Гумер Усманов: «У нас в республике жизнь ключом била... Как нефть!»

Гумер Усманов

«ТАК ВЫ И ЕСТЬ ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ПРАВИТЕЛЬСТВА?»

«Ничто так не сближает людей, как баня и больница, — рассказывает об истории появления своего интервью с Гумером Усмановым Николай Сорокин, работавший многие годы собственным корреспондентом ТАСС в республике. — Там все равны. Судьба свела нас, бывшего секретаря ЦК КПСС Гумера Исмагиловича Усманова и рядового журналиста, в одной клинике, в соседних палатах. Времени было достаточно, и мы коротали его в беседах, воспоминаниях...»

Декабрь 1966 года. В приемной Екатерины Фурцевой, министра культуры СССР, полно приезжих.

— Товарищ Усманов, заходите, — командует стальной голос секретарши. Гумер Исмагилович несколько растерянно останавливается в дверях, обитых кожей. В дальнем углу кабинета замечает он женщину в голубом костюме.

— Подождите, молодой человек, я жду председателя правительства Татарстана, — останавливает она Усманова своим бархатным голосом.

Усманов топчется на полпути, а потом, сообразив, говорит:

— Мы с вами созванивались... Я из Казани, Усманов.

— Так вы и есть председатель правительства Татарстана?

— Да-да...

Екатерина Алексеевна заливается девичьим смехом, с интересом осматривает Усманова. А ему не до смеха, привела его в Первопрестольную большая нужда. Татарстан бьет рекорды по добыче нефти. Скоро будет новый рекорд — 100 миллионов тонн нефти за год.

В Альметьевске прошло всесоюзное совещание с участием председателя Госплана Николая Константиновича Байбакова. Потом состоялся концерт. Историк Булат Султанбеков рассказал корреспонденту «БИЗНЕС Online», что после него министр культуры республики Булат Гизатуллин обратился к премьеру Усманову чуть ли не с упреком:

— Как будем отмечать праздник нефтяников? Опять с татарской гармошкой?

«Вот тогда и зародилась идея о собственном симфоническом оркестре, — читаем в газете «Республика Татарстан. — Усманов (в свои 34 года он тогда действительно был самым молодым в СССР руководителем регионального правительства) позвонил в Москву министру культуры России Кузнецову, который поддержал просьбу татарстанцев, но признался, что это не в его компетенции, и посоветовал обратиться к Фурцевой. Екатерине Алексеевне тоже понравилась идея. Нажала клавишу громкоговорителя:

— Послушайте, тут нужно помочь хорошему региону — просят создать симфонический оркестр. Сможем найти смету?

Екатерина Фурцева

Получив утвердительный ответ, начали согласовывать штат.

— Вам нужен хороший дирижер, — говорит Фурцева. — Есть один — Натан Рахлин, живет в Киеве, вряд ли переедет. Хотя он сейчас в ссоре с руководством Украины. Сумеете создать ему условия?

— Условия создадим — нет вопросов! — оживляется Усманов.

Фурцева также помогла раздобыть лучший американский рояль «Стенвей».

Через месяц Натан Рахлин переехал в Казань. Вначале у них не ладилось с Назибом Жигановым. Но великие люди выше мелких ссор, вскоре их отношения вылились в творческую дружбу: опытный дирижер дал путевку многим произведениям композитора в российское и мировое искусство...».

Усманов никогда не считал развитие культуры в республике вопросом второго плана. «Мы построили в те годы концертный зал Казанской консерватории. На берегу озера Кабан поставили новое здание Татарского театра имени Камала. Популярный у казанцев Дворец спорта и Дворец культуры химиков в сквере с корабельными соснами тоже возведены в те годы... Мы открыли музей изобразительных искусств, построили Выставочный зал союза художников. Музей Тукая открыли. Представить трудно — у нас в республике не было музея Тукая!»

Натан Рахлин

«МОЖЕТ, ГДЕ-ТО И БЫЛ ЗАСТОЙ, НО НЕ У НАС»

Усманов стал председателем Совета министров ТАССР в мае 1966 года. Его предшественника, опытного руководителя Абдулхака Абдразякова, назначили заместителем министра сельского хозяйства СССР. «Я долго размышлял после того, как стало известно, что Абдразяков перейдет работать в Москву: кого же вместо него рекомендовать? — рассказывает в своей автобиографической книге Фикрят Табеев, в то время работавший первым секретарем Татарского обкома КПСС. — Я решил сделать ставку на молодых. Ситуация тех дней этого требовала. Гумеру Исмагиловичу в то время было всего 34 года. Я следил за его ростом, давал возможность проявлять инициативу, принимать самостоятельные решения. Он был прекрасным специалистом в вопросах сельского хозяйства. Память у него была исключительная, все новое он схватывал, как говорится, на лету. Несомненно, большой опыт руководства Усманов приобрел, работая в районном звене. В 1960 - 62 годах был секретарем Чистопольского горкома КПСС. В 1962 - 65 годах руководил одним из крупных в республике Набережночелнинским производственным колхозно-совхозным управлением. После этого в течение двух лет возглавлял Буинский райком КПСС.

