре были продолжительные, праздничные служения; ночью на 27 число икону носили по келиям монахинь, в то же время случились похороны монахини. К 28-му июня икона Смоленской Божией Матери была унесена из монастыря. В половине десятого часа вечера того же числа окончилось в монастыре всенощное бдение, а в десять часов были заперты монастырские ворота и утомленные монахини заснули коротким, но крепким сном, которым так зло воспользовались хищники. Подготовка для совершения этих преступлений сделана ими всесторонняя: не только был сделан особый инструмент для бесшумного снятия больших замков с церковных дверей и предусмотрен свободный выход из запертого монастыря, но, как мы увидим дальше, преступниками был привлечен на свою сторону и старый сторож церковного храма Захаров.

До половины первого часа ночи храм был неприкосновенен, а в четверть третьего часа утра обнаружилось ужасное преступление. В этот короткий промежуток времени хищники успели побывать в храме, сделали свое, недостойное облика человеческого, дело и скрылись бесследно. Век бы их искали и не нашли.

Особому чуду Казанской Божией Матери мы должны приписать раскрытие этого дела, но не тем или другим действиям властей. Вы слышали показание свидетеля полицеймейстера Панфилова. Все было сделано, что было в силах ума и энергии человеческой. Число заподозренных росло, некоторые из них были арестованы, а один даже признан за похитителя сторожем Захаровым; путем публикации в газетах полицеймейстер просил всех честных людей оказать ему содействие в раскрытии преступников. Многие на этот призыв откликнулись, но в результате росла одна путаница: «сбились, никаких следов нет», — говорит полицеймейстер Вольману. А между тем, Максимовы, Вичуги, Поляки, Циммерлинги и другие молчали; они спокойно оставались у себя дома и посмеивались над неверными сообщениями в газетах об обстоятельствах совершенного святотатства.

Только один смотритель Александровского ремесленного училища Вольман испытывал сильное душевное волнение. С утра 29 июня, как только разнеслась по городу весть о совершенном в монастыре святотатстве, какой-то внутренний голос сказал ему, да не совершено ли это преступление при помощи тех разжимных щипцов, которые 22 июня заказаны были у него в училище ювелиром Максимовым, яко бы для расширения золотых колец? Сначала мысль об этом он старался удалить от себя и рассеять в беседах с другими всякое сомнение относительно ювелира Максимова; но сердце не давало покоя и все тот же внутренний голос твердил ему, чтобы он шел и заявил власти о разжимных щипцах. Под влиянием этого особого внушения сердца, или, как здесь сказал свидетель, таков, видно, был Промысл Божий, он 2 июля заявил о щипцах. Этого было достаточно, чтобы вся и все сразу обнаружилось и никто из главных преступников не скрылся, хотя в то время один из них Комов был уже за 1000 верст от Казани, а Стоян и Кучерова подплывали к Нижнему. Так просто и так верно указан был начальный конец нити в запутанном до этого момента клубке. Разве бы то же было, если бы кто-нибудь заявил о продаже Максимовым жемчуга? Конечно, нет. Максимов сказал бы, что купил жемчуг у неизвестного человека и с барышом перепродал; что при покупке ему в голову не пришло, что жемчуг этот мог быть с похищенных икон, признает, что он поступил легкомысленно, но прикосновенным лицом к этому делу не был. Щипцами же Максимов поставлен был в безвыходное положение, ему оставалось одно из двух: или самому становиться во главе преступного предприятия или выдать действительного виновника. Это последнее он и сделал.

Так власти дошли до воровского гнезда подсудимого Стояна, проживавшего в Казани с августа 1903 г. по подложному паспорту. Его не застали: он с Кучеровой успел выехать в Нижний, дома были подсудимая Шиллинг и девятилетняя Евгения. В течение нескольких дней в квартире Стояна был произведен тщательный обыск, результаты которого увенчались успехами. Здесь, на столе перед Вами, лежат изрезанные на куски ризы, несомненно, с икон Казанской Божией Матери и Спасителя, жемчуг, драгоценные камни и другие украшения с тех же святых икон, частью отобранные у евреев-скупщиков и найденные в поду печи и ножках стола в квартире подсудимого Стояна. Это через 5?-6 дней после совершенного в Богородицком женском монастыре святотатства. Неужели у кого-нибудь может явиться сомнение, что щипцы раскрыли самые тайники воровского гнезда, и что подсудимый Стоян есть тот именно главный вор, которого надо было держать? Неужели кто-нибудь может поверить данному здесь объяснению Стояна, что ризы с икон и драгоценные с них украшения он купил у Максимова в два приема за 1000 руб. с чем-то? Да если Максимов был похитителем и затруднялся в сбыте жемчуга и драгоценных камней, то он, как ювелир, не отдал бы Стояну за ничто ризу червонного золота, а сам расплавил бы ее в слитки. Подсудимый Стоян говорил, что он с 14?-15-ти лет стал заниматься карманными кражами. Впоследствии занятие это ему показалось наглым, так как требовало прямо смотреть в глаза тому, кому он в то же время руку запускал в карман. Он остановился на другом, более, по его словам, честном занятии, — сбыте воровских вещей, для чего имел свои притоны. В Казани этим делом он не занимался до 29 июня, когда Максимов впервые предложил ему купить у него ризы и ценности с икон, похищенных в Казанском женском монастыре. Невольно возникают вопросы: зачем же, для какой цели подсудимый Стоян жил в Казани с августа 1903 г., и чем объяснить, что с 1904 г. он здесь, в Казани, значительное количество жемчуга заложил в частном ломбарде, продавал через Максимова, татарина Якупова и друг. лиц? Зачем он заложил здесь ризу с иконы Знамения Божией Матери, похищенной из церкви в Рязани? Ведь он, по его словам, скупщик, а все данные говорят за то, что он церковный вор: постоянно куда-то ездил, возвращался с жемчугом, драгоценными камнями, ризами с икон и здесь сбывал их. Кража святых икон из Казанского монастыря и денег — это его дело и сподвижника его, подсудимого Комова. 22 июня он телеграммой немедленно вызывал Комова в Казань и в тот же день заказал через Максимова разжимные щипцы. С устройством и действием этих щипцов вы достаточно ознакомлены. Для вас должно быть вполне ясно, что только в руках с этими щипцами преступник мог снять замок с церковных дверей, и скоро и решительно, без всякого шума. Последние три дня перед кражею подсудимый Стоян производил усиленные рекогносцировки монастыря, изучая в обстановке и в порядке монастырской жизни все до мельчайших подробностей. Подсудимый Стоян оставил свой след и в саду Попрядухина, т. е. на том пути, по которому преступники скрылись из монастыря, — это несколько листиков отрывного календаря, того же издания, формата и достоинства, как и оказавшийся без найденных листиков календарь в квартире у Стояна. Конечно, это могла быть одна случайность, но, при наличности других улик, мы не могли умолчать об этом обстоятельстве и позволили себе прямо отнести его к следам Стояна. Сожительницы его, подсудимые Шиллинг и Кучерова, показывали, что подсудимый Стоян в ночь кражи куда-то уходил вместе с подсудимым Комовым, и на рассвете вернувшись с ним, что-то колол, а потом жег в железной печке, которая стояла в кухне. Впоследствии Шиллинг прямо показала, что Стоян жег иконы и говорила своей дочери (подсудимой Кучеровой): «детка, мы пропали». Бывший же приятель Стояна, подсудимый Максимов, показал, что Стоян говорил ему, что кражу икон совершил вдвоем, что иконы порубил, а подсудимая Шиллинг жгла их и при этом плакала.