В своем выборе я не ошибся. Гумер Исмагилович был сильным председателем Совета Министров Татарии. И по прошествии многих десятилетий придерживаюсь того же мнения. Мы с ним очень много лет рука об руку руководили большой республикой. Именно в период нашей совместной работы в республике свершались большие дела». И сам Усманов подчеркивал, что в течение 15 лет, что они проработали вместе, всегда находили общий язык.

Гумер Исмагилович был сильным председателем Совета Министров Татарии

Как-то на вопрос корреспондента газеты «Татарский мир» о том, что годы его премьерства называют застойными, Гумер Исмагилович даже возмутился: «Может, где-то и был застой, но не у нас в республике. У нас жизнь ключом била... Как нефть! Нефть — это особая история, это второе рождение республики. О нефти могу рассказывать очень много. Вот смотрите, мы первыми в стране у себя в республике добыли 100 миллионов тонн в год. Как раз 30 декабря 1970 года откачали последние тонны в счет этих рекордных 100 миллионов. А уже 14 мая 1971 года нас поздравляли с добычей миллиарда тонн с начала разработки нефтяных месторождений. В 75-м поставили новый рекорд — 103,7 миллиона. Никто его больше не повторил. 2 октября 1981-го объединение «Татнефть» добыло второй миллиард. Вот, скоро будет третий... Нефть, как мощный локомотив, тащила экономику республики в гору, вверх. «Оргсинтез», «Нижнекамскнефтехим», «Нижнекамскшина» — все эти крупнейшие предприятия появились в республике, потому что здесь была нефть. Мосты через Волгу, через Каму и Вятку мы построили благодаря нефти. Республика наша тогда по экономическим показателям обогнала Литву, Латвию и Эстонию вместе взятых! КАМАЗ благодаря нефти возвели».

«КРУПП НЕ НАШЕЛ У НАС НЕФТИ, А МЫ — НАШЛИ!»

Когда возводили камский автогигант, союзное руководство в ущерб социальным вопросам торопило со сроками. «Мне говорили: надо быстрее делать машину! Все остальное — побоку, потом сделаем, — продолжает Усманов. — А я сопротивлялся, на потом не соглашался, бумаги не подписывал. Тогда меня очень сильно поддержал Князев Сергей Львович, секретарь обкома по нефтяной промышленности... На одном совещании меня вовсю костерили, а Сергей Львович говорит: «Как вам не стыдно, все набросились на Усманова... Правильно он делает! Фикрят, поддержи!» Табеев засмеялся. Понимал — ему отвечать. Ладно, говорит, Гумер, ты все правильно делаешь, поддерживаем тебя... Вот так мы и смогли построить новый город в Челнах удобным для его жителей, с подземными переходами, с широкими проспектами...

А вот метро в Казани строили не для людей, а для политики. Но само метро — оно нужно, его надо строить дальше. В Казани каждый год добавляется больше чем 10 тысяч автомобилей, город задыхается от обилия транспорта. Без метро никак. Другое дело, что станции надо строить там, где они нужны, удобны людям».

«Рано тогда начинался мой рабочий день. Я на работу раньше всех приходил. У меня уже данные были на столе — отовсюду. Но я никаким цифрам не верил, сам лично перепроверял, с людьми сам разговаривал. Всю республику не то, что объехал, — я пешком прошел всю республику и пол-России... И никогда не было у меня привычки с собой десятки министров возить и торжественно разрезать ленточку на открытии каждого ларька... Это не в моем характере».

Что касается цифр, то недоверие Усманова голым показателям было достаточно оправданным: «Вот пишут, что получили урожай по 50 центнеров с гектара, а уже в январе ходят, концентраты просят — животных кормить нечем... А нам показатели завышать было невыгодно. Скажем, хлеб. Для того, чтобы вас не запутать, я цифры округлю. Возьмем два миллиона гектаров зерновых. По 20 центнеров получили урожай, по две тонны, это четыре миллиона тонн. Из этих четырех миллионов мы должны были 800 тысяч тонн оставить на семена. Колхозникам и рабочим совхозов отдать до 350 тысяч тонн. Третий канал расхода — на корм животным, четвертый — сдача хлеба государству. Мы старались не о рекордных урожаях заявить, а, наоборот, спрятать хлеб. Не себе же в кошелек брали — кормили республику... У нас были корма! У коровы где молоко? На языке. Мы довели до 426 тысяч голов дойных коров и доили по 3300 литров от коровы. Не знали, куда масло девать!»

«Нефть — это второй этап индустриализации республики, — вспоминал Гумер Исмагилович в канун своего 70-летия. — Немецкие, французские, другие иностранные концессионеры, как ни бились, задыхаясь от близкого запаха таинственной кладовой, не сумели найти нефтяной клондайк на Волге. А он, оказывается, был рядом, всего в нескольких километрах от их поисковых скважин. В Тетюшском районе до сих пор сохранились следы буровых — почерневшие рельсы с вензелями немецкого магната Круппа, забитые в толщу земли почти век тому назад. Удача улыбнулась нашим ученым и специалистам к концу Великой Отечественной войны. В 70-е годы годовая добыча нефти в Татарии превзошла 100 миллионов тонн. Как грибы стали расти нефтяные города в республике — Альметьевск, Лениногорск, Бугульма, Азнакаево, Заинск, Бавлы, Джалиль. Прокладывались дороги, из землянок поднималось село».

Но не все радовались большой нефти, некоторые были недовольны тем, что она «выкачивается по-разбойничьи», «увозится за границу», что все Закамье ночами залито огнем — горели сотни факелов. От интенсивной добычи попутный газ так и пер из недр, страна не знала, куда его девать, и газ просто-напросто сжигали. Как-то один японский специалист заявил в Нижнекамске: «Подарите мне хоть один факел, и я стану вечным миллионером». Никому не достались эти факелы, бесследно сгорели миллиардные сокровища страны.

Фикрят Табеев (в центре) и Гумер Усманов (второй справа) на трибуне на площади Свободы во время проведения демонстрации 1-мая

«Да, это было расточительство, — признается Гумер Исмагилович. — Если по справедливости, то надо было не добывать, а закачивать в татарстанские недра сибирскую нефть — здесь, в центре страны, обеспеченной транспортом, ее в любое время можно извлечь потом. А если перерабатывать это сырье, оно бы становилось дороже в десятки, сотни раз. Но страна, изнуренная и обескровленная войной, тогда в основном жила только за счет татарстанской нефти. Потому Москва с постоянным напором требовала: давай нефть, давай больше!

Руководство Татарстана неоднократно в течение ряда лет выходило с этой проблемой в Москву с тем, чтобы создать производства по переработке нефти. Но там нас и слушать не хотели. Единственный, кто понимал проблему, — это Николай Байбаков: «Вы не на 100, а на 200 процентов правы, — соглашался он. — Но нас нужда заставляет...»

Конечно, если весь мир вооружать, никакой нефти не хватит. Зря СССР втянулся тогда в соревнование с империализмом по гонке вооружений. Среди стран Варшавского договора основную нагрузку по этой части нес как раз Советский Союз. К сожалению, эту инерцию, взятую перед Второй мировой войной, не смогли мы преодолеть и после войны. Наштамповали танков больше, чем во всем мире! Теперь их некуда девать. Вывоз сырой нефти — это глупость. Правильно делает нынешнее руководство Татарстана, «Татнефти», взяв основное направление не на экспорт углеводородного сырья, а на его глубокую переработку».

СТРАСТИ ПО КАМАЗУ

«Для строительства КАМАЗа выбирали место тщательно, — рассказывал Усманов в интервью газете «Республика Татарстан». — Совет министров СССР во главе с Алексеем Николаевичем Косыгиным хотел разместить автозавод в Красноярском крае, а министерство автомобильной промышленности и ЦК КПСС — в Татарстане. Потому что, доказывали они с нашей подачи, в Татарстане в ходе освоения «Второго Баку», как называли тогда нефтяную промышленность республики, создана солидная строительная, монтажная база, выросли стратегически мыслящие кадры. И вот собралось специальное заседание политбюро. Ведет его Михаил Андреевич Суслов. Докладывает министр автомобильной промышленности Александр Михайлович Тарасов. Очень квалифицированно, коротко и емко докладывает, что самое выгодное место под строительство — это Татарстан. Приводит аргументы: база, кадры, транспортный узел, средняя полоса, значит, дешевле обойдется строительство, эксплуатация. Начались прения. Дмитрий Полянский, первый заместитель Косыгина, подходит к Суслову и говорит:

— Тут нечего решать, Тарасов уже без политбюро решил. — И передает Суслову фото. На нем изображен камень, вокруг которого стоят руководители Татарстана, минавтопрома, а на камне написано: «Здесь будет сооружен Камский автомобильный батыр».