При исследовании обгорелых остатков, взятых из железной печки, в них кроме петель, несомненно от чудотворной иконы Казанской Божией Матери, вы сами изволили видеть куски бархата и тесьмы, а также слюды и разной величины кусочки грунтовки с позолотой. Как ни тяжело, как ни безотрадно, но надо признать, что иконы сожжены. Если бы преступник хотел воспользоваться самой иконой, то он не стал бы срывать с нее бархат, которым она, за исключением лика, вся была зашита. Да и времени у преступников не было бы для сбыта икон — они были задержаны, как говорится, по горячим следам. На вопрос о том, где святые иконы, подсудимые теперь упорно молчат и молчат, как мне кажется, потому, что у них не хватает духу, не смотря на всю их дерзость, открыто, в присутствии всех сказать, что святые иконы ими сожжены.

...

Вина подсудимого Комова в соучастии с подсудимым Стояном в совершении святотатства и кражи денег из церкви в Казанском женском монастыре для меня не подлежит никакому сомнению. 22 июня подсудимым Стояном заказаны щипцы для совершения рассматриваемого нами преступления и 22-го же июня подсудимый Комов телеграммой немедленно вызван из Обоянского уезда в Казань. Это не случайность. Форма телеграммы и то, что Комов раньше этого сидел в одной тюрьме с Кучеровой, свидетельствуют об особых, дружеских связях с подсудимым Стояном. Последний кроме того говорил здесь, что вскоре после его побега из Самары он виделся с Комовым и приглашал его в Казань на день встречи здесь иконы Смоленской Божией Матери для карманных краж.

Что же это значит? Подсудимый Стоян только что сказал нам, что он перестал заниматься карманными кражами, подыскав для себя другое, более «честное» хищение, а теперь опять говорит, что он вызывал Комова для карманных краж? Но как бы там ни было, подсудимый Комов 25 июня был здесь, в Казани, 25 июня его видел в квартире Стояна свидетель Шевлягин, которому показалось, что подсудимый Стоян принимал меры к тому, чтобы Шевлягин не рассмотрел Комова. Точно установлено, что подсудимый Комов выехал от Стояна в 8-м часу утра 30 июня, т. е. на другой день после совершения кражи. Из г. Обояни он выехал в свою деревню на ямской подводе, в две лошади, но за шесть верст до деревни лошадей отпустил и домой пришел пешком. Очевидно, так нужно было сделать, чтобы не обратить особого внимания на себя однодеревенцев, а может быть, и для того, чтобы по дороге, вблизи деревни, припрятать бывшия у него ценности. В этот именно приезд домой подсудимый Комов подарил своей жене золотой медальон, который она повесила на крест и носила на шее. Медальон этот оказался одним из подвесков, бывших на чудотворной иконе Казанской Божией Матери. Когда власти явились в дом к Комову для производства у него обыска, то он пытался скрыться и в это время передал одному из своих родственников около 600 руб. Этот медальон, чудесно сохранившийся у подсудимого Комова, и 600 руб. откуда, как не из соборного храма Казанского женского монастыря?

Подсудимый Комов признает, что перед праздником Петрова дня он приезжал в Казань и жил в квартире подсудимого Стояна, но в краже монастырской не участвовал, что медальон получил в подарок от Стояна, а деньги приобрел путем карманных краж во время встречи иконы Смоленской Божией Матери. Выходит так, что, когда подсудимый Стоян ходил на кражу в монастырь, подсудимый Комов один скучал у него в квартире, а когда Комов шнырял в толпе, вылавливая из карманов кошельки с деньгами, Стоян ожидал его дома с рассказами. Это не похоже ни на того, ни на другого из обвиняемых; и зачем тогда Стоян выписывал Комова? Ведь он не делился с ним своим заработком от карманных краж; а ему же Стоян подарил еще золотой медальон. За что же это? Да я не могу себе и представить, чтобы подсудимый Комов во время крестного хода мог вытащить из карманов более 600 руб. Да ведь для этого нужно было вывернуть не один десяток карманов и то едва ли наберешь такую сумму. Вы знаете, что в этом ходу бывают по преимуществу крестьяне, а состоятельные люди берут с собою мелкие деньги. На вопрос господина председателя суда, хорошо ли он работал в толпе при встрече иконы Смоленской Божией Матери, подсудимый Комов ответил: «плохо». Я допускаю, что 26 июня подсудимый Комов совершил несколько карманных краж, чтобы не сидеть при случае без дела, но главная цель, для чего он был вызван в Казань, это совершение кражи в монастыре, была им выполнена с Стояном, после чего он немедленно и выехал отсюда с деньгами и вещами. Комов, как вы слышали, ведет такую же жизнь, как и подсудимый Стоян, он часто разъезжает по разным местам и возвращается домой с деньгами. Это сколок с подсудимого Стояна, вор на все руки.

Стоян и Комов вдвоем совершили кражу из Казанского монастыря, но ни приступить к этому делу, ни выполнить его без участия остальных подсудимых они не могли. Первое в этом отношении положение занимают подсудимые Кучерова и Шиллинг. Чтобы понять значение их в стояновской преступной эпопее, надо прежде всего уяснить себе смысл организации летучего воровского гнезда Стояна. Что такое подсудимый Стоян, как человек, вы уже слышали, он не знал никакого Бога, кроме личной его особы, для него не было ничего святого в жизни; но этого мало, у него нет ни родины, ни отца с матерью, хотя и та и другие в действительности существуют. В письме от 31-го января 1904 г., оглашенном перед Вами, Стоян пишет родителям, что хотя он и сын их, но не ихний, потому что никогда не может быть у них. Однако, в том же письме просит назвать ему тех лиц, которые именем его колют им глаза, —что он приедет расправиться с ними; просит писать ему через брата Игнатия, а свой адрес указывает так «под открытым небом попадает по всему свету бесфамильному». В письме от 2 мая 1903 г. брат Стояна Игнатий предупреждает его от поездки в г. Александровск, где у родных искали адреса его.

Все это в связи с тем, что вы уже слышали о подсудимом Стояне, достаточно говорит за то, что он не со вчерашнего дня занимается тем делом, за которое мы его судим, а много раньше. И сам подсудимый Стоян этого не отрицает. Он говорил здесь, что родитель следил за ним, не как добрый отец за детьми, что он был очень жесток к нему. 10 лет родитель отдал его за 25 руб. в подпаски к одному помещику — показалось тяжело; угли заставил валить — тоже было тяжело; наконец, отдали его в кузницу, где ему было совсем не под силу и где он мог испортиться. 15-ти лет он ушел от отца и пустился в карманные кражи. Вот, сказал подсудимый, если бы ему дали образование, он мог бы теперь занимать выдающееся служебное положение. Смею думать, что раз у подсудимого Стояна есть родители, есть дом и сельское хозяйство, он не может переносить с себя ответственность за преступное, внезаконное состояние на отца и среду, из которой вышел. 100 миллионов русского народа при тех же, а иногда и худших, чем он, условиях живут честною трудовою жизнью. Отец делал для Стояна, что мог, чтобы поставить его на трудовую жизнь; не он его выгнал из дому, а Стоян сам бежал из трудового родительского дома, ища на воле легкой, беспутной жизни. Глубоко неправ подсудимый перед своим отцом, обвиняя его здесь в жестокостях и побоях, и возмутительно лжив, говоря про своего отца, что он будто бы сгубил его. Вспомните письмо Стояна к отцу его от 31 января 1904 года. В общем, письмо это очень теплое, хотя шло от человека, сказавшего про себя, что у него «жестокое сердце». Разве мог такой человек нежно относиться к тому, кто сгубил его жизнь? Разве он мог заботиться о спокойствии такого человека и мстить тем, кто этому человеку колол глаза его (Стояна) именем? Если бы отец Стояна был злой, не добрый старик, то Стоян не просил бы его, на случай беды с ним, принять к себе в дом, как его самого, сожительницу свою «Пашу» (Кучерову).

Но избрав родом своей деятельности преступления против чужой собственности и святотатства, зачем подсудимый Стоян обременял себя таким балластом, как подсудимые Кучерова и Шиллинг и девочка 8?-?9 лет Евгения? Затем, чтобы его беспутный корабль не был выброшен волнами житейского моря, чтобы он прошел по ним спокойно и твердо... Вести преступную жизнь и занимать одиночную квартиру более чем рискованно. Скрытный и странный образ жизни такого господина и в пути, и в селении невольно обратит на себя внимание других, к нему станут присматриваться сначала частные лица, а потом и власти, все станут следить за ним и, при таких условиях, скоро сползет с его лица маска господина и обнаружит хищника. Это отлично понимал подсудимый Стоян и, во избежание поимки его, сам устроил ловушку обществу, поставив себя в семейную облицовку. «Я старался жить, — говорит он, — под видом благочестия». Такова, по-видимому, новая форма современной воровской организации. Жену у подсудимого Стояна изображала Кучерова, дочь их — девочка Евгения, бабушку-тещу Шиллинг. Мальчика им еще не хватало! — Одеть бы его в гимназический мундирчик, и тогда это семейное обличие еще более имело бы успокоительный вид. И мы слышали, что Кучерова пыталась украсть у своего мужа сына Костю, но отец не допустил до этого.