— Тарасов, как это объяснить? — не без раздражения спрашивает Суслов.

«Для строительства КАМАЗа выбирали место тщательно», — рассказывал Усманов

Татарстанцы действительно обошли «все нижние чины» руководства страны: отдел машиностроения ЦК КПСС, автопром, Госплан, Госснаб и другие ведомства, которые и вершили тогда все дела в стране. Тарасов легко вышел из трудного положения:

— Михаил Андреевич, мы выбирали 20 возможных мест по стране, — сказал он, не моргнув глазом. — Такие же фотографии мы можем представить вам с каждого места. Это не решение автопрома, а творчество местных фотографов.

Суслов, помявшись, выдавливает:

— Татарстанский вариант, пожалуй, можно одобрить.

Позже мы выяснили, как это фото попало в руки Полянского. Оказывается, незадолго до заседания политбюро в Набережные Челны инкогнито приезжал один из помощников Косыгина по фамилии Добринец. Сказал, что проездом, интересуется проектом стройки. Ему показали фотографию. Он попросил ее на память. Так фото дошло до политбюро. Руководство Татарстана, прежде всего первый секретарь обкома Фикрят Табеев, не только хотело, но всеми методами боролось, чтобы посадить автозавод на земле республики. Были не только желания, но и возможности — строились нефтехимкомбинат, Нижнекамская ГЭС. Это надо представить, какое бремя добровольно взвалил на себя Татарстан, ведь одновременно с гигантами индустрии намечалось строительство городов с населением в сотни тысяч человек. Строили небывалыми темпами — ежедневно осваивалось по миллиону рублей капиталовложений — это по курсу рубля 70-х годов (тогда рубль официально стоил дороже доллара). И республика не прогадала: сегодня КАМАЗ и Нижнекамский нефтехимкомбинат — ведущие предприятия в Татарстане и России.

ЕЛАБУЖСКИЙ ТРАКТОРНЫЙ ПРОТИВ ПРОДОВОЛЬСТВЕННОЙ ПРОГРАММЫ

Не успели остыть страсти по КАМАЗу, как Татарстан затевает новую стройку — Елабужский тракторный завод. Тогда, в начале 80-х, страна была озабочена продовольственной программой. Колхозы и совхозы перестали наращивать производство продукции, производительность безнадежно падала, потому что села оголялись, люди убегали в города. На селе некому было работать. Остались только пенсионеры и пьяницы. Страна, имеющая самую обширную в мире пашню, лучшие черноземы, стала продуктовым наркоманом — год от года все больше закупает зерна, мяса, других продуктов из-за рубежа. В стране растет дефицит на продукты, всюду очереди, прилавки пустеют, вводятся система талонов, спецраспределители для чиновников. Руководство страны, чтобы поправить положение, решает повысить сельскую производительность труда за счет увеличения выпуска пропашных тракторов. На территории Башкирии, в городе Нефтекамске решением партии и правительства намечено строительство крупнейшего в стране тракторного завода. А строить поручено объединению «Камгэсэнергострой», дислоцированному в Набережных Челнах.

Однажды утром в Казань первому секретарю Татарского обкома партии Усманову звонит Михаил Горбачев, тогда второй секретарь ЦК КПСС, курирующий сельское хозяйство:

— Товарищ Усманов, с каких пор ты стал противником продовольственной программы?

— У нас в республике все в порядке, — отвечает Усманов.

— Я не про вашу республику, а имею в виду решение политбюро о строительстве тракторного завода. Почему строителей не направляете? Шакиров, сосед, к вам обращался? Как нет? Я подскажу ему.

На другой день в Татарский обком звонит первый секретарь Башкирского обкома Шакиров:

— Пришли, пожалуйста, начальника стройки.

— Пришлем.