Замаскировав почтенной, семейной внешностью свое преступное гнездо, подсудимый Стоян свободно занялся своим ремеслом. Живя в Казани, он часто куда-то выезжал и возвращался с драгоценными камнями, жемчугом и ризами. Несомненно, что подручные, вроде Комова, у него были в разных местах Российской Империи. Нельзя же, в самом деле, сидя в г. Казани, выследить и одному совершить кражи и в Рязани, и в Ярославле и проч. городах. Заработок подсудимый Стоян имел весьма крупный, если, по отзыву некоторых лиц, за 10 месяцев в Казани он тысячи на четыре передал ювелиру Максимову только драгоценных камней для оправы и до 500 руб. заплатил Циммерлингу за свои костюмы. Что же, подсудимые Кучерова и Шиллинг не понимали, с кем, на чьи средства живут и зачем их Стоян держит при себе? Та улица в Казани, на которой Стоян жил последние три месяца, говорила, что Кучерова, должно быть, содержательница известного дома, а Стоян пароходный шулер. Жаль, что слух об этом не был услышан дальше, тогда, вероятно, мы не имели бы этого дела. Кто и что такое Стоян — об этом подсудимые Кучерова и Шиллинг прекрасно знали. Говоря на допросе у судебного следователя, что они догадывались, что Стоян ловкий вор, Шиллинг показала также, что она уверена, что кражи в монастыре совершены Стояном, а Кучерова — что прежде, до этого преступления, ей приходилось прятать в поду кухонной печи разные ценности, похищаемые тем же Стояном. Мало того, Кучерова и Шиллинг сознательно служили для Стояна и достойных его сотрудников ширмами, которым старались придать особую непроницаемость — привлечением к себе девочки Евгении, ложными уверениями Кучеровой о занятиях Стояна виноторговлей, а Шиллинг — устранением прислуги от парадного крыльца. Нанимая себе квартиру, они всегда имели в виду парадный выход на улицу. В какое бы время звонок ни раздался, всегда бежала отпирать двери старуха Шиллинг, не допуская до этого дела прислугу. Еще бы! Ведь тут можно встретиться и с пришлым вором, которого надо было скрыть, и с самим хозяином квартиры, нагруженным воровскими вещами, которые также надо было принять и скрыть. Если бы, господа присяжные заседатели, подсудимые Кучерова и Шиллинг были сколько-нибудь порядочными женщинами, еще не потерявшими совсем нравственной чувствительности, то при первом же знакомстве их со Стояном, они бежали бы от него без оглядки. «Куда?» — спросят нас, — ведь вы слышали от Кучеровой, что будто бы муж ее «убийца, разбойник», что ей со Стояном жилось лучше.

Подсудимые не жалеют черных красок ни для мужа, ни для отца, ни для матери, раз в этом они видят личную пользу. Но чем слушать их, лучше остановим наше внимание на том, что есть в действительности. Отец Стояна живет в деревне тяжелою, трудовою жизнью крестьянина, а муж Кучеровой в Мариуполе кормится также от своих трудов, имея столовую; подсудимые же Стоян, Кучерова и Шиллинг стоят перед вами на скамье подсудимых по обвинению первого из них в святотатстве и кражах, а последних в укрывательстве этих преступлений. Да, господа, подсудимые Кучерова и Шиллинг в преступной жизни Стояна всегда представляли собою ту скорлупу, в которой скрывались Стоян — вор и похищенные им вещи. В этой роли укрывательниц они поставлены перед Вами и по настоящему, как я уже сказал, делу.

Доказательства их вины заключаются в следующем. Подсудимые Стоян и Комов на их глазах ушли из дому и вернулись на рассвете 29 июня с похищенными св. иконами и ценностями; при них кололись иконы, а Шиллинг, по словам Максимова, и жгла их, хотя и со слезами; разборка и сортировка ценностей, которая требовала не мало времени, также происходила на их глазах. Свидетель Шевлягин удостоверил, что часа в 3 дня 29 июня (т. е. в день обнаружения кражи в монастыре) или на другой день (свидетель хорошо это не помнит), Максимов долго стучался в закрытое окно квартиры Стояна. Так как дверей долго не отпирали, то свидетель сам стал звонить и стучать ногами в ворота, после чего Стоян вышел и впустил к себе Максимова. Все были дома, никто не спал, девочка же Евгения бегала по двору. Почему же нельзя было открыть квартиры? Потому что в комнатах был полный развал ценностей, похищенных в женском монастыре; до уборки их нельзя было открыть окна и посмотреть, кто стучал — свой или чужой, потому что вслед за тем надо было отпирать квартиру. А как же при этом условии можно было открыть квартиру, если бы стучавшийся оказался чужим, посторонним для них лицом? Надо было употребить все меры к тому, чтобы поскорее все убрать, замести все следы. Я вам напомню, господа присяжные заседатели, что мелкий жемчуг, обрывки ниток из-под него, разные проволоки и обрывки украшений со св. икон были найдены при обыске?— и в печках?—?русской, голландской и железной, и у крыльца в траве, и в сору во дворе, и в кухне на полу, и в спальне на полу, и в котле с водой, и в чулане под лестницей. Все это не указывает ли на то, что следы преступления быстро заметались в несколько пар рук, когда всякий хватал то, что попадало ему под руку и тащил туда, куда знал. А если так, то эта работа не миновала рук Кучеровой и Шиллинг; не миновала их рук и закладка ценностей в поду русской печки — делом этим, по собственному признанию Кучеровой, она и раньше занималась. Воры даром денег никому не дают. Между тем, оказались зашитыми в разных местах носильного платья у Кучеровой 100 руб., у Шиллинг — 400 руб., кроме того, у Шиллинг же в кармане найдено около 70 руб. золотом и несколько ниток жемчуга. За что все это к ним попадало? За усердные труды их по укрывательству следов преступления святотатства.

Это одно дело. Ну а виновны ли подсудимые Кучерова и Шиллинг в укрывательстве вооруженного похищения денег из свечных ящиков в соборе женского монастыря? На этот вопрос я могу дать ответ только в виде догадки, в виде предположения, что, если Стоян и Комов рассказывали им о похищении денег и поделились с ними, тогда, да, они виноваты, но ставить к ним это обвинение на суде, за отсутствием доказательств, я не могу.

Господа присяжные заседатели! Задачу обвинения в отношении подсудимых Кучеровой и Шиллинг я считал бы невыполненною, если бы обошел молчанием эпизод в этом деле с девочкою Евгенией. Высокопочетная и ответственная обязанность обвинителя по настоящему делу на меня возложена тогда уже, когда дело, по определению судебной палаты, поступило в суд. Приступив к изучению этого дела и ознакомившись с показаниями свидетельницы, девочки Евгении, я, признаюсь, испытал сильное смущение. Мне жаль стало тех, кто так много расспрашивал этого жалкого ребенка и, откровенно говоря, с негодованием вспомнил о подсудимых Кучеровой и Шиллинг — родных матери и бабушке ребенка. Они нравственно растлили девочку Евгению. Имея жестокое сердце, забыв стыд и совесть, они своими руками отдали родное детище в объятия разврата и преступления. Страшно подумать, каким же настоящим и будущим они дарили это ни в чем не повинное и когда-то чистое существо! И не забудьте, господа, что все это делалось ими из личных побуждений.

Подсудимая Кучерова, порвав связь с прошедшим, не хотела знать будущего, ее занимало только настоящее, заключавшееся в том, чтобы тешить своего «Федичку», быть сытой и пышно одетой; смысл ее жизни можно выразить в немногих словах: день да ночь и сутки прочь. Подсудимая Шиллинг, мать Кучеровой, женщина совсем иного склада. Она из тех лиц, которые никогда в жизни своей ничем не были довольны, вечно ноют, жалуясь на справедливость других, плачутся, что никто не может их понять; они вечно мучают себя, постоянно входя в сделки со своею совестью, и все это от того, что душа у них алчная. Как Кучерова жила только настоящим, так Шилингь исключительно думала лишь об обеспечении себя на будущее время. Вот что могло заставить ее и жечь святые иконы, и плакать, и описывать Стояна перед следователем как выдающегося вора, и скрывать в своем платье на черный день для себя деньги и вещи, полученные ею от того же самого вора! Про эту женщину можно сказать, что она в одно и то же время хотела угодить Богу и мамоне.

Правда, подсудимая Шиллинг говорила, что она не жила у Стояна, а приезжала к нему навестить дочь и что оказавшиеся при ней деньги — ее трудовые. Но факт проживания ее в Казани у Стояна с августа 1903 г. вполне установлен; что же касается денег, то кто же из нас, господа, не знает, что трудовые деньги хранят хотя бы в сберегательной кассе. Воры же свои сбережения обыкновенно носят или в подошвах своей обуви, или же в разных местах носильного платья. Подсудимая Шиллинг здесь пояснила, что деньги она скопила в Царицыне. Несколько времени тому назад, Стоян (он тоже говорил об этом) будто бы открыл в Царицыне бакалейную лавку, по подложному паспорту. Муж сожительницы Стояна — Кучеров, узнал об этом и заявил полиции. Стоян должен был скрыться из Царицына. Кучерова некоторое время продолжала торговать, по тому же, конечно, виду Стояна, как его жена, затем передала торговое дело своей матери — Шиллинг, которая постепенно сокращала его и, наконец, совсем прекратила. Так вот, на этом деле Шиллинг, будто бы, и скопила запасные деньги. Это сказка. Если Кучеров спугнул Стояна с торгового дела, то ни одного дня не могла оставаться при этой торговле и Кучерова, жившая под видом жены Стояна, по одному с ним подложному паспорту и, следовательно, должна была бежать вместе с ним. Ясно, что никакой царицынской торговли у подсудимых не было, если они не могли представить о своем торговом деле справки из городской управы.

Теперь перейдем к подсудимому Максимову и посмотрим, в чем заключается его вина. Ювелир Максимов познакомился с подсудимым Стояном с осени 1903 г., когда Стоян стал давать ему заказы на разные ювелирные работы; драгоценные камни Стоян приносил сам или же вместе со своею сожительницею Кучеровой. За короткое время драгоценных камней было передано Максимову тысячи на четыре; чистый заработок Максимова от этих заказов достигал 200 руб. Скоро отношения заказчика с мастером сделались дружественными; Стоян почти ежедневно бывал у Максимова; последний также часто навещал Стояна; называли они друг друга «Федей» и «Колей». Дальше мы видим, что Максимов стал сбывать получаемый им от Стояна жемчуг большими партиями, но делал это совершенно скрытно, так что в мастерской его никто об этом ничего не знал. Максимов же сбывал квитанции ломбарда, по которым был заложен Стояном жемчуг и, между прочим, драгоценная риза с иконы Знамения Божией Матери, похищенная в марте сего года из одной церкви в г. Рязани.

Понимал ли Максимов тогда, с кем он в лице Стояна связался и чем для него был? Как же не понимать! Тот Стоян, виноторговец, имевший будто бы свои виноградники в Крыму, жил в Казани на выезде из города, в дрянной квартире; богатый человек, который, осыпав себя и свою сожительницу драгоценными камнями, сам постоянно искал денег и доставал их посредством заклада в ломбарде или сбыта частным лицам значительного количества жемчуга и драгоценных риз с икон; богатый торговый человек и не имеющий ни капитала, ни кредита, как здесь, так и на месте торговли, — явление ни с чем несообразное! И то, что Стоян взял для сбыта ценностей такого мелкого, безденежного мастера, как Максимов, и прятался за его спиной, а не продавал жемчуг сам, неужели тоже ни о чем не говорило Максимову?! Мы хорошо знаем одно, что жемчужные операции Максимов хранил в полном секрете. В этом положении, мы уверены, он оберегал себя от возможности возбуждения против него уголовного преследования, а не Стояна в его торговых интересах. Максимов ясно видел, что он в лице Стояна имеет дело не с торговцем виноград. вин, а, по меньшей мере, со сбытчиком жемчуга, драгоценных камней и риз, добываемых путем краж из храмов Божиих, и, желая на этом деле заработать, стал помогать Стояну.