Евгений Никанорович Батенчук, начальник стройки КАМАЗа, съездив в Башкирию, рассказывал:

— Шакиров ничем не хочет помочь: говорит, вам ЦК поручил, вы и стройте... Там нет никакой строительной базы, нет кадров. Если все возить из Набережных Челнов, то надо построить мост через реку Белую, на что уйдет два года, или возить стройматериалы через башкирский город Октябрьский, а это круг в 750 километров. Словом, стройка в Башкирии обойдется на 3 миллиарда дороже и растянется на три года дольше.

Мы предложили свою площадку — в Елабуге, где готовилась площадка под авиационный завод, который из-за начала строительства КамАЗа решили перенести в Ульяновск.

С таким обоснованием Усманов приезжает в Москву. Его встречает Горбачев и с ходу идет в нападение:

— Ты что, против решения ЦК? Тебе надоело работать в обкоме? Решено же строить тракторный в Башкирии!

Усманов был знаком с Горбачевым еще раньше, когда тот работал в Ставрополье, не раз встречались на партийных застольях, но близко так и не смогли сойтись.

— В Елабуге стройка пойдет быстрее и дешевле, — парирует Усманов. — Если вы против, то я пойду к Черненко.

— Иди. Но только не говори, что был у меня. — Чего-чего, но хитрости Горбачеву не занимать. Дело может пострадать, а себя в обиду не даст.

На другой день совещание по вопросам развития сельского хозяйства страны открывает Константин Устинович Черненко, тогдашний Генеральный секретарь ЦК КПСС. Открыл и ушел. Тогда Усманов идет к нему в кабинет и показывает свои наработки.

— Надо поддержать, — сказал Черненко и тут же написал поручения Байбакову (Госплан), Воронину (Госснаб), Непорожнему (минэнерго), Ежевскому (министерство тракторной промышленности), Полякову (минавтопром): «Анализ Татарского обкома заслуживает уважения и поддержки. Прошу в 10-дневный срок внести предложения».

Строительство КамТЗ начинается в тех же темпах, как и на КАМАЗе. Если бы не развал Союза, то, по словам Усманова, завод в Елабуге «стал бы заводом заводов»...

СТАЛИ БЛИЖЕ БЕРЕГА

Аналогично пробивался мост через Волгу. Долгие годы на просьбы Казани Москва отмахивалась, предлагала несерьезные варианты: проложите между двумя железнодорожными мостами в Зеленодольске перемычку, как в Ульяновске, или постройте автодорогу к будущему мосту в Чебоксарах. Все это не устраивало Татарстан. Помог случай. В сооружении КАМАЗа участвовало и министерство транспортного строительства СССР. Курировал стройку заместитель министра Николай Ильич Литвин. Однажды Усманов повез его в Зеленодольск, где три парома не справлялись с переправой через Волгу, очереди автомобилей по обоим берегам вырастали до трех километров, а зимой работали через переправу короткие поезда-вертушки.

— Обратитесь к министру, я вас поддержу, — пообещал Литвин. Министром был Кожевников, жесткий и чуткий одновременно, жена у него оказалась татаркой. Чак-чак, прихваченный на всякий случай, стал лучшим подарком, размягчившим душу старика.

— Мост нужен не столько Татарстану, сколько Союзу, — настаивал глава республики.

— Если найдете деньги, я построю, — заявил Кожевников.

Строительство моста через Волгу (фото главного инженера строительства Николая Голубева, источник: vuchich.livejournal.com)

Усманов на радостях пригласил министра в Татарстан, на что он ответил с грустью: «Я не транспортабельный», — и показал опухшие ноги. На «Спартаке» ему сшили унты из собачьей шкуры, после чего он от души поблагодарил казанцев: «Совсем другую жизнь почувствовал».

Теперь Казань соединена с Москвой, Ульяновском и другими городами прямым, как стрела, километровым мостом через Волгу.

Завершив переправу на Волге, руководителям Татарстана удалось перевести строителей на Каму. Здесь нам долго не везло, но руководству Татарстана удалось найти уникальный документ — постановление Совнаркома от 1936 года, подписанное Молотовым и с резолюцией Сталина «Утверждаю» о строительстве железной дороги Казань — Бугульма с мостовым переходом через Каму. Уже начали сооружать земляные насыпи близ Сорочьих Гор, но война вынудила прекратить строительство. Зимой 1941 - 42 годов была проложена рокадная железная дорога Казань — Ульяновск, чтобы спасти окруженный фашистами Сталинград. Теперь через Каму сооружен мостовой переход длиной 15 километров.

Подготовил Михаил Бирин

Продолжение следует.

Читайте также:

Гумер Усманов: «Я не хотел работать секретарем. Быстро уволился и подался в Казань...». Часть 1-я