По настоящему делу участие подсудимого Максимова еще резче, еще глубже. 22 июня, написав под диктовку Стояна телеграмму о немедленном приезде сюда Комова, он отправился затем в Александровское ремесленное училище и заказал там, по особому чертежу, разжимные щипцы, прося как можно скорее их приготовить и не торгуясь в цене. Там он говорил, что будто бы щипцы нужны ему для растяжки золотых колец. 23 июня он заходил в мастерскую училища и смотрел, так ли делают щипцы, а 25 июня получил их. Стоян нашел недостаток в щипцах — развод мал, надо было переменить винт и сделать щипцы посильнее. 28 июня, часа в 3 дня, Максимов принес щипцы для переделки в слесарную мастерскую Парфенова и просил мастера Казакова непременно исправить щипцы к 6-ти часам вечера, так как, сказал, «ночью нужно работать ими», что щипцы эти нужны для поднятия тяжести до 35 пудов и что куплены им в Москве за 5 руб. В 6 часов вечера, когда Максимов пришел за щипцами, они были переделаны, но не так — и это привело в ужас Максимова. «Что вы сделали!» — сказал он Казакову, и вместе с ним пошел в мастерскую опять переделывать щипцы. Около 9 часов вечера работа была окончена и Максимов унес щипцы.

Остановимся на этих действиях Максимова. Заказывая щипцы, он придумывает неподходящее для них назначение — разжим золотых колец; когда явилась надобность переделать щипцы, он идет для этого не туда, где их делали, а в другую мастерскую, — почему? Да потому, что переделка щипцов раскроет ложную выдумку его о приспособлении их для разжима золотых колец, может испортить все дело и выдать его; тогда как если бы он заказывал эти щипцы без преступной цели, не зная точно, зачем они нужны были Стояну, так бы он прямо и сказал, что делает щипцы по поручению другого лица, и для переделки обязательно принес бы их в то же Александровское училище. Но Максимов должен был искать другую мастерскую. Он пришел к Парфенову и там уже говорит, что щипцы эти нужны для поднятия 35 пуд. тяжести, что они московской работы (очевидно, боится, как бы о переделке их слухи не дошли до училища, или чтобы слесарь не послал его для переделки щипцов в училище), и просит непременно к вечеру приготовить щипцы — что ночью нужно работать ими... Вы знаете, господа, что ночь на 29 июня представлялась единственно возможною и удобною для совершения святотатственной кражи из Казанского женского монастыря. Всмотритесь в эти действия и слова подсудимого Максимова, — в них большими, прописными буквами изображено его старание облегчить подсудимому Стояну проникновение в Богородицкий Казанский собор для совершении святотатства и кражи денег из свечных ящиков. Максимов — это соумышленник Стояна, который заранее обещал содействовать ему, как в доставлении средств для совершения преступления, так и в сбыте похищенного. И в самом деле, господа присяжные заседатели, лишь только совершилось преступление, как мы видим Максимова идущим на квартиру к Стояну с фефками и плавильной лампой, — я имею в виду здесь показание свидетеля Шевлягина, который вместе с Максимовым стучался в квартиру Стояна.

Шевлягин сказал, что когда Максимов остался вдвоем со Стояном, то он, как свидетель заметил, проходя мимо окна: что-то стали развертывать на круглом перед диваном столе. Разложиться было с чем! Жемчуг и драгоценные камни надо было сортировать, а золото и серебро порезать на куски для сплава. На нескольких бумажках, в которые у Стояна был завернут отобранный жемчуг, похищенный из монастыря со святых икон, рукою Максимова были сделаны надписи о количестве и цене жемчуга. Значит, расценка жемчуга, действительно сделана была им, Максимовым. Ризы червонного золота с иконы Богоматери и серебряная с иконы Спасителя найдены, как вы видите, разрезанными на куски. Разрезаны они, по отзыву экспертов, рукой опытного мастера; такая правильная резка металла требует от руки продолжительного навыка. Поэтому и эту работу над святыми ризами надо отнести к рукам Максимова. Подсудимый Стоян, хотя и покупал зимою ножницы для резки металла, но, очевидно, сам не умел ими пользоваться, чем следует объяснить и то, что похищенную в марте 1904 г. ризу в Рязани он не пытался переплавить в слитки, а прямо заложил ее в ломбарде. Не ограничиваясь всем этим, Максимов, среди всеобщего уныния пораженных похищением чудотворной иконы Казанской Божией Матери, со спокойным видом сбывал евреям снятый с пречистого образа жемчуг! К этому нечего еще прибавить для полноты обвинения подсудимого Максимова в пособничестве.

Теперь мы должны остановиться на вопросе о том, был ли Максимов на самом месте преступления и принимал ли в нем участие. Мое мнение, что он на месте преступления не был. Преступления совершены двумя лицами, вполне освоившимися с техникою этого дела, — Стояном и Комовым. Если резка риз требовала мастера, опытной руки, то настоящая ловкая кража, ее успех находился еще в большей зависимости от искусства и ловкости воров. Подсудимый Стоян, щадя себя, должен быть идти на эту кражу не с новичком, каким представляется Максимов, а с таким же ловким, испытанным, как и он сам, в делах кражи лицом. Таким был Комов, которого для этого Стоян и вызвал сюда по телеграфу. С другой стороны, нельзя не принять во внимание и того, что Максимов, прежде чем сделался мастером, прошел тяжелую школу обучения своему ремеслу. Эта школа вывела его на дорогу честного труда, сделала его семьянином; Максимов открыл на Университетской улице свой магазин.

Он не мог иметь желания сойти с этой дороги, как по самолюбию, так и потому, что она вполне его обеспечивала, давая возможность ежедневно зарабатывать до 5 рублей. От такого положения в обществе ходить по ночам и заниматься кражами равносильно было бы тому, как если бы кто, зная о действии закона тяжести на все земные тела, стал выходить гулять из 4-го этажа не через устроенный выход, а прямо из окна. Но вокруг себя, в обществе, подсудимый Максимов видел большой соблазн. Он знал, что и ломбарды, и разные торговцы без зазрения совести принимают воровские вещи и от этого только богатеют. Ювелирная школа, которая сделала для Максимова одно доброе дело, научив его труду, не раскрыла сердца его для любви к Богу и не дала ему уважения к обществу. Такая школа оказалась бессильною остановить Максимова перед соблазном легкой наживы. Легкомысленная и безбожная голова его твердила одну мысль —лишь бы самому не воровать, но почему не взять, хотя и святотатственные ценности, которые как бы сами шли к нему в руки; не он, так другой возьмет, надо пользоваться случаем. И на этом скользком пути Максимов ушел много дальше и глубже того места, которое имел в виду. Он не только сбывал похищенное, но и содействовал ворам доставлением средств к совершению самого преступления. С ним случилось то же, что бывает с тем, кто, не желая становиться в оглобли и везти по грязной дороге тяжелый воз, идет с боку по сухой, но узкой и извилистой тропе, постоянно указывая, куда повернуть, как подхватить воз и, наконец, незаметно для себя, сползает в самую гущу грязной дороги и подпирает воз сзади. За этот свой труд подсудимый Максимов должен получить ту же награду, какая ожидает и передовых возниц.

...

За мною остается еще один обвиняемый — бывший монастырский сторож Захаров. Он стоит одиноко, как бы в стороне от всех. Против него нет ни поличного, ни свидетелей. Он никого из обвиняемых не оговаривает, и его никто не трогает. По-видимому, он ни причем. Таково положение в этом деле Захарова на первый взгляд. Но чем больше вдумываешься в обстановку дела, тем яснее видишь Захарова на видном месте. Самым важным, уличающим его обстоятельством является его же показание и отсутствие на нем, Захарове, и платье его каких-либо следов насилия. Захаров в ночь на 29 июня пережил такое страшное событие, которое должно было запечатлеться в нем до гробовой доски в самых ярких чертах. Рассказ об этом событии Захаров должен быть верен себе, по крайней мере, в существенных частях, сколько бы раз он ни повторил его.

Между тем, что мы видим? Три разных рассказа подсудимого Захарова! По одному рассказу: расставшись в четверть первого часа ночи с послушницею Марией, как только она прошла в больницу, Захаров пошел к себе в сторожку переобуться и, не доходя до веревки, привязанной от колокола к углу палисадника при соборе, услыхал царапанье у западных дверей собора. Повернулся к этим дверям и, подходя ближе, увидал четверых мужчин. Едва успел сказать: «ах, батюшки!», как двое из них подскочили к нему и, шепотом говоря: «будешь кричать?» грозили убить — один револьвером, другой ножом, причем первый из злоумышленников одной рукой сжимал ему рот, другой с ножом схватил его за глотку и скрутил ему назад руки. В таком положении злоумышленники подвели его к подвалу и столкнули туда. Он пытался приподнять двери и закричал «караул», но в щель между створками двери ему пригрозили ножом; он подошел к отдушине в подвале и вскрикнул еще раз «караул», но ему опять пригрозили тем же ножом. Тогда он перестал кричать и сидел смирно до тех пор, пока не прошел мимо подвала какой-то мужчина (по-видимому, похититель, уходивший из собора) и не показалась во дворе монастыря послушница Татьяна.

Прежде всего, из этого показания Захарова следует, что воры подошли к дверям соборного храма еще в то время, когда Захаров беседовал с послушницею Марией и при их проходе мимо собора приступили уже к взлому замков. Это ни с чем несообразно! Воры должны быть безумные люди, совсем непохожие на этих обвиняемых. Вы видели, как долго и внимательно они изучали монастырские порядки, какие приготовили инструменты для бесшумного снятия замков, как приготовили себе беспрепятственный выход из монастыря. И если эта сторона дела обставлена была ими с такою осторожностью, то мыслимо ли допустить, чтобы они, пробравшись в монастырь, прямо и приступили к взлому дверей собора, не осмотревшись, нет ли кого во дворе, и где сторож? Итак, рассказ Захарова о появлении в монастыре воров не согласен с действительностью и немыслим в действительности.

Также неправдоподобно, невероятно и его положение при встрече с ворами. Он услышал царапанье у церковных дверей, когда был, по словам послушницы Марии, шагах в двух за колокольной веревкой. Проходя назад, мимо этой веревки, и увидав четырех мужчин, он имел полную возможность и ударить в колокол, и кричать, и убежать от воров. Увидать на площадке царапающихся у дверей собора, среди глубокой ночи, в запертом женском монастыре четырех мужчин, это то же, что увидать ночью начинающийся в жилом доме пожар. В этот момент люди, обыкновенно, опрометью кидаются и кричат во все горло, а не отделываются одной фразой: «ах, батюшки», и потом ждут, пока к ним подойдут и свяжут их. Городовой, который для примера показывал, как могли злоумышленники зажимать рот Захарову, содрал у него кожу на носу; злоумышленники же, бывшие при встрече со сторожем между смертью и жизнью и делавшие схватку близкою к задушению сторожа, не оставили на нем ни малейших следов насилия.

Как это объяснить? Падая от толчка в темный, глубокий подвал, если Захаров мог не получить тех или других повреждений, то он не мог, как это показал опыт, не перепачкать красным кирпичом бывшее на нем платье. А платье, в момент обнаружения преступления, действительно, было на стороже чистое, не запачканное кирпичом. Удивительно наивные были воры! Спустив сторожа в подвал и еще раз погрозив ему ножом в отдушину подвала, они все затем ушли, занявшись своим преступным делом в соборе. Как все это похоже на усмирение простой нянькой крикливого ребенка; ей лишний раз крик этот не страшен, а только надоедлив, погрозила розгой и ушла, опять закричал — опять погрозила.

Господа! Ведь двери подвала были приперты щепочкой. Разве можно было быть уверенным, что сторож не откроет их? Разве можно было знать, что сторож не закричит еще и еще? А ведь, всякий новый крик — удар молотом среди четерехсот монахинь, заснувших коротким сном, у которых большею частью и окна были открыты. Нет, не могли воры оставить в таком положении сторожа!

В другом рассказе сторож говорит, что он, увидал злоумышленников, подойдя к ним вплотную; они понесли его и бросили в подвал; находясь там около часу, он все время слышал над собою шорох. Стало быть, один из злоумышленников все время, пока совершалось преступление, сидел над ним.

В третьем рассказе, слышанном нами здесь после осмотра монастыря, сторож передал, что, расставшись с послушницей Марией, он не пошел в дворницкую, а присел на южной паперти собора; через полчаса поднялся, пошел в дворницкую и в это время услыхал царапанье у западных дверей. Когда подошел к паперти и остановился перед дверями, то увидал злоумышленников, которые быстро спустились к нему и пригрозили смертью... Как Вы видите, во втором и третьем рассказах Захарова им внесены были существенные поправки: приставлен особый стражник к нему и дано время для выхода воров к собору уже после того, когда он, Захаров, расстался с послушницей Марией.

Однако и эти поправки нисколько не изменяют, в существе дела, немыслимое в действительности поведение воров. Те, которые шли на это преступление, Стоян и Комов, прежде всего должны были подумать над устранением сторожа, этого живого, всестороннего и сложного замка. Хлопоты предстояли немалые, из которых выход возможен был двоякий: или бесшумно снять сторожа с его поста, т. е. убить его, или же войти с ним в соглашение. Казанский собор стоит в центре небольшого круга, сжатого со всех сторон корпусами с келиями монахинь, числом до 400 человек. По случаю жаркого времени, окна в келиях могли быть открыты. Убийство сторожа без крика, без шума и даже без борьбы с ним едва ли могло быть совершено; малейший же шум при указанных условиях выдал бы преступников и, таким образом, их цель?— святотатственная кража не была бы достигнута. Оставалось войти со сторожем в соглашение, что не представляло особого труда потому, во-первых, что Захаров был единственным, бессменным при соборе сторожем — монахини не дежурили ночью при иконе, и во-вторых жалованье он получал 3 руб. 50 коп. в месяц, был недоволен, жаловался на недостаток денег. Захаров, по отзыву о нем, дрянной старик, любил выпивать и имел женщину, которая приходила к нему после 1-го числа, когда в монастыре выдавали жалованье.

Только при соглашении Захарова с ворами и возможно объяснить такие факты, как появление воров у западных дверей собора вслед затем, как послушница Мария вошла с монастырского двора в больницу; во время прогулки этой послушницы небывалый раньше продолжительный разговор с нею Захарова, которым он, очевидно, давал понять ворам, бывшим уже в монастыре, что нельзя выходить из засады; нахождение доски сторожа в створке взломанных дверей и на той же паперти — его колотушки, неосторожно забытых им на месте преступленья; наконец, ложность утверждения Захарова, что воров было четверо, тогда как преступление совершено двумя; признание им за вора одного из лиц, совершенно непричастных к делу, и непризнание подсудимого Стояна за лицо, сколько-нибудь ему известное, хотя он за несколько дней до преступления видел его в монастыре и, по требованию монахинь, выводил его из монастыря. Вот соображения, господа присяжные заседатели, которые приводят меня к убеждению, что сторож Захаров был необходимым пособником ворам в их преступном деле. Только через труп его они могли пытаться пройти в храм; но они беспрепятственно осуществили свое злое дело; сторож цел и совершенно невредим. При участии сторожа не надо было четырех воров. Они шли в монастырь не воевать, а воровать, с содействием сторожа. Да и не взял бы подсудимый Стоян с собою таких трусливых, невооруженных воров, которые, при виде этого старика, бросились от него в сторону. Захаров все время говорит, что только двое воров грозили его жизни, а двое других отскочили от него и держались в стороне.

Но вот вопрос: зачем, на какое преступление сторож Захаров впустил воров в соборный храм, т. е. для похищения ли чудотворной иконы Казанской Божьей Матери, или же только для кражи денег из свечного ящика? Я думаю, что мысль о святотатственной краже иконы и этого старика привела бы в ужас. Пусть он плохой человек! Но он годами ходил около этой великой святыни, ежедневно видел сотни лиц, со святым благоговением молившихся пред пречистым образом Богоматери, и сам, конечно, крестился. А тут, вдруг, будет содействовать ворам похитить этот святой образ, украшенный семидесятитысячною ризой!? Невозможно этого допустить! Какое же тогда воры должны были дать сторожу вознаграждение? Очень большое! Ведь он понимал ценность украшений на ризе святой иконы.

Но ему тысячи и не были нужны, он не знал бы, что с ними и делать. Ему нужно было несколько лишних рублей к тому содержанию, которое он получал. За это сравнительно ничтожное вознаграждение Захаров мог впустить воров в церковь для кражи денег из свечного ящика. Неприкосновенность соборной казны в этом отношении была уже нарушена. Одним из причта были похищены церковные деньги. А примеры эти для таких подсудимых, как Захаров, очень соблазнительны. Так, я думаю, что Захаров вошел в соглашение с ворами только относительно похищения денег из свечных ящиков. В этом меня еще более убедило показание священника о. Нефедьева. Он показал, что, в день обнаружения преступления, сторож Захаров, рассказывая кому-то об этом происшествии, между прочим, выразился: «если бы я знал, лучше бы я умер». По-моему, смысл этой фразы тот, что сторож знал о намерении похитителей взять только деньги, а в противном случае — не допустил бы воров, хотя бы это стоило ему жизни. Нельзя же давать приведенной фразе такое толкование, что Захаров, совершенно не зная воров и их намерений, тем не менее, не мешал им проникнуть в храм, предполагая, что они, кроме денег, ничего не возьмут. Да что же он, после этого, совсем малое дитя! Но и в этом случае он будет виноват в попустительстве.

Я кончил, господа присяжные заседатели. Подсудимые не верят мне, что они виноваты. Скажите Вы им об этом. Вашему авторитетному голосу они поверят и, быть может, поймут, в какое положение они поставили себя к обществу и кем стали перед тем Богом, именем Которого при святом крещении получили самую жизнь.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